Я — для тебя

— Юграм, — шепнул воздух. Хашвальт стоял посреди пустыни, в тени гигантской буквы «В». Больше вокруг ничего не было. Ни домов, ни деревьев, ни даже самого чахлого кустарника. Только песок и небо. — Юграм. Хашвальт оглянулся, пытаясь понять, откуда его зовут, но голос доносился одновременно отовсюду. Он не был ни мужским, ни женским, ни тихим ни громким, ни высоким ни низким. Он просто был, и все. — Слышишь меня, Юграм? — спросил он. — Помнишь меня? Хашвальт опустился на колени и склонил голову. Он не помнил никого с таким голосом, но почему-то знал, как следует ответить. В груди разливалось ощущение покоя и уверенности в своем всемогуществе. Наверное, шинигами, впервые услышав свой занпакто, чувствовали то же самое. — Да, Ваше Величество, — сказал Хашвальт. Его разбудил солнечный свет, щекочущий ресницы, шум листвы, доносившийся из раскрытого из раскрытого окна, и знакомые трели. Будильник. Хашвальт раскрыл глаза — откуда будильник, Базз Би же его расколотил. А, ну да, это другой будильник. Комната, впрочем, тоже была другая. Как и мир за окном. Мир Живых. Хашвальт смутно помнил, как они проходили процедуру регистрации у Солнечных Ворот и получали браслеты, фиксирующие реяцу. Он был готов к тому, что охрана развернет его обратно, но этого не произошло. Наверное, Хейлицу и голову не приходило, что «милому Юго» захочется сбежать. Ему бы и не захотелось — если бы не Базз Би. Когда Хашвалт бормотал что-то про свою семью и луки, которые взрываются в детских руках, он просто сжал его плечо и тихо сказал: — А если завтра ты убьешь себя или попробуешь убить его, зашибись твоей семье будет, да? И у Хашвальта закончились аргументы. Ему очень хотелось немного покоя и свободы. В Киото они долго бродили в поисках нужного дома — от волнения Базз Би что-то перепутал с координатами, и Тень выкинула их почти на окраине, а общественный транспорт уже не ходил. Потом поднимались на скрипучем лифте под самую крышу. Девушка с таксой, в последний момент заскочившая в кабину, с недоумением разглядывала мундиры. А когда она улыбнулась и произнесла непонятное слово «косплей», Базз Би почему-то захохотал, как гиена. — Я тут раньше жил с родителями, — сказал он, отпирая ключами дверь, — когда они… В общем, после той поездки дедушка эту квартиру сдавал и клал деньги на мой счет. А я из них сейчас плачу за коммунальные услуги. Не хочу, чтобы тут жили посторонние, понимаешь? Кажется, он говорил что-то еще, показывал кухню, стены которой были разрисованы меносами, рассказывал, как открываются окна, и болтал о всякой ерунде. Хашвальт уже не различал слов, ему просто нравилось слушать. И хотелось еще раз обнять Базз Би и обо всем подумать, разработать план, разложить все по полочкам. С полочками, впрочем, не задалось — потому что когда со спины обняли теплые руки, Хашвальт провалился в сон и спал крепко, как в детстве. А когда проснулся, точно знал, что надо делать с Хейлицем. Вернее, ему рассказали. На кухне — Базз Би вчера назвал ее меносовой пещерой и предупредил, что каждый, кого он сюда приводит, обязан нарисовать нового меноса — пел магнитофон и пронзительно пахло краской. Хашвальт остановился в дверях и прислонился к косяку, впитывая в себя этот момент. Что-то подсказывало ему, что это обязательно надо сделать. Базз Би сидел на полу и был занят тремя делами одновременно: подновлял контуры самого крупного меноса, отбивал босой ступней ритм льющейся из магнитофона песни и подпевал исполнителю — фальшиво, но с большим удовольствием. Подвернутые джинсы были все в пятнах, на подоконнике валялась скомканная майка. Хашвальт подошел и приоткрыл окно. Воздух был горячим. То ли от пламени, которое теперь жило в Базз Би, то ли от мысли, что их отношения больше никогда не будут прежними. И почему, чтобы понять это, им обоим понадобился Хейлиц? Впрочем, сейчас Хашвальту не хотелось об этом думать. Хотелось сидеть на нагретой солнцем кухне, смотреть на меносов и на яркую, немного нелепую татуировку, которая удивительно шла Базз Би. Когда он хвастался эскизом — казалось, это было сто лет назад — Хашвальт думал, что речь идет о голени или предплечье, но радужный дракон занял место на спине, от лопаток до поясницы. — Этот, зараза, вечно выгорает, а ты дорисовываешь, дорисовываешь, дорисовываешь... — пожаловался Базз Би, не отрываясь от дела. — Юго, мы с Раммштайном тебя разбудили, что ли? Погоди, я сейчас сделаю звук потише. — Не надо, — улыбнулся Хашвальт. — Я, кажется, на тысячу лет вперед выспался. — И добавил без всякой связи: — Мне нравится твой дракон. — Да? — просиял Базз Би, снова поворачиваясь спиной. — А дед вот расстроился. Оказывается, в Японии татуировки делают только якудза, и разукрашенных людей не пускают в общественные бани. Самое смешное — вот никогда не хотелось в общественную баню, а теперь хочется, представляешь? А еще она чешется — жуть. — Базз Би несколько раз свел лопатки. — Но это пройдет. Любая фигня проходит, правда, Юго? — Любая, — подтвердил Хашвальт. Он только что вспомнил еще кое о чем. — Базз у тебя есть ножницы? Или бритва. А лучше и то и другое. Базз Би отложил кисточку. — Если поискать, то найдутся. Что резать будем? — деловито поинтересовался он. В голосе прорезались беспокойные нотки. — Меня. — Хашвальт наткнулся на нечитаемый взгляд и оттянул прядь волос. — Хочу от этого избавиться. Мне надо. Он сглотнул вязкую слюну, вспомнив, с каким усердием мыл голову после самой первой субботы, проведенной в резиденции канцлера. Извел весь шампунь, проторчал под душем несколько часов, пока в дверь с воплем «Эй, тебя там что, в канализацию засосало?» не начал ломиться Базз Би. А наутро волосы все равно пахли Хейлицем — его табаком, его пальцами, его дыханием. Этот запах окутывал Хашвальта плотным облаком, словно напоминая, чей он теперь. — Вот ты балбес, Юго, — поморщился Базз Би. Темные блестящие глаза смотрели тепло и серьезно. — Их не надо состригать. — Он подцепил светлую прядь и пропустил ее между пальцами. — Ты — это ты, понимаешь? И волосы у тебя красивые. Хашвальт молча глядел на него, на короткие темные ресницы, линию скул, на перепачканные краской губы — кисточку, что ли, грыз? Конечно, слова ничего не меняли. Волосы еще долго будут пахнуть вишней, а сам Хашвальт— оборачиваться в коридорах в поисках знакомой фигуры, но сейчас все эти вещи отступали куда-то на задний план. Жизнь делала очередной крутой поворот. — У тебя краска на лице, — хрипло сообщил Хашвальт. Вдоль позвоночника пополз жар. — И у меня сейчас тоже будет. И уже не имело значения, кто к кому потянулся первым. Поцелуй получился не таким быстрым и смазанным, как первый, торопиться было некуда, да и Ванденрейх, казалось, существовал где-то в другой реальности, на страницах книг, например. Хашвальт не сдержал улыбки — в такой момент думать о книгах, Базз Би наверняка нашел бы, что сказать по этому поводу. Он пробовали друг друга на вкус, обмениваясь дыханием. Базз Би молча гладил спину Хашвальта медленными плавными движениями, от лопаток вниз до самой поясницы, и смотрел так, будто снова собирался развести пожар до самых небес. Хотя нельзя было сказать, что он этого не делал. Хашвальт обхватил Базз Би за шею и приподнял бедра, позволяя стянуть с себя пижамные штаны, потянулся к застежке джинсов и замер, уловив чужую неуверенность. — Что? — Ничего. — у Базз Би еще никогда не было такого взгляда — дикого и растерянного одновременно. — Просто… После всего этого… Я не хочу сделать… — Ты не сделаешь,— уверенно ответил Хашвальт. «Пожалуйста, я хочу тебя в себе», захотелось добавить ему, но, кажется, воздух в легких кончился. Базз Би судорожно выдохнул и прижался теснее, а потом отстранился и завозился, судорожно избавляясь от одежды. Хашвальт потерся о него бедрами и потянул за плечи, увлекая за собой на пол, укладывая на себя, а Базз Би беспорядочно целовал его веки, шею, скулы, прикусывал кожу на предплечье и вжимался лицом в волосы. Хашвальта вело от его теплого дыхания, с языка рвалась какая-то чепуха, и он одергивал себя, прикусывая губу. Базз Би все еще смотрел вопросительно, словно предлагая Хашвальту сбежать, даже когда оттягивал ягодицу и вводил первый палец. Потом протолкнул второй, и Хашвальт все-таки не сдержал стон. Протяжный, тихий он щекотнул язык и прокатился по пересохшему горлу. Плечи Базз Би тут же закаменели. — Нормально, нормально, — торопливо прошептал Хашвальт, расслабляя мышцы, глубже впуская его в себя, и Базз Би перестал сдерживаться. Они оба перестали, и то, что казалось зыбким и эфемерным, вдруг приобрело четкие очертания, стало теплым, осязаемым и очень правильным. Сейчас Хашвальт даже не мог представить, что когда-то жил без этого. Базз Би двигался в нем, и он дышал, тяжело и рвано, смаргивая слезы и цепляясь за плечи, а потом начал выгибаться и вскрикивать в ритм толчкам. Он насаживался на член, до упора впуская в себя горячую плоть, и не мог понять, где чей пульс, где чей запах, словно он был Базз Би, а Базз Би был им. Хашвальт кончил, когда пальцы Базз Би погладили губы и толкнулись в рот. Зажмурился, силясь сдержать бегущие по вискам слезы, и растворился в мутном мареве первого в жизни оргазма. Он чувствовал все свое тело, запахи стали ярче, и даже воздух был каким-то другим. Хашвальт приоткрыл рот, через силу вталкивая воздух в легкие, перед глазами расплывались пятна, разноцветные, словно грива дракона. — И соседям развлечение, — довольно протянул Базз Би — мастер портить моменты. — Воды, кстати, нет, смеситель утром полетел. Хашвальт потерся макушкой о его подбородок. — Давай сходим в общественную баню. * * * — Надо полагать, у тебя были каникулы? — холодно спросил Хейлиц. Над его головой качались гигантские весы, их чаши были украшены крестами квинси. Хашвальт наклонил голову, любуясь. В конце концов ему удалось убедить Базз Би отпустить его сюда одного, хотя потом пришлось помогать ему выносить на помойку обгорелую мебель. Впрочем, тот диван не нравился им обоим. Хашвальт пересек кабинет и остановился в двух шагах от письменного стола — так же, как два месяца назад. — Не сомневаюсь, что вы придумали для меня наказание, — произнес он. — Знаете, у меня всего несколько минут, чтобы сказать вам все, что я хочу. Грохот цепей становился все громче. Хейлиц, конечно, его не слышал. А вот на слух Хашвальта этот звук ложился музыкой. — Вы были правы, когда говорили, что Яхве нет в Ванденрейхе. Но если некой сущности предложили дом, то почему бы ей там не остаться? И я говорю не только о саркофаге. Я говорю о вас. Вы сказали, что желаете, стать Яхве — и вы им станете. Император считает, что ваше тело ему подойдет. — Ты рехнулся, мальчик? — Хейлиц отодвинул кресло, но подняться не успел. Тяжелый и удобный меч лег в руку. Хашвальт ощущал его успокаивающую тяжесть. — Способностью первого квинси всегда был Баланс, — продолжил он. — Вам очень много везло в последнее время, и ваша жизнь будет уничтожена равным количеством неудачи. Хашвальт взмахнул мечом и ударил по весам.