I think I'll miss you forever Like the stars miss the sun in the morning skies Late is better than never Even if you're gone I'm gonna drive, drive Kiss me hard before you go Summertime sadness (c) Lana Del Rey - Summernight Sadness
Отец умер уже около полутора года назад, но мисс Эрон – с юношеским упрямством – не желала отказываться от траура так скоро. Пару раз мачеха – еще молодая и довольно-таки привлекательная женщина – принималась укорять девушку, но всегда в итоге оказывалась в проигрышной ситуации, и ей невольно приходилось отступить. А отказываться от траура самой, в то время как Ирэн продолжает ходить в черном и избегать столь любимых ею танцев, было бы просто-напросто неприлично. В конце концов, что подумают соседи и знакомые?.. Это было страшнее всего. Но за одно Ирэн была благодарна (если это можно так назвать) мачехе – она не торопила ее с замужеством, хотя время от времени – исключительно намеками – давала девушке понять, что скоро она станет совершеннолетней, а в этом возрасте неплохо было бы уже обзавестись состоятельным мужем. Все знакомства, которые миссис Эрон устраивала падчерице, были исключительно поверхностными, и среди них точно не присутствовал ни один молодой (или не совсем молодой) человек, которого ей могли бы прочить в мужья. Возможно, именно поэтому Ирэн не почувствовала никакого подвоха в том, что одним теплым апрельским днем на вечере у живущих неподалеку Ливерседжев она была представлена школьному другу хозяина – молодому человеку по фамилии Форсайт, но с незапоминающимся именем. Внешне он не производил никакого особенного впечатления – обыкновенный лондонский денди, которых там сейчас пруд пруди, с высокомерным взглядом и претензиями на оригинальное мышление. Она видела множество таких на музыкальных вечерах у Ливерседжев и, все время наблюдая со стороны, не приближаясь на такое расстояние, на котором люди обыкновенно утрачивают объективность суждений, сумела составить о подобных мистеру Форсайту свое мнение. Это был не ее круг общения. И никогда не смог бы им стать. Не то что бы люди этого круга были ей неприятны, или им было бы не о чем говорить, просто каким-то затаенным в глубине человеческого сознания седьмым чувством Ирэн понимала, что – это все не ее. Это все находится вне ее небольшого, но уютного мира, заключенного в свои рамки со своими правилами, где центральным ядром, удерживающим вместе все составляющие, была красота. В частности, красивая музыка, которую Ирэн любила по памяти наигрывать на фортепиано в гостиной их дома в Борнмуте – легонько касаясь пальцами одной только правой руки гладких клавиш, в полутьме – окна гостиной выходили на солнечную сторону, во второй половине дня солнце слишком нагревало всю мебель в комнате, и там было просто невозможно находиться из-за ужасной – для весны – жары, и миссис Эрон приказывала служанкам задергивать занавески сразу после завтрака. С мистером Форсайтом было точно так же, как и со всеми предыдущими – Ирэн запомнила его, но их прямые не пересеклись. Помимо всего прочего, ей в память глубоко засел намек на его желание жениться на девушке, не слишком тактично высказанный при мачехе во время их совместной прогулки по набережной. Ирэн не могла сказать, что мистер Форсайт ей не нравился, вовсе нет. Просто он не нравился ей так, как полагается нравиться потенциальному жениху. Ирэн была старомодна – она все еще верила в настоящую любовь между супругами – и бедна – у нее не было ни единого шанса проверить эту теорию на практике. Это обидно, когда дело касается человека, единственное – и, возможно, самое великое в мире – предназначение которого на этой земле – любить. - Главное – выйти замуж, - твердила миссис Эрон, проходя в холл и снимая шляпку после прогулки. – И выйти замуж за состоятельного молодого человека. А любовь… любовь приложится. Если бы ни доставшееся по наследству от отца упрямство, Ирэн уже начала бы верить мачехе. Но она стояла на своем. Разве что только… с каждой новой встречей – неловко столкнулись в музее, случайно увиделись на прогулке в парке – «мисс Эрон! Надо же, какое совпадение, я как раз думал о Вас: Вы так же прекрасны, как и этот летний день» – она начала присматриваться к нему. В этом человеке определенно что-то было. Что-то притягательное. Возможно, его чувство юмора и умение рассказывать. Возможно, его утонченный вкус, не позволяющий являться с слишком ярким, вульгарным букетом. Возможно, его безумная влюбленность в нее?.. Влюбленность, заставляющая делать визиты – с букетами цветов – вечером, раз в неделю, откуда-то узнавать ее расписание, выполнять все ее прихоти, с трудом скрывая улыбку, приглашать на верховую езду и смотреть на нее во время прогулки – украдкой, краем глаза, затаив дыхание – обожающим взглядом. Взглядом человека, точно заявляющим: «Я люблю Вас, я люблю Вас больше жизни, я люблю Вас, Ирэн, но, поверьте, я никогда не буду Вас ни к чему принуждать – тем более, принуждать любить меня супротив Вашей воли, я сделаю все, я стану для Вас всем, я люблю Вас, и эта любовь сводит меня с ума, потому что от нее нет спасения». Возможно, тогда он даже был честен. Возможно, он был честен даже во время завершающей прогулке по парку – лето катилось к логическому концу, и на улице темнело раньше, а они задержались, слишком долго простояв – молча, бок о бок – у пруда. - Я завтра уезжаю, мисс Эрон. Завтра утром. - В Лондон? - Да. Впереди уже показались ведущие из парка ворота, и мистер Форсайт задержался у одного из фонарей: либо сейчас, либо никогда. Другого шанса не будет. - Разумеется, я еще вернусь в Борнмут – возможно, зимой – но мне… хотелось бы подарить Вам кое-что. На память. Ирэн удивленно приоткрыла рот, заметив блеснувший в свете фонаря ободок кольца. - Мистер Форсайт! – прошептала она. Девушка хотела сказать еще что-то – возразить, сказать, что это совершенно лишнее, но слова тугим, сухим комом застревали у нее в горле. - Я знаю, Вы будете против. И все-таки, примите его. Это ни к чему Вас не обяжет – обыкновенный подарок на память. Обыкновенное кольцо. Все хорошо, и Вы все еще свободны. Вам ведь… это дороже всего? Свобода? Ирэн молча кивнула и, понимая, что все попытки возражать в мгновение ока разобьются о поистине каменную твердость мистера Форсайта, протянула туго затянутую в перчатку узкую ладонь. - Зачем? – прошептала она, поднимая на молодого человека глаза, когда он осторожно вложил ей в руку кольцо. Даже не настаивая на том, чтобы она его надела. - Вы действительно хотите это знать? – Его голос звучал серьезно – как никогда. Либо сейчас, либо никогда. Другого шанса у Ирэн не будет. - Разумеется, мистер Форсайт. - Я люблю Вас. Несколько мгновений – они растягиваются в целую вечность, душную, сумрачную, летнюю вечность – Ирэн стояла молча, не сводя с мужчины пристального взгляда. Без сомнений, она знала это. Девушки всегда чувствуют подобное. И все-таки, услышать эти слова лично от него было… странно. Мягко говоря. Словно ударили под ребра, и на один невыносимо длинный миг перехватило дыхание, и все шестеренки, приводящие в движение сердце, с тоскливым скрипом остановились. Его слова еще продолжали висеть в воздухе – тихие, незатейливые, загрубевшие со временем – слишком часто ими пользовались не по назначению. Но вот механизм снова приходит в движение. Можно дышать. - Спасибо, мистер Форсайт, - выдохнула она в душный, терпкий воздух августовских сумерек. - Сомс. Меня зовут Сомс. Они простились уже у самого крыльца. Она зашелестела длинной черной юбкой вверх по ступеням, он, помедлив пару секунд, повернулся и пошел в направлении вокзала, громко стуча каблуками выходных туфель по пыльной мостовой. Он больше всего хотел броситься ей вдогонку, заключить в объятия и прошептать, как безумно ее любит, как полюбил уже тогда – увидев впервые, стоящую поодаль от остальных, в трауре – и как никогда и никого больше не сможет полюбить. Она больше всего хотела, чтобы он бросился ей вдогонку, заключил в объятия и прошептал, как ее любит, как полюбил уже тогда и как никогда и никого больше не сможет полюбить.***
1893 год - Заходите завтра на чай, - с улыбкой добавляет в конце старый Джолион, остановившись у самого крыльца дома Ирэн. - Непременно, мистер Форсайт. Вы же знаете, как я привязалась к вам с Холли, - улыбается в ответ Ирэн. Она еще не успевает полностью вернуться из своих воспоминаний в нынешнее время – август, вечер, 1893 – и улыбка невольно выходит грустной. - А Вы знаете, как мы с Холли привязаны к Вам. И не забывайте этого… пожалуйста. - Даже если захочу – не смогу, мистер Форсайт. Поверьте. - Джолион. Меня зовут Джолион. Когда входная дверь наконец громко захлопывается за ней, и девушка остается одна, наедине со своими мыслями, она опускается в кресло у давно потухшего камина. В такую жаркую ночь камин не нужен. Взгляд невольно пробегает по каминной полке – нет, Ирэн не смогла просто так взять и выбросить эту фотографию, сделанную одиннадцать лет назад на их с Сомсом обручение. Тогда это была семейная фотография, теперь – памятник былым иллюзиям и… чувствам?.. Ирэн долго всматривается в изображенном там лицо – она видела Сомса на днях мельком, когда ездила в Лондон за новыми нотами, он ничуть не изменился – и с тяжелым вздохом шепчет в ночь: - Что же пошло не так?..