Ангел и Демон

      Вот это она могёт! Еле удержался на ногах, чудом не врезавшись в стол. А вот ей повезло меньше: её откинуло прямо в стеллаж с книгами. Те выбросы энергии, что возрастали внутри неё, сейчас потухли. Они вышли за пределы оболочки, и как следствие получилась волна, сносящая всё, что находится в поле своего действия.       Отдышался и осторожно подошёл к девочке. Не то, чтобы мне было её жаль. Погибнуть от меня или по своей глупости я ей позволить не могу. Всё-таки это интересный экземпляр для наблюдений. Но и отрицать эмоции и чувства, что возродились внутри меня с нашей первой встречи, глупо. Не думал я, что способен на что-то человеческое.       Убираю в сторону книги. Их расставлю позже. Аккуратно переношу девчонку снова на диван. Внимательно осматриваю новые раны: особое внимание заостряю на виске, где стекает кровь. Приходится обрабатывать. Я бы мог всё спихнуть на медиков, разыграв различные ситуации: от неудачного падения с лестницы до неосторожности на дороге. Но это ещё успеется. Пока принимаюсь за свою непосредственную работу: выискивание и отбор новых жертв.       Чем-то цепляют меня её голубые глаза, эта детская доверчивость. Черное сердце начинает ёкать, стоит о ней вспомнить или прикоснуться. Это настораживает, но не отпугивает. Умение брать ответственность за слова и поступки отличают меня от тех немногих ухажёров, что крутились около Алёны. Хмыкаю, вспоминая, как она болтала со мной и строила такие моси, что все сосунки разбегались от неё, сверкали одни пятки. Она, конечно, злилась на меня, но не позабавиться так было бы кощунством.       Замираю, когда слышу едва различимое мычание со стороны дивана.       — О, а вот и наша спящая красавица проснулась, — когда подхожу ближе, понимаю, что «временная слепота» спала.       — Что прои… — проглатывает слова, смотря на меня с ужасом. Забивается в угол дивана. Хоть не орет, уже радует. Морщится и трогает ссадину на виске.       — Для этого и нужно заклятье, — больше для самого себя говорю я.       — Сотри мне память, — просит она спустя некоторое время. Не глядит, боится.       — Не хочу.       Ближе к ней не подхожу. Чувствую, как быстро и громко бьётся её сердце и вижу, что она дрожит. От страха. Даю ей время свыкнуться с увиденным. Рано или поздно это бы произошло. Только детям я не показываю свою натуру. Остальные жертвы обязательно видят это перед смертью.       — Я хочу домой, — вновь привлекает к себе внимание девчонка.       — Я пока занят. Как освобожусь, тогда посмотрим. И хватит трястись, не съем я тебя! Прибери лучше после себя, — указываю рукой в сторону разбросанных книг. Сам же удаляюсь к своему рабочему столу, изредка поглядывая на Алёну.       Она первое время просто сидит и будто ведет внутренний диалог. Настраивается и привыкает. Пытается незаметно поглядеть на меня, но натыкается на мой взгляд и тут же тушуется.       Отвлекаюсь на дела насущные и перестаю за ней следить. Что мы имеем? Беру самую верхнюю папку, откуда на меня смотрит мужчина. Опухший, с маленькими глазками, вторым подбородком и трехдневной щетиной. С отталкивающей энергетикой. Не люблю пьяньчуг. Переворачиваю страницу, пропуская стандартные характеристики: дату рождения, возраст, рост, вес и прочее. Меня интересует совсем другое. Заболевания и жизненные «приключения», так я их зову. Проверка на вшивость: наличие каких-либо серьёзных заболеваний или отсутствие важных органов в ходе перенесённых операций — личный мой пункт. Не хочется марать руки о тех, кто неполноценен. Они уже испорчены до меня. Добивать кого бы то ни было не в моих правилах. Даже если сильно хочется. Я могу лишь посодействовать в этом…       Кхм, что-то я отвлекся. Страдает печень, проблемы с лишним весом (это я и так понял изначально), сердце начинает шалить. И гастрит, куда ж без него. Не мой уровень, даже на самый чёрный день он мне не нужен.       Заставляю досье на этого человека зависнуть в воздухе. Хватает одного щелчка пальцами, чтобы поджечь папку. Огонь быстро съедает её, оставляя после себя чёрные частицы, которые опадают одна за другой в специальную чашу. Пепла уже накопилось прилично, но я всё равно храню остатки прежних сожжённых душ. Потом уже, когда накопится достаточно, рассеиваю пепел на каком-нибудь пустыре или заброшенных развалинах. Так освобождаю место для новых душ.       Далее беру папку с девочкой. Алина Нестерова. Неестественно белые волосы с зелёными прядями, зеленые глаза с желтоватым оттенком должны наверно навевать страх или хотя бы заставлять обходить такую боевую девчонку стороной, но я бы подошел. Азартная, дерзкая. Но это маска, не очень умело приправленная боевым кричащим макияжем. Такую сложно не заметить. Даже интересно, чего её мне подсунули.       Переворачиваю страницу, мельком замечая цифру 15 напротив «возраста». И чего ей не живётся?       Из заболеваний только бронхит, ветрянка и то в детстве. Удаление аппендицита. Но это пустяки. Читаю дальше. Полная биография мне не так интересна, как её последние несколько лет до текущего момента. Не могу сдержать раздосадованного вздоха. Любовь, ну, конечно! Зависть, что некий Артём, который на полголовы ниже неё, выбрал её подругу и с ней крутит шуры-муры. Алина тогда и одевалась по-другому, как все. И милые веснушки у неё были, которые ей так не нравятся и по сей день. А «были», потому что она замазывает их, как и многочисленные прыщи слоями штукатурки, становясь всё больше похожей на куклу.       — Кто это? Что ты делаешь? — тихо спрашивает подкравшаяся сбоку Алёна, заставая меня врасплох.       — Выбираю жертв. Вот эта очень хорошенькая, — смотрю на девчонку, а она разглядывает мой стол, заваленный такими папками. Аккуратно берёт одну и вчитывается в текст. По мере чтения её пульс несколько раз сбивается с ритма, глаза увеличиваются в размере, и краска приливает к щекам и ушам. Лишь бы не задымилась, а то тушить даже будет нечем. Резко захлопывает папку и двумя пальцами, словно червяка держит, откидывает на груду бесчисленных братьев-папок. Ещё и руки о штаны вытирает и смотрит теперь с неприкрытой брезгливостью на эти документы, обернутые плотным картоном. Сколько себя помню, ни разу еще не получалось полностью разобрать всю эту макулатуру. Она только растёт и растёт.       — Что, не впечатлилась? — скрыть смешок не получается. Меня одаривают гневным взглядом. Девочка еще не догадывается, что так только раззадоривает меня. Что ж, поиграем!       — Это мерзко! — ещё и ножкой топает. Складывает руки на груди, посылая в меня импульсы своего недовольства. А чего же ты хотела, милая?       — Это моя жизнь. У тебя свои устои, у меня свои. В этом нет ничего плохого. Просто мы с тобой из разных миров. Наши взгляды на жизнь отличаются, — прохожу к креслу, стоящему на расстоянии от дивана. Ей киваю на него. Решаю держать дистанцию, понимая, что так ей будет безопаснее.       — Но всё равно это… — тяжело вздыхает, не заканчивая мысль. Теребит в руках завязки от штанов.       Какое-то время сидим молча. Я рассматриваю её, наблюдаю. Моя игра с ней, кажется, подходит к концу. Я хоть и не разгадал её суть, но ждать больше не могу. Иначе стану помешанным, а мне этого не нужно.       — Я не знаю, что за выброс энергии был, когда ты врезалась в стеллаж. Могу лишь предположить, что ты аффекта, своего рода сильно подвержена эмоциям. Тогда ты сильно негодовала… Это похоже на снежный ком. Всё напряжение последних месяцев, может даже и не связанных со мной, всё это копилось внутри тебя. И когда достигло пика, случилась разрядка, — стараюсь подбирать слова и внимательно считываю поведение и прислушиваюсь к дыханию. Оно для меня сейчас главный помощник. Пока всё нормально. Хмурится, не всё понимает или не хочет понимать, но слушает. Уже хорошо. Предупреждая новые вопросы, вываливаю на неё всё то, что удалось мне узнать. — Я не знаю, кто ты. Но явно не простая девушка. Что-то в тебе есть и это что-то сдерживает силу внутри тебя…       — Что? — рассеянно смотрит на меня и начинает мотать головой из стороны в сторону. — Ты шутишь? Нет, нет, нет. Этого не бывает! Ты меня разыгрываешь. Да? — я мотаю головой в знак несогласия, но это распаляет её сильнее. Я вновь начинаю чувствовать это скопление энергии внутри неё. Возникает ощущение неизбежного. Знаешь, что поток силы обрушится, но сделать ничего не можешь. Всё будет бесполезно.       — Ты и маску страшную нацепил… — продолжает свои умозаключения, а после будто вообще начинает сама с собой говорить. Вскакивает и нервно обходит всё обозримое пространство. То заламывает пальцы рук, то почти невесомо касается любых предметов или стен. — Где мы? Подвал? Откуда это всё?..       Даю ей время на беготню и своеобразный уход от проблемы. Молча наблюдаю за ней, оставаясь сидеть в кресле. Напрягаюсь лишь, когда она проходится пальчиками по старым книжным переплётам. Ценные рукописные труды предков, их заметки, мысли и наблюдения за людьми. Собирал их по всему свету. За какие-то пришлось побороться: левое колено периодически ноет, хоть и не так ощутимо уже. А вот подрезанные рога оставили неизгладимый осадок в моей черной душе, если таковая есть вообще. Я до сих пор сомневаюсь в этом. С людьми в этом плане проще — их души я вижу, чувствую. А свою или своих собратьев…       Когда Алёна успокаивается и снова садится на диван, решаю всё же прояснить ситуацию, хоть немного для себя.       — Почему тебя перевели в другую школу?       — Хш, — издаёт непонятный звук. Больше похоже на то, что ей стало трудно дышать и воздух с трудом проходит через лёгкие. — Я могу не отвечать?       — Можешь, но мне бы хотелось знать, что такого должно было произойти, чтобы тебя отчислили. Ты не участвовала в драках. Вела себя довольно тихо, отстаивала честь школы в олимпиадах. Почему, Алёна?       Она лишь помотала головой. Я вновь стал ощущать ту невидимую стену, которой она оградила себя от меня. Видимо случилось что-то серьёзное.       — М-могу я задать вопрос? — неуверенно посмотрела она на меня. Я кивнул, и она продолжила. — Что будет дальше?