Ангел и Демон

      — …и жили они долго и счастливо, — молодая женщина подоткнула одеяло ребёнку. Убрала с детского лба прядку волнистых рыжих волос, целуя на ночь. — Спокойной ночи, милый. Не бойся темноты: там ничего нет и никто тебя не тронет.       Мальчик через силу улыбнулся и кивнул. Мама щёлкнула ночник, и сфера с плавающими внутри цветными медузами погасла. Как только за ней закрылась дверь, комната погрузилась во тьму.       Когда глаза привыкли к темноте, стали различимы шкаф, маленькие стол и стулик неподалёку. Среди разброшенных игрушек больше всего выделялся большой заяц, что сидел в противоположном углу, у стены. Лунный свет — мальчик просил оставлять щёлку, чтобы свет с улицы хоть немного освещал комнату — выхватывал из темноты большие глаза этой игрушки.       С трудом сглотнув, мальчик залез с головой под одеяло, не понимая, от чего вдруг стало так холодно, и откуда появилась эта дрожь по телу. Непонятные щелчки и шорохи уже давно преследовали его в комнате. Сначала только по ночам, но недавно начали появляться и при свете дня. Вот и сейчас что-то шло не так. Скрип половых досок и шарканье по ковру, завывание холодного ветра за окном, который раскачивал кроны деревьев, пугали. Их почти уже голые ветки напоминали руки непонятных существ, которые тянулись к окну, чтобы пробраться внутрь…       Не в силах вылезти из-под тёплого одеяла, куда не мог по детской логике проникнуть монстр, мальчик поджал ноги к себе и крепко сжал руками свою «защиту». Непонятный звук, будто что-то рвётся, заставил его замереть, а сердцебиение ускорилось. Тяжело дыша, он прислушался и понял, что кроме него в комнате кто-то есть. И это не мама с папой: они ни за что не стали бы его пугать.       Короткое и тихое «гррр» отчётливо было слышно в напряжённой тишине. Вздрогнув, ребёнок притаился под одеялом, боясь пошевелиться. Позвать хоть кого-то на помощь почему-то не получалось: рот открывался, но звука не было. И от того, что никто ему не поможет просто потому, что невозможно крикнуть, к горлу подступал противный комок и непроизвольно глаза наполнялись слезами.       Топ. Топ. Топ.       Тяжёлыми шагами что-то приближалось к кровати и неожиданно остановилось. Неимоверная тишина. Кровь пульсировала в висках, и Саша боялся, что звук собственного сердца его выдаст. Всё тело покрылось мурашками. Он медленно посмотрел чуть выше и не смог сдержать крик. Прямо над ним, сквозь «защиту» виднелось чёрное пугающее пятно, которого не должно быть. Вылезти и посмотреть, что же это такое, мальчик не рискнул. Но это «что-то» не собиралось ждать, вцепившись в одеяло и рванув его на себя, лишая тем самым малыша «защиты».       Саша жался к стене и с опаской смотрел на своего большого зайца, что склонился над ним. Его длинные мохнатые уши немного покачивались, будто заяц дышал. Но это же невозможно! Всего лишь игрушка! Когда-то зашитый, а сейчас распоротый рот, который раньше изображал что-то вроде улыбки, не выглядел дружелюбно, скорее наоборот. Да и пустые глаза жутковато блестели в проникающем в комнату лунном свете.       Заяц наклонился, пытаясь улыбнуться: из распоротого рта повалился наполнитель. Мохнатые лапы потянулись к ребёнку, из-за чего малыш забился в угол кровати, стараясь закрыться другим концом одеяла.       — Не бойся меня.       В комнате не было никого, кроме мальчика… и большой игрушки, которая непонятным образом вдруг «ожила». Мурашки поползли по телу и холодный пот липкими лапами окутывал замершего ребёнка с ног до головы.       — Кт-то з-здесь? — размазывая по лицу сопли и слёзы, шёпотом спросил Саша. Определить, откуда говорил говорящий, не получилось.       — Здесь только мы с тобой, — снова непонятный собеседник. Сколько бы ни оглядывался малыш, не находил никого, кто бы мог это сказать. Лишь огромный ушастый перед кроватью, который… раскачивался, стоя на месте?!       — Стич?! — неожиданно даже для самого себя чуть не воскликнул мальчик, посмотрев на зайца. Игрушка кивнула. — Это правда, ты говоришь? — снова утвердительный кивок. — Но как?..       Проигнорировав последний вопрос, заяц сел на кровать, спиной к ребёнку. Саша старался быть как можно дальше от Стича. Казалось, будто это кто-то из ряженых взрослых пугает его сейчас. Не может же игрушка и вправду ожить?!       — Ты меня боишься? — спросил ушастик и повернул свою голову к ребёнку. Чёрные глаза поблёскивали и казались какими-то устрашающе-безумными, а вот голос… Из-за шёпота невозможно было определить, кем является этот говорящий.       — Д-да, — честно признался Саша, забиваясь в угол кровати и натягивая одеяло до глаз. Он старался не смотреть на зайца: слишком уж тот казался страшным. Без дрожи в голосе говорить не получалось. — Чт-то т-тебе от м-меня н-надо?       — Не бойся меня, — вопрос был проигнорирован. И немного помолчав, он спросил, будто это действительно его интересовало. — Почему ты меня так назвал?       — Тебе н-не нравится твоё имя? — растерялся мальчик от неожиданного вопроса, кутаясь в одеяло. Веяло холодом. И так было как-то чуточку спокойнее и безопасней.       — Нравится, — в комнате снова повисло молчание.       Мальчик кусал губы и сжимал в кулачках одеяло, с опаской посматривая на зайца, и всё не решался задать вопрос. А стоило Стичу чуть повернуть голову в его сторону, как ребёнок в спешке отводил глаза.       — Почему ты можешь говорить и ходить?       — Ты слишком любопытен, — грустно улыбнулся Стич, но всё же ответил, даже на ещё незаданные вопросы, хоть и довольно туманно. — Я всегда это мог. Но не хотел тебя пугать, поэтому оставался неподвижен.       — П-почему тогда сейчас ты решил заговорить?!       Заяц ничего не ответил. Свесив лапы с кровати, он встал напротив неё и начал увеличиваться в размерах. Заяц медленно повернулся к ребёнку. Мохнатая голова накренилась вбок, смотря прямо на мальчика. Распоротый рот исказился в неприятной усмешке, отчего по позвоночнику прошёлся табун мурашек. В стеклянных глазах будто полыхнул огонёк, едва заметный и различимый.       — С-стич? — испуганно вскрикнул Саша, пятясь поближе к стене, хотя ближе уже не получалось. Страх завладевал его разумом, крича «Беги! Спасайся!». И мальчик попытался это сделать, но ничего не вышло: мощные лапы тут же растопырились в обе стороны, прекращая попытки к бегству.       Страх, ужас и какое-то непонятное чувство тревоги выросли будто вместе с этой игрушкой: жуткая тень, очертания которой были хорошо видны при лунном свете, появлялась на стене, вместо заячьего силуэта.       Мальчик с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляд от своего изменившегося зайца. Когда-то пушистые и безобидные лапы преобразовались в пальцы с острыми, чёрными, сверкающими в ночном свете когтями, а кроличьи уши теперь спокойно доставали до самого потолка.       — Па-а-апа, па-а-апа-а!       Но на крик сына никто не бежал. Как будто его и не было слышно…       И снова эта звенящая тишина. Напряжение, витавшее в комнате, чувствовалось каждой частичкой тела. Мальчик дрожал, но даже не замечал этого. Просто замер и следил за нависшим над кроватью зайцем. Тот в свою очередь тоже не двигался. А вот устрашающая тень, казалось, исходила прямо из него. Своими руками-клещами она тянулась к ребёнку: сначала по потолку, потом по стене, к которой жался заплаканный и перепуганный ребёнок.       Тень на стене коснулась детских плеч, и Саша шарахнулся было в сторону, но его удержали чьи-то реально вдруг ощутимые цепкие руки с чёрными гладкими заострёнными когтями. Посмотрев чуть выше, мальчик увидел, что над ним кто-то возвышался. Но кто это был, непонятно. Лишь красные глаза-точки смотрели из темноты, заставляя сердце пропускать удар за ударом, а ребёнок в свою очередь беспомощно открывал рот за очередным глотком воздуха, которого не хватало.       Со змеиным шипением показался раздвоенный язык. Чудище медленно лизнуло детскую солёную от слёз щёку, будто пробуя ту на вкус и оставляя противный липкий след на лице. Сашу передёрнуло. Существо разглядывало ребёнка, словно дикий зверь наблюдает за своей добычей. Оно постоянно высовывало кончик языка и издавало мерзкий гортанный звук, будто смеялось и рычало одновременно. Иногда облизывалось, предвкушая сладкую трапезу.       Зрачки непонятного существа то расширялись, то сужались до невероятных размеров. В темноте кроме чудовищных глаз и острых когтей на плечах больше ничего не было видно.       Саша дёрнулся, но это было ошибкой — некто тут же вцепился когтями в детские плечи, оставляя багровые полосы. А дальше боль, крик, красный огонёк в глазах напротив, снова крик, но уже от хруста в плечах, и тьма. Такая всепоглощающая, такая манящая. Она дарила покой, освобождала от невероятной боли сломанных ключиц и распоротой кожи…       Между криком и тем моментом, когда наконец-то открылась дверь и зажегся свет в детской, прошло не больше пары секунд, но этого хватило сполна. Первое, что увидели испугавшиеся родители был их бледный как мел ребёнок с разодранными багровыми плечами, рядом на полу валялся изуродованный заяц, уменьшенный до своих первоначальных размеров.       Развевающиеся занавески колыхались от холодного ветра, проникающего через открытое окно. Мелькнувший было вопрос «Как открылось окно?» отпал сам собой — рядом с ребёнком лежала одновременно прекрасная и отвратительная крупная чёрная роза.       Его знак.       Он вернулся.       Всегда возвращается. Чтобы разнообразить свои скучные деньки… или ради мести. Так или иначе, поймать его никто не может. Он неуловим и слишком опасен. Из ныне живущих никто не может дать его описание. Хотя бы образно. Всё потому, что все, кто хоть раз встречались с ним, навсегда покидали этот мир.