Руководство пользователя

Начинается все с отказа от сна и еды. Миссис Хадсон звонит тебе как-то вечером, смущенная тем, что приходится тебя беспокоить. - Просто все дело в том, что он ни к чему не притрагивается… Не знаю, сколько дней уже. Конечно, для него это обычное дело, я знаю, но в этот раз все как будто бы по-другому. Я просто подумала, может, ты мог бы заглянуть завтра. Он всегда как-то приободряется, когда ты рядом. Затем следуют бесконечные сеансы сентиментальной скрипичной музыки. Реквием Моцарта си-минор постепенно теряет свою и без того сомнительную привлекательность, что уж говорить о песнях – песни тебя по-настоящему беспокоят, потому что этих мелодий ты не узнаешь. Все это сопровождается полнейшим нежеланием отвечать на вопросы и вообще поддерживать разговор. - Шерлок, - говоришь ты. – Мэри будет беспокоиться, куда я пропал. Я не могу провести тут весь вечер в ожидании, что ты соизволишь объяснить, что произошло. Тебе вовсе не хочется выглядеть нетерпеливым. Просто у тебя нет больше времени на то, чтобы сидеть тут с газетой, ожидая, пока его дурное настроение сменится оживлением, болтовней и блеском в глазах. Тебе и так едва удается ненадолго вырываться сюда, незаметно исчезая с работы во время ланча, - просто, чтобы удостовериться, что он жив, здоров и занят достаточно, чтобы не начать курить или делать еще что-нибудь похуже. В ответ он тихо фыркает, но взгляда не поднимает. Смычок так и не отрывается от скрипки. Звучит мрачная мелодия – ты ее не узнаешь и опасаешься худшего. Он сочинял! - Мне уже пора возвращаться в клинику. Пожалуйста, пожалуйста, просто скажи мне, что тебя беспокоит. Он отвечает печальным диминуэндо. На последних нотах пальцы его дрожат. - Я умоляю тебя. Эта реплика вознаграждается парой секунд пристального прищура – прямо в глаза. А затем он вдруг переводит взгляд на недавно появившиеся на стене новые следы от пуль. - Ты ведешь себя, как ребенок. Угрюмое молчание. - Я думал, что возможно… после того, как ты… ну, вернулся к жизни… мы реже будем сталкиваться с… подобными эпизодами. Он опускает скрипку. Между бровей залегает морщина. Рот его слегка приоткрывается, а затем снова захлопывается. - Ладно, ладно, - говоришь ты. – Прости. – Ты принимаешься ходить по комнате, в рассеянности потирая затылок. - Но это нелепо, Шерлок. Правда, нелепо! Я тут. Я доступен. И, как заинтересованное лицо, обладающее некоторыми знаниями в области медицины, полагаю, что в твоих собственных интересах было бы обсудить… все это, чем бы оно ни было. Он разглядывает пол у носков твоих ботинок. Ты тяжело вздыхаешь, стараешься взглядом продемонстрировать, как сильно задевает тебя его молчание, а затем направляешься в кухню. Раз уж нет никакой вероятности, что он поест, может, хотя бы выпьет чаю с сахаром. Ты отчаянно желаешь хоть как-нибудь впихнуть в него калории. Кухонный стол загроможден лабораторным оборудованием еще сильнее, чем когда ты здесь жил. Похоже, к нему несколько дней не прикасались. Пробирки покрыты пылью, а внутри засохло что-то, цветом и консистенцией отдаленно напоминающее кровь. В нос тебе ударяют смешанные запахи. Ты берешь с полки коробку с чаем, и к пальцам пристает паутина. Он отходит к окну, извлекая из скрипки звуки, смахивающие на похоронный марш. В глаза тебе он не смотрит, но чашку с чаем из рук принимает. Ты прочищаешь горло. – Это из-за… - Ты толком не знаешь, как продолжить. Но все же решаешь рискнуть. - Ирэн Адлер? Она ведь ушла примерно в это время года, верно? Тень беспокойства мелькает на его лице – всего лишь на секунду. Он ставит кружку, делает несколько шагов и падает на диван. А затем прижимает пальцы ко лбу. Если бы все не выглядело так серьезно, ты поклялся бы, что он пытается тебя рассмешить. - Значит… не Ирэн Адлер. Он шумно вздыхает. - Нераскрытое дело? Но ты ведь понимаешь, что это не твоя вина, - как бы ты ни пытался это игнорировать, ты всего лишь человек. Он поворачивается лицом к спинке дивана. И тебе остается лишь рассматривать копну черных кудрей. - Не хотелось бы этого говорить, но если ты не начнешь есть или хотя бы отвечать мне или миссис Хадсон… Он заметно напрягается. - … Мне придется подключить Майкрофта. - Ох, РАДИ БОГА, Джон. – Голос его звучит так, словно он не произносил ни слова по меньшей мере неделю. Очень может быть, что так оно и есть. Он такой хриплый, будто Шерлок недавно плакал. Он правда плакал? Даже несмотря на то, что на твоей свадьбе он проявил несвойственную ему эмоциональность, такого ты себе представить не можешь. Он садится и запускает пальцы в волосы. Ты подходишь ближе и опускаешься в кресло напротив, которое он недавно снова извлек оттуда, где прятал. - Честное слово, Джон, - скрипит он. – Если ты не замечаешь очевидных симптомов совершенно ужасной, вопиющей последовательности нейрохимических реакций, то я опасаюсь за твою репутацию профессионального медика. Ага, что-то вырисовывается. Он набрасывается на тебя только в случаях, когда смущен или напуган. - Прости… симптомы? – Ты поднимаешь голову и пытаешься рассмотреть его лицо, скрытое ниспадающими кудрями и сцепленными пальцами. – Ты совершенно прав, Шерлок, это выходит за рамки моих диагностических навыков. В конце концов, ты у нас эксперт в химии. О какой… последовательности реакций ты говоришь? Он испускает болезненный стон, больше похожий на всхлип. - Любовь. Ты давишься воздухом. – Эээ… Что, прости? - Я влюблен, идиот ты этакий. Утомительно, скучно, бессмысленно, нелепо влюблен. И с тобой происходит то же самое, что случилось с Шерлоком, когда ты попросил его быть твоим шафером. А он смотрит на тебя так же, как ты смотрел на него тогда. Интересно, ты сейчас выглядишь настолько же ошарашенным, как он в тот день? Нужно что-то сказать. На то, чтобы придумать ответ, у тебя уходит несколько минут. - Оо… эээ… О, ясно. Он откидывается обратно на диван и отворачивается. - Теперь вы довольны, доктор Уотсон? – голос звучит приглушенно, потому что он уткнулся в подушку. – Наверняка, у вас есть и другие пациенты, которым теперь можно уделить внимание. Не в первый раз с тех пор, как он вернулся к жизни, тебе приходится покидать Бейкер-стрит с ощущением, что ты крупно облажался. - Да что с тобой такое? - над тобой нависает Мэри. – Ты с самого обеда ни слова не сказал. В стакане, который ты держишь в руке, звякают, сталкиваясь, льдинки. Ты смотришь на жену, подняв брови. - Ты заходил к нему, я догадалась. Все думала, почему ты так поздно вернулся с обеда. А спросить времени не было. Ей хватает такта выглядеть так, будто ей и в самом деле есть до Шерлока дело. Впрочем, может, это и правда так. По крайней мере, тебе хотелось бы думать, что она, по большей части, ведет себя честно. Тебе вообще обо всех людях хотелось бы так думать. К тому же Мэри, похоже, искренне нравится Шерлок. - Как он там держится без тебя? Ты делаешь неопределенный жест рукой. - О, ну… в общем, нормально. Весь погружен в новое расследование. У него на меня и времени не остается. Я даже рад, что он так сильно занят. Мэри скашивает глаза в сторону. - Хватит врать. Черт, неужели ты и в самом деле так плохо умеешь лгать? Или просто окружаешь себя людьми, которые умеют смотреть и наблюдать. - Ну ладно. Честно говоря, он не в лучшем состоянии. – Ты поднимаешь глаза на Мэри. Ее рука лежит на спинке твоего стула. – Он сказал… он сказал… это так нелепо, что я даже повторить этого не могу! - Ну давай же! - Он сказал, что влюблен. Глаза Мэри расширяются. Она хохочет, но тут же, поймав твой строгий взгляд, жалеет об этом. - Прости… Просто… мы же о Шерлоке говорим. Из того, что ты о нем рассказывал, у меня сложилось убеждение, что он не способен на такие вещи. Буквально, слишком юн, чтобы влюбляться. – Она задумчиво улыбается. – Хотя это, конечно, чепуха, потому что ему… сколько там? Тридцать шесть? - Я понял, что ты имеешь в виду, - ты одним глотком опустошаешь стакан. В пригороде частенько бывает тихо. Чего бы ты сейчас ни отдал за то, чтобы под окнами проехала скорая или прошла пьяная компания. За любой шум, который мог бы отвлечь тебя от твоего занятия. Если подумать, то, собственно, что это такое? Проблема? Раз его так зацепило, то да, это проблема, потому что тебя нет рядом. И некому присматривать за ним, заботиться о нем и опустошать его заначки. Ты пытаешься вспомнить прошлый раз, когда видел его таким. Эра Этой Женщины. Не то, чтобы тебе приятно было вспоминать об этом, но того требует дело. Его поведение не так уж сильно изменилось, пока он считал, что она мертва. После того случая, когда она накачала его наркотиками, он тайно хранил все ее «стонущие» сообщения. Он вел себя, как ребенок, который завел тайного друга, - всегда выходил из комнаты, чтобы прочитать ее смски, и иногда не возвращался больше часа. Однажды ты подсмотрел, как он пристально вглядывается в экран телефона, словно это могло бы помочь ему расшифровать код. Разумеется, ты понимал, что он попал. Ты же не дурак. Ты и колкость Майкрофта о недостатке сексуального опыта запомнил, и, будь ты честен перед самим собой, ты, вероятно, понял бы, что присущая Шерлоку невинность была частью того, что всегда тебя в нем привлекало. Такой незамутненный энтузиазм. Когда начинается игра, он будто превращается в девятилетнего мальчика в пиратской треуголке, бросающегося в океан неизведанного и непознанного. И секс в сферу его интересов не входит. Не входил – за исключением того раза. Да и был ли он в тот раз? Ты оставил его с ней наедине на Бейкер-стрит. Она желала его. Он сам доказал это позже, когда признался, что считал ее пульс. Но когда ты попытался спросить, было ли что-то между ними, он ответил тебе молчанием. Шерлок Холмс всегда должен оставлять за собой последнее слово. Разве не ты это говорил? - Я не гей, - сказал ты ей. Невероятно красивой самоуверенной суке. - А я – да. И только посмотри на нас обоих! Ты понял, что она имела в виду. А Шерлок, сидевший в своем укрытии, он – понял? Наверное, ты никогда этого не узнаешь. Он не способен чувствовать ничего подобного. Не принимая во внимание того, что, как оказалось, все же способен. Интересно, это женщина? Ирэн Адлер, несомненно, была женщиной. Но была ли она в самом деле Той Женщиной? Или единственной женщиной? Тебе ужасно интересно, как бы он себя вел, интересуйся он этими вещами. Кто был бы в его вкусе? Обнаженная доминантка? Или тихая послушная лабораторная мышка? Или криминальный консультант? Кто мог бы вызвать в нем эту… последовательность реакций? Опьянение постепенно обволакивает тебя. Уже поздно, но если тебе и удастся сейчас уснуть, ты проснешься в пять утра, терзаемый чувством вины и с колотящимся сердцем. Ты должен сначала разгадать это. Что именно? Это. Это заявление. Должно же найтись в твоих обшарпанных чертогах разума что-то, что поможет тебе дать Шерлоку Холмсу стоящий совет. Точнее, в твоей хижине разума. Ты фыркаешь. Но что-то должно быть. Ты же достаточно хорошо его знаешь. В противном случае – для чего вообще все это было? Ты представляешь себе, как дождливым декабрьским днем он стоит у окна, наигрывая на скрипке финальные ноты печальной мелодии. А затем поднимает смычок и начинает играть снова. - Шерлок, ты должен что-нибудь съесть. Ответа нет. Он играет. Он так похудел за эти шесть месяцев, с тех пор, как все это началось. Скулы его заострились, а запавшие глаза избегают твоего взгляда. - Хочешь поговорить о ней? Он не отвечает, и ты пытаешься переключить внимание на другие аспекты – физические. Наблюдай, Джон. Не просто смотри. Его босые ступни, белые, как бумага, плавно переходят в стройные лодыжки. Подъем такой высокий, что, даже когда он стоит ровно, кажется, что он приподнимается над полом. Раньше ты никогда не обращал внимания на его ноги. Интересно, а он на твои обращал? Разумеется, да. Интересно, это рассказало ему что-нибудь о тебе, потому что ты вот, например, понятия не имеешь, о чем могут говорить его на удивление изящные длинные алебастровые пальцы ног. Его халат – унылого голубого оттенка. Это нарочно? Где он вообще берет свою одежду? Есть столько вещей, которых ты о нем никогда не знал, загадок, фактов, которые до сих пор воспринимались тобой, как нечто само собой разумеющееся. Кудри, скулы, поднятый воротник. Возможно, ты никогда не искал ответы, потому что это разрушило бы всю магию. Этим можно успокаиваться, чтобы внезапно не возненавидеть себя за отсутствие интереса. Нет, это не было отсутствием интереса. Ты просто не знал, куда смотреть. Халат не дает тебе никаких объяснений, поэтому твой взгляд поднимается выше к плавным изгибам длинной изящной шеи. Впадинка в основании горла шириной ровно с губы. Точно там, куда бы ты поцеловал его. Эээ… куда можно было бы его поцеловать. Если кто-нибудь вдруг собрался бы это сделать. Кто-то же должен, верно? Иначе это было бы огромным упущением. Господи, ты что, действительно сейчас это подумал? Твой взгляд движется вверх по сильной линии его челюсти к этим исключительным скулам (в хижине разума нет смысла врать – они охренительно прекрасны!). Затем чуть-чуть правее, к этому удивительному носу, так гармонично расположившемуся над сердечком губ. Еще немного вверх. Лучшее – напоследок. Глаза цвета ртути. Золотые пятнышки. Зрачки. Расширенные. В них отражаются новорожденные звезды. Он смотрит на тебя. Опускает скрипку, и она просто повисает в руке. Ты преодолеваешь расстояние в несколько шагов между вами. Обхватываешь ладонями его лицо, касаясь скульптурно вылепленной челюсти. Ты вдыхаешь. Приходишь в себя. Стакан со стуком опускается на стол перед тобой. Ты яростно трешь глаза, пока перед ними не вспыхивают звезды. Рядом стоит твой ноутбук. Ты придвигаешь его. Открываешь браузер. Входишь в блог. Создаешь новый пост. Если ты это читаешь, то, полагаю, вероятно, ты и есть та самая персона. Единственная из миллиона. Везучее создание, которое Шерлок решился впустить в свою жизнь. Знаешь, вообще-то ему это не свойственно. Он обычно не увлекается чувствами. Так что тебе лучше бы понимать, насколько это уникальный случай. Насколько особенный ты человек, раз консультирующий детектив от встречи с тобой дошел до состояния, в котором я нашел его сегодня. Итак, первое, что тебе следует знать, - если ты причинишь ему боль, я тебя убью. Я врач и ветеран войны, кроме того, имею некоторый опыт охоты на преступников. Так что я найду тебя и прикончу. Я, Джон Хэмиш Уотсон, здесь и сейчас клянусь тебе, что сделаю это. Если вышеизложенное тебя не отпугнуло, позволь предложить тебе несколько советов о том, как заботиться об урагане, выбравшем тебя в свои возлюбленные. Рекомендую следовать им в точности, у меня в этом вопросе есть кое-какой авторитет. 1. Если он говорит, что не голоден, не верь ему. Иногда он по целым дням не будет разговаривать с тобой, но ты все равно приглядывай за ним. Оставляй тарелки с едой возле его компьютера (или твоего, если он сидит к нему ближе). Всегда держи в холодильнике сэндвичи. И убедись, что они хранятся отдельно от частей человеческих тел. Он любит домашние пироги, пасту и жареный картофель. 2. Черный, два кусочка сахара. 3. Всегда говори, что его дедукция великолепна, даже если он принимает твою похвалу с пренебрежением и подшучивает над тобой. Ему это нужно. Если он позволит тебе прикасаться к себе – полагаю, это ведь будет частью отношений, верно? - сопровождай похвалу объятием. Поцелуй его в щеку и скажи ему, что он потрясающий. 4. Всегда веди себя так, словно в жизни не слышал музыки прекраснее, чем его игра на скрипке. Вероятно, тебе особенно и стараться не придется. Потому что я и правда не могу себе представить, чтобы что-то звучало лучше. 5. Иногда он засыпает сидя. Помоги ему перебраться в кровать. Разуй его. Подоткни одеяло. Он легко на все соглашается в полусонном состоянии. Даже позволит тебе расстегнуть ему рубашку и проверить, нет ли у него температуры. 6. Целуй его при любой возможности (удачливая ты сволочь!). 7. Он немного необычно относится к сексу, так что не спеши с этим. Я не знаю, был ли он с кем-нибудь раньше. И не уверен, что он знает, чего ожидать. Возможно, он что-то читал об этом в учебниках. И, вероятно, смотрел порно на моем компьютере. Возможно, он будет вести себя так, словно отлично знает, что делать, но на самом деле тебе придется показать ему. Нежно. Не вздумай сделать что-то такое, чтобы он почувствовал себя глупо или неловко (смотри предупреждение выше о том, что я найду тебя и убью, сюда оно тоже относится). Не трахайся с ним. Занимайся с ним любовью. Медленно. Громко. Дай ему почувствовать, что он упускает. 8. Позаботься о том, чтобы он спал не меньше 10 часов каждые трое суток. Лучше больше, конечно. Старайся изо всех сил. И еще сильнее. 9. Не давай ему сигарет, как бы он ни умолял об этом. 10. Используй каждую возможность проявить неуважение к его брату в его присутствии. Он это обожает. Ты моргаешь пару раз. Что-то размывает твое зрение. Что-то влажное. Если ты предпочтешь не следовать моим советам, - ладно. Я понимаю. Он теперь твой. И вы можете строить отношения так, как сочтете нужным. Я просто сторонний наблюдатель. Но клянусь, если я об этом узнаю, я тебя найду. И прикончу. Сохранить черновик. Ты выдыхаешь, издавая гортанный звук. Серый предутренний свет окрашивает все предметы в комнате черно-белым. Ты как будто в Канзасе 1939 года. И мечтаешь, чтобы ураган поднял тебя ввысь и перенес в гущу жизни. Но вместо урагана в комнату входит Мэри, выглядящая так, словно тоже только что столкнулась с каким-то экстремальным природным явлением. - Боже, Джон, - стонет она. – Ты все еще тут? Что я завтра скажу пациентам, которые станут интересоваться, почему их семейный врач засыпает на ходу и пахнет вчерашним виски? - Подозреваю, они сами смогут это вычислить, - хрипло отвечаешь ты скорее для себя, чем для нее. Она сердито смотрит на тебя. С этим своим набыченным видом она могла бы выиграть первую премию на конкурсе раздосадованных жен. - Схожу в душ. Сделай, пожалуйста, кофе. - О, кофе? С удовольствием. – Она исчезает в кухне. Ты слышишь, как стучат дверцы шкафчиков. И от этого грохота у тебя начинает болеть голова. Ты принимаешь решение провести вечер без нее. Все равно она зла на тебя до крайности. Еще одна обида погоды не сделает. Ну да, ты уснул на два-три часа между визитами пациентов. Возможно, не отвечал на ее звонок на несколько мгновений дольше, чем обычно, потому что гуглил информацию о случаях ураганов в Англии. И, наверное, тебе стоило быть повежливее с миссис Хатчинсон, страдающей сыпью. В третий раз за лето! Потому что она отказывается надевать перчатки, когда работает в саду. Головная боль, начавшаяся в ту минуту, как ты захлопнул крышку ноутбука, достигла совершенно невыносимых масштабов. Наверное, тебе стоит сходить в паб. Именно это обычно и делают мужчины, которых достали жены и домашние обязанности, верно? Идут перехватить по пинте с приятелями. Вот только ты не разговаривал ни с кем, кого хотя бы отдаленно можно было назвать приятелем, с самой своей свадьбы. А даже если бы это было не так, ты все равно никогда не любил шумные пьяные сборища. Тебе куда больше по душе тесное общение с одним единственным человеком. Так что, что тут удивительного, что ты оказываешься на пути к Бейкер-стрит? Цвета и звуки, окружающие тебя даже раньше, чем ты переступаешь порог 221b, успокаивают твою головную боль, словно прохладный живительный бальзам. Позволив себе, наконец, войти в благословенную дверь, ты сталкиваешься с тем, чего совершенно не ожидал: никого нет дома. Ты и вспомнить не можешь, когда такое случалось в последний раз. В первую секунду ты даже пугаешься, не похитил ли их кто, но никаких следов насильственного проникновения в квартире нет. Ну хорошо, - думаешь ты. Шерлок где-то во внешнем мире. Ему это нужно – свежий воздух, солнечный свет… Может быть, он на расследовании. Или, наконец, сдался и отправился в магазин. Или, может быть, - ты неосознанно сглатываешь – он зажат сейчас между нежными бедрами некой загадочной персоны, его взмокшие кудри прилипли ко лбу, а на лице – выражение неописуемого экстаза. Возможно, он выдыхает ее имя этим своим удивительным глубоким голосом. Возможно, он в свете вечерней зари закуривает сигарету и награждает таинственную персону самым раритетным подарком – своей сияющей улыбкой. Ты поднимаешься по стертым ступенькам, по которым, кажется, сможешь пройти даже вслепую с тяжелым приступом головокружения. Вообще сейчас ты примерно так себя и чувствуешь. Ты толкаешь дверь. В гостиной немного почище, чем вчера. Ветер, врываясь в приоткрытое окно, касается твоего разгоряченного лица. Смотри! Наблюдай! Вещи сложены аккуратными стопками. На камине и книжных полках нет обычного слоя пыли. Ты идешь на кухню, понимая вдруг, что впервые пришел сюда, как незваный гость. Лабораторного оборудования больше нет, и стол вымыт так тщательно, что деревянная столешница едва не блестит. Ты открываешь холодильник. В нем чисто, светло и полно самых обыкновенных продуктов. И никаких следов частей человеческих тел! Галлон молока, не представляющий угрозы для желудка ввиду не истекшего срока годности. Ты закрываешь холодильник и идешь к полке за чаем. Паутины больше нет. Новая банка с кофе. Твоим любимым. И его любимым тоже, напоминаешь ты себе. Черный. Два кусочка сахара. Интересно, хватит ли у тебя смелости приблизиться к порогу его спальни? Это все равно, что переступить черту, сделать что-то, чего ты никогда не позволял себе, пока жил здесь, за исключением тех случаев, когда искал наркотики. Ну, значит, именно этим ты сейчас и займешься. Он вчера был в ужасном состоянии. Тебе хорошо знакомы все эти симптомы. Если допустимо было обшарить его ящик с носками после «смерти» Ирэн Адлер, то почему бы не сделать этого сейчас? В конце концов, ты добропорядочный гражданин. И хороший друг. Ты прижимаешь ладонь к двери. Его лучший друг. Все здесь выглядит так же, как и в последний раз, когда ты здесь был. Зеленые стены, периодическая таблица, рисунок с насекомым, название которого ты никак не запомнишь. Все выглядит так, будто он никогда никуда и не исчезал. Только стул рядом со шкафом теперь другой. Какой-то новомодный. Ты и представить себе не можешь, где он мог его раздобыть, а, главное, зачем. И с трудом подавляешь темное болезненное ощущение, что толком никогда и ничего о нем не знал. Ты приближаешься к ящику с носками. Аккуратно сложенные синие, черные и сливовые пары смотрят на тебя оттуда. Ты осторожно перебираешь их рукой, но не нашариваешь ничего, кроме ткани. Кашемир. Они все кашемировые. Вот же гребанный любитель роскоши! Ты едва слышно смеешься, почему-то не в силах справиться с ощущением, что любой изданный тобой громкий звук разрушит магическое заклятие и дощатый пол разверзнется под тобой. Кровать заправлена аккуратно, но поспешно. Она кажется до непристойности мягкой. Не успев остановить себя, ты прижимаешься носом к подушке слева, лежащей рядом с его подушкой. И с облегчением понимаешь, что она ничем не пахнет: просто нейтральный, не несущий в себе никакой угрозы запах чистого хлопка. Ты медленно тянешься к другой подушке. Табак и мята. Значит, он курит! Ты вдыхаешь снова, медленнее и глубже, пытаясь различить тот пьянящий мускусный аромат, который принадлежит только ему. Вот он. Легкий, древесный. Теплый, загадочный. И давно твои веки так отяжелели? В темноте вдыхать этот запах куда приятнее. В последнюю секунду перед тем, как провалиться в сон, ты еще пытаешься отыскать в хижине разума хоть что-то полезное. …ты танцуешь с ним. Вообще-то это он скользит по залу, сжимая твои руки и предплечья, а ты изо всех сил стараешься не оттоптать ему ноги. - Ты должен вести, Джон, - замечает он с едва заметным намеком на раздражение. – Не думаю, что Мэри захочется самой выполнять всю работу, верно? Ты изо всех сил пытаешься вспомнить число тактов и попасть в шаг. Кажется, наконец-то у тебя получилось. Ты делаешь шаг вперед – и тут же врезаешься в него, прижимаясь к нему всем телом. - Нет, нет, нет, - он смеется, и вокруг глаз образуются морщинки. Теперь их стало больше, чем было до его смерти. Он мягко перекладывает твою правую руку к себе на талию, а левую сжимает в своей. Он теплый, такой теплый, почти горячий. Вот было бы здорово, если бы он сейчас засыпал, и ты мог померить ему температуру. – Все получится, доктор Уотсон, - мурлычет он. – Давай, будь грациозным женихом, которого она заслуживает. Ты делаешь шаг назад, а затем осторожно движешься влево. Он следует за тобой, на губах играет улыбка. Он так в тебя верит. Ты просто не можешь его разочаровать! И дальше ты двигаешься без ошибок. Мелодия заканчивается, но тебе не хочется его отпускать. Пока он в твоих руках, нет никаких сомнений в том, что он правда жив. Это факт, он здесь, и ты не отпускаешь его. Прижимаешь ближе к себе. И он без промедления откликается. Его руки гладят твой затылок и спину между лопаток. И ты вдруг понимаешь, что обнимал его всего однажды. Какое упущение! Просыпаешься ты в полной темноте. Запах вокруг твоей головы изменился – теперь этот тот самый чистый хлопок. Ты смутно понимаешь, что накрыт одеялом и на тебе нет обуви. Какой-то звук нарушает царящую в комнате тишину. Ты замираешь, когда до тебя доходит, что это. Твой врачебный вердикт – это совершенно определенно человеческий вдох. А за ним совершенно определенно следует выдох. И снова. За секунду ты оцениваешь ситуацию. Двигаешь руку вниз, дюйм за дюймом, пока не нащупываешь пальцы, мягко касающиеся твоего живота. Ты слегка поворачиваешь голову влево. Вот он. Тусклый свет из окна легко освещает его лицо. Его грудь поднимается и опускается в такт со звуком, что, наряду с другими драгоценными признаками, такими, как тяжесть его руки и тепло его тела, доказывает, что он жив и рядом с тобой. Внутри у тебя что-то сжимается. По какому праву эти брови так гордо взлетают над чернильно-черными ресницами? Ничего прекраснее ты в жизни не видел, и тебе это ненавистно. Не раздумывая слишком долго, ты проверяешь его жизненные показатели. Пульс сильный, хотя и слегка учащенный. Ты прижимаешь ладонь к его губам, измеряя частоту дыхания, а затем ко лбу. Никаких признаков жара. В армии ты научился двигаться бесшумно и сейчас, воспользовавшись этими навыками, выбираешься из постели и выходишь из комнаты, не потревожив его сон.