Руководство пользователя

По пути домой, в метро, ты вспоминаешь тот день, когда выяснилось, что он не умер. Все детали того вечера сохранились в твоей хижине разума так четко, словно все случилось только вчера. Безумное выражение на его выпачканном маркером лице. Неуверенность и раскаяние в его увлажнившихся глазах. Его рост, тепло его тела. - Интересная вещь фрак, - сказал он. Да уж, блядь, очень интересная. Ты набросился на него, будто бы одержимый гневом. В значительной степени так оно и было. Ты бы с легкостью признался в этом перед судьей – или перед Мэри, если бы она вздумала подвергнуть тебя более мягкой семейной версии судебного разбирательства. Но предпочел бы скрыть тот факт, что в ту минуту тебе просто необходимо было прикоснуться к нему руками – в любой форме физического контакта. Тебе нужно было почувствовать все его тело, распростертое на полу ресторана, ощутить, как сбилось от удивления его дыхание, и с радостью осознать, что, несмотря на значительную физическую мощь, он вовсе тебе не сопротивляется. Он позволил тебе прикасаться к нему. Он понял. Он не сообразил, что последнее, что тебе хотелось бы увидеть в тот момент, когда ты делал предложение своему актуальному партнеру, с которым планируешь провести всю жизнь, это партнера бывшего, искрящегося жизнью и юмором, в то время, как вообще-то он должен был быть мертвым. Но он понял, что тебе нужно прикоснуться к нему, чтобы поверить в то, что он жив. Ты не можешь себе представить, чтобы он не помнил, как сильно цеплялись твои пальцы за его запястье, пытаясь прощупать пульс, пока тебя не оттеснила от него целая армия отлично обученного персонала. Впоследствии ты едва не сломал ему нос, просто, чтобы убедиться, что его кровь и правда циркулирует по венам. Ты останавливаешься у магазина на углу, чтобы купить пачку чипсов и любимое мороженое Мэри. У нее пока еще не появились симптомы, с которыми тебе часто приходится сталкиваться у своих беременных пациенток, но аппетит уже заметно усилился. И ты надеешься, что это скромное подношение поможет тебе завоевать ее прощение. Ты находишь ее в гостиной, в руках у нее стакан лимонада и спицы, с которых свисает крошечный свитер. Она поднимает на тебя взгляд, в котором на удивление мало злости, несмотря на то, что сегодня четверг, уже половина одиннадцатого, и твои волосы непотребно растрепаны. - Я знаю, что еще рано, - говорит она, улыбаясь, - но я просто уверена, что это будет девочка. Ты не знаешь, что на это ответить, поэтому просто протягиваешь ей мороженое и чипсы. - О! О, Джон, это великолепно, спасибо! Положи, пожалуйста, вон туда. На лице ее такое умиротворение – едва не эйфория. Интересно, не приняла ли она чего-нибудь такого, что могло бы навредить ребенку? Нет, конечно, она никогда бы этого не сделала. Из вас двоих это ты – безрассудный и неуравновешенный. Она же, в своей сиреневой ночной кофте и такого же цвета тапочках, просто воплощение материнской благодати. Мадонна в пижаме, освещенная настольной лампой. Ты оставляешь свои подношения на кофейном столике и опускаешься перед ней на колени. Ты обхватываешь ладонями ее слегка увеличившийся живот. Просто невероятно, какая сила прячется за тончайшим барьером ее кожи. Сила, способная заставить тебя обрести почву под ногами,- чего тебе никогда не удавалось раньше. Ты прижимаешься губами к ее пупку. Она улыбается. - Давай, муженек, - говорит она. – Самое время отправиться в собственную кровать. Если бы она только знала. В 4 утра ты просыпаешься от звука входящего сообщения. Семейная жизнь тебе на пользу, Джон. Ты набрал семь фунтов с тех пор, как женился. Ш. Ты фыркаешь. Разумеется, он нарушил свой мораторий и беспокоит тебя в неурочное время. Вся эта сентиментальная чушь насчет его поднимающейся и опадающей грудной клетки, терзавшая тебя всего несколько часов назад, внезапно испаряется. Вообще-то четыре. И 15 секунд не проходит, как он отвечает. Мы с Мэри думаем, что семь. Зачем он это делает? Почему бы ему не терроризировать сейчас объект своей чертовой любви? А ты почему вцепляешься в телефон, будто он – то единственное, что удерживает тебя на земле? Потому что хотя бы таким образом он с тобой разговаривает. Потому что так ты, по крайней мере, читаешь слова, которые он обдумал и адресовал лично тебе. Не слишком сложная дедукция, правда? Ты утыкаешься лицом в подушку. Пускай он там решит, что достал тебя. Пусть хоть раз в жизни испугается, что потерял тебя. (Это не честно, ты прекрасно помнишь, что он вытащил тебя из костра). Поужинаем сегодня? Несмотря ни на что ты улыбаешься. Нужно согласовать с начальницей. Не используй дурацких домашних прозвищ, Джон, из-за их тупости у меня телефон тормозит. К тому же она уже согласилась. Она считает, что нам нужно больше времени проводить вместе. Вероятно, ей нужно больше времени для себя. Точно не уверен, трудно вычислить по одним только сообщениям. И секунду спустя: В 8 у Анджело? Ладно, ублюдок ты этакий. Увидимся. Несмотря на то, что кафе удобно расположено в самом центре Лондона, ты не был у Анджело с того вечера, как застрелил таксиста. Про Шерлока же явно такого не скажешь – его здесь встречают еще теплее и радостнее, чем в прошлый раз, и предлагают широкий спектр всякой романтической чепухи. На этот раз ты даже не пытаешься доказывать, что вы не пара. Честно говоря, ты уже и не уверен, что это не так. Или не было так в прошлом. Не сговариваясь, вы оба садитесь за тот же стол, что в прошлый раз. - Ты… ты был здесь с кем-то еще? – выдавливаешь ты. – С того раза, я имею в виду. Черт, он же сейчас все поймет. Он всегда все понимает. Он догадается о твоей ревности, затем вычислит панику и уйдет. Или – того хуже – спокойно тебя отвергнет. Что именно отвергнет? Что вообще ты от него хочешь? Он искоса смотрит на тебя с таким выражением, будто ты только что потребовал от него доказательства существования Бога, в которого он не верит. И через несколько секунд, наконец, выдает небрежное: - Прости? - Неважно, - отмахиваешься ты. - Помнится, тут чудесная лазанья. Тебе стоит попробовать. Мы с миссис Хадсон в этот раз были ужасно обеспокоены твоим, с позволения сказать, равнодушным отношением к еде. К твоему удивлению он мычит в знак согласия и вскоре принимается за свою порцию. Вы едите молча, и ты наслаждаешься явными доказательствами того, что он действительно живой – он дышит, двигается, принимает пищу. Это все влияние таинственной пассии? Убранная квартира, хороший аппетит, внезапная просьба встретиться в общественном месте? А, собственно, знает ли его пассия вообще о вашей встрече? Ревнует ли она? Нет, конечно, с чего бы. Она, вероятно, думает – как это мило, когда двое друзей так близки. В платоническом смысле. Порой даже ночуют в одной постели. Как прелестно! Как, блядь, современно! С удовлетворением проследив, как он подбирает с тарелки последние куски, ты кладешь руки на стол и наклоняешься к нему. – Итак, - говоришь ты. – Есть какая-нибудь причина для нашей встречи? Он хмурится, между бровей появляется морщинка: - А должна быть? - Нет, нет, просто было довольно рано для приглашения на ужин, вот я и подумал, что, возможно, тебе нужно обсудить что-то срочное. Расследование, например. Помнишь такие? А так же, учитывая, что последние несколько недель я чуть не на коленях умолял тебя поговорить со мной, - ты неосознанно облизываешь губы, - и тот факт, что во время последнего нашего разговора ты сказал то, что я меньше всего ожидал от тебя услышать… Впрочем, нет, ты прав, никаких причин быть не должно. Все это совершенно нормально для лучших друзей. - Не иронизируй, Джон. Тебе не идет. Ты сжимаешь и разжимаешь кулаки, так что он может видеть это. Он вздрагивает, и ты сразу же прекращаешь. - Мне, правда, очень жаль насчет последних недель. Ты проявил куда больше терпения, чем я вправе был ожидать. Даже несмотря на то, что навел беспорядок в моем ящике с носками, - он слегка морщится, а потом произносит с таким заметным усилием, что ты опасаешься, что он сейчас сбежит. – Но я хотел, чтобы ты пришел, потому что… - Он опускает глаза. – Это не так-то просто выговорить. - У меня весь вечер свободен, - отвечаешь ты, и это действительно так. - У меня тоже есть список. Ты давишься. – Прошу прощения? – Тут ты вдруг вспоминаешь о черновой записи в блоге, которую сделал, когда напился. Глупость, глупость – какая наивная, идиотская чепуха! Ты ведь не опубликовал ее? Нет, конечно. Иначе Мэри уже бы все прочитала и ушла от тебя. И кто-нибудь бы уже как-нибудь отреагировал. Какой на хрен список? - Список из твоего блога, конечно, - он барабанит пальцами по губам, глядя на тебя (задыхающегося от ужаса). - Не беспокойся, ты не опубликовал его. - Тогда как ты… - Вычислил по твоей щетине и пыли на ботинках. - Ты… ты вычислил существование списка по этому? Он драматично вздыхает. - Боже, нет, идиот! Я взломал твой пароль. Джон, серьезно, тебе нужно быть более осторожным. Не у всех такие же чистые намерения, как у меня. - Ч-чистые? Господи боже, - тебя тошнит, тебе плохо, ты сейчас упадешь. Должно быть, ты выглядишь так, будто сейчас отключишься, потому что он обхватывает своими длинными пальцами твое запястье, чтобы успокоить тебя. Это производит прямо противоположный эффект. - Джон, пожалуйста. Успокойся! Я должен кое-что сказать тебе. Кое-что, что мне следовало сказать уже давно, но, принимая во внимание смягчающие обстоятельства, становилось сказать все сложнее и сложнее. - Смягчающие обстоятельства? Он закрывает глаза и вдыхает так медленно, что тебе кажется, что он считает про себя. А затем с тихим звуком выдыхает: – Мэри. - Я… Я… прости. Тебе придется немного прояснить, потому что я, блядь, совершенно точно не понимаю, о чем речь. Он сглатывает, отпускает твое запястье и достает папку. А ты и не заметил, что он принес ее с собой. Он вынимает из нее листок бумаги с отпечатанным текстом. Текст набран как будто на пишущей машинке. И с твоего места кажется похожим на список. - Я составил его, когда был в Восточной Европе, - говорит он, и его голос звучит чуть выше, чем привычный баритон. – Составление этих пунктов помогало мне уснуть. Там так сложно было уснуть, Джон. Ты не представляешь. Твои руки дрожат, когда ты берешь бумагу. В тот первый вечер, много лет назад, Майкрофт обратил внимание на их твердость. Но сейчас все иначе, это не то же самое, что оказаться похищенным или застрелить человека. Сейчас опасность скрытая, шокирующая, незнакомая тебе. Рекомендации по уходу за доктором Джоном Хэмишем Уотсоном во время отсутствия его соседа, доверенного лица и Центра его мира, Шерлока Холмса. 1. С молоком, без сахара, если только его химический состав не был предварительно изменен. 2. Время от времени забирай его ноутбук. Отслеживай предпочтения в порно и письма девушкам, используя соответствующую методологию. Думаю, достаточно будет составить график. Добавляй в него информацию о любых значительных изменениях в его жизни. 3. Его душевное состояние можно вычислить по цветам его свитеров. Темно-бордовый обычно означает новую подружку. Голубой он носит после расставаний. Бежевый определяет нейтральное настроение или усталость. Рождественский узор означает, что пришло рождество. Пока не разгадал значение мягкого черного, но мог бы написать целое исследование о том, какие ощущения он вызывает у меня в животе. 4. Иногда он пребывает в плохом настроении по не поддающимся вычислениям причинам. Я обнаружил, что в таких ситуациях упаковка пива, оставленная на видном месте в холодильнике, не останется без внимания. 5. В полнолуние кошмары мучают его чаще. Думаю, их провоцирует лунный свет. В такие ночи я рекомендую дождаться, пока он заснет, проникнуть к нему в комнату и задернуть шторы. Иногда это помогает. Если нет – можно положить ладонь ему на лоб. Иногда, если нужно, я всю ночь наблюдаю за его сном. 6. Он восприимчив к музыкальному сопровождению. Поддается влиянию романтичных мелодий Дворжака, радостных – Бетховена и драматичных – Баха. Иногда мне удавалось одним лишь смычком заставить его переделать всю домашнюю работу. Но это знание лучше использовать понемногу, чтобы не пересечь границ морали. 7. Приводя домой женщину, он считает грубейшим нарушением личных границ подслушивание под дверью. Был пойман однажды. Неприятно. Всего лишь хотел оценить и каталогизировать его реакции на разнообразные раздражители. Для исследования. Собирался соотнести эти данные с информацией, полученной в результате изучения его интернет-флирта. 8. Игнорируй пункт 7. Это неважно. Номер 9 затерт так, что ничего нельзя разобрать. Ты различаешь лишь слова «волосы», «золото» и «улыбка». В самом конце страницы приписано ручкой. 10. Если тебе и правда выпала честь быть моим преемником в заботе о докторе Джоне Хэмише Уотсоне, умоляю, будь лучше, чем когда-либо был я. Делай ему чай. Готовь ему ужин. Убирай в квартире. Не обижайся на него и не фыркай. Всегда отвечай, если он спрашивает о чем-то. Не демонстрируй без необходимости свои бесполезные, никому не нужные навыки. Не манипулируй им с помощью химии или психологии. Никогда не называй его идиотом. Смотри его глупые телешоу, поддерживай разговоры, смейся над его шутками – даже совершенно не смешными. Целуй его в губы. Веди себя так, будто он самый чудесный, великолепный человек на земле. Тебе, вероятно, и притворяться особенно не придется. Сомневаюсь, что тебе доводилось встречать кого-то лучше. Последние строчки тебе трудно разбирать сквозь слезы. Ты поднимаешь взгляд и встречаешься с его глазами. Тоже полными слез. - Итак, - выдыхает он так, будто все это время задерживал дыхание. - Я думал подарить это Мэри в качестве свадебного подарка, но почему-то это показалось мне… совершенно неуместным. Ты нежно берешь его за запястье и кладешь пальцы туда, где прощупывается пульс. Никогда в жизни тебе не доводилось чувствовать ничего более сильного и настоящего, чем биение его пульса. – Пошли домой. Ты удерживаешь пальцы на его пульсе, пока вы едете в такси, всходите на крыльцо, поднимаетесь по лестнице. И вот ты уже в гостиной 221б, лицом к лицу с ним. В его расширенных зрачках зарождаются и умирают вселенные. - Кто это? – выдыхаешь ты, хотя и знаешь, конечно же, знаешь ответ. Вероятно, ты всегда это знал. Но тебе нужно услышать это от него. Тебе нужно доказательство. - Это ты. - Он делает шаг вперед и кладет одну руку тебе на шею, а другую между лопаток, как будто вы собираетесь танцевать. – И всегда был ты. Ты мой проводник света, разве не знаешь? Я говорил тебе об этом, как минимум, один раз. – Он придвигается ближе и произносит, почти касаясь губами уха: – И пытался сказать снова. Но все испортил, я знаю. Ты дрожишь, словно от ночного кошмара, хотя происходящее меньше всего похоже на ночной кошмар. Наоборот, это лекарство от ночных кошмаров. Он притягивает тебя ближе, так, чтобы вы соприкасались каждой частичкой тел, и опускает подбородок тебе на макушку. От него пахнет деревом и сигаретами. Наблюдай, Джон. Запомни этот момент на будущее. Навсегда. Медленно, так медленно, что ты сначала даже не понимаешь, что происходит, он берет твое лицо в ладони и чуть приподнимает. Тебя никогда раньше не целовали так осторожно. Он обводит языком твою нижнюю губу, а затем рвано выдыхает, когда ты отвечаешь на поцелуй. И ты вспоминаешь, что раньше с ним никогда такого не случалось. Как такое может быть? Эти губы созданы для того, чтобы их раскрывали, ласкали, нежно покусывали. Это почти преступление, требующее отмщения. Он вдыхает в твои легкие воздух, пока вы не наполняетесь дыханием друг друга. Он возражает, когда ты отстраняешься, чтобы вдохнуть, но замолкает, когда твои губы оказываются на впадинке в основании его горла. Ты пробегаешь по его шее языком, добавляя вкус соли и дыма к все удлиняющемуся списку доказательств того, что он жив. - Ты сказал, мне никогда не стать выдающимся, - выдыхаешь ты, прихватывая зубами его ключицу. - Ч-то? – Его глаза закатываются, если бы ты не удерживал его так крепко, он, возможно, упал бы в обморок. Ты отступаешь, опускаешься в свое кресло и неловко усаживаешь его к себе на колени, все так же не отрывая губ от его шеи. - Ты сказал, - выдыхаешь ты между поцелуями, - что некоторые не являющиеся гениальными люди имеют удивительную способность стимулировать гениальность в других. - Мммф, - бормочет он, - я сказал… я сказал… ты не станешь выдающимся из людей. – Он пытается заглянуть тебе в глаза, когда ты переходишь к мягкому изгибу его уха. Ты решительно настроен попробовать его везде, зафиксировать в памяти каждую деталь. Кто знает, будет ли у тебя когда-нибудь шанс повторить это. – Но я ошибся, Джон, - говорит он, наконец, умудряясь заглянуть тебе в глаза. – Ты самый выдающийся из людей, самое прекрасное создание, которое мне только доводилось встречать. Ты, ты, ты. Ты находишь под его челюстью место, где видно биение пульса, и оставляешь на нем губами красную отметину. – Мой, - говоришь ты. – Ты никогда больше не уйдешь. Он стонет в ответ. Ты начинаешь медленно раздевать его – сначала на пол отправляется пиджак, за ним следует рубашка насыщенно-пурпурного цвета. Он помогает тебе стащить с него брюки, стягивает их и одним движением и отправляет к вороху одежды на полу. Тебе приходится остановиться на минуту, чтобы рассмотреть его. Сияющее белое тело и темные кудри над припухшими губами – он весь, словно ожившая грязная фантазия. Ты прижимаешься к его губам, прежде чем избавить его от последней детали одежды. - Джон, - шепчет он, - есть кое-что, о чем ты должен знать, - ты целуешь внутреннюю поверхность его бедра. - Ирэн Адлер… Ирэн Адлер не умерла, - ты прерываешься, чтобы взглянуть на него, несмотря на то, что твои пальцы продолжают лихорадочно оглаживать его задницу. – Ее должны были обезглавить в Карачи, но в последний момент я ее спас. Ты ощущаешь укол ревности. – О, так… Он мотает головой. - Между нами ничего не было. Это не моя сфера. Но, понимаешь, она, - он отстраняется и скользит вниз, - она поделилась со мной кое-какими из ее… эээ… навыков. – Несколькими уверенными движениями он вырывается из твоей хватки, толкает тебя обратно в кресло и вдруг оказывается между твоих ног и расстегивает пуговицу на джинсах. – У нее были кое-какие соображения насчет того, что может тебе понравиться. Не в силах удержаться, ты смеешься. - О господи! Эта Женщина давала тебе советы из области секса? - Она в этом эксперт, Джон, - говорит он, осторожно стягивая джинсы сначала с одного бедра, потом с другого. – Я не трачу время на дилетантов, - он ухмыляется. – И, как ты можешь догадаться, я все схватывал налету. Все вертящиеся на языке вопросы улетучиваются вместе с воздухом из твоих легких, когда он на пробу касается губами твоего члена. Сначала прижимается языком к уздечке, затем кружит им по головке, и, наконец, полностью берет ее в рот. Ведет языком по стволу, опускается ниже и заглатывает весь член целиком. - Бляяяяяяядь… Он с влажным звуком выпускает член изо рта и произносит: - Твое красноречие, Джон, как всегда восхищает. Прежде чем тебе удается ответить, он снова принимается за твой член. Начинает двигаться в четком ритме, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на тебя, будто бы для того, чтобы удостовериться, что все хорошо. И ты убеждаешь его со всей артистичностью, на которую когда-либо был способен, - впрочем, это нельзя назвать артистичностью, это слишком искренне. Он пытается заглотить член глубже, и ты вздрагиваешь, ощутив сокращения его горла. Если он и дальше будет демонстрировать тебе все навыки лучшего ученика школы Ирэн Адлер для девственников-социопатов, долго ты не продержишься. - Иди сюда, иди сюда, – Ты осторожно тянешь его за голое плечо. Он поднимает голову. И кажется смущенным. - Плохо? – спрашивает он. У тебя сейчас сердце разорвется. - О, нет, ТАК хорошо, так блядски великолепно. Но я хочу попробовать кое-что еще. Если ты мне позволишь. Если только не скончаешься от одного вида его потемневших глаз и покрасневших губ. Ты отчаянно целуешь его, пытаясь всеми известными твоему языку способами объяснить ему, что он единственный, к кому ты чувствовал такое, единственный, кто может заставить тебя так сильно дрожать и так остро чувствовать. Он расстегивает твою рубашку и стягивает ее с плеч. - Я хочу всего, Джон, - шепчет он. – Я хочу быть единым целым. Ты проводишь рукой по его кудрям и целуешь в лоб: – Ты уверен? - Конечно, уверен. Ты ведешь по его губам указательным пальцем, и он целует его кончик и втягивает его в рот. Ты прижимаешься лицом к его груди и медленно ведешь пальцем вниз, вниз - к его раздвинутым ногам, а затем прижимаешь его к сжатому входу, который пока не дает вам соединиться. Он испускает придушенный высокий звук, когда ты начинаешь погружать в него палец, медленно, миллиметр за миллиметром. – Тшшш, - говоришь ты, - все в порядке, все в порядке. - Он резко выдыхает, глаза его зажмурены так сильно, что перед ними, должно быть, вспыхивают звезды. Ты прижимаешь его ближе, медленно двигая рукой внутрь и наружу. Он часто, прерывисто дышит. – Хочешь, чтобы я продолжал? Он кивает. - Нам нужно найти что-то скользкое. Прежде, чем мы двинемся дальше. Он смотрит на тебя со знакомым выражением недоверия, смягченным его расширившимися зрачками. – При сношениях в качестве смазки идеально подходит слюна. - Говорит человек, у которого никогда их не было. Он фыркает тебе в плечо. – Под кухонной раковиной есть глицерин. Пойдет? - Пойдет. Зарычав, он отцепляется от тебя и, пошатываясь, идет в кухню. Ты резко выдыхаешь, увидев на его правом бедре яркие отметины от своих пальцев. Когда он возвращается, атмосфера в комнате как будто меняется. Он стоит перед тобой, голый и возбужденный, неуверенный и идеальный, чуть крепче, чем необходимо, сжимая в руке пузырек. Он как будто боится, что ты передумал. Словно ты мог бы просто отказаться от этого, словно все соображения о семье, сексуальности и морали не испарились, как пот с твоей кожи. Ты распахиваешь объятия, и он, улыбаясь, ступает к тебе. Ты действуешь нежно, добавляешь еще один палец, и еще. Дышишь ему в шею, чувствуя, как он расслабляется в твоих руках. - Ты готов? - Боже, да. Ты осторожно придерживаешь его за бедра, медленно опуская на себя. Он помогает тебе рукой, и ты погружаешься на дюйм, на два, пока твоих бедер не касается его бархатная кожа. Он упирается коленями в подлокотники кресла. И ты готов закричать от переполнивших тебя эмоций, все так остро, так правильно, ты словно бы вернулся домой после целого века скитаний. Шелковый жар так нежно окутывает тебя. К твоему удивлению, он проявляет активность и принимается быстро двигаться. Ты как будто трахаешь ураган. Волосы его всклокочены, он такой распутный сейчас, и весь словно наэлектризованный. Наклоняясь вперед, он выдыхает: - Обожеобоже блядьблядьблядь Прежде ты никогда не слышал, чтобы он ругался, а если бы вдруг услышал, возможно, решился бы на это раньше. Ты жадно целуешь его шею и с трудом переводишь дыхание, когда он снова опускается на тебя, находя правильный угол. – Ооооох, Джон. Джон, Джон, ДЖОН, ДЖОН… - Для тебя капитан Уотсон, - ухмыляясь, выдыхаешь ты. - О, БОЖЕ, - вскрикивает он, - ты не можешь так поступать, это не честно. - Это всего лишь игра, - отвечаешь ты. Затем перемещаешь его ноги так, чтобы они обвили твою талию, внезапно поднимаешься, вырывая у него вскрик удивления, и меняешь вас местами, принимаясь втрахивать его в кресло. – А это – проигрыш. Он царапает твою спину, но ты держишь все под контролем. Он быстро сдаётся, и его лодыжки расслабленно нависают над твоими плечами. Ты целуешь его так глубоко, как только можешь, наслаждаясь разгорающимся на его скулах румянцем. Он сладко извивается под тобой, наслаждение накатывает волнами. Долго ты не продержишься. Ты чуть сбавляешь темп, наблюдая, как в его зрачках вспыхивают сверхновые. А затем обхватываешь ладонью его член и принимаешься ласкать в такт со своими движениями. - Ты кончишь вместе со мной, - говоришь ты. И это вовсе не вопрос. Он кивает, а затем лицо его искажается, и наблюдать за изменением его выражения, чувствуя, где кончается он и начинаешься ты, это все, что сейчас хоть как-то тебя волнует. А затем вы срываетесь в оргазм, словно падаете с водопада.