A Thin Veil

      Как только мои губы прижались к губам Реджины, тело пронзила резкая боль. Мы отскочили друг от друга с широко открытыми от ужаса глазами, хватаясь за грудь. Боль была такой, что, казалось, сердце вот-вот взорвется. Еще одна волна электричества ударила в грудь, от чего я застонала.       Реджина испытывала то же самое. Она закричала. Ее дыхание стало быстрым и рванным. Мы едва держались на ногах.       «Что это было?» - простонала она сквозь стиснутые зубы. Я смогла только покачать головой. Взгляд лихорадочно блуждал по комнате. С первого взгляда казалось, что это все та же комната, но она стала какой-то размытой, словно нужно было надеть очки для четкости. Потом она начала мерцать в углах, будто картинка в старом телевизоре.       «Реджина, смотри», - сказала я, указывая рукой на один из углов, надеясь, что это не плод моей нездоровой психики.       «Что это?» - она тяжело дышала и продолжала держаться за сердце. Мы в замешательстве наблюдали, как комната вокруг нас рушится, растворяется на мелкие песчинки и исчезает вовсе. Но внезапно комната вернулась в прежнее состояние, как будто ничего и не было. Боль постепенно тоже уходила. Реджине наконец удалось выровнять дыхание, она даже опустила руку, которой держалась за сердце.       «Я думаю, что это были мы», - сказала я, понимая, что вся эта боль и разрушение комнаты началось после нашего поцелуя. - «Я имею в виду, что это мы вызвали такой эффект».       «Поцелуем?» - с трепетом в голосе спросила Реджина. Ни одна из нас не ожидала, что наш первый поцелуй вызовет нечто подобное. Я ожидала, что он будет приятным, накроет, возможно, волной экстаза, а не разорвет тело от боли. Но это же я и Реджина, у нас никогда ничего не бывает просто и легко.       «Да, и мне кажется, нам нужно попробовать еще раз», - я посмотрела на нее и взяла за руки. Наконец, я нашла ее, наконец, могу прикоснуться к ней. Я никогда больше не отпущу ее.       «Но почему это так больно?» - спросила она, перехватив мой взгляд.       «Я не знаю», - честно ответила я. – «Это было похоже на разряд электричества, да? Прямо в сердце. Может быть, нас пытаются реанимировать, ну, знаешь, врачи, когда пытаются запустить сердца умирающих, дают разряд тока. Ведь технически мы с тобой мертвы».       Бредовое объяснение, но сейчас ничего больше в голову не приходило.       «Эмма», - прошептала Реджина, нежно гладя меня по щеке, ее великолепные глаза, насыщенного шоколадного цвета, неотрывно смотрели на меня.- «Я не хочу причинять тебе боль».       Слезы навернулись на глаза от ее слов. Они затронули каждую клеточку меня. Они значили для меня больше, чем я могла бы выразить. Поэтому я быстро протерла глаза руками и сдавленно прохрипела:       «Я тоже не хочу делать тебе больно, но, боюсь, у нас нет выбора, если мы хотим жить».       Реджина тяжело вздохнула, а я ближе подползла к ней на коленях и крепко обняла, мне было просто необходимо сейчас почувствовать ее тепло. Женщина в ответ обвила руками мою шею. Я не хотела ей показывать, что на самом деле мне очень страшно. Я боялась, что у нас ничего не получится, что уже слишком поздно. Я панически боялась потерять ее снова, так до конца и не обретя.       Нежно прижавшись ко мне, Реджина мне в шею прошептала:       «Хорошо».       «Ладно», - ответила я и немного отстранилась, но не разрывая объятий. Реджина закрыла глаза и одними губами прошептала:       «Прости», - извиняясь за боль, которая обязательно последует после нашего поцелуя.       Я немного сильнее сжала ее талию руками и прошептала ей в губы:       «Не извиняйся. Это самая лучшая боль, которую я когда-либо испытывала»,       Она тихо рассмеялась, почти спокойно, красиво, и прежде, чем звук затих, я сократила последнее расстояние и снова поцеловала ее так, как будто от этого поцелуя зависела моя жизнь, ее жизнь, наша жизнь. Так оно и было.       Ее губы были такими мягкими, казалось, они идеально подходили моим. Я старалась сосредоточиться на ощущениях от ее губ, а не на адской боли, которая вновь пронзила все тело. Наши тела рвануло в разные стороны, будто какие-то злые силы пытались отдалить нас, но мы крепко сжимали друг друга в объятиях и не прекращали поцелуй. Мы практически кричали от боли сквозь губы, но не останавливались.       Я почувствовала, как слезы Реджины потекли по моим щекам, подбородку, смешиваясь с моими собственными. Это было мучительно. Но в то же время, никогда еще я не чувствовала себя такой живой. Я целовала женщину, которую любила, ради которой рискнула всем: семьей, работой, сыном, своей жизнью. Я умерла ради одного шанса к ней прикоснуться. Это действительно была лучшая боль, которую я когда-либо испытывала.       Реджина ногтями впилась мне в волосы, сжимая все крепче и крепче после каждой волны боли. Электрические разряды разрывали наши сердца, это было похоже на смерть, но вместе с тем, это было обещанием жизни, жизни для нас двоих. Я еще сильнее прижала ее к себе. Не отрываясь от ее губ, я осмелилась открыть глаза. Комната вокруг нас снова мерцала, растворяясь по крупицам в пространстве.       Эффект все нарастал и нарастал, вокруг все начало гореть и осыпаться пеплом. Только мы продолжали отчаянно держаться друг за друга, за наш последний шанс спастись. Вокруг все погрузилось во мрак. Было ощущение, что мы умерли вместе с комнатой. Реджина резко открыла глаза. В них ясно читался страх.       «Эмма!» - крикнула она, немного отстранившись. Ее голос эхом разнесся в пустоте.       «Только держись, Реджина», - умоляла я, глядя ей в глаза. Мы дрожали от страха, но не отпускали друг друга. Боль понемногу начала уходить. Вместо нее пришло ощущение, будто мы растворяемся в пространстве, нас куда-то уносило. Я надеялась, что у нас все получилось и нас уносит обратно к реальности, к жизни. Реджина кивнула, и прежде чем я успела еще что-то добавить, она впилась в мои губы. Это было последнее, что я почувствовала, прежде чем все… исчезло.       Просыпаться было неприятно. Как будто я засунула пальцы в розетку. Все тело ломило, руки занемели. Я несколько раз моргнула, щурясь от яркого света, и застонала. На секунду мне показалась, что я умерла, что наши с Реджиной души не вернулись к жизни, а наоборот прошли дальше в мир мертвых. Но потом я услышала радостный крик, который мог принадлежать только моей матери.       Я заставила себя снова открыть глаза. Прямо надо мной стояла Снежка. Она улыбалась так широко, что, казалось, ее щеки сейчас треснут от этой улыбки.       «Эмма», - воскликнула она и крепко обняла меня за шею, угрожая задушить. Но мне было все равно. Я была безумно рада снова ее увидеть. Это просто не передаваемо – снова почувствовать себя живой. – «Ты в порядке», - прошептала она и уткнулась лицом мне в шею. Все еще слабыми руками я слегка сжала ее плечи.       «Я в порядке», - только и смогла выдавить из себя.       А потом я почувствовала еще одну пару сильных рук, которые обняли Снежку и меня одновременно. По запаху одеколона я поняла, что это отец.       «Мы волновались», - мягко сказал он, прижимаясь губами к моему виску.       «Так же, как и я», - выдохнула я. Как же я была счастлива снова увидеть родителей. Но потом мое сердце сжалось в комок и я, мягко оттолкнув родителей, поднялась на все еще дрожащие ноги. Я быстро, насколько это было возможно в таком состоянии, прошла в соседнюю комнату, где мы оставили тело Реджины, после того, как приехали в лавку Голда. Я затаила дыхание и вошла.       Реджина сидела живая, черт возьми, ЖИВАЯ, на маленьком диванчике. Одета она была видимо в то, что успела наколдовать для себя после пробуждения. Ее крепко обнимал рыдающий Генри, сидящий на ее коленях, спрятав лицо в ее волосы.       Слезы текли по ее щекам. Она качала нашего сына, осыпая его волосы нежными поцелуями, тихо шепча:       «Я здесь», - сколько любви было в ее все еще слабом, дрожащем голосе. – «Я здесь»,       Никогда в жизни я не видела ничего более прекрасного. Этот момент навсегда останется в моей памяти. Два самых дорогих для меня человека плакали от счастья, обнимаясь так нежно и крепко, будто боялись, что снова потеряют друг друга, если отпустят. Генри трясло, он задыхался от собственных слез, душераздирающие всхлипы вырывались из его горла. Он хватался за шею Реджины, за ее рубашку, будто все еще не верил, что она настоящая.       Мальчик не видел свою маму семь долгих месяцев. Не имел возможности прикоснуться к ней, он не слышал ее, не слышал, как она пыталась утешить его, признавалась, как сильно его любит. Ему говорили, что она мертва. Он был на ее похоронах. Он видел ее прах. Оплакивал ее, как и я. И, в конце концов, он поверил, что больше никогда ее не увидит, что мама ушла навсегда.       А сейчас, она сидела прямо перед ним, улыбалась ему, целовала и обнимала его. Это была сказка наяву, воплощение самой большой мечты. Я почувствовала, что мои щеки тоже уже давно влажные от слез, но не стала их вытирать. Сердце разрывало, но только от счастья. Снежка и Дэвид подошли сзади и положили руки мне на плечи. Снежка громко всхлипывала. Звук моментально привлек внимание. Реджина подняла голову, и ее великолепные карие глаза впились в меня. В ее взгляде было столько любви, благодарности, счастья – всего, у меня закружилась голова от такого водоворота эмоций и чувств. Она была так красива в этот момент. Я смотрела в ее глаза, и мне казалось, что планета перестала крутиться в этот миг. Никогда в жизни мы не смотрели так друг на друга, но что-то мне подсказывало, что теперь так будет всегда. Что именно это правильно, как надо, как должно было быть всегда. Нам просто нужно было время, нам нужно было пройти через все это.       Генри еще раз громко всхлипнул, порывисто сжал шею матери и встал с ее коленей. Быстро развернувшись, он подбежал ко мне и крепко сжал в объятиях. Я немного присела, чтобы поймать его и обняла в ответ, целуя его в голову. Но мы по-прежнему не прерывали зрительного контакта с Реджиной. Она смотрела на нас так, будто мы были самыми великолепными, красивыми, чудесными, бесценными сокровищами на этой планете. Ее взгляд заставлял мое тело дрожать, освещал самые далекие уголки моей души. Сердце пылало. Мягко отстранив Генри, я снова подтолкнула его к Реджине, наблюдая, как он повернулся и медленно зашагал к любви всей моей жизни. Мы с родителями не спеша подошли к дивану. Реджина все еще неподвижно сидела, ошеломленная новыми ощущениями. Генри сел рядом на диван, я упала прямо на колени перед ней. Я боялась прикоснуться к ней, боялась, что это всего лишь сон, и только я протяну руку – тут же проснусь, как было множество раз раньше. Словно прочитав мои мысли, Реджина наклонилась вперед, ее лицо застыло в дюйме от моего, слезы капали на рубашку. Она прошептала:       «Не говори мне, что мы проделали весь этот путь просто ради того, чтобы ты вот так сейчас сидела и боялась ко мне прикоснуться».       Я чувствовала ее дыхание на своих губах, мы смотрели друг на друга так, будто впервые в жизни видели. В каком-то смысле мы и, правда, только что переродились.       «А если я снова пройду сквозь тебя?» - тихо прошептала я, с едва заметной улыбкой. Реджина улыбнулась в ответ. Ее улыбка согрела меня лучше любого солнца. Внутри все сразу же успокоилось. Это реальность. Все в порядке. Все идеально.       «Эмма», - выдохнула она мне в губы, руками она ласкала мое лицо, уши, шею. – «Заткнись и обними меня».       В следующий миг она резко соскользнула с кровати мне на колени, обвив мою шею руками. Мы обнимали друг друга настолько крепко, как будто не только руками, но и сердцами, душами держали друг друга. Наконец, наконец, все стало реально, по-настоящему. Мы были живы. Мы были вместе.       Она плакала, уткнувшись мне в плечо. Затем она стала покрывать маленькими поцелуями мое лицо, уши, нос, лоб, шею - все, это не имело значения.       «Я люблю тебя», - шептала я, притягивая ее ближе к себе. Слезы текли по моим щекам. Впервые за семь месяцев я чувствовала, что снова могу дышать полной грудью. Я ожила вместе с ней сейчас.       «А я люблю вас обеих», - сказал Генри, накрыв руками нас. Мы притянули и обняли его. Мое сердце разрывалось от счастья. Моя семья, наконец, вместе, так, как это и должно быть.       Когда Генри высвободился и отошел на пару шагов, я почувствовала, как Реджина еще раз прижалась губами к моему лбу. Наши руки потянулись друг к другу и пальцы сразу же переплелись. Все было таким непривычным и новым, таким родным и знакомым. Тонкая грань, которая так мучительно долго разделяла нас, наконец, разрушена.       И черт, это было прекрасно.