Это были мы

Научный факт: каждые семь секунд во вселенной сходит с ума одно живое существо.       Она никогда не понимала смысл этой статистики. Во вселенной живут миллиарды существ уже многие тысячи лет. Интервал в семь секунд слишком мал, а этот факт является чересчур глупым.       Прошли года, и теперь то, над чем она могла смеяться, выглядит грустным. Ведь, кажется, таймер отсчитал ровно семь секунд. Ее время наступило. Первая секунда.       Судорожное рыдание из угла комнаты разносится по всему помещению и, оттолкнувшись от стен, возвращается вновь. Что хуже: смерть мастера или его падение? Это стало своеобразной дилеммой, мучавшей её на протяжении двух секунд, но для нее, кажется, прошла целая жизнь. Вторая секунда.       Асока перестает что-либо понимать. А безутешно твердящий голос внутри уже устал повторять очевидное. Он канул в бездну тьмы, и обратного пути нет. Сердце её мастера очернялось с каждой секундой, а тот и не понимает ничего.       Рыдания перерастают в хриплые рыки, все предметы в комнате начинают дрожать, а в её разуме повис вопрос: Как ее чистый рыцарь-без-страха-и-упрека стал тем, против кого поклялся бороться?! Ответа нет Третья секунда.       Все её хрупкое сердце занимал светлый образ человека с грубым шрамом на лице. Многие годы она грезила о встрече с мастером, с человеком, научившим её любить. Вся храбрость и дерзость Асоки тут же испарялась, стоило лишь встретиться взглядами. В эти моменты ей казалось, что глаза Энакина наполняются глубокой синевой и жизнью. Но кто же знал, что ее беспечный ангел окажется дьяволом и разобьет её хрупкое сердечко.Теперь ей остается лишь прятать его осколки в своей комнате, куда никто не мог зайти. Четвертая секунда.       Несмотря на то, что мир давно сгинул в хаос, они все еще были искренны друг с другом.       Энакин не любил обман, но все же врал, клянясь, что всегда будет рядом. А её душа была слишком сентиментальной и хрупкой чтобы не поверить.       Она помнит вечера, когда комнату освещал лишь свет луны и свечи, его добрые глаза смотрели на лицо Асоки, руки лежали на плечах и талии, а ноги повторяли неизвестные даже им движения. Кажется, это было что-то в ритме вальса. Пятая секунда.       Асока помнит, как он любил космос. Безграничное пространство в его глазах такое манящее, опасное и притягательное.       Энакин как-то раз рассказывал ей, что мечтает побывать на всех планетах, и со вздохом смотрел на глубокую синеву, усыпанную жемчужными звездами. Асока видела в каждой надежды и исполненные мечты.       Порой ей кажется, что космос поблек. Пространство не так манило, а звезды уже не блестят. Она видит боль в этой бездне. Хотя, возможно, это лишь слезы размывают все тот же космос со своими звездами — жемчужинами и исполненными мечтами. Шестая секунда.       Голос давно охрип, а все предметы в помещении покорёжились Силой. Асока сидела все в том же углу, обхватив руками колени, и выла, слегка покачиваясь и убаюкивая себя. Асока помнила его песню, что он напевал ей в лагерях, позволяя отдохнуть, а сам что-то чинил. Эти строки навсегда в ее памяти.

Этот парень был из тех, Кто просто любит жизнь Любит праздники и громкий смех, Пыль дорог и ветра свист. Он был везде и всегда своим Влюблял в себя целый свет И гнал свой байк, а не лимузин, Таких друзей больше нет.

Энакин рассказывал, что эта песня напоминает ему о Квай Гон Джине, но ей всегда казалась, что она про него. Седьмая секунда.       Асока резко встает с сопровождением свиста и хрипа откуда-то из легких и бежит к окну. Комнату наполняет нервный смешок, быстро перерастающий в истерический смех. Руки обхватывают лицо, обращенное в небо.       Это звучит странно, но… Асоку переполняет счастье, безумное, дикое, слегка горьковатое счастье. Душа вновь стала легкой и хочется бежать без цели, парить в свободном падении. Все же он жив, а ее сердце пытается вновь соединиться из осколков. Жаль, что они слишком мелкие, а её семь секунд уже наступили.