«Книга Всезнания»

Первым, что притягивало взгляд в просторной светлой комнате, была кровать. Двуспальная, массивная, с резным деревянным изголовьем и двумя огромными мягкими белыми подушками. Вот только обычного серебристого покрывала на ней в данный момент не наблюдалось: кровать была разобрана и приютила под теплым одеялом, запрятанным в белый пододеяльник, невысокую женщину лет сорока. Крашеные темно-русые волосы растрепались по подушкам безжизненной паутиной, глубокие карие глаза смотрели на высокий потолок, украшенный незамысловатой лепниной, с нотками раздражения и обреченности, перекрываемыми жаждой деятельности. Тонкие пальцы с огрубевшей, чуть шершавой кожей бегали по одеялу, расправляя микроскопические складки. То и дело женщина порывалась встать или хотя бы уговорить окружающих позволить ей не играть в больную, и лишь мертвенная бледность Наны Савада говорила о том, что женщине на самом деле лучше было оставаться в постели. Вокруг нее суетились две девушки: Киоко Сасагава, надевшая поверх школьной формы светло-бежевый фартук, и Хром Докуро, скинувшая куртку цвета хаки и внимательно следившая за состоянием матери босса, то и дело бегая к доктору Шамалу за советом. Нану привезли полчаса назад, а точнее, ее принес Тсуна, долетевший до места происшествия и вытащивший мать из искореженного автомобиля. Бьянки, встречавшая ее в аэропорту, сражалась с шестью вражескими солдатами, решившими, как оказалось, избавиться от одного из сторонников Вонголы, пока он был относительно беззащитен и не мог рассчитывать на скорое прибытие подмоги. Вот только враги просчитались: «Ядовитый Скорпион» Бьянки была отличным воином, и к тому времени, как Тсуна добрался до места происшествия, нападающих осталось трое. Вот только если бы не он, девушке пришлось не сладко: силы ее были уже на исходе, ведь сестра Хаято вынуждена была оставаться рядом с машиной, чтобы защитить потерявшую сознание Нану, и потому ее передвижения были сильно ограничены. Как только Тсуна приземлился на пустынную дорогу, перекрытую полицейскими шипованными лентами, призванными прокалывать шины автомобилей, он попытался вступить в бой, но Бьянки приказала вытаскивать мать, и Савада кинулся к искореженному автомобилю, из-за прокола шин съехавшему с дороги и врезавшемуся в дерево. К сожалению, все бронированные авто были на задании, потому «Скорпиону» пришлось ехать за Наной на обычном «Форде», и это привело к катастрофе. Савада получила множественные порезы от разбившихся стекол, сотрясение мозга от удара головой и глубокую рану на левой руке, породившую сильное кровотечение — искореженный лист металла перерезал вены и мог лишить этим мать Тсунаёши жизни. Вот только он успел ее спасти. Вытащив мать из машины, Тсуна занялся перевязкой. Руки, задрожавшие при виде груды металлолома, в которую превратился «Форд», сейчас действовали четко и уверенно, глаза уже не заволакивал туман, подкатившая к горлу паника отступила. Просто потому, что, подбежав к машине и увидев истекавшую кровью, бледную, не шевелившуюся мать, Тсуна почувствовал, как земля уходит из-под ног, но был пойман под руки Вторым Стражем. И ледяное прикосновение давно мертвых ладоней вкупе с тихими, но очень уверенными словами: «Она жива», — заставили Тсуну отбросить собственные эмоции и броситься на помощь раненой. И потому вытаскивал мать из салона, перевязывал раны и пытался привести ее в сознание Тсуна уже четко и уверенно, без тени сомнений, колебаний и страха. Он просто понимал, что счет идет на минуты. И потому для истерик времени нет. Ёмицу прибыл на помощь Бьянки, когда сын уже начинал перевязку. Он лишь бросил короткий взгляд на свою семью и, тряхнув головой, кинулся в бой. Никто не заметил, как янтарные глаза заволокла мутная пелена боли и отчаяния. Потому что Савада Ёмицу умел брать себя в руки гораздо лучше сына. И он начал атаковать врагов не с целью отомстить, а с целью уничтожить угрозу: обдумано, спокойно, не поддаваясь панике. И вскоре бой был закончен: пятеро нападавших убиты, один взят в плен главой CEDEF, Бьянки получила несколько глубоких, но неопасных ранений, а Нана пришла в себя. И Тсуна, ничего не объясняя матери, подхватил ее на руки и на полной скорости помчался в штаб. А Ёмицу, со всей силы ударив последнего нападавшего в челюсть, сплюнул, пнул серый, оскалившийся на небо острыми клыками щебня асфальт, и помог Бьянки сесть в свою машину. Всего один удар содержал в себе ненависть и боль лидера разведки Вонголы. Он не убил человека, которого мечтал разорвать в клочья. И виноват в этом был далеко не пацифизм, избытком которого Савада Ёмицу не страдал — просто он должен был допросить врага, и получение информации для предотвращения новых диверсий было намного важнее вымещения эмоций. Он это отлично понимал. И всё же едва сдержался от нанесения травм, несовместимых с жизнью… Шамал, осмотревший Нану и зашивший ее раны, после переливания крови отправил женщину в комнату ее сына и велел девушкам, вызвавшимся позаботиться о той, кого безмерно уважали, не оставлять ее одну ни на минуту и не давать нарушать постельный режим. Вот только госпожа Савада, привыкшая крутиться как белка в колесе, лежать категорически не хотела, и это приводило к постоянным попыткам уломать «сиделок» на послабление режима. Тсуна, решивший присутствовать при допросе «языка», оставил мать лишь после того, как Шамал сказал, что ее жизнь вне опасности, однако рассказать ей, что происходит, парень не решился. Да она и не спрашивала — лишь как-то очень печально смотрела на сына и улыбалась ему краешками губ, когда отчего-то вдруг словно повзрослевший парень на руках относил ее в собственную спальню. Он боялся сказать ей правду о мафии, но понимал, что иного выхода нет, вот только решил сначала дать ей прийти в себя, а себе — время собраться с мыслями, и поэтому отправился на допрос. А еще потому, что хотел увидеть глаза человека, способного так легко, без тени сомнений уничтожить мирную, никому никогда не причинявшую вреда женщину… Вот только оказалось всё довольно прозаично. На Нану нападавшим было плевать, они просто хотели уничтожить «Ядовитого Скорпиона», так удачно оставшегося без прикрытия. И им это почти удалось, ведь если бы подмога не пришла… а она не могла прийти. Просто потому, что у Бьянки не было времени ее вызвать. И Тсуна понял, что Книга Всезнания — очень странный демонический артефакт. Артефакт, способный как уничтожить миллионы, разрушив жизни всех вокруг, даже своего Хозяина, так и спасти, даже если о спасении Хозяин не просил… Только вот Савада не понимал, что законы причины и следствия никто не отменял. И далеко не каждому Хозяину Книги Стражи помогали в подобных ситуациях… На добро у людей чести принято платить добром. Даже если их честь привела к бесконечным мучениям в оплату грехов. Допрос завершился лишь под утро, и Тсуна, помаявшись минут десять под дверью кабинета, в котором закрылся отец, чтобы сравнить показания пленника с данными, известными их семье, решил проведать мать. Шамал, которому Тсуна постоянно отсылал смс с вопросами о состоянии матери, устав от сообщений, позвонил будущему боссу и недвусмысленно посоветовал ему посмотреть на часы и вспомнить о совести, что окончательно успокоило Саваду. Нервное напряжение спало, и благодаря этому медленно, но верно в нем поднимала голову привычная нерешительность. Тсуна задался вопросом: «Рассказать всё маме самому, или это должен сделать отец?» А еще ему хотелось ее проведать, но гордость шептала, что раз всё это время он пытался выглядеть перед родителями взрослым и избегал их, то сейчас идти на контакт и показывать «слабость» было бы неуместно. Вот только в ответ на такие мысли Тсуну похлопали по спине, и он поежился от холода. — Савада-хён, знаешь ли, есть два выхода из ситуации. Оставить мать без внимания, лелея свою гордыню, или же навестить ее, выполнив сыновний долг и усмирив собственное эго. Просто реши, что тебе важнее: быть гордецом или хорошим сыном? И Тсуна поморщился, повел плечами, разгоняя неприятный мертвенный холод, а затем направился в собственную спальню. Просто потому, что мать ему всё же была намного важнее собственной гордыни. А Фукс, шагая за ним с видом триумфатора, протянул: — Гордыня — второй из семи смертных грехов. Неплохой ты сделал выбор, неправда ли? Тсуна фыркнул. Такого вывода он никак не ожидал и о грехах даже не задумывался, а оказалось, что совет Вольфрам дал исходя из блага Хозяина, а не из того, что было бы лучше для Наны, их взаимоотношений или понятия «сыновнего долга». С одной стороны, это было неприятно, ведь хотелось сказать, что порой отношения с окружающими даже важнее собственного душевного покоя, а с другой — крайне радовало, ведь Фукс помог ему избежать греховного поступка, и значит, его личные предпочтения были вполне очевидны: он не желал Хозяину вечных мук в Аду. Только Савада не мог знать, чего же на самом деле ему желал Страж. Подкравшись к двери, из-за которой не доносилось ни звука, парень замер. «Спит? Наверное… Тогда пойду-ка я… Потом приду», — не самые храбрые, отдающие ноткой восторженной радости и облегчения мысли были прерваны голосом Фукса: — Не спит, не спит. Можешь не сиять от счастья, она как раз проснулась полчаса назад и теперь не знает, куда себя деть: и встать хочется, и подводить девочек, вечером взявших с нее слово без особой необходимости не подниматься, нельзя. Тсуна вздохнул. Мученически посмотрев на Стража и в ответ на его ухмылку закатив глаза, он осторожно поскребся в дверь, не надеясь, впрочем, что его не услышат. — Заходите-заходите, я не сплю! — тут же донесся бодрый, но всё еще слабый голос Наны, и ее сын, тяжко вздохнув и подумав: «Ну почему именно я должен ей правду вместо отца рассказывать?» — открыл дверь. На удивление, Нана, сразу после пробуждения натянувшая поверх спальной рубашки длинный шелковый халат, лежала. Несмотря на всю жажду деятельности, сил у нее пока было мало, и раз уж встать и заняться делами она не могла, предпочитала лежать, а не сидеть в кровати. Но стоило лишь Тсуне заглянуть в комнату, как женщина мгновенно подобралась, расплылась в улыбке и села. — Не надо, доктор Шамал сказал, что тебе нужен отдых, — осторожно попытался воззвать к разуму матери Тсуна и зашел-таки в комнату. — Да я уже в порядке! — беспечно отмахнулась женщина. — Лучше скажи, как ты, как папа? Не поранились? — Нет… Мам, ляг! Ну куда ты опять собралась? Нана, бодрым живчиком выскользнув из постели, намеревалась было начать заправлять кровать, так как идеальная хозяйка не может пренебрегать своими обязанностями, но Тсуна, махнув рукой на собственное нежелание слишком сближаться с родителями, отобрал у нее одеяло и не терпящим возражений тоном скомандовал: — Слушайся доктора! Пока он не скажет, что ты в порядке, вставать нельзя! — Тсуна? — опешила Нана. — Мам! Мне доктора позвать? Парень нахмурился, поджал губы и надул щеки, отчего напомнил матери хомячка — обиженного на жизнь, воинствующего, но отнюдь не опасного. Она тихонько рассмеялась, закатила глаза, подняла руки, сказав этим, что сдается на милость победителя, и устроилась на кровати. Тсуна накрыл женщину одеялом, вспомнил, что она всегда подтыкала покрывало, когда он болел, и проделал то же самое, а Нана всё это время пыталась подавить то и дело норовившую выплыть на свет довольную улыбку. — Как Ламбо с И-пин добрались? — наконец прервала молчание, решив не смущать сына еще больше, раненая. — Ламбо поехал к своей семье, они сказали, что займутся его здоровьем — у него же краснуха. А И-пин уехала к своему учителю по борьбе в Китай. Вчера вечером все отзвонились, всё в порядке. Добрались без происшествий, — отрапортовал Тсуна. — Жаль, что Ламбо-куна мы не взяли с собой, краснуха — неприятная болезнь, он наверняка скучает по моим такояки… — вздохнула Нана, но тут же одернула себя: — Впрочем, учитывая случившееся, это только к лучшему. На нас… террористы напали? Раньше Тсуна не обратил бы внимания на тон, которым была сказана последняя фраза. Но сейчас понял, что мать просто подсказывает ему возможный вариант лжи, чтобы не ставить в неловкое положение. А потому парень, почувствовав острый укол совести, одернул подол белой рубашки, покрутил небольшую пластмассовую пуговицу на манжете и с тяжелым вздохом опустился в кресло рядом с окном. — Нет, мам. Слушай… ты только не злись на меня и отца, мы не хотели тебя волновать, вот и молчали. В общем… папа не шахтер и нефть не добывает. Но ты и так это знаешь. Нана нахмурилась и, натянув одеяло до самой шеи, принялась расправлять на нем складки. Разговор был важный, и она очень хотела услышать правду, но… хотел ли ее рассказывать Ёмицу и можно ли было об этом говорить? — А папа в курсе, что ты собираешься мне его секрет раскрыть? — осторожно спросила она, и Тсуна поморщился. Отцу было не до этого, потому посоветоваться с ним он не успел. — Нет. Но это не только его секрет, но и мой. Так что я имею право рассказать хотя бы то, что касается меня. А он потом сам решит, говорить про себя или нет. — Ты всё еще злишься на отца? Тсуна вздрогнул: такого вопроса он не ожидал. — Не то, чтобы… Мы с ним вчера поговорили и поняли, что оба неправы были… — смущение и нежелание говорить об отце и своем с ним примирении перевесили желание отвечать на расспросы матери, а потому парень быстро сменил тему: — В общем, папа тебе сам расскажет, что да как с ним, а я… я вроде как мафиози. Нана поперхнулась воздухом, и Тсуна всполошился, но прокашлявшаяся женщина, снова откинувшись на подушки, от предложенной сыном воды отказалась и переспросила: — Ты — кто?! Ты не ошибся, Тсуна? У тебя температуры нет? — Мам, ну не начинай! — мученически простонал парень, закатив глаза, и плюхнулся обратно в кресло, сжимая в ладонях высокий стеклянный бокал. — В общем, дело было так…

***

Закончив рассказ о собственной принадлежности к сильнейшему мафиозному клану и выслушав все сетования матери на несправедливость бытия в лице взрослых, заставляющих детей брать оружие, а также успокоив ее словами о том, что Реборн его хорошо натренировал, Тсуна приготовился к возражениям, возмущению и обидам, но их не последовало. Нана просто подозвала сына, потрепала его по голове, как в детстве, и пожелала удачи, сказав, что если что-то пойдет не так, ее горячие такояки всегда будут ждать его дома, как и она сама. А Тсуна подумал, что мать приготовилась расстаться с ним так же, как с отцом, и остаться в полном одиночестве. А потому его слова, сказанные с абсолютной уверенностью и явившиеся для женщины полной неожиданностью, были самым важным признанием за это утро: «Я тебя не оставлю, не переживай. Уезжать, как папа, не собираюсь, а если придется… ну, в Италии тоже хорошо, и от японской пищи, думаю, мои друзья точно не откажутся. Так что не надо так говорить, будто я тебя бросаю. Ничего подобного». Он не сказал матери, что любит ее. Не обнял. Не рассказал, как скучал по тем отношениям, что были у них много лет назад. Однако Нана всё это поняла. Слишком хорошо она знала сына и умела читать между строк. И смущенное почесывание носа, бегающий взгляд, а также нервная, с ноткой напускного раздражения речь сообщила ей много больше любых слов. И потому женщина, подойдя к сыну, несмотря на всё его возмущение, обняла его, потрепала по волосам и пообещала, что всегда будет присматривать за ним. За ним и за отцом. И Тсуна сам не заметил, как обнял Нану в ответ. Только вот он довольно быстро это осознал, всполошился и, заставив мать снова лечь, умчался прочь из комнаты — подальше от смущающих, но совсем не лишних проявлений чувств. «Если бы я вчера не успел, больше этого не было бы». Тсуна убегал от матери, излишних нежностей и осознания того, что подобного могло больше никогда не произойти. Завтрак в главном зале штаба прошел довольно шумно. Хотя большая часть мафиози либо была на заданиях, либо уже отправилась трудиться, те, кто только должен был приступить к своим обязанностям, бурно обсуждали происшествия прошлого вечера. Некоторые косились на притихшего Тсуну с опаской и подозрением, перешептываясь о том, что же могло завести его на склад Хоффмана, но большая часть мафиози сочувствовала ему из-за происшествия с Наной, и отчего-то их взгляды, полные жалости и словно обещавшие неоднократное повторение подобного, раздражали даже больше обсуждений его некомпетентности. Просто к прозвищу «бесполезный Тсуна» он уже давно привык, а вот думать о повторных атаках на мать не хотел. И потому, быстро проглотив довольно сытный завтрак, Савада умчался на поиски друзей. За эту ночь в его голове созрел план, не самый идеальный, но явно нуждавшийся в исполнении, а встреча с Хранителями значилась там первым и самым главным пунктом. Гокудера обнаружился в библиотеке на втором этаже, равно как и Мукуро. Вот только если Хаято, обложившись горами книг, сидел за одним из четырех дубовых столов в центре огромной залы, иллюзионист выбрал местом дислокации укромный диван в углу. Достигавшие потолка книжные шкафы, будто лучи тянувшиеся к центру зала, надежно отгораживали иллюзиониста от любопытных взглядов, а массивный торшер рядом с диваном компенсировал недостаток света, отчаянно не желавшего пробираться от настольных ламп в такие отдаленные уголки. Попросив Гокудеру о помощи и поинтересовавшись, как прошла его ночь, Тсуна хотел было помчаться на поиски остальных, но тут в библиотеку зашла Хром. В отличие от Хаято, Мукуро и самого Савады, она провела ночь не за работой, а в собственной комнате, вот только мешки под глазами и общая бледность сообщали о точно такой же, как у парней, бессонной ночи иллюзионистки. Она слегка поклонилась боссу и прошла к диванчику, на котором, в окружении десятка книг, уютно устроился ее непосредственный начальник. В руках девушки был поднос с чашкой какао, тарелкой геркулесовой каши, жареным беконом и тостами, и отчего-то Тсуне очень захотелось посмотреть на реакцию Мукуро. А потому он встал перед столом Хаято так, чтобы уголок иллюзионистов полностью просматривался, и начал негромко обсуждать с подрывником насущный вопрос — куда могли податься остальные хранители. Мукуро, бросив на Саваду раздраженный взгляд, ничего ему не сказал и просто принял у Хром свой завтрак, поставив поднос на колени, и та, пожелав парню приятного аппетита, хотела было уйти, но внимательный взгляд разноцветных глаз скользнул по осунувшемуся лицу иллюзионистки, и Мукуро скомандовал: — Садись и рассказывай, почему не спала ночью? Хром смутилась, растеряно посмотрела на Рокудо, сверлившего ее немигающим взглядом, и, переложив часть книг на небольшой журнальный столик у торшера, присела рядом с лидером банды Кокуё. — Просто не могла уснуть, всё думала, что там с Наной-сан, с боссом, решится ли вся эта ситуация, — она теребила край юбки и отводила взгляд, что Мукуро крайне не понравилось. — И всё? — уточнил он и, поймав девушку за подбородок, заглянул ей в глаза. — Не лги мне, Наги. От тебя я этого не потерплю, ты же знаешь. — Еще за Вас беспокоилась, Вы же с Гокудерой-саном остались… — нехотя призналась она. — Боялась, что начнется драка или еще что-то случится… — Ку-фу-фу. Неужели ты думаешь, что я не справился бы с этой ходячей дымовой завесой? — рассмеялся иллюзионист и, отпустив помощницу, бросил на босса испепеляющий взгляд. Но тот и не подумал уйти — напротив, он принялся успокаивать Хаято словами о том, что Мукуро просто злится на самого Саваду, а потому пытается спровоцировать его друга на бой. И подобная проницательность лишь еще больше разозлила иллюзиониста. — Мукуро-сама, простите, наверное, надо было выпить снотворное, — тихо ответила Хром, упорно глядя куда угодно, но только не на своего спасителя. — Нет, пожалуй, стоило просто прийти ко мне и сказать о своих опасениях. Я бы их развеял, — нехотя ответил фокусник, понизив голос, и скомандовал: — Чтобы этой ночью выспалась! Ты должна быть здоровой и сильной, Наги, помни об этом. — Конечно, Мукуро-сама. Я пойду? Девушка робко улыбнулась, и Рокудо, подарив ей одну из самых доброжелательных своих улыбок, кивнул. Иллюзионистка убежала, стараясь не смотреть на босса, всё еще что-то обсуждавшего с подрывником, но Тсуна отметил легкий румянец на ее щеках. И ему в голову стукнула странная мысль: «Хром любит Мукуро. А он?» Страж рассмеялся. Тсуна покосился на него, передернул плечами и, искоса глядя на фокусника, предложил Гокудере разделиться и поискать товарищей в запланированных местах. Вот только надежды на то, что Мукуро их дождется, не было, а потому Савада, подойдя к нему, осторожно сказал: — У меня кое-какая мысль появилась… да и информация. Подождешь, пока мы всех соберем? Можно и Чикусу с Хром-тян позвать, они ведь в курсе всего, так что им тоже может быть интересно. — Это ты так завуалированно просишь меня о помощи, Савада? — не преминул съязвить Рокудо. — Да, — смущенно улыбнувшись, ответил Тсуна и, наивно посмотрев на товарища, уточнил: — А это плохо? В который раз искренность Тсунаёши и его странная, нелогичная вера в иллюзиониста поставили Мукуро в тупик. Вот только ему показалось, что это не так уж и плохо — слышать правду от тех, кто зовет себя твоим другом… А еще их вера хоть и прижигает нервы раздражением, после этого дарит анестезию. Ведь каждому порой хочется, что бы его грехи простили. — Так и быть, подожду вас здесь, мне всё равно еще предстоит долгое изучение архивов Вонголы, — неспособность ответить искренностью на искренность была для Рокудо как даром, спасавшим его от предательства, так и бичом, порой больно бившим по его собственным желаниям. — Спасибо, Мукуро! — просиял Тсуна. — Я быстро! Ой, а где Чикуса может быть, не знаешь? — В своей комнате или в оружейной, — нехотя ответил иллюзионист, и Тсуна умчался, крикнув на прощание: «Спасибо, я знал, что на тебя можно положиться!» «Положиться, да? — подумал Мукуро и вместо привычного раздражения в сердце появилось что-то иное. Что-то, что всегда появлялось там при осознании преданности друзей из банды Кокуё… — Он глупец. Но эта его наивность… может, это не так уж и плохо? Он ведь изменился. Конечно, его не раз подставят и предадут, но сейчас он уже не верит всем подряд, а значит, не абсолютно наивен. Но почему тогда он верит мне? Я ведь постоянно даю понять, что этого не следует делать. Книга? Нет, он верил мне и раньше. Интуиция? Он поверил еще до того, как она развилась до достаточного уровня. Тогда что? Глупость? Слепая вера в окружающих? Но он теперь верит далеко не всем подряд. Так почему же доверяет тому, кто пытался его убить?» Ответа на этот вопрос у Мукуро не было. И ему вдруг отчаянно захотелось его узнать. Причем не только из природного любопытства и чувства дискомфорта, возникавшего у любившего знания фокусника всякий раз, как перед ним вставала неразрешимая загадка. Просто ему был важен ответ. Но он не признался бы в этом даже самому себе… Собравшиеся наконец в библиотеке Хранители заставили Мукуро отбросить мысли о будущем боссе ненавистной мафии и присмотреться к собравшимся. Хибари, прислонившись плечом к одному из стеллажей, стоял так, чтобы вся зала просматривалась, но сам он не был в центре внимания. Гокудера сел справа от босса, устроившегося за одним из четырех столов в центре комнаты. Оба выглядели сосредоточенными и настороженными, что было нормой для подрывника, но лишь в последнее время всё чаще проявлялось у Савады. Ямамото с Рёхеем расположились напротив них, сияя оптимизмом и бодростью — они явно отлично выспались и дискомфорта не испытывали. По крайней мере, так казалось со стороны. Ну а Хром с Чикусой, прибившись к своему лидеру, разместились в его закутке, причем Наги, унеся на кухню опустевший поднос товарища, была усажена им на диван. Чикуса же, хмурясь и присматриваясь к Хранителям из-за прямоугольных стекол очков, встал рядом с торшером и достал игрушку йо-йо: нервничая, парень всегда вертел в руках собственное оружие, скрывавшее отравленные иглы. Сдвинув на лоб серую шапку, не снимаемую им даже в помещении, парень с татуировкой в виде штрих-кода на щеке всё быстрее вращал в тонких мозолистых пальцах небольшой темный шар, и всё более цепким становился взгляд черных глаз. — Спасибо, что пришли, — начал Тсуна, когда все заняли свои места, и поднялся. Хаято поднялся следом, но босс положил руку ему на плечо, призывая остаться на стуле, и тот подчинился. — В общем, ситуация сложилась очень неприятная, поэтому давайте ее обсудим вместе? Я знаю, у нас часто бывают ссоры, и мы порой даже деремся друг с другом, да и цели у нас разнятся, но… «Общая опасность способна объединить даже злейших врагов». Поэтому давайте попробуем поработать все вместе? Забыв на время о спорах и разногласиях. У нас общий враг. И я знаю его имя благодаря Книге. Но… я решил с этого дня как можно меньше ее использовать, потому не буду задавать вопрос о том, как этот человек заставил кланы передраться. Вы же знаете, что вчера произошло, но не все видели Хоффмана. Поэтому я расскажу, что случилось, а вы решайте, поможете его поймать или нет. И Тсуна подробно рассказал обо всем, что случилось на складе торговца оружием, а также о том, почему он вообще туда отправился. И когда история завершилась словами о причинах, побудивших Хоффмана пощадить Киоко, комнату взорвал полный ярости крик боксера: — Он совсем спятил?! — Парень подскочил и ударил ладонями о столешницу, отчего дерево опасно затрещало. — Он не убил Киоко только потому, что «не любит марать руки сам»?! Да еще и угрожает, что снова может ее использовать?! — Старший брат, мы этого не допустим, — уверенность в голосе Савады заставила Рёхея поумерить пыл. Он недоверчиво покосился на друга и уточнил: — Как? — Если сумеем доказать его вину, он не сумеет причинить вред не только Киоко-чан, но и вообще никому. Поэтому я и прошу помочь вас всех. Только вместе мы сможем его поймать. И только вместе сможем остановить это безумие. — А почему бы не воспользоваться его предложением? — протянул Мукуро, сверля босса подозрительным взглядом. Вот только несмотря на провокационный тон, иллюзионисту важно было, чтобы Тсуна дал верный ответ… — Почему бы просто его не уничтожить? Тогда можно будет ничего не доказывать. Тсуна нахмурился и покачал головой. Глядя на столешницу полным раздражения взглядом и опираясь на нее лишь кончиками пальцев, парень нехотя ответил: — Я думал об этом. Когда мама… когда ее чуть не убили, я об этом думал. Быстрое решение, так никто не будет в опасности, и вообще… Но так нельзя. Его имя мне назвала Книга. Я верю Стражам, но не уверен, что сама Книга не могла пустить меня по ложному следу. А что, если Хоффман не виноват? А что, если мы убьем невиновного? Тсуна посмотрел на иллюзиониста полными ужаса глазами, и тот фыркнул: — Тогда попытаемся найти настоящего виновника. По крайней мере, шанс, что виноват он, велик, так почему бы не начать с ликвидации, а не с рассуждений? — Потому что он может быть не виноват! — возмутился Тсуна, причем настолько искренне, что у Мукуро не возникло сомнений в его честности. — А невинного нельзя трогать! Даже то, как он поступил с Киоко-чан… Он ведь ее не тронул, а значит, мы не имеем права его убивать! Чтобы кого-то обвинять, надо доказать его вину, это я вчера очень хорошо понял. Мукуро не улыбнулся. Не кивнул, сказав, что ответ правильный. Но он и не съязвил. Иллюзионист лишь рассмеялся своим традиционным загадочным смехом, однако решил, что поможет Саваде. Просто потому, что такой босс мировой мафии намного лучше тех, кто с легкостью уничтожает всех мешающих им людей без разбора. А еще фокуснику нравилась отличительная черта Тсунаёши — его доброта, и хотя слишком часто она его попросту злила, ведь в этом мире добряки долго не живут, отрицать перед самим собой тот факт, что это было отнюдь не плохое качество, Рокудо не мог. — Значит, ты решил больше не использовать артефакт? — подал голос стоявший в тени стеллажа с книгами Глава Дисциплинарного Комитета. — Не совсем, — поморщился Тсуна. — Я решил не использовать знания Книги без крайней на то необходимости. Если счет пойдет на секунды, или выбора не будет, я использую знания. Потому что жизни моих друзей важнее всего. Комитетчик хмыкнул. Он мог бы сказать, что важнее всего гордость или победа, но промолчал. Ведь для него самым главным был родной город, и он понимал, почему Тсуна горой стоит за своих товарищей — они были для него так же важны, как Намимори для Хибари Кёи. А впрочем, мало кто знал, что и за своих подчиненных из комитета Хибари готов был драться до последней капли крови, вот только Савада это явно понимал, потому как в следующую секунду произнес: — Хибари-сан, я знаю, Вы против использования Книги. Но… если бы, допустим, жизнь Кусакабе-сана зависела от мгновенного получения информации, думаю, Вы бы согласились использовать Книгу. Извините. Может и нет, но мне так кажется, — быстро давил он, заметив раздражение в глазах товарища. — Но как мы сможем вывести этого немца на чистую воду? — озадачил всех присутствующих вопросом Ямамото, поспешивший сменить тему и избежать лишних споров с раздражительным комитетчиком. — Ну… у меня есть кое-какие мысли, но… — Тсуна замялся и наконец спросил: — Но сначала скажите, вы поможете? Давайте работать вместе! Потому что мои идеи можно только всем вместе реализовать. Висевшая в глубине зала картина, которую с таким трудом добыли мафиози несколько месяцев назад, и о которой они благополучно забыли, вернув Девятому, ждала вердикт. Его ждали изображенные на ней Хранители Первого Поколения, которые точно знали, что лишь командная работа может привести семью к процветанию, а друзей к победам. Молчаливо глядя на наследников традиций Вонголы со стены библиотеки, старый портрет надеялся вскоре узнать ответ на вопрос: смогут ли такие разные люди объединиться ради общего дела? И сможет ли объединить их Небо, которое должно найти подход к каждому, но прежде не решалось это сделать?