Кит

Все совсем не так. Все не хорошо. И проблемы не кончаются, если о них не говорить, если их не решать. Все, что ты засунешь в темный угол, однажды выползет наружу, и любой, стоит только копнуть, сможет распознать кусок гнили под идеально отполированным паркетом. Отношения не бывают идеальными, все хорошее рано или поздно кончается. Скотт устал, и чужая кровь, стекающая с его рук в раковину вперемешку с теплой водой, тому подтверждение. Он не знает, куда убежал Митч, как давно и в каком он сейчас состоянии. Но, во всяком случае, надеется, что ему сейчас получше, чем Майклу с его переломами. Скотт никогда не желал людям зла, особенно Митчу, да даже Майклу, просто так сложилось, что один теперь отмывает кровь с лица, а второй скрылся в неизвестном направлении, проклиная существование Хоинга. И снова стомильные стены злости и ненависти. Он устал. Почему чувство усталости — единственное, что его не покидает? В замке послышался тихий скрежет ключа, тихое обозленное шипение Митча, споткнувшегося о кроссовки при входе, и его практически бесшумные шаги. — Митч? Он не отвечает. На часах 23.00. — Где ты был? — не сдается Скотт. Он продолжает молчать. Даже когда проходит мимо парня, едва задев того плечом. Кажется, он даже слышит, как трещат плиты терпения в теле Хоинга. Скотт хватает Митча за руку и разворачивает к себе, но тот в ответ только шарахается. — Какого хрена ты делаешь? — орет он. — А какого хрена ты молчишь? — Мне нечего тебе сказать, и если ты еще раз ко мне прикоснешься… У Скотта в голове горящей строкой бежит: уровень пройден. Поздравляю, вы прокачали ваши отношения до угроз. Теперь вам доступны новые уровни скандалов. — Ты не ответил. — Мне нечего тебе сказать. Я не тот парень, который ловит кайф от того, что его калечит собственный бойфренд, так что, будь добр, отпусти мою руку, иначе мне даже не хватает фантазии придумать то, что я с тобой сделаю, если ты не отпустишь. Господи, сколько красноречия. Этот фонтан слов мог бы разъесть паркет, разодрать каждую половицу по отдельным волокнам. Мог бы сжечь Хоинга заживо. Смог бы, но не может. И Скотт отпускает руку, чтобы прикрыть это извержение вулкана. — Почему ты все время видишь во мне угрозу? — Почему ты заставляешь меня видеть в тебе только угрозу? — Я ни разу не причинил тебе никакого вреда, ни в чем, так почему же ты… — Это ты меня сейчас пытаешься выставить во всем виноватым? — Грасси перебивает, даже не подумав дослушать, и Скотта вновь это злит. — Я устал во всем винить себя! Что я делаю не так, ты можешь объяснить? Сколько это будет продолжаться? Ты вечно всем недоволен, у тебя на все свое мнение, ты делаешь только то, что считаешь нужным для себя, и у меня, честно, возникает вопрос: нужен ли я тебе вообще? Серьезно. Нахрена? Просто зачем тебе рядом хоть кто-то, если ты все равно делаешь все по-своему? Он орет это все Митчу прямо в лицо и чувствует, как огонь внутри потухает. Зато у Митча от гнева раздуваются ноздри. — Что ты делаешь не так? Тебе нужны объяснения, Хоинг? Ты все делаешь не так! Ты абсолютно не думаешь, когда делаешь, ты не видишь дальше собственного носа и надеешься на случай, на везение, на что угодно! И винишь меня в том, что я пытаюсь упорядочить бардак в своей и твоей жизни, потому что теперь она стала совместной! Я не ты, я не талантлив, как ты, я не могу строить свою жизнь, ожидая, что все вокруг само разрастется, как это происходит у тебя! Ты работаешь на себя, люди фанатеют от того, что ты создаешь, они сами прутся за тобой, а мне приходится подстраиваться, угождать, это зависит не только от меня одного! У меня есть понимание жизни, а ты… просто… легкомысленный! — И ты не мог подумать об этом раньше? Раз я так плох, почему ты все еще здесь? Неужели так сложно хоть иногда думать, что ты несешь? Митч, у тебя в голове не щелкает, когда ты делаешь людям больно? И как я могу тебе доверять, если ты все равно в итоге все ставишь против меня? — Ты мог подумать об этом прежде, чем ударить Майкла! — Да какая разница?! Это его вина, это он не должен был касаться тебя, он не имел права даже произносить что-либо, и ты идиот, если думаешь, что он тем самым не напрашивался, потому что ты совсем его не знаешь! — Ты все испортил этой своей выходкой! Я могу… — Митч старается взять себя в руки, чтобы быть тише. — Я могу пережить это. Я могу вытерпеть любые его слова, действия, что угодно, но видеть, как ты становишься тем, кто… Боже, ты просто портишь все, к чему прикасаешься. У Грасси в голове демоны, и сегодня он не будет их усмирять, впервые, с тех пор как в последний раз видел Джессику. В любом случае, начало и конец — это почти всегда одно и то же. Скотт замер, и Митч понятия не имеет, что происходит у того в голове, в груди, но он продолжает говорить: — Постоянно допытываешься до меня, почему я тебе не доверяю, почему я что-то скрываю? А что я могу тебе доверить? — Голос его спокоен и холоден. — Я не могу позволить тебе разрушить что-то в моей жизни, потому что любая вещь, которую я имею, стоила мне огромных усилий. Даже ты. Господи, особенно ты! — Как это понимать? — глухо отзывается Скотт. Митч широко фальшиво улыбается. — Ты бы понял, если бы хоть иногда думал. Ты бы увидел, что я делаю. Ради себя, ради тебя, ради нашего будущего. Пока моя мать не приехала и прямо не сказала тебе, что со мной не все в порядке, ты даже не догадывался, и, хоть она и не имела на это права, хоть она и не сказала тебе ничего, потому что ничего не знала, она все равно пыталась тебя предупредить, но даже тогда ты… У Митча в голове одновременно много мыслей и совершенно пусто. Он несет весь этот сброд прямо в лицо человеку, который действительно ни в чем не виноват, но ему плевать. Прямо сейчас Скотт осознает, что за человек перед ним стоит, с ним живет, делит с ним свое будущее. Свое возможное будущее. В перспективе. Он готов сказать хуже и ударить больнее, чтобы Хоинг почувствовал хоть немного того первобытного страха, который вчера пропорол Грасси заживо. Некоторые вещи слишком сложно выдрать из собственной головы. Его поток останавливает удар спиной о твердую поверхность: Скотт толкнул его, прижал лопатками к стене. Выдержал паузу, собираясь с мыслями и не глядя на испуг в лице кого-то до боли незнакомого. Лицо, скорее напоминающее слепое пятно, чем кого-то, кого он любит. Скотт говорит не сразу. Мысли у него в голове комкаются, и распутывать их крайне сложно, он сам не верит в то, что должно произойти. Это назревало целую вечность, но Хоинг как будто впервые видит Митча. — Наверное, ты прав. Я не хотел замечать проблем, связанных с тобой, потому что я был слишком влюблен в тебя. А еще потому, что я, кажется, и вправду идиот. Я не знаю, что ты пережил и к чему стремишься, ты абсолютно незнакомый мне человек. Скотт тяжело сглатывает и локтем прижимает грудь Митча сильнее к стене. Тот в ответ не дышит и не думает, запуганный до смерти, и Скотта это поражает: секунду назад этот парень готов был выцарапать ему глазницы, а теперь? Хоингу не жаль. Он продолжает, глядя прямо в застывшие слезы в бусинках-глазах. Его даже порядком заебала истеричность Митча: секунду назад он готов был убить парня, теперь, кажется, сам умирает со страху. Идиот, блядь, какой же он идиот. — Ты подарил мне надежду. На то, что моя жизнь не разрушится, на то, что я смогу быть с тем, кого я люблю, на теплый дом и, ох, на счастье. Мне от тебя вообще ничего другого не нужно, только это: быть рядом. Всегда быть рядом с тобой. А потом твоя мать… Ты ушел, а она говорила. Может, это и не было правдой, но в одном она была права точно. И, наконец, Скотт тяжело выдыхает, потому что так тяжело, черт возьми, произносить это вслух. — Ты никогда не сможешь полюбить меня. Он отпускает парня и отходит на несколько метров, отворачивается к окну. Митч дышит, не слишком громко, но жадно, по его лицу текут слезы, он не может и не хочет переваривать сказанное, просто радуется тому, что его не убили. Пока. Смысл сказанного Скоттом либо до него не дошел, либо не задел, и Хоинг не знает, что цепляет его больше. — Я не знаю, как правильно поступить. Уезжай. Ради всего, что было между нами, хотя бы ради той причины, которая заставила тебя сделать мне предложение, Митч, пожалуйста, возьми все, что хочешь, и езжай, чтобы я больше никогда не слышал твоего имени, потому что это, вообще-то, очень больно. — Не говори этого… я… все не так… — Митч в ответ еле подает голос, если это кряхтенье можно считать голосом. — Хватит, я устал. Ты — лучшее, что когда-либо у меня было. Митч, — Хоинг собирает всю свою волю в руки, подходит к почти неживому парню и нежно кладет ладони ему на плечи, — я бы боролся за тебя, но не против тебя же. Просто очередная жизнь, которую я потерял. Его самого удивляет его спокойный и уверенный голос, пока Грасси тихо заливается слезами, стоя прямо, словно он парализован. — Если успеешь купить билет, то твой самолет завтра вечером. Я надеюсь, ты будешь счастлив, потому что я хочу этого. Всегда хотел. Я желаю тебе добиться всего, чего ты хочешь… и никогда не испытывать той боли, которую испытываю я сейчас. Я пойду, чтобы не мешать тебе собираться, оставь ключи от квартиры в почтовом ящике. Он целует онемевшего Митча в лоб и, все такой же непроницаемо мертвый, идет к двери, чувствуя, как внутри тлеет уголь. Скотт сгорел заживо, король умер, и рыцари пали. Он никогда не был настолько не жив. — Стой! Хоинг оборачивается без особого энтузиазма, потому что драма и так затянулась. Он не уверен, что хочет выслушивать что-то еще, и, если честно, слишком много пепла в желудке скапливается от каждого слова Грасси. Скотт не может позволить ему ранить себя еще сильнее. Митч задыхается от слез и хватается за горло, будто действительно что-то мешает ему дышать. — Не надо, пожалуйста, Скотт, прошу тебя, не делай этого... Если… — слова мешаются у него во рту, путаются в голове, Митч даже не уверен, что знает, что говорит. — Если что-то я и понял, будучи в Нью-Йорке, так это то, что без тебя мне там не место. Подходит к Хоингу и тыкает ему в ключицу пальцем. — «Мой дом там, где мое сердце». Теперь я это понял. Он поднимает на него полные слез глаза и начинает говорить шепотом, держа его за руку. — Ты был парнем, с которым я живу, а Нью-Йорк — моим домом мечты, как будто если ты живешь в таком городе, то ты автоматически получаешь идеальную жизнь. Идея переехать туда возникла в день моего знакомства с доктором Ретви. Со мной произошло… кое-что, о чем ты никогда не узнаешь, кое-что настолько ужасное, что никогда меня не отпустит. — Твоя мать сказала, что… — Что один парень, в которого я был влюблен, нехорошо со мной обошелся, да знаю я. Это выдумала Джессика и в красках рассказала маме, чтобы скрыть правду, почему мне тяжело двигаться и почему я не хочу ни с кем разговаривать. Мама романтик, она всегда такому верит. Отец знал правду. То, что со мной случилось… не было моей ошибкой. Это был несчастный случай. Если выложить часть правды, — это единственный способ сгладить ситуацию, — то Митч это сделает. Его передергивает от этих мыслей, но все же он стойко продолжает: — Виноватые есть, и, я считаю, моя сестра — одна из них. Она чуть не сломала мне будущее, и поэтому я ненавижу ее, ее предательство. Я видел это предательство во всем, в своем доме, в своей школе, весь мой мир рухнул. Я был у отца в больнице, в приемной, а рядом со мной сидел мужчина, и он плакал. Мы молча сидели и смотрели друг на друга, каждый со своими слезами: Аллен и я. Его жена умирала у него на глазах. Я потерял надежду на собственное будущее в семнадцать лет. Тогда вышел мой отец и сказал, что он окажет услугу, сделает операцию Миранде Ретви, если Аллен окажет услугу мне: возьмет на себя мое лечение. Естественно, тот согласился. Операция прошла успешно, Миранда выжила и практически выздоровела, а я получил шанс жить дальше без груза произошедшего. Аллен забрал меня с собой в Лос-Анджелес и помог обустроиться, он все сделал для меня, помог избавиться от лишних проблем раз и навсегда. То, что произошло со мной в школе, осталось в школе. Виновные наказаны, я спасен, и ни одна душа об этом не знает. Митч берет парня за руку и не дает тому времени осмыслить сказанное. — Я не просто не хочу говорить тебе этого, я оберегаю тебя. Эта информация слишком тяжела. Ты не сможешь нормально ее воспринять, нужно подготовиться. Сейчас не время и не место. Я хотел сказать тебе, что Нью-Йорк был моей мечтой, которая избавит меня от всех проблем. Но теперь… теперь это просто город, в который я влюблен, а ты стал моим настоящим домом. С беспорядком, протекающей крышей, дизайнерским ремонтом внутри и самой уютной в мире кроватью, и где бы я ни был, я всегда хочу вернуться к тебе. Я много чего сегодня сказал, плохого или хорошего, и это всё было правдой. И ещё одно. Митч берет его скулы пальцами и заставляет смотреть себе в глаза. — Я не люблю разбрасываться словами и ценю только поступки людей. Ценю только те обещания, которые они сдерживают. Но, пожалуйста, запомни один раз и на всю жизнь: я люблю тебя. Ничто этого не изменит, будь я хоть сто раз сукой. Хоинг притягивает парня к себе за локоть и обнимает его плечи, прижимаясь щекой к его макушке. Лучшее чувство на свете. Словно кости срастаются обратно. Неужели он смог бы бросить Митча по-настоящему? Какой бред. — Хотел бы я слышать это почаще. — Хоти дальше. Скотт чувствует руки Митча, сжимающие его ребра. Когда приходит время умирать, птица феникс сгорает, чтобы возродиться из пепла. У них, наверное, тоже самое? Наверное.

***

Уже через пару месяцев они гуляют по Центральному парку, держась за руки, и болтают о наболевших проблемах переезда. Скотт рассказывает про надоевшие ему звонки клиентов из Лос-Анджелеса, у его нового босса, Алекса, случаются на этой почве скандалы с сестрой. Митч неловко признается, что переживает по поводу предстоящего сентября, в конце концов, это не самое приятное чувство — быть старшим студентом. Скорее всего, все его будущие однокурсники будут на несколько лет младше и, что уж таить греха, тупее. Скотт советует ему не переживать и не загоняться по этому поводу. А потом бросает свою мысль о том, что, скорее всего, с сентября попробует найти подработку: Нью-Йорк, оказывается, жутко вдохновляет его на музыку. Они начали спорить об этом, ведь Митча и так напрягает, что он не может работать и совмещать учебу, но Хоинг пытается доказать, что работа в новом крутом музыкальном магазине на полставки — это скорее попытка поддержать хобби, нежели способ заработать. Он и так прилично получает за заказы. С тех пор, как они переехали, в Нью-Йорке ни разу не пошел дождь, жизнь кажется такой тихой и спокойной, как самолет, у которого отказали двигатели.