Кит

Скотт привстает на постели, чтобы лучше видеть своего парня, и включает ночник. Грасси съежился калачиком в углу за кроватью и смотрел на Скотта с диким страхом в мокрых глазах, из которых все текут и текут слезы. ― Господи, ты чего? Скотт встает, чтобы сразу сесть около Митча, телом ограждая его от всего мира, только мир ― это не то, от чего нужно защищать. Поэтому Скотт получает неожиданно мощный толчок в грудь и падает спиной обратно на кровать, пока Грасси очень стремительно бежит в ванную. ― Митч! За дверью слышатся только тихие всхлипы и глухие рыдания. ― Блядь… ― Скотт встает и упрямо прется к ванной. Да что с ним такое? На ум приходит только одно ― ебучие таблетки, которые нельзя, ну никак нельзя, строго противопоказано пить без рецепта. ― Эй, детка… ― Уходи. Скотт, уйди, я не хочу тебя слышать, просто… просто оставь меня одного. ― Я не уйду. Будет намного легче, если ты откроешь дверь и я смогу тебе помочь. ― Нет. Упрямый, конченый придурок. Хоингу хочется снести эту дверь к чертям и хорошенько встряхнуть Митча, но он этого, конечно, не сделает. ― Подожди минуту, я позвоню доктору Ретви, он поможет тебе, я уверен. Ответа не последовало, Скотт даже не уверен, что его услышали, но все же взял телефон. Время ― два часа ночи. Когда-то док сказал, что в экстренных ситуациях он может звонить даже ночью, а эта ситуация ― экстренная. В конце концов, в ванной есть и ножницы и острые бритвы, мало ли, что Митчу в голову взбредет… ― Скотт? Все в порядке? ― механический голос дока был обеспокоен. ― Нет… Мистер Ретви, с Митчем что-то случилось… Он выпил мои таблетки и сейчас заперся в ванной, честное слово, я без понятия, что с ним и что мне делать… ― Что случилось? ― Он выпил три моих таблетки. ― Вот черт… Это моя вина. Нельзя было спорить с ним. Скотт, пожалуйста, передай ему трубку или включи громкую связь? Хоинг так и сделал около двери, за которой, он уверен, слышатся всхлипы его почти мужа. ― Митчелл? Ты ведь меня слышишь? ― спокойно спрашивает Ретви. Слабый скулеж из ванной был положительным ответом, и Скотт вздрогнул. ― Успокойся, пожалуйста. Это просто паника, я знаю, тебе знакомо это состояние, ты умеешь с ним бороться, и ты не должен ему поддаваться. Небольшая паническая атака, да, это тяжело, но подумай: ты пугаешь Скотта. Остановись. Выйди из ванны и дай ему тебе помочь. ― Пусть уйдет! ― взревел Митч, и у Скотта сжалось сердце. ― Хорошо, я уйду, если ты хочешь, то я уйду прямо сейчас… ― Нет, не оставляй его одного! ― разозлился телефон Скотта. ― Митч, пойми, это все не взаправду. Ты меня слышишь. Посчитай пальцы у себя на руках. Митч, считай! На несколько секунд все затихло, слышно было лишь тяжелое дыхание в ванной, а позже и сдавленный голос: ― Десять. ― Отлично. Десять. Видишь, все реально. Что тебе угрожает? Скотт не уверен, что сам в порядке, слишком сильно он боится за Бусинку. ― Могу я поговорить с Вами завтра, док? ― почти шепотом спрашивает Митч. ― Конечно. Прямо с утра я подъеду, если Скотт не возражает. Не хотелось бы, чтобы кто-то из вас двоих был за рулем. ― Спасибо. Простите меня, мистер Ретви, я мудак. ― Ничего страшного. Обсудим все завтра. Не принимай никаких лекарств. Доброй ночи вам обоим. ― Спасибо, док, ― шепчет Скотт и кладет трубку. ― Ско, пожалуйста, вернись в постель, я выйду через минуту. Нет, блядь, объяснись, пожалуйста, какого черта происходит? Объясни, почему ты оттолкнул. Объясни, почему с таким страхом и болью вылупился на него из угла, объясни, какого вообще… ― Конечно. Он не смог бы надавить на Митча, даже если бы придавило его самого: Хоинг так устроен. Он готов умереть ради Митча, он готов ради него убить. Уничтожить любую опасность. Только чем он может помочь против внутренних демонов? Митч выходит минут через десять, ночник в комнате все еще включен, и Скотт видит его заплаканное лицо. ― И что это было? ― Не спрашивай. Просто ложись спать, не трогай меня сегодня. ― Господи, ты опять закрываешься, в такую минуту, серьезно? ― Да, серьезно. Я не лягу с тобой. ― Он берет подушку и какое-то левое покрывало и выходит. ― Лягу в гостевой. ― Но почему? ― Потому что мне плохо, потому что мне так нужно ― лечь одному. ― Лечь одному или не ложиться со мной? ― И то, и то. Скотт, пожалуйста, успокойся, все будет в норме. Как всегда, Хоинг слушается Митча, несмотря на нервную дрожь в сжатых кулаках. Как же Бусинка бесит. ― Ладно, иди. Они оба явно не в порядке. Они оба не спят этой ночью, уставившись в потолок каждый своей комнаты. Уайатт из двух зол выбрал меньшее и лег со Скоттом, а под утро вернулся к Митчу, был выгнан и, грустный, полез обратно к Скотту. Хоинг встал в шесть, заглянул к Митчу в комнату, увидел только спину почти спящего парня и уныло поплелся на кухню. Как-то недавно Митч добрый час впихивал ему в голову статью о полезном питании и о растительной пище, так что Скотт решил в коем-то веке приготовить завтрак, хотя бы потому, что его кулинарный скилл настолько прокачан, что он умеет резать овощи более-менее ровно. Не то чтобы в нем проснулся повар, просто он хочет лишний раз показать Митчу, что он не один. Что о нем заботятся, его любят. Скотт режет овощи, чтобы потом стушить их со вчерашним рисом, ему даже немного нравится резать сладкий перец и зелень в полной тишине. А потом он видит осторожные руки у себя на животе и груди и чувствует дыхание Митча у себя на затылке. ― Доброе утро. ― Он трется щекой Хоингу о плечо. ― Доброе. ― Давай я помогу тебе? ― Не нужно, я справлюсь. ― Скотт, прости меня, пожалуйста. Я понимаю, как тебе тя… ― Ой, да заткнись ты. Мне тяжело, потому что ты ничего мне не говоришь, блядь, а не потому, что я не в порядке. Ты собираешься мне объяснить что-то или мне ждать, пока я проснусь с приставленным к горлу ножом? ― Если бы я решил тебя убить, ты бы вообще вряд ли проснулся. Хорошо, я объясню тебе, только не все и после разговора с Ретви, идет? ― Почему ты не можешь просто все сказать мне? ― Потому что это тяжело и я не хочу, чтобы ты дальше жил с этим осознанием. Это не часть меня. ― Это тебя мучает, и я хочу помочь тебе. ― Я знаю, Скотт, честно, и я ценю это. Меня бесит ссориться с тобой, мы же никогда не ссорились. И, к тому же, у нас есть проблемы посерьезнее, если ты не передумал переезжать. ― Ты о чем? Митч садится на тумбу, чтобы его было видно, и Скотт замечает темные круги под распухшими глазами. Тот еще видок. ― Риэлторская компания хочет выкупить квартиру на этой неделе, нам нужно организовать вывоз вещей к пятнице. Я поговорил с начальником, меня уволят в среду, у тебя отработка кончается во вторник, так? У нас будет три дня на то, чтобы дособирать вещи, и в субботу нам нужно будет уже уехать в Нью-Йорк. ― У нас почти все собрано, вроде. Осталась только кухня? ― И крупная мебель. Я боюсь, что не все будет в порядке с ней. ― Да купим новую. ― Бюджет не резиновый. ― Митч, будем думать об этом, когда увидим, что наша мебель испорчена, окей? Вопрос стоит только за квартирой. У нас осталось два варианта в Бруклине. ― Да, мы не потянем ту квартиру на севере, а влезать в кредиты сейчас, мне кажется, неразумно, я несколько лет не смогу работать, это и без того стремно. Ну, быть у тебя на содержании. ― Мы поженимся следующим летом, и ты будешь моим мужем, придурок. Я как-нибудь смогу содержать свою семью, тем более, посмотрим, что будет в том салоне. По крайней мере, у нас будет жилье и машина. ― Завтра нужно пройти техосмотр, убедиться, что она в порядке и переживет переезд, а я отведу Уайатта к ветеринару, поставить прививку. ― Кстати, детка, во вторник освободись на несколько часов, хорошо? ― Зачем? ― Хочу познакомить тебя с ребятами из салона. Мы устраиваем посиделки на прощание, хочу, чтобы ты тоже пришел. ― О, да, конечно. Этот… тоже будет там? ― Скорее всего, да, но тебе не о чем беспокоиться, хорошо? ― Конечно. Скотт улыбнулся и потянулся поцеловать Митча, снова отмечая его победу над собой. Это никогда не кончится. На столе зажужжал хоингов телефон, и Митчи, недолго думая, слез со стола и поставил на громкую связь (ничего такого, просто у Скотта руки заняты). ― Хоинг, ― отозвался парень. После того, как он устроился в салон и клиенты стали названивать ему сутками, он привык говорить свою фамилию вместо приветствия. ― Скотт, это доктор Ретви. Я подъезжаю к вашему дому. ― Оу, здравствуйте, конечно, ждем Вас. Он кладет трубку, и Митч мигом ставит чайник, затем лезет в холодильник за рисом. ― Иди мой руки, остальное я сам доделаю, иначе ты еще час провозишься. ― Он бедром толкает Скотта, чтобы тот валил к раковине, и быстрыми опытными движениями подключает духовку и вываливает все на противень. ― Ты убиваешь во мне любовь к готовке. ― Ты убиваешь время до прихода гостя. В дверь постучали, и Хоингу все же пришлось усмирить своего внутреннего повара и пойти открыть дверь. Доктор Ретви всегда нравился Скотту своей аристократичностью, в наше время в мире слишком мало на все готовых джентльменов, почти рыцарей во влажном светло-коричневом пальто. А может, это потому, что Ретви из Вашингтона и он специально выглядит так, словно ему тут никто не ровня, кто знает. ― Доброе утро, Скотт. ― Словно это не Хоинг ночью с диким страхом набрал его номер и, вероятно, разбудил его жену и собачку. ― Здравствуйте, док. Ретви разулся, аккуратно поставил обувь, снял пальто и повесил сверху мокрый зонт, в стиле лучших правил этикета. Митч, все еще в пижамных штанах и толстовке, растрепанный, суетливо вышел поздороваться, держась за дверь, а Уайатт терся об его босые ноги тельцем. ― Доброе утро, Аллен. Скотта немного смутил тот факт, что Митч имеет право называть доктора по имени, но, опять же, они знакомы дольше, и, может, это допустимо? ― Доброе, Митч. Как ты себя чувствуешь? ― Не очень. Ночь выдалась неудачной. И я сразу… хотел бы извиниться за то, что сделал… сказал… я бы никогда не подал на Вас в суд или еще что-либо такое, я на самом деле очень благодарен Вам за все и… я просто… ― Успокойся, пожалуйста, я все понимаю. Все хорошо. Забудем об этом. ― Ладно. ― Митч кивнул, подхватил Уайатта на руки и повернулся. ― Идем на кухню? Мы еще даже не завтракали, Вы сегодня рано. ― Извиняюсь, я выехал пораньше на случай, если попаду в пробку, но мне повезло. ― Позавтракаете с нами, чуть позже? ― Буду только рад. Это твой кот, Уайатт? Так вырос. ― Да, он самый. Очень ласковый, обожает Скотта. Услышав свое имя, Уайатт подошел понюхать доктора Ретви. ― Очаровательное создание. ― Как поживает миссис Ретви? ― Прекрасно, спасибо. Миранде нравится в Лос-Анджелесе, она говорит, здесь приятный климат. Мы рассматриваем вариант остаться здесь, ее здоровью это пойдет на пользу. ― Конечно. Мы со Скоттом уезжаем на следующей неделе в Нью-Йорк, я уже подал документы в университет. ― Решил все же пойти инженером? ― Архитектором, ― поправил Митч. ― Я решил, почему нет? Скотт вдохновил меня на это, наверное. В любом случае, меня приняли. ― Это чудесно, успехов тебе. Вам обоим. ― Спасибо. Хоинг тупо стоял в дверях, опершись на треснутый косяк, и глядел на этих двух таких старых знакомых. Ему кажется, что он видит впервые их обоих и именно он в своей квартире лишний. ― Скотт, мы отойдем в гостевую, ты последишь за рисом с овощами? Он будет готов примерно через полчаса. ― Конечно. Они ушли, и Хоинг сел ждать, как собака, не шевелясь, чтобы никто не думал, что он пытается подслушать. Включил маленький телик на кухне. Все зашибись. Хоинг в порядке (нихрена). Прошло минут сорок, как показался Митч, немного озадаченный, за ним доктор Ретви, как всегда непроницаемо-спокойный. ― Все нормально? ― устало отозвался Скотт. ― Да, конечно. Тебе стоит поспать, детка. ― Митч ласковым жестом треплет парню волосы и берет рукав, чтобы вытащить рис из духовки. ― Рис с овощами? ― Аллен Ретви выглядит почти довольным. ― Да, Скотт готовил. Он сегодня рано встал. Будете чай? ― С удовольствием. Вы уже готовы к переезду? ― Практически, ― снова отозвался Митчи. Хоинг сидит и переводит взгляд от одного к другому, потому что они оба его бесят на данный момент. Он всегда любил Митча, он всегда уважал Ретви, но сейчас они оба его раздражают. Хочется выйти на улицу, покурить, скинуть мутные мысли и отправиться на пробежку под дождем. Все идет вверх дном, он буквально чувствует, как раскалывается его мир, и, может, это нормально для пар ― испытывать такое, но Хоингу больше не кажется, что любить кого-то ― это прекрасное чувство. Скорее, болезнь. Вирус. Эпидемия. Кто-нибудь, помогите, вылечите, он умирает. ― Скотт, ты поешь? Ты как? ―У Митча голос беспокойный, и Хоингу не хочется смотреть ему в глаза. ― Да, конечно. Все хорошо, просто устал. ― Скотт, если хочешь обсудить что-то, то я всегда готов помочь. Тем более, вы скоро уезжаете, вряд ли ты еще попадешь ко мне на сеанс, ― вежливо предлагает док. ― Не думаю, что это хорошая идея, ― вяло отзывается Скотт, ― просто я устал. Вымотался, такое бывает, вам обоим нужно успокоиться. Через час доктор Ретви уходит, выписав обоим парням дополнительный рецепт на всякий случай, вдруг в Нью-Йорке пригодится, а Скотт идет спать, даже не надеясь хоть на какие-то ответы со стороны моющего посуду Митча. Уже вечером Скотт заходит в гостиную, где Митч собирает коробки, и просто смотрит на него. Наверное, сейчас не лучший момент для разбора полетов, но ему так осточертело все, что он уже не может ничего с собой поделать: злость на Митча ― это не то чувство, которое он мог бы вытерпеть, потому что злиться на Митча ― это злиться на себя. Скотт прокручивает последний год в голове и все не может вспомнить, как он допустил такое? Митч ведь был идеален. Блядь, как же он его любит. ― Ты чего стоишь? ― Решил подмять еще один косяк. ― Не смешно. Иди ко мне? И дико мне. ― Угу. Ты ничего мне не расскажешь? Митч тяжело вздыхает и поднимает взгляд. ― Ладно, я скажу тебе, что было сегодня ночью, но только это, идет? На остальное табу. Аллен сказал, что я могу доверить тебе это, поэтому… Он дождался, пока Скотт сядет рядом, и осторожно взял его за руку. ― Мне приснился очень плохой сон. На подобии того, что снилось тебе, только у тебя были реальные больные воспоминания, а у меня… некий настораживающий образ. ― Чей? ― Твой. ― Тебе снился я? ― Да. ― И что я там делал? Митч снова мнется, прежде чем ответить. ― Только не злись и не пугайся, ладно? Это просто сон. Я осознаю это и никак не связываю это с тобой, честное слово. ― И все же? ― Ты избил меня. Очень сильно, я буквально не чувствовал почти всю верхнюю часть тела и лица, я видел только кровь на мне и на твоих кулаках. Я рыдал, просил тебя остановиться, но ты не слушал, говорил, чтобы я заткнулся, и снова бил. Я испугался, у меня началась паника, потом проснулся… а паника никуда не делась. ― … Боже… ― Нет, эй, все хорошо. Мы не позволим этому влезть в нашу жизнь, да? ― Это все из-за косяка? ― Это все из-за того, что я ебанько. Митч залезает Хоингу на коленки и крепко обнимает его за шею. Скотт все еще в прострации. ― Ты действительно так думаешь обо мне? ― Нет, я знаю, что ты не такой. Просто мое подсознание так отреагировало. Насилие ― это самая страшная вещь для меня, ты же знаешь. ― Знаю, но… Мы можем поговорить откровенно? ― Нет! Нет, только не сейчас, пожалуйста, Скотт, я уже заебался говорить, окей? Мы постоянно говорим о всякой херне, которая нас беспокоит, это все приводит только к лишней ругани, я не хочу сегодня этого. Поговорим, если случится что-нибудь стремное, но… ― То есть сейчас ― недостаточно стремно? Тебе мало? ― Бывают вещи и похуже. Я в норме. Ты в норме. Остальное меня пока не волнует. Свой выходной секс я хочу больше, чем смотреть на твою недовольную рожу. ― Ты раздражаешь меня. И Ретви тоже. Знаешь, почему? ― Потому что я невыносим. ― Потому что ты, да, невыносим. Скотт подхватывает парня под бедра и задвигает его колени себе за спину, Митч довольно улыбается и хватает кромки хоинговой кофты. Опрокидывает Скотта на спину и устраивается сверху, подминая губами светлую кожу лица, шеи, груди и дальше, под кофтой, чувствуя теплую ладонь в своих волосах. Вот, что он любил, любит и будет любить. Нежные прикосновения Скотта, такие же, как и он сам. Мягкие и теплые. Тот парень из сна на самом деле не может существовать, потому что это точно не Скотт, он не такой. Грасси отказывается в это верить, потому что его парень ― самый добрый и любящий человек на земле, грозный на уровне улитки в раковине. Он совсем не замечает, как его перекинули на спину и откуда перед его глазами появилось мощное плечо Хоинга и светлый потолок, но чувствует осторожный горячий рот у себя на шее ― губы, зубы, язык, поцелуи, засосы, выдохи. И где-то там, на кухне, трещина в косяке не дает полностью расслабиться в руках самого замечательного человека на свете.

***

У Скотта в руках несколько огромных коробок с пиццей, у Митча ― пакет с колой и тоником. Вторник, влажный вечер после дождливого дня. Солнце падает в океан, и Хоинг провожает его взглядом несколько секунд, пока закрывает машину и слушает беспокойный голос Митча. ― Ты уверен, что это хорошая идея? Я могу поздороваться и свалить домой, в принципе, у нас еще куча сборов. ― Не говори ерунды, ты моя семья, я хочу, чтобы ты был со мной там. ― Ты ведь не делаешь это, чтобы угодить мне? ― Да перестань, я делаю это, потому что мы ― пара, мы должны ходить вместе. Скотт замечает из окна Майкла и даже полсотни метров хватает, чтобы разглядеть довольную ухмылку у него на лице. Хоинг откладывает пиццу в одну руку, за талию притягивает к себе что-то там возмущенно болтавшего Митча и находит его язык своим, затаив дыхание на несколько секунд. Затем замечает, что Грасси дрожит. ― Ты в порядке?.. Митч отстраняется и кивает, глядя Скотту на губы. ― Угу. Пошли. Хоинг чувствует себя идиотом, потому что поддался на провокацию, даже не заметив волнения Митча. Боже, сосредоточься, не думай о Майкле. Он уверенно берет Митча за руку и ведет к входу в салон, в первую же секунду напарываясь на Пат. ― Котята! ― орет она и кидается сначала на Митча. ― Где? ― Он непонимающе обнимает ее в ответ. ― Это она про нас. ― Особенно про тебя, здоровяк! ― Теперь она перекидывается на Скотта, отпихивая в сторону его коробки. Он сгребает ее в огромные объятия, и Митч совсем ни капли не ревнует. К ним стекаются все сотрудники, и, дождавшись, пока Пат отлипнет, Хоинг показательно берет Грасси за руку при всех и начинает представлять ему каждого, а в конце официально заявил о переезде и о том, что они решили пожениться. Примерно в конце последней фразы появляется Майкл, и Скотт думает, что сегодня не отпустит руку Митча, нащупывая пальцами его кольцо. Майкл ухмыляется. Хоинга это бесит, и желание втащить этому ублюдку достигает космических высот, но Митч медленно плетется сзади, и Скотта снова укалывает совесть. Его всегда поражала скромность и неуверенность Митча с незнакомыми людьми, это напоминает их первые встречи. Именно в этого ребенка он влюбился, кажется, целую вечность назад, еще до всего этого дерьма. Ребята приняли Митча очень тепло, скорее всего, потому что давно знали о нем все, что только можно, с рассказов Хоинга. Вечер шел вполне приятно, Пат все рассказывала о Нью-Йорке, о своем брате и о том, какая работа ждет там Скотта, затем все начали обсуждать достопримечательности города. Майкл не сидел со всеми вместе, но и не уходил с работы, несмотря на позднее время. Пат сказала, что он предупредил, что задержится сегодня из-за какого-то там важного заказа или еще чего. ― Кто выбирал кольца? ― Рейвен взяла обоих парней за левую руку и разглядела обручальные кольца поближе. Дело близилось к одиннадцати, и несколько человек уже свалили, попрощавшись со всеми и пожелав Хоингу большой удачи. ― Мое ― семейная реликвия, для Митча я делал под заказ такое же, только с другим камнем. ― Скотт был невероятно горд, а Митч раскраснелся, то ли от тоника, то ли от смущения. ― Как ми-и-ило, а почему камень черный? Грасси думает, что если Скотт сейчас расскажет ей или еще кому про «бусинку», то он задушит его ночью подушкой. ― Не знаю, как метафора. Типа инь и янь. Да и просто красиво. ― А я всегда думала, что обручальное кольцо должно быть тонким и золотым. Максимум – с маленьким камешком. То есть, оно должно быть аккуратным и как бы намекать, мол, помеченная территория. ― Звучит грубо. Нет, мне нравятся эти. Вообще, кольцо ― это не обязательно, есть же куча всего, чем можно его заменить, многие, например, носят обручальную цепочку или делают татуировки, хотя, моя, по сути, тоже посвящена Митчу. ― Это ты про кита? ― улыбается Рейвен. ― Это я про все. ― Почему ты никогда не говоришь, что означает кит? ― Потому что это мое дело. ― Митч! Скотт всегда такой скрытный? Хоинга пробил смешок. Женщина, ты хоть понимаешь, кого ты спрашиваешь вообще? ― Не понимаю, о чем ты. Я вот знаю, что значит кит, и значение у него, как по мне, идиотское, ― отвечает Митч. ― Правда? Ну расскажи! Ну Скотт! ― Отстань от парней, Рейвен, ну честное слово, какое тебе дело? ― влезла Энни, косметолог, и они начали рьяно это обсуждать. К половине двенадцатого, когда в салоне осталось совсем мало народу, Митч вызвался сделать кофе всем, кто хочет, но не хотел никто, поэтому он поперся в общую комнату с кофейником в одиночестве. И он пробыл в этом самом одиночестве минуты две, пока искал чашку, потом сзади послышался хлопок двери и чье-то неприятное присутствие. ― Митчи. Прохладная интонация парня заставила Грасси чуть ли не испугаться. ― Прошу прощения? ― За то, что занял моего парня? ― Ты про моего жениха сейчас? ― Митч вскидывает вверх руку, демонстрируя кольцо на безымянном пальце. Теперь Митч впервые увидел Майкла. Высокого, почти как Скотт, худощавого, с темными карими глазами и виднеющимися татуировками под коротким рукавом серой футболки. Самоуверенный. Жесткий. ― Минутная слабость. Вам не быть вместе. Можете строить счастливую голубятню на публике сколько угодно: я знаю его. И этот человек на диванчике ― это не Скотт Хоинг. Майкл куда крупнее и крепче миниатюрного Митча, но это ведь ничего не значит? ― Расскажи эту сказку кому другому, ладно? Мне неинтересно. ― Нет, тебе интересно, просто тебе не нравится слушать то, что я говорю, но в душе ты прекрасно понимаешь, что это правда. Скотт ― не твой человек, он не сможет всегда строить из себя примерного щенка. Разве в нем не проскакивает огонь? Разве он такой же лапочка, когда зол? Митч не отвечает, только глядит на Майкла, нахмурив брови. Он не хочет во все это вдумываться, но в сознании упрямо трещит косяк, пробирая тело дрожью. ― Настоящий Скотт сломал мне ребро когда-то, вот какие чувства были. Он не таскался со мной везде, не обнимал каждую секунду, не рассказывал всем и вся о том, как он со мной счастлив, потому что, Митч, это не настоящее. О настоящем счастье молчат, особенно такие люди, как Скотт. Но я знаю, что это были настоящие чувства. ― Он тебя бросил, ― отрезает Митч. ― Он это тебе сказал? А он не говорил, сколько после этого раз мы занимались сексом? Не говорил, кто обставлял его квартиру, подбирая вещи под нас обоих? Он не говорил тебе того, что говорил мне? ― Я не верю ни одному твоему слово, ясно? Ты тупо пытаешься заставить меня ревновать от безысходности, и правда в том, что он никогда не говорил тебе, что хочет связать ваши жизни навсегда, он бросил тебя, потому что ты изменил ему и сделал больно. И да, он сказал, что ударил тебя, а потом сказал, что никогда бы не сделал этого со мной, вот как все обстоит на самом деле: ты никто. Ты ― просто иголка, на которую ему не повезло напороться. ― А ты ― слишком самоуверенный для подстилки. С этими словами Майкл отводит локоть и с размаху впечатывает костяшками кулака Митчу прямо по лицу, наотмашь, так, что Митч падает на пол и получает еще удар, ногой по бедру, так сильно, что сам не понял, как вскрикнул. Минуту спустя к ним вламывается Хоинг, а за ним Пат и Рейвен, застрявшие в проходе. Они глядели то на лежащего у раковины Митча, то на страшно злого Хоинга, вжавшего Майкла в стену одним мощным ударом. ― Ты, сука, ударил его? Он не ждет ответа, только бьет и спрашивает, почти с рыком. Как животное, у которого вместо глаз красные радужки и дикое желание крови, вбитое в инстинкты по соседству с выживанием. Девушки боятся встревать в это, только Пат схватилась за свой телефон, на всякий случай, готовая звонить в полицию, но всех поражает Митч. Он нетвердо стоит на ногах и держится за стену, но взгляд у него суровый и голос тверд. ― Хоинг! Не смей этого делать! Скотт не слышит, опрокидывает Майкла на стол и локтем заряжает ему по голове. ― Скотт, блядь! Скотт не слушает и Митч готов расплакаться от этого всего. От самого гнусного чувства в жизни. От страха. ― Да какого хера ты творишь?! Скотт не отвечает, только глубоко тяжело дышит под стук сердца, отдающий в висках. ― Ты меня слышишь, нет, мудила?! ― У тебя кровь на лице. ― А у тебя на руках! ― Митч чуть ли не взвизгивает. ― Он ударил тебя. ― А ты его избил! Он теперь может подать на тебя заявление в полицию, ты об этом подумал? Господи, да о чем ты думал вообще? Скотт с отвращением отодвигается от бессильного Майкла и подходит к Митчу поближе. ― Он не имел права касаться тебя. ― С кем я вообще сейчас говорю? Сука, бесишь... Митч отпихивает Хоинга в сторону и идет прямо прочь, к выходу, садится в машину и уезжает, не дождавшись, пока Скотт придет в норму и Майклу не вызовут скорую. Он едет в машине и думает, как он смог допустить такое? Когда все пошло по пизде? И, что самое гнусное, Майкл добился своего, и теперь да, теперь Митч чувствует комок холода под кожей, внутри живота, и это не тоник. Это страх.