Давай останемся никем

Вдох. Выдох. Она прикрывает глаза, медленно облизывая нижнюю губу. Хочет проснуться, в надежде поняв, что всё это – не более, чем ужасный сон, который больше никогда не посмеет потревожить её. Но это не сон, и она не спит. Ощущает теплое дыхание на своей шее, а через какое-то мгновение родные руки притягивают к своему телу, вовлекая в теплые и любимые объятья. Мертвая тишина. В её голове пролетают только слова: «Я люблю её. Прости, что посмел позволить тебе влюбиться в меня. Мне жаль». Слова, которые сумели разрушить все, что между ними было (если было, конечно же). Слова, которые никогда не покинут её голову. Ещё чуть-чуть, и он уйдет. К другой уйдет. Ещё чуть-чуть, а она сойдет с ума. Из-за него с ума сойдет. И дружба, та, которая была между ними на протяжении долгих лет, уйдет с ним же, а любовь, та, которая посмела все испортить, останется с ней и вряд ли уйдет в ближайшее время. Когда она посмела влюбиться в него? Тогда ли, когда он мило улыбался ей, говоря эти до безумия милые слова: «Моя хорошая», «Поленька», «Маленькая»? Или тогда, когда поднимал её на руки и обнимал прилюдно, не думая о последствиях? Наверное, тогда, когда его губы посмели коснуться её губ и вовлечь в сладкий поцелуй. С того момента и началась её безответная любовь, что причиняла ей боль. А он… А он не смог отдать место в своем сердце другой, потому что оно было уже давно занято той, которую любил безумно, горячо и страстно. — Прости, маленькая моя, — шепотом сказал он. И теперь это любимое «Маленькая моя», которое ещё недавно заставляло её широко улыбаться и видеть жизнь только в ярких красках, вызывало у неё бурный поток слез, который она не в состоянии была сдержать. Эти слова с его уст теперь звучат так омерзительно, что лучше уж ему молчать, не произнося ни звука. Но он не мог уйти, не объяснившись с ней, не разобравшись в этой, как ему казалось, маленькой проблеме. — Поля, я же все так же люблю, — ляпнул он, не задумываясь о смысле этой фразы. А она ничего не сказала, будто и вовсе не слушала его. «Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю…» – говорила она про себя, пытаясь хоть как-то остановить слезы, которые уже медленно катились по её щекам, оставляя мокрые дорожки. Её руки крепко-крепко обнимали его за талию, прижимая ближе к себе. Девушка чувствовала приятное тепло, которое исходило от него, помимо этого в нос ударил её любимый запах парфюма – и все это так сильно кружило ей голову. Только вот осознание того, что его сердце принадлежит вовсе не ей, портило всю её идиллию. Билан легонько оттолкнул её от себя и без всяких объяснений направился в кухню. Молча поставил чайник, достал кружки и подошел к окну. Открыв форточку и бросив «Я закурю», он полез в карман за пачкой сигарет. Смахнув ладошкой слезы, Пелагея присела за стол, устремив взгляд в окно. — Поговорим? — нарушив тишину, Билан поджег сигарету, швырнув зажигалку на стол. Теперешнее его поведение было совсем непонятно ей, даже, взглянув на это с иной стороны, оскорбительно. Повернувшись к девушке, он взглянул на неё. Рассмотрев каждую черту лица и не забыв при этом делать небольшие затяжки, он заметил, насколько красными от слез были её глаза. — Я же говорил тебе, Поль, не раз говорил, что сильно люблю одну девушку, — шепотом начал он, отвернувшись от неё и выпустив в окно струйку дыма. — Я думала, что со временем ты забудешь её. Говорят, что время лечит... Видимо, нет, — спокойно ответила Пелагея. Она не осмелилась сказать правду. Было стыдно и неприятно. Неприятно от того, что той, которую он так сильно любил и любит, являлась не она. Стыдно от того, что посмела вообще о таком подумать. Ведь всё это время девушка свято верила, что это она, та девушка, которая по его рассказам была самой восхитительной, желанной и горячей девочкой в его жизни. И каково ей было, когда узнала, что это его бывшая девушка Ляля, которая так и не покинула его сердце на протяжении нескольких лет. — Пытался – не получилось, — свист чайника прервал его дальнейшие слова. Быстро налил в кружки кипяток. — Слишком сильна любовь к ней. — Прости меня, Дим, — начала девушка. — За то, что доставляю тебе эти хлопоты. Ты ни в чем не виноват, и не тебе извиняться передо мной. Это я, глупая, напридумывала себе черт знает что. Так ещё надеялась и верила в это. Дура… Не правда ли? — Пелагея повернулась к нему и встретилась с его взглядом. — Нет, какая ты дурочка, Поль? Ты самая лучшая в мире. — Жаль, что не в твоём… — еле слышно произнесла она. — Прошу, не мучай меня, — в тон ей сказал Дима, отвернувшись к окну и прикрыв глаза. — И не думала. — В глазах неприятно защипало. Хотелось выть от неописуемой, раздирающей боли внутри неё. И вновь в комнатке воцарилась тишина, которую теперь никто не посмел нарушить. Наверное, потому что больше не было слов, которые они хотели озвучить друг другу. Ещё недавно между ними была та самая крепкая дружба, а теперь… А что теперь их связывает? Ничего, кроме как воспоминаний. Он уйдет к своей любимой девочке, вспоминая все моменты с Полей: для него это лучшие моменты в жизни. А она останется здесь, пытаясь выкинуть эти воспоминания из головы. И, как она считала, они никогда не посмеют потревожить друг друга. Безусловно, он ещё не раз позвонит ей и спросит это банальное «Как дела?», а она, конечно же, соврет, ответив «Все хорошо». Больше не будет крепких и теплых объятий, легких поцелуев в щеку. Только лишь «Привет. Давно не виделись. Как ты?», «Я тороплюсь, извини. Мне пора» И осознание того, что все будет именно так, её разрушало. Медленно, прямо у него на глазах… И он это видел. Видел, но ничего не мог поделать с этим. Пелагея, встав из-за стола, покинула кухню. Молча, тихо, без слов. Быстро забежав в свою комнату, она неосознанно хлопнула дверью и вмиг дала волю слезам. Хотелось лечь на кровать, свернуться в комочек и рыдать. Совсем тихонько, чтобы он не услышал. Она не хотела выглядеть в его глазах уж совсем слабой, не хотела услышать от него мол «Успокойся уже. Затрахала». И лишь внутренний голос (который говорил ей истину), как она решила для себя, говорил ей ересь. «Поля, слышишь? Он никогда не посмеет сказать это грубое «Затрахала». Он же любит тебя, дурачьё. Ты всегда была для него хорошей подругой, он с диким желанием помогал тебе во всех проблемах». Забираясь на кровать, отворачивается к окну, спиной к двери. Пытается хоть немного успокоиться, что у неё и получается. Всхлипнув и смахнув со щеки последние слезы, девушка прикрыла глаза в надежде заснуть. Через несколько секунд дверь открывается, и Пелагея слышит тихие шажки. Миг. Она оказывается в родных, до смерти любимых объятьях. От его рук, которые лежат у неё на талии, исходит нелюбимый ей запах сигарет. Чувствует теплое дыхание на шее и покрывается еле заметными мурашками. Переворачивается к нему лицом и сталкивается с любящим взглядом. — Мне уже пора, Поль, — шепчет он, поправляя прядку волос, которая выбралась из неаккуратного хвоста. Не уходит. Все так же смотрит на неё, улыбается уголками губ и не верит, что вынужден покинуть её в этот вечер. Оставаться здесь, с ней, было бы неправильным решением. — Чего ждешь? Иди, — в тон отвечает Пелагея. Ни единой слезинки. Держится. Молодец. Прижимает её к своему телу, целует в макушку и отстраняется. Уходит, не говоря ни слова на прощание. Пелагея вновь отворачивается к окну, закрывая глаза в надежде увидеть сон.

Я тебя обязательно встречу, Обниму, и мне станет уютно, Если не на улице вечером, То во сне где-то под утро.