Загадай желание или сказка о когнитивном диссонансе

Итог       «Я люблю тебя» — три простых слова. Поцелуй. Она ждёт, это же видно. Нет. Нет! Это предательство. Позже, если будет возможно… — Я… я наводил справки. О тебе. О детском доме. Ты до сих пор веришь в эльфов? В то, что ты эльфийка? Это ты убедила детей убежать в лес?       Она опустила голову.       — Я хотела оказаться в сказке. Оказалась… — Света отстранилась. Взглянула прямо, не пряча взгляд в тени ресниц. Глаза были сухие, — ты только что сжёг лягушачью кожицу, дядя Лёва. Как в сказке. Пока царевна была на балу. Никогда не думала, что ей было так больно. В сказке об этом не писали. Не провожай. — Лана! — Лев бросился за ней.       Хлопнула дверь.       Свету он нагнал только у раздевалки. Как она на каблуках смогла так быстро сбежать по лестнице, было непостижимо, сам он чуть не подвернул ногу. Девушка швырнула номерок на стойку, получила плащ и даже, не взглянув в зеркало, на ходу накинула его на плечи. — Света! Я не отпущу тебя! — Вызовешь скорую?! Пусть приедут со смирительной рубашкой! — Света, остановись, пожалуйста! — он догнал её, схватил за руку. — А если нет? Сам скрутишь? Ударишь? Свяжешь? Реализуешь свои фантазии? Я знаю, видела, что в тебе есть. Что прячется за этими очечками и костюмом. Почему же тогда ты судишь других? Кто дал тебе право? — Но ведь ты же разбудила это нечто. А теперь уходишь. Я не смогу без тебя. И я никого не сужу. Тем более тебя. Я только хотел помочь. Света остановилась: — А в чём заключалась твоя помощь? Втереться в доверие? Влюбить в себя? Упечь в психушку? В чём именно? Что ты хотел? Или просто трахнуть училку? Как пикаперы. Применить, так сказать, свои знания на практике? — Свет. Я психолог. Ты меня не шокируешь и не оттолкнешь.       Она опустила голову: — Зачем ты это сделал? — Я хотел помочь. Я видел, что тебе больно. И я помогу! Я не оставлю ни тебя, ни Вету. — А если… если я попрошу тебя уйти? — А ты попросишь?       Он взял её за плечи: — Взгляни на меня, пожалуйста. Взгляни и скажи, что одной тебе лучше. Легче. Она взглянула. Огромные глаза были полны слёз. — Легче, да. Но не лучше. Я это поняла сегодня… Значит, так и надо. Может быть, я смогу… вернее ты сможешь… Она недоговорила. Всё равно бы я не смогла тебя обманывать. Скрывать. Я не полюблю тебя Лев, Он вздрогнул, — Я никого не полюблю, — поспешно добавила она. Не смогу. Но ты… ты сможешь мне дать Забвение… Дар это или наказание? Скорее судьба… Лев молчал. Свете надо было выговориться. Её глаза будто подёрнулись зловещей дымкой. Туманом Иномирья…       — Я верила в сказки. Вот только тропинка туда пролегает через пустоту. Не задумывался, почему? — она говорила странно, не обращаясь к нему, словно пыталась объяснить что-то себе самой. Наконец-то ответить на давно заданные вопросы, — Почему Кроличья нора манит чернотой оскала и улыбку Чеширского Кота можно увидеть, лишь шагнув в бездну? Почему дверь платяного шкафа всегда кто-нибудь захлопнет и не знаешь, чего коснутся пальцы в следующий миг? Не потому ли, что нужно пройти испытание, некий обряд инициации, что сказка принимает лишь достойных? Как Рай, как Вальгалла, — в голосе Светы слышалась затаённая боль, — хочется верить, что валькирия протянет тебе руку и поцелует. Необходимо верить. А поцелуй — это ведь не страшно. Страшно другое — знать, что ничего не будет, что пальцы ткнутся в деревянную стенку, что под ногой скрипнет шарик нафталина, а не снег Нарнии. Что ты забыла дорогу и не можешь вернуться, и путь только один — домой потому что ты — повзрослела!       Внезапно её глаза сверкнули холодной яростью, и Лев едва не отшатнулась… Но направлена она была не на него. — Ты хочешь меня вылечить? Но беда в том, что я здорова! Возраст это не болезнь Я всего лишь стала взрослой. Но чёрная дыра кроличьей норы сохраняет все свойства своей космической сестры. Она притягивает и не отпускает. Никогда, если ты приблизился.        Её голос стал тише: — Прости мне ещё одну лекцию. Она последняя, уверяю. Мне больно. Больно потому, что только моя вина, что Волшебная Страна стала слишком маленькой. Понимаешь, мы уже не можем пролезть вслед за Кроликом. По разным причинам. Кто-то из–за потолстевшего живота, — Света хлопнула психолога по пряжке ремня–, а кто-то — из-за туго набитого кошелька в заднем кармане брюк, с которым он сросся уже органически, — она кивнула в сторону проехавшего джипа. Они стояли у самой обочины. — Иной же — из-за распухшей головы, так же туго набитой никчёмными знаниями, зачастую ещё более никчёмными, чем нелепые бумажки в кошельке. — Света ничего не делала, но Лев покраснел. — А кто-то — из-за силиконовых имплантов, попытавшись воплотить мечту фантастов и сказочников в реальность, стремясь заполучить принца, забыв, что они ловятся не на размер груди. Во всяком случае — настоящие. Не смотри на меня так, — горько усмехнулась Света, — это я не про себя. Про меня будет позже. Как бы то ни было, причины у всех разные. А итог, как правило, — один. Под рукой всегда находится пузырёк с манящей надписью — «выпей меня». Вот только действие почему–то иное… и остаётся только ломать ногти, царапая землю или биться головой о заднюю стенку платяного шкафа.       Лев вздрогнул и отвёл глаза. Лана коснулась его руки. — Прости, я не хотела сделать тебе больно, Может быть, чуть-чуть. Чтоб ты понял, что я права. Но есть ещё путь, и ты выбрал его, и поэтому я выбрала тебя и путь этот: рассказать сказку другим, тем, кто ещё слушает, кто умеет прощать, кто хочет верить. И тогда, может быть, нам позволят вернуться. Нам помогут. Возьмут за руку и проведут той дорогой, о которой мы успели забыть или никогда не знали. Но какой будет эта сказка для нас и наших маленьких провожатых? Доброй? Хотелось бы верить, потому что иначе и не стоило ничего затевать. Ей- богу, не стоило… — Лана, я понимаю, о чём ты говоришь, но сказки — это всего лишь сказки! Эльфы. Нет их! Ни фей, ни эльфов. Как сказка может изменить нашу жизнь? — Конечно, ты прав. Никаких фей. Никаких эльфов… только как без них? Дослушай, пожалуйста, эту историю. Она короткая. Моя история рассказать сказку. Представь картину: я уверена, тебе она, собственно, очень знакома! — Света, взрослым надо поговорить! Возьми фломастеры и порисуй, зря их купили что ли?! — и мы отворачиваемся от распахнувшейся двери… Девочка опускает голову, делает несколько шагов и забирается в кресло. Берёт альбом и… Зашелестит ли зелёная дубрава, улыбнётся ли Солнышко, отталкивая мягкими лучами облачко в синеву неба…. …или серым холодом надгробья дохнут нарисованные стены знакомого дома… Сгорбленный высохший вяз, казалось, тянет узловатые руки, чтоб опереться на молодые деревца, но те в страхе отшатнулись, тесно прижавшись друг к другу, но освободив небольшую полянку в непролазной чащобе. Невозможно поверить, что когда–то здесь был перекрёсток дорог. Но если бы у кого–то появилось желание разодрать одежду, руки и лицо, он мог бы поискать среди колючего кустарника (но это не значит, что нашёл бы) старый полусгнивший указатель, теперь уже покосившимся могильным крестом отмечающий место былой значимости. Буквы разобрать вряд ли бы удалось, но догадаться, куда он показывал, было несложно: за деревьями возвышается громадное мрачное строение. Груда кирпича и камня с зарешечёнными пустыми глазницами окон. Трудно поверить, что кто–то обитает в этой постройке: слишком уж давящий и гнетущий вид у прямоугольного потрескавшегося массива. Первое, что приходит в голову, — склеп. Какое–то чудовищное существо покоится за этими стенами. Боль, страх и одиночество серым туманом окутывает всё вокруг. Так что крест–указатель приходится весьма к месту. Ещё более уместен полуистлевший обрывок верёвки, слабо покачивающийся в скрюченных лапах старого вяза, невольно заставляющий вспомнить рассказы о перекрёстках и неприкаянных душах их обитателей… Кстати, одно из таких существ и копошится в корнях умирающего дерева. Пугаться не стоит, ибо «одно» — это ключевое слово. Но что делает одна маленькая лохматая девочка в столь странном месте — этот вопрос возник бы наверняка у любого. Возник он и у девушки, удивлённо застывшей на краю полянки. Вопрос же, что делает девушка одна в столь странном месте, пока оставим без внимания. — Грустно… ты не хочешь со мной поиграть? — малышка поднимает головку, и огромные глаза заставляют девушку выступит из тени. — Давай поиграем в прятки? Хоть ты и не очень хорошо прячешься. Я тебя сразу увидела. –Я? — улыбается девушка, — я плохо прячусь? Вот уж не ожидала когда-нибудь услышать такое да ещё от… она внезапно замолкает. — У тебя есть имя, малыш? — Меня зовут Светлячок, — неохотно отвечает грязнуля, —, а имя спрашивать не– хорошо. Если кто–то знает твоё имя, он может тебя заколдовать! Вот! Хе… ты такая большая, а этого не знаешь. Вот скажи мне своё имя? Девушка вздрагивает и торопливо произносит: — Но что ты делаешь тут одна? Где ты живёшь? Светлячок неопределённо машет рукой, то ли показывая направление, то ли попросту отмахиваясь от скучного вопроса. — Я жду! — Ждёшь? Кого? — Ельфов… — Эльфов… малыш, но эльфов не бывает. — Хе! Ещё чего! Погляди сюда! — малышка вскакивает на ноги, — видишь эту полянку? Смотри: по всему кругу растут грибы–поганки да мухоморы! Я её нашла! Я читала, читала, читала… и вот вдруг нашла! Это ведьмин круг!!! И сюда обязательно придут ельфы!!! И будут танцевать! И я тоже буду! Они позовут меня! — Но… девушка подходит поближе и приседает на корточки, — ты ведь знаешь, что эльфы, воруют детей? — Хе, — Святлячок заливается смехом. А говорила, что ельфов нет… — и вдруг, тихо–тихо добавляет. — Я и хочу, чтоб меня забрали. Знаешь, они живут в холмах и выходят по ночам. Но я не могу дождаться ночи, меня всегда ловят и возвращают назад. — Куда? Девочка вновь повторяет свой неопределённый жест: — Но я знаю, что когда-нибудь всё равно их увижу… увижу и попрошу забрать меня с собой в свою страну, где весело, а не грустно, где всегда танцуют, поют и смеются. — Малыш, ты плачешь? — девушка нежно разводит в стороны спутанные волосы и заглядывает крошке в глаза, —, а знаешь, что такие спутанные пряди, как у тебя, называются «локоном эльфа»? — Не–а… это значит, я тоже… эльф? — Нет, это значит, что к тебе по ночам приходит какой–нибудь эльф–проказник и заплетает такие косички — тонкие пальцы девушки быстро распутывают нечесаную гриву. — У тебя роскошные волосы, Светлячок. — А…может, я всё–таки эльфка? У меня нет мамы и папы нет… К другим приходят, а меня… меня не хотят брать, — девочка шмыгает носом, — говорят, я всегда грязная. Может… может меня подбросили? Я читала!!! Поэтому я и жду эльфов на этой полянке. Мама меня узнает! Обязательно узнает, когда я буду танцевать — смотри! Девочка быстро вскакивает и кружит по полянке, взметая старую пожухлую листву. Под ногой хрустит сучок. Светлячок вскрикивает и… падает в руки незнакомки. — Ух ты…ты быстрая… я думала, стукнусь, меня опять накажут. Я сейчас ещё попробую. Я правда здорово танцую? … Просто… просто голова немножко закружилась… мне бы поесть чуть–чуть… — Я верю, Светлячок — в глазах девушки стоят слёзы — верю! — Забери меня, мама, — вдруг тихо шепчет девочка, — я знаю, кто ты! Позови меня танцевать! Я хорошо танцую… Забери… — Да. Малыш…сейчас мы станцуем… — Ах, вот ты где, несносная девчонка! — что было громче и страшнее — голос или хруст ломающихся веток — неизвестно. Суровая женщина в мешковатом костюме медведицей вывыливается на поляну. — Чумазая, а ещё к людям пристаёшь! Ну-ка быстро в столовую! Простите её, она хулиганка, за ней глаз да глаз нужен. Вечно удрать хочет. Надеюсь, она вам не досаждала! А вы к кому, собственно приехали? Это ваша машина у интерната? — Нет, не моя, — девушка поднимается на ноги, — я без машины, а Светлячок — не хулиганка, и она прекрасно танцует.       Женщина не слушает и уже тащит девочку за собой. Та не сопротивляется… только огромные глаза неотрывно смотрят на девушку и беззвучно шевелятся губы: «Мама…забери…» Из грязного платьица вываливается смятый листок распечатанной бумаги. Девушка поднимает его, разворачивает: «Мне говорили, что это случилось далеко на западе — появился небольшой круг из поганок. Внутри его нашли мертвую девочку. Место объявили проклятым. Круг стал быстро расти, и через несколько месяцев уже был в целую лигу. Внутри кольца трава потемнела и стала блестящей, как металл, но не погибла. Деревья скрючились, их листья померкли. Они гремели, даже если не было ветра, и летучие мыши плясали и метались меж ними. В сумерках там бродили странные тени —, но всегда внутри Круга, и какие–то огоньки, словно небольшие костры, горели там по ночам». И ниже корявым детским почерком приписано: » ельфы» *** … — Света, ты возвращаешься домой, так получилось, прости, пожалуйста… фломастеры можешь оставить себе. Листочек с улыбающимся солнышком скользит со стола на пол. Света возвращается. Её ждёт дом. Детский дом № 2. Со старым скрюченным вязом во дворе. И никаких эльфов…       Я не больна, Лев, я вылечилась. Давно и очень просто. Без вашей помощи. Я повзрослела. Я не верю в эльфов. Я не верю в сказки. Я любила один раз. И я его потеряла. Эритрея — совсем несказочная страна со сказочным названием забрала его и теперь я ни во что не верю, и поэтому мне не хочется жить. И вот сейчас, Лев, проводи свой анализ. Если нужно, вызывай скорую, но помни одно — если уж ты перестал верить в сказки, то не верь и во всё остальное. В любовь, например. Может быть, тебе это поможет. Мне не помогло, — Света отвернулась. Она плакала, плакала почти навзрыд.       Лев не стал проводить анализ. Он нежно взял её за плечи, повернул к себе. Заглянул в бездонные глазы, полные боли, одиночества и тоски. «Я больше не могу быть одна». Она потянулась к нему… обвила его шею руками и…       …И тут будто кто–то включил замедленное воспроизведение. Штамп, — успел подумать Лев, изо всех сил отталкивая от себя Светлану. Сам он с детства был неповоротлив и медлителен. Было ясно, что он не успеет. Эх, лишь полшага бы в сторону… Лев будто знал, что произойдёт (вот и ещё шаблон) — но ни один штамп не отменяет действительности. Звука не было, он придёт позже, проникнет в мир, разрывая его изнутри визгом шин по мокрому асфальту, душераздирающим криком упавшей на тротуар Светы, скрежетом искорёженного металла, приправленного хрустом лопающихся костей. Его костей.       А затем звуки будут становиться всё тише и тише… Хлопанье дверцы и приглушённый мат. Слабое попискивание телефона и дрожащий, но по-прежнему волшебный голос будет шептать, вернее кричать в трубку. Но всё равно это будет уже шёпот, убаюкивающий, уводящий в страну грёз. И, как оказалось, совсем не важно, что произносит этот любимый голос. Пусть даже что-то вроде: «Скорая… авария…пересечение улиц… Да, прямо на остановке… человек ранен…тяжело…какая разница! Срочно!». А затем: «Лена! Помоги, не знаю, когда будет скорая. Ты ближе… Да, с Романом, он хирург…»       …Лев закрыл глаза…       А когда открыл, увидел склонившуюся Лану. Теперь её снова можно называть и так. Называть можно, дотронуться нельзя… а хочется. Очень-очень. — Неуклюжий медвежонок! — в её глазах больше не было ни чертенят, ни инеистых великанов, как бы они там не выглядели, в них были только слёзы. — Первое свидание, а ты так обращаешься с девушкой. Я из-за тебя каблук сломала. Кристиан Лабутен, между прочим. Три зарплаты. — Прости… Я люблю тебя… Я пытался сказать… Только ведь ты, ты-эльфийка… а я…. Я… — Как же мне надоел твой когнитивный диссонанс! — она прижалась к его губам. Они ещё всё чувствовали… Хорошо… Лев улыбнулся… — Надеюсь, это не сексуальная аддикция… — Убью! — всхлипнула Лана, — вот выздоровеешь. Вернёшься и убью!!! Только не закрывай глаза, слышишь! Не закрывай! ***        Таконежка больше не могла ждать. Нет. Она не пряталась от чужого счастья. Не закрывала окно. Ей не было больно смотреть, как радуются другие. Немножко грустно, но не больно. Ей хватало знания, что счастье есть, и нужно просто уметь ждать. Но она больше не может! Не может, потому что чувствует, что кому-то очень нужна. Что без неё кому-то очень плохо! Но кому?! Кому, Таконежка разглядеть не могла. Цепляясь ручками за подоконник, малышка забралась на него и, ухватившись за раму, высунулась из окна как можно дальше. Вокруг светились миллиарды окон, но ещё больше было тёмных и наглухо закрытых. Распахнутым оставалось только её… Той Кого не Ждут! –Таконежки! Но это неправильное имя! Малышка всегда знала, что неправильное! Пусть не ждут её. Но ждёт она! И этого бывает достаточно! Нужно только, чтобы кто-нибудь вовремя поднял глаза к небу! ***       Лев хотел ответить, но не получилось. Кто-то взял Светлану за плечи, приподнял отвёл в сторону… далеко- далеко стонала сирена. и. плескались волны? Откуда море в Сибири… Нет, не волны… Крылья… Периферийное зрение отказывало, Лев смотрел на небо… Звёзды… Звёзды сегодня действительно яркие… Ой! Одна упала… Вспыхнула. Надо бы загадать желание. Пока всё замедленно, а то он никогда не успевал. Успеть бы сейчас… А потом со всех сторон навалилась тишина… звёзды слились в одну, но невыносимо яркую… *** Сердечко Таконежки яростно билось, силясь вырваться из клетки, как и сама малышка. Ветер безвременья хлестал по лицу, пощёчинами пытаясь загнать её в привычную темноту, мешая рассмотреть, кому она нужна. В какую сторону она должна сделать последний шаг… *** Мы смотрим на звёзды, но вдруг мы и сами — звёзды? Вдруг и мы для кого-то Ангелы? И кто-то смотрит на нас, так же загадывая желания? А если кто-то смотрит сейчас на меня. Что он видит? Всего лишь нелепого сломанного Ангела с перебитыми крыльями, который становится всё меньше… меньше…меньше… И он подумал: Господи, пусть кто-нибудь успеет загадать своё заветное желание… *** — Сломаны рёбра, железным прутом ограждения пробита грудная клетка… невероятно, что он ещё жив. Сильный. Свет, мы не довезём его. Должны произойти чудо, чтобы… — Я знаю. Смотри, Алён… звезда упала. Ты успела загадать желание? — Света, у тебя шок, Пойдём к машине. — …А я успела. — Света, врачи приехали. Пойдём. Ты ему уже не сможешь помочь — Да, не смогу. Я не смогу… Но эльфы могут выполнить одно желание… — Света! Света! Что с тобой? Роман, сюда! Она потеряла сознание, видимо шок… * Таконежка желала, очень желала, чтоб её позвали. Она должна была услышать. Должна… — Я сышу, — шепнула Таконежка, — я иду! — и шагнула из окна. Яркий свет вспыхнувшей звезды на миг заставил погаснуть все окна. На небе осталась лишь она одна. Почему, Таконжека не поняла. Полет был очень коротким, она даже не успела испугаться, успела только закрыть глаза. Нежные руки подхватили ее и понесли вверх, снова к ее окну. –Нет, — прошептала Таконежка, — я должна… Белоснежные крылья двух Ангелов затмили беззвездное безмирие. — Вы, — прошептала Таконежка, — Вы пришли ко мне? Вдвоём? Значит, я не умру? Я теперь буду сиять? — Всегда, –красивый Ангел улыбнулся, а сильный усадил девочку на подоконник. — Ярко, ярко — для всех. — Нет, — тряхнула головой малышка, — только для вас. Мы обязательно будем вместе, но чуть позже. А сейчас — летите. Таконежка приложила руки к груди Ангелов и слегка толкнула: — Летите! — Я больше не Таконежка! — радостный вопль малышки заставил вздрогнуть стены небесного приюта. — Я буду тебя ждать, Ангел! Кому из двух Ангелов она крикнула, Таконенежка не знала. Кто услышал, того и будет. Таконежка знала что двух Ангелов не бывает, что ей просто показалось, что она увидела двух только потому что ждёт папу и маму. Но в ответ раздалось отражённое, точно эхом: — Я тоже! Эха же в безмирье не было. Тихий шепот и шелест крыльев и несколько расползающихся капелек крови на ярко освещенном подоконнике… *** — Света! Света. Ты слышишь меня? Я очень волнуюсь — Я тоже… — Светка! До чёртиков напугала. Роман, что с ней? — Стресс. Переволновалась. Защитная реакция — рослый мужчина пожал плечами, — обычное дело: женщина и обморок. — Алёнка. Я тебе никогда не рассказывала. Я видела эльфийку… — Свет… — Это была моя мама. Я и сама эльфийка наполовину. Ноги от ушей, ожерелье вместо пояса и всё такое прочее… — Света, милая, не волнуйся. Рома, что с ней? Она падала. На голове гематомы нет? — Глупая, глупая Алёнка. Но я не об этом. Не смотри на меня так. Я уже была там, куда ты хотела бы меня направить. — Свет, о чём ты говоришь? — Я уже была в психушке. В детстве. Приёмные родители меня вернули в детский дом и, как мне сказали, у меня произошёл срыв и я убедила себя, что эльфийка. Только я не убеждала. Я узнала. Я не знаю, сколько бы меня там продержали и до какой степени бы долечили. Но меня забрала… Мама… Алёна и Роман переглянулись — Света… — Алён, я это к тому, что всегда ненавидела психиатров и психотерапевтов и вот… этот один. Он вытащил меня. Дура! Я как наивная девчонка пошла за ним, поверила…и теперь…теперь не знаю, что делать. Я опять заболела. Он сказал, что я эльфийка, и я поверила. Что, если я ему всё расскажу и он отвернётся? Вот, как ты… А вдруг. вдруг он… Света проглотила слово, которое было страшно произнести. Второй раз я этого не переживу, Алён. И ещё…. Где-то далеко-далеко есть приют. Там живёт девочка. Она одна. Совсем-совсем одна. Во сне она разговаривает с подругой и верит в ангелов. Я должна её найти! *** — Я тоже! — на этот раз губы Льва все же шевельнулись. В груди разливалось тепло. Было больно. Больно! И ногам и рукам и голове, прямо над которой выла сирена. Звёзд уже не было. Была крыша кабины скорой помощи. Над ухом, чихнув и засопев, вздохнул какой-то агрегат.На пару с ним дышать стало легче. В поле зрения появилось усатое лицо мужчины. — Ну вы, блин, сибиряки даёте. Живучие, как… Сколько лет в вашем городе, а удивляться не перестаю. Держись, бугай. Коли уж там не помер, то здесь я тебе не дам. Такую железяку из тебя вытащили. Держись. Нехорошо, друг, такую красивую бабу плакать заставил. Вах, жаль, что она даже руку не подвернула или лучше ногу, уж я бы… Эй, ты чего? Держись, я сказал! А–а… это ты мне кулак показываешь. Ну да…такая и с того света вытащит. Повезло тебе… Вот приехали…теперь всё хорошо будет. Слышишь, всё будет хорошо! Видать счастливая у тебя звезда! *** Таконежка была счастлива! Два ангела и подруга, которая приходит во снах. Ей говорили, что нельзя сиять вечно, что новые звёзды не появляются, что окно можно распахнуть только один раз, для того, чтобы вспыхнув, шагнуть в бездну. Теперь Таконежка знала, что это не так, а значит, и подруга у неё настоящая, и её ангелы тоже. Значит, когда–нибудь придут мама и папа. Надо просто ждать и верить… теперь это просто. Теперь она не одна! Таконенжка взглянула на распахнутое окно. Глубоко вздохнула. Заглянувший на свет ветерок межмирья ласковой рукой взъерошил ей волосы. Таконежка счастливо рассмеялась. Она забралась в постель и укуталась одеялом. Ей так много нужно было рассказать Вете… *** — Мама… мамочка, — Вета теребила Свету за плечо, — Не плачь, мам! — Я испугала тебя, малыш? Разбудила. Прости меня. Просто я… не могу сдержаться. Я постараюсь потише. Пойдём, ляжем вместе. Котёнок, ты хочешь сестричку? — Хочу! Но, мам, не ты меня не разбудила. Я пришла сказать, что всё хорошо. Он живой. Ты сходи к нему завтра. Он тебя ждёт… — Вета?! Что… Откуда ты знаешь, милая? Я тебе ничего не говорила! Алёнка Кирюшке рассказала, а он тебе? Не может быть, она не дура… Звонили из больницы? Я не услышала? Но откуда они номер знают… Веток, не пугай меня. — Мама я не пугаю! Наоборот! Всё будет хорошо, только сходи к нему. А то… он может поверить, что ты ненастоящая. — Вета! Кто тебе сказал? — Сестрёнка…– захихикала Вета и пошлёпала к себе в комнату, волоча за собой пушистого зайца. — Спокойной ночи, мам! — Ветка!!! — Спокойной ночи… ***       Соловьиной трелью распорол звонок покрывало ночи. Светлана вскочила и бросилась открывать. Не было ни страха, ни тревоги. Плохого случиться не могло, не сейчас… Она распахнула дверь и, внезапно пошатнувшись, начала оседать на пол. Высокий, загорелый мужчина, замерший на пороге отшвырнул сумку и подхватил обмякшее тело. — Лана, милая, я вернулся… Я дома…       Руки обвили шею Вадима, Света уткнулась мужу в плечо. Неужели, правда, объятия нужны, чтоб скрыть выражение лиц? Света плакала, горько, навзрыд. Она никогда не думала, что чудеса могут заставить рыдать. Вадим гладил, золотое руно волос жены и шептал что-то тёплое ей на ухо. Света плакала, а в тёмной бездне, вывернутой наизнанку, насмешливо перемигиваясь, вспыхивали новые звёзды.