Нотная тетрадь психопата

Смять простыню между ледяными пальцами, стиснуть зубы и зажмурить глаза до появления цветных вспышек в темноте. Терпеть. Луна бережно теребила его кудри, гладила по блестящему теперь лицу и по холодным рукам. Тень от раскидистого дерева лежала на серой стене, покачивая крючковатыми ветвями. Тепло для осенней ночи. Эту идиллию нарушал только страх, лежащий под кроватью Фэша и облизывающийся на горячее, молодое сердце парня. На его разум. Постукивали настенные часы, отмеряя время. Почти полночь. Фэш рискнул приоткрыть один глаз, и в тот же миг по парню прошла ледяная дрожь, сковывая все тело и кусая за кончики пальцев. Желудок свернуло от ужаса. Чернота на стене приветливо помахала рукой, скалясь в ненормально широкой улыбке. Или это была жалкая тень дерева? .. Судорожно глотнув воздух, Фэш стиснул зубы и вновь зажмурился, только бы не видеть ничего. Даже безобидная тень на стене казалась его страхом, готовым вырвать кадык и содрать кожу. Но это же только тень. Конечно тень. После того, как под кроватью с чувством провели по стенам, издав нервный скрип, Фэш заскулил, молясь всем богам, которых и в помине не существовало. Если бы они были, они бы защищали парня сейчас. Не было бы того животного ужаса, схватывающего горло; не было бы противных скрипов и шорохов, которые Фэш улавливал напряженным до предела слухом; не было бы ненормально скалящихся теней, шевеля ненормально длинными пальцами. Его бы не было в психиатрической больнице на окраине города. Музыка. Ему нужна музыка. Только она прогонит страх, только она растворит тени, только она загонит ужас в угол, хлестко ударив по щеке. Только искусство может возродить небьющееся сердце. Только его мелодия может снова позвать рыжеволосое солнце и помочь ему закончить свое существование. Пусть недолгое, пусть большая часть была пустой, пусть Фэш не помнил ничего о себе. Пусть. Нельзя. Терпи. Ты ведь обещал больше никогда не играть эту мелодию, больше не вызывать проклятое солнце, утопив себя в вязкой темноте. Она ведь просто играет с тобой и издевательски-нежно улыбается. А сейчас, из-за этой невинной фигурки ты мучаешься и трясешься от страха, по-настоящему сходя с ума. — Нравится тебе? — просипел Фэш, не открывая глаза и продолжая комкать влажными ладонями измятую простыню. Горло драло, ребра сжимало, и ледяной комок поднимался к горлу, замораживая внутренности. Он протолкнул в себя неожиданно плотный воздух, и рявкнул хриплым голосом: — Нравится?! Тишина усмехнулась. — Нравится смотреть, как я мучаюсь, не переступаю через свою гордость. Нравится бросать каждый раз меня под ноги страху, улыбаясь. Ведь я прав? Фэш перевел дыхание. Часы на стене мерно постукивали: «Тик-так, тик-так…». — А знаешь… — вновь начал парень. Сердце неожиданно перешло на спокойные удары и в голове прояснилось. — Мне тоже нравится тебя ненавидеть. В серой комнате резко похолодало, и парню показалось, что изо рта вырывается облачко пара. — Правильно. Ненавидь ее. Всем сердцем презирай ее улыбку. Фэш вздрогнул, по телу ледяной змейкой пробежали мурашки. Кто это? Неужели… Нет, нет, нет! Леденящий душу шепот просочился под кожу: — Боишься ведь. Тогда зачем ненавидишь свое солнце? Неожиданный вопрос заставил Фэша изумленно распахнуть глаза. Зачем? .. Пальцы зачесались в непреодолимом желании прикоснуться к клавишам фортепиано, сыграть заветную мелодию, вызвать солнце. Но нельзя, он ведь пообещал. Почти приказал себе, что не пойдет навстречу солнцу, не почувствует того мнимого спокойствия, которое дарила она. Вновь задушит своей теплотой, перережет все артерии улыбкой, сожжет синими глазами… Какое красноречие! Тем временем слишком длинные пальцы поглаживали горло, не пытаясь приложить усилия, чтобы задушить, но черный, удушающий смрад затапливал легкие. Выходит, он бросает цель?... Он вычеркивает смысл недолгой жизни. Да. Пусто. В один миг в голове и груди стало неприятно холодить пустотой, будто все органы вытащили, а кровь заморозили. Неприятное посасывающее чувство у сердца, словно то неслышно обвиняло его в предательстве собственной цели. — Верно, — мурлыкнуло на ухо. Неожиданно страх пропал. Нет, безусловно, он все еще стоял за спиной Фэша, но страх внутренний он перестал ощущать. Какое-то безвкусное равнодушие. Фэш поднялся с кровати и буквально пополз к железной двери; зачем-то прикоснулся к массивной ручке, зная, что в девять вечера все двери в здании закрываются, но интуиция настойчиво бубнила об обратном. Вдруг сегодня забыли закрыть именно твою дверь? .. Дернув на себя ручку, Фэш почти не удивился, когда та поддалась и показала узкую полоску света на сером полу комнаты. Парень выскользнул из помещения, оглядевшись: узкий длинный коридор, в котором могли уместиться при желании не больше трех человек, простирающийся в обоих направлениях, высокие серые стены с лампами под самым потолком. Половина из них были отключены за ненадобностью. Фэш, не таясь, двинулся в направлении комнат отдыха, благо, дорогу он помнил. Зачем парень туда идет было загадкой для него самого. Доказать себе, что он может просто играть? Или вновь увидеть солнце? Нет. Просто он обещал. А на остальное ему плевать. Что-то протестующе екнуло в успокоившемся сердце, но Фэш не придал тому значения. Пустяк. Босые ноги шлепали по плитке, гулко отражаясь эхом от стен. Он свернул налево и увидел совершенно идентичный коридор. Такой же серый, пахнущий почему-то тиной и больницей. Хмыкнув, парень побрел вперед, но после третьего шага легкие будто изнутри покрылись инеем, и дыхание перехватило. От неожиданности Фэш хрипло вдохнул, пытаясь разморозить орган дыхания, и привалился к стене. Губы пересохли. Тряхнул головой и зло оттолкнулся от стены, упрямо двинулся вперед, но еще через несколько шагов налетел на противоположную стену, зацепившись короткими ногтями за нее. Да что с ним?! Будто в ответ на стенах завозились тени, и в ушах у Фэша противно застрекотало. Звук шел не извне, а изнутри, прорывая писком мозг. Голова начала нестерпимо трещать от этих леденящих кожу звуков, грозясь вывалить содержимое наружу. Нужно избавиться от этого, убежать, спрятаться в музыке, быть согретым… нет, не солнцем. Лучше остаться ледяным, с детской обидой и слезами. Фэш сорвался на бег после очередного визга в затылке, стараясь не обращать внимания на тени, которые скалились, хрипели, шептали… Что они только не делали, но одно оставалось неизменным: все они провожали бегущего уставшими взглядами. Вновь поворот, и в конце коридора приветливо распахнулась дверь и с грохотом ударилась о стену. Фэш затормозил, ошарашено и испугано глядя на железяку, до которой оставалось всего ничего. Кто открыл ее? Это ведь не сквозняк, нет. Желание дойти до фортепиано неумолимо угасало, и здравый смысл умолял вернуться назад, в комнату, в серые стены, где тени опять поглотят, сожрут, сомнут, изрежут. Вопьются подгнившими зубами в мышцы, растерзают. Нет. Нет, такого не будет. У психов нет этого инстинкта, ими движет желание. Больное, неизлечимое, навязчивое. Но хоть что-то есть, не давая чувствовать себя пустотой с прозрачной улыбкой. Фэш кивнул самому себе, глядя на дверь исподлобья, и вновь сорвался с места, спиной чувствуя, как захохотали тени над его усилиями. Кричали, шипели: «Не успеешь, сорвешься… Иди к нам». Сердце неожиданно скрутило, так что Фэш упал перед самым входом на колени, тщетно пытаясь отдышаться. По лбу текли крупные капли холодного пота, глаза вываливались из глазниц от жжения, будто в них ткнули тлеющим углем. Пальцы ледяные. Вырывающиеся крики сменялись сдавленным хрипом. Боль. Все эти секунды превратились в немую, колющую боль, прожигающую истлевший мозг с одной тупой мыслью: «Играть». До двери остался шаг, и Фэш уже видел расплывающийся силуэт музыкального инструмента, но не мог дойти. Даже сейчас, когда все тело скручивало судорогой, и над сердцем извращались, он не мог успокоить мысль о невыполненной цели. И сейчас он умрет? Предаст же себя, предаст! Тени опускались шелком на тело, принося лишь повторную боль, сводящую с ума. Силой воли Фэш протянул руки к дверному проему, и мышцы руки тут же пронзило иглами. Подтянул ватное тело в комнату, ощущая, как спазм в горле запретил дышать. За недостатком воздуха легкие опалило огнем, и мышцы неожиданно расслабились, отказываясь делать что-либо. Немного осталось. Время превратилось в резину, пока Фэш закрывал за собой дверь, стараясь не обращать внимания на сгустившуюся темноту перед глазами из-за недостатка кислорода. Как только замок надсадно щелкнул, в комнате воцарилась тишина, приятным покрывалом укутав дрожащую фигуру. Парень откинул голову на закрытую дверь, выпустив из легких весь воздух. Легкое движение воздуха тронуло его лицо, и Фэш с удивлением осознал, что на его щеках сохнут мокрые дорожки. Неужели он плакал? Но когда? Все это было настолько нереально и зыбко, что произошедшее никак не хотело укладываться в распухшем мозгу. Это были галлюцинации? А если его пребывание в лечебнице ни что иное, как нездоровый сон после лихорадки? И чуть позже Фэш проснется, ощутив тупую опустошенность внутри. Парень нервно улыбнулся, проводя ладонью по мокрым волосам. Часы на стене постукивали почти в такт сердцу Фэша. Наверное, они были в каждой комнате здания и почему-то давали ощущение потерянности. Все люди были потеряны. В себе, в мире, в сердце другого. Их не видели, не слышали, а они не пытались быть замеченными. И в этом Фэш был уверен, как ни в чем другом, ибо сам не существовал, не пытался жить. Парень решительно поднялся с места и подошел к фортепиано, что призывно поблескивало в свете худой луны. Провел ладонью по гладкой крышке, подцепил пальцами и поднял крышку, открыв взору пожелтевшие клавиши. Он будет последним, кто прикоснется к этому инструменту. Сердце заныло в сладкой истоме, когда парень сыграл простую комбинацию. Рука соскользнула и безвольно повисла вдоль тела. Последний раз сыграть. Не для того, чтобы увидеть солнце, простой интерес разрывал парня: как отреагирует его искалеченный мозг? Какие чувства испепелят его изнутри? Последний. Кто-то внушил Фэшу, что все сгорит, когда он сыграет. Сгорит, истлеет, превратившись в черные угольки и серый пепел. Без музыки жизнь — скука, без цели — пустота. Так пусть это будет его последний порыв, последнее желание сумасшедшего. Парень осторожно опустился на банкетку, прикрыв глаза, чтобы в следующий миг распахнуть их и ударить по клавишам. Фортепиано взвыло вместе с вспыхнувшим сердцем, опаляя горло. Голова закружилась от огня, что испускало сердце и разжигали ноты. Стало нестерпимо горячо. Так горячо, что хотелось кричать, срывая горло, сдирая кожу. Сжечь ненужную, подгнившую оболочку, раскрыть душу, выпустить ее. Гореть. Фэш почти утонул в чувствах, не сразу почувствовав тепло на подрагивающих плечах. То было солнце. Солнце, что грело синим взглядом, дарило тепло, но не ослепляло привыкшие к тени глаза. Солнце, которое он так отчаянно ненавидел, надеясь на ее приход. Фэш зажмурился, позволяя солнцу задушить его обиду. Странную, несущественную, детскую и глупую. Позволяя себе украдкой улыбнуться и захлебнуться в нежности и горячей печали. Мелодия заполняла комнату, заполняла дыру в душе, оживляла омертвевшее доверие. Веру в лучшее. Жгут обвил горло, на секунду перекрывая дыхание, в носу защипало. Он продолжал играть, краем глаза замечая матовый свет. Желтый, как осенние листья. На клавиши упала прозрачная клякса, а перед глазами расплывалась картинка происходящего. В макушку уткнулись, успокаивающе поглаживая плечи. Он не один. И от этого осознания хотелось смеяться, смеяться истерично. Однако Фэш продолжал играть и не желал оборачиваться на мягкий свет. Он больше не боялся: знал, что солнце не уйдет. Больше не уйдет. Она всегда будет в его музыке. Музыка заканчивалась, ноты оставались позади, эмоции притуплялись. И вернулся страх: он не закончил ее. Фэш испуганно застыл, уже ощущая холодную усмешку позади, в дальнем углу комнаты. Паника медленно просачивалась сквозь кожу, добираясь до костей, вгрызаясь в сердце. Столько спокойствия испытать, чтобы снова увидеть мутные осколки из-за своей оплошности. Он зажмурился, чувствуя, как пропадает тепло сзади. Она все-таки ушла. Фэш открыл глаза, наткнувшись на маленькие ладони, которые застыли над клавишами. Они смело перебрали их, завершая мелодию. Парень от изумления выпустил весь воздух из легких, ошарашено глядя на пальцы и не смея поднять глаз. Страх отступил так же внезапно, как и появился, разочаровано рыкнув на прощание. «Ты закончил мелодию». Он все-таки поднял голову и непонимающе уставился в синие, слишком глубокие и теплые глаза. — Но почему? Солнце снисходительно улыбнулось, подходя ближе, так что Фэшу пришлось поднять голову. «Меня нет, но я есть в твоих нотах. Ты сам меня создал». Его будто мешком по голове огрели. Как это? Не существует? Но… Додумать ему не дали, мягко перебив: «Пора проснуться от этого кошмара». В сознание напустили тумана, зрение стремительно падало, а сам он начал заваливаться назад. К его губам прикоснулись чужие, необычайно мягкие и ласковые губы, и это было последнее, что парень запомнил. Он провалился в вязкую темноту. По ней эхом пронесся еле различимый шепот: «Я всегда буду рядом».

***

Фэш подскочил на чем-то мягком и уткнулся взглядом в шоколадные обои с фотографией бушующего моря. Сжал тонкие пальцы на непривычно гладкой и пахнущей ландышами ткани, непонимающе распахнув голубые глаза. Где серые стены и запах лекарств? И почему все кажется слишком реальным, слишком привычным и настоящим? Он завертел головой, но ничего похожего на его больничную палату не оказалось. Ни холодных стен, ни фортепиано, ни смрада гниющего сознания. Ни-че-го. Только… Рука судорожно сжимала какую-то тетрадь, а когда Фэш открыл ее, пораженно замер. Такие знакомые ноты. Сердце сжалось. Точка, хвостик, точка, точка, хвостик. И название на самом верху: «Солнцу». Это был сон.