~*~
— Костюм сидит на мне глупо, — отбивался Волков. Сергей же уже битый час пытался заставить бойца напялить чёрные пиджак и брюки, положенные по дресс-коду. — Во-первых, ты его ещё даже не примерил, чтобы делать выводы! А во-вторых, Олег, так положено, иначе тебя не пустят. И ты не сможешь наблюдать, что происходит со мной, — Сергей придал своему лицу просяще-милое выражение и даже попытался распахнуть глаза, как кот из «Шрека». Олег, видя эти попытки, сдался. — Ладно, давай, ряди меня. Превращай в местного клоуна, — горько хохотнул боец. Оживившийся Сергей подпрыгнул и ринулся к шкафу — искать подходящую рубашку и галстук. — Где-то тут, где-то тут... Да куда же я его убрал?.. Ах, вот он! — Сергей вынырнул из хранилища одежды с простой белой сорочкой в одной руке и изящным галстуком из серебристого шёлка в другой. Олег всплеснул руками и горестно упал на диван. — Ты серьёзно хочешь, чтобы я всё это... На себя?.. — Олег, мы договорились! — обиженно протянул Сергей. — И ты уже сказал, что наденешь! — Я и не собираюсь теперь бежать. Как будто это мне поможет, — Олег вертел ткань в руках, морщась от недовольства. Разумовский выжидающе смотрел на бойца, покуда тот воевал с рубашкой и галстуком. Рубашка сдалась быстро, а вот серебристая удавка одерживала победу. Олег горестно обернулся на Сергея. — Как тебя только из Гвардии-то твоей выпустили... — Сергей подошёл к Олегу и быстро и ловко завязал галстук на его груди. Замешкавшись на секунду, рыжий провёл руками по накачанному торсу и почти восхищённо взглянул на друга снизу вверх. Олег чуть наклонился и поцеловал Разумовского. Тот, обвив шею Волкова руками, прижимался к нему со всех сил. В последний раз.~*~
Чёрный «Ягуар» был пригнан к подъезду дома Сергея ещё пару дней назад. Разумовский милостиво разрешил Олегу самому выбрать их автомобиль, а чёрный красавец давно манил взгляд бойца хромированным блеском маленького зверя на капоте. Волков «танцевал» возле автомобиля добрых часа полтора, расспрашивая у консультанта обо всех мелочах, касающихся зверя. Сергей страсть Олега к машинам не особо разделял, только брякнул рассеянное «красивая», оплачивая покупку. Олег занял сиденье водителя и чуть ли не мурлыкал, прикасаясь пальцами к кожаным сиденьям. Пожалуй, более мягкой и приятной на ощупь могла быть только кожа Разумовского. Олег усмехнулся этим немного собственническим мыслям и опустил вниз стекло со своей стороны. Разумовский, закончивший о чём-то договариваться с кем-то по телефону, сел, наконец, в машину. — Отлично, нас ждут, — Разумовский, хоть и уверял, что этот приём — просто увеселительное мероприятие, был в противовес собственным словам сама серьёзность во плоти. Пристёгиваясь, он перекрутил ремень и долго бесился и хмурился, вертя полоску ткани в разные стороны. Олег встал в правый ряд и медленно двигался в потоке машин, жалея, что нельзя разогнаться сразу до ста сорока. Когда ряд замер на светофоре, Олег одной рукой распутал ремень, и Сергей пристегнулся снова, ругаясь на «китайскую систему». — Да расслабься ты, что за муха тебя укусила? — поразился Олег, вдавливая педаль газа. — Какая надо, та и укусила. Кому-то туда идти — шампанское хлестать, а кому-то — улаживать неприятности с одним крупным холдингом, который эти финансисты грёбаные просто под откос пустили, — Сергей рычал ничуть не хуже ягуара, в котором они ехали, а то и получше ягуара обычного, пятнистого. — Успокойся, когда это у тебя не получалось загладить проблему? — как в старые добрые времена Олег заставлял Разума снова поверить в себя, снова вспомнить о хорошем, снова взглянуть на светлую сторону. В детстве Сергей, по крайней мере, позволял сделать себя оптимистом, и Волков надеялся, что Разум позволит и сейчас повернуть его к свету. — Перестань, Олег, я знаю, чего ты добиваешься. Только вот сейчас не тот случай — я на грани краха, и мне некуда смотреть, кроме как в бездну, разверзнувшуюся под ногами. В машине воцарилась гробовая тишина. За окнами пролетали парадные фасады домов, улыбающиеся люди, разноцветные машины, чугунные ограды мостов и зелёные пятна парков. Серый асфальт сам как будто стелился под колёса «Ягуара», и двигатель нежно и довольно урчал. Но только эта суетливая идиллия не могла отвлечь Сергея от мрачных мыслей о вечере, а Олега — от мрачных мыслей о Сергее. Волков следил за дорогой, словно был автопилотом. На деле же его мысли были заняты анализом мрачного тона рыжего, его дерганым поведением и столь безрадостными словами о бездне. Впервые с тех пор, как выгнал навигатора, Олег пожалел, что Чеширки нет рядом. Она бы разобралась. «Но Сергей отныне — моя забота, значит, и разбираться мне самому», — одёрнул себя Олег и глубоко вдохнул, намереваясь снова затеять опасный разговор. Однако Сергей опередил его. — Что бы ты сказал мне сейчас, когда бы знал, что это — наши последние минуты? — Сергей смотрел в сторону, но Олег видел в отражении чистого стекла грустную мину друга. Уголки губ ползли вниз, а нижняя губа почти как в детстве начинала предательски дрожать. Глаза — рыжие из-за линз — опущены и ищут что-то, за что можно зацепиться, но этого нет. Сергей как бы парит в невесомости, но скоро гравитация потащит его вниз и больно ударит о землю. Волков испугался. Он лихорадочно выбирал, как себя повести: резко вытащить Сергея из философского болота или же поддержать его игру и начать самому тонуть. Олег выбрал второе. — Я бы сказал тебе не бояться. Сказал бы, что мы обязательно встретимся в другом мире. Сказал бы... что люблю тебя. — Я бы это тоже сказал, — усмехнулся Разумовский, всё ещё не глядя на Олега. — А если я скажу, что это мои последние минуты? — Я ударю тебя и, связав, утащу домой, потом примотаю колючей проволокой к кровати и не дам даже пошевелиться, — Олег попытался отшутиться, но вышло грубо и резко. Сергей дёрнулся, потянулся к ручке двери. — Ты что творишь?! — Останови машину, я сам доберусь. — Оставь эти глупости, тут осталась пара поворотов, а потом дуйся, сколько влезет, — буркнул Олег, сворачивая на Итальянскую. Парковка была свободна, но Волкову совсем не хотелось тратить деньги на стоянку, мысли были заняты совсем другим, поэтому «Ягуар» медленно полз по узкой улочке, заставленной с двух сторон машинами, в поисках свободного места. Оно обнаружилось почти на выезде на набережную канала Грибоедова. Припарковавшись, Олег открыл запертые двери, и Сергей буквально вывалился на улицу, не забыв громко и гневно хлопнуть дверцей. Олег сделал вид, что не обратил внимания на раздражённый жест, хотя машину было жалко. Вечер царил прохладный, но эта часть города была оживлена как никогда. Уличные торговцы деловито поправляли на столах свой товар, делая его более привлекательным; всякие развлекатели народа (кто с енотами, кто с мыльными пузырями, кто с воздушными шариками, а кто в костюмах императоров и императриц) прохаживались вдоль по набережной, то и дело обращаясь к туристам и гулякам; на летних верандах кафе и ресторанов мило беседовали парочки или целые компании отдыхающих; на пристани прогулочных теплоходов тоже царили оживление и суета. Волков не любил большие скопления людей — от них веяло опасностью, в людской толпе не составит труда выследить и устранить цель практически незаметно. Сергей же просто не любил множества гуляк, люди его раздражали. Особенно, когда у них было хорошее настроение. Особенно, когда у них было хорошее настроение, когда у Разумовского оно было плохое. По этой причине двое молодых людей, ловко лавируя между цветастыми личностями, быстро покинули оживлённую территорию, добравшись до подъезда дома Энгельгардта. Они шли по мраморной лестнице — Олег позади Сергея на несколько ступенек — и молчали. Светлые стены давили на мужчин, а романтичная синева сумерек выглядела сейчас искушающей темнотой. Где-то над ними звучала классическая музыка и даже был различим беззаботный искусственный смех собравшихся. Высокие своды эхом отражали тяжёлые шаги, делая обстановку ещё более гнетущей. Сергей вдруг остановился, пару шагов не доходя до нужной двери. Он обернулся — в глазах блеснул странный огонёк. — Значит, ты сказал бы, что любишь меня? — обронил Разумовский, продолжая прерванный разговор. Он смотрел на Олега сверху вниз с видом скучающего любопытства. Волков почувствовал себя неловко, ощутив явное превосходство рыжего. — Да, — тихо ответил Олег, стараясь сохранить своё достоинство. Как бы сильно не был он привязан к Сергею, но волчья гордость неустанно напоминала о себе. Поэтому Олег вздёрнул подбородок в каком-то наивном жесте отстаивания своей правоты. — Тогда пообещай мне одну вещь. — Сергей был крайне серьёзен, складка меж бровей стала за последние несколько дней глубже и резче прежнего, — ты ни в коем случае не пойдёшь за мной, если я не попрошу тебя об этом. Не станешь спасать меня или что-то в этом роде, даже если я буду кричать и молить о помощи. Ты молча развернёшься и уйдёшь, чтобы я не видел твоих глаз. Больше никогда. Олег ушам своим не поверил. Заявление Сергея повергло его в глубокий шок — он вцепился ногтями в перила и заметил, как трескаются лак и деревянные наличники, как откалываются острые щепы. Волк внутри него завертелся и зарычал, а сам Олег даже ощерился в подобии звериного оскала. — Ты уже достаточно диктовал своих правил, Сергей. Теперь позволь мне кое о чем тебе поведать. Я здесь для того, чтобы защитить тебя и не допустить твоей смерти. В противном случае все мои усилия окажутся напрасными, мать их! Сергей слушал молча. Он спустился на одну ступень, встав ближе к Волку. — Не напрасными. Мы встретились снова. Вспомнили, кто мы есть, — бледная изящная ладонь легла на дрожащую, покрытую шрамами. — И где бы я ни оказался... потом... Я всегда тебя найду. Они были на одном уровне, — рыжие глаза напротив карих, — и Разумовский потянулся за нежным поцелуем, последним, чтобы сказать «Прощай». Но в этот момент дверь резко распахнулась, и мужчина в чёрном фраке, приветственно размахивая руками, затараторил что-то по-французски. Сергей резко развернулся и, нацепив на лицо маску с ласковой улыбкой, непринуждённо поддержал разговор, которого Олег совсем не понял.