Первый акт моей пьесы. Улыбка.
Тень скрыла мое лицо, тень маски, невыносимо смотреть на живое, смотреть на того, кто унёс твою жизнь. Отвращение, но пути назад нет, это мое безумие, я не чувствую себя человеком. Прости. Я вырезал кровавую улыбку на лице человека, нет, мрази, одного из виновника твоей гибели. Я смотрел в его животные глаза, полные дикого ужаса и боли, я вслушивался в его хрипы, бульканье крови. Как он улыбался. Я всего лишь хотел взглянуть. Ведь я уже никогда не смогу этого сделать. Никогда я не смогу улыбаться. Я не испытывал ничего, слишком ничтожной была его боль в сравнении с моей, и я желал большего, он должен был… она должна была затопить и поглотить мою, но нет. Он слишком слаб. Пусто. Всё кончено, а мои руки всё ещё скользят по его телу, сдирая кожу, нанося новые и новые раны, рисуя улыбки. Пусто. Тебя не вернуть. А труп я вывесил за окно. Пусть он улыбается этому ничтожному миру, который он не мог спасти, миру, в котором нет тебя.Второй акт. Кусок сердца.
Тихая и просторная квартира. Большая семья. Была. Я убил их всех, оставив в живых лишь этого второго убийцу. Я увлекся этим, разделывая на его глазах его жену, она была еще жива, но очень скоро затихла от потери крови, а, может, от боли. Да, должно быть, ей было очень больно, когда я отрезал от ее тела маленькие кусочки и отдавал их нашему котенку. Да, я всегда его брал с собой. А после, пока ещё билось её сердце, я осторожно вырезал его и заставил съесть его, он ощутил последние мгновения жизни в окровавленной плоти. Он давился ею, захлебываясь слезами и кровью. Должно быть, он любил, но вряд ли смог бы понять. Он боялся за свою жизнь. Я же всего лишь хотел понять как это… мое сердце уже было мертво. Мне должно было быть жаль детей? Но это были его дети. Я просто отрезал им конечности, они быстро погибли на глазах своего отца, а их маленькие сердца я отдавал ему, но пришлось сломать ему челюсть, чтобы было удобнее. Последним аккордом было его сердце. Оно казалось мне таким ничтожным, едва билось, такое чёрное. Его я просто раздавил сапогом — и ощутил резкую боль. Моя рука коснулась груди. Я удивился: на секунды я ощутил боль в моём физическом теле. Я думал о тебе. Кажется, я ощутил твои руки в своей груди, они скользили короткими ногтями по куску когда-то бьющихся мышц, пытаясь остановить меня. Поздно. Для тех, кто сошёл с ума, нет границ. Для тех, кто лишился себя, нет запретов. Я забрал нашего котенка, мокрого от крови, но спокойно спящего, и ушёл.Третий, последний акт. Священное пламя.
Скоро здесь всё будет полыхать огнем. Скоро всё поглотит пламя: это место, это смрадное место, кишащее теми, кто видел тебя последний раз, кто знал, но не помог. Здесь всё проклято. Я слышу вой полицейских машин. Это за мной. Глупые люди. Вы уже разлучили меня с моей жизнью, что ещё вы можете? Мой взгляд равнодушно смотрит вниз, а рука, красная от крови, снимает темный бархат маски. Моя лучшая роль сыграна, мне не осталось уже ничего. Я хочу к тебе. Неужели я так много желал все эти года? А время смеялось над нами, смеётся и сейчас. Жестокое. Я завещал твой дом и деньги театру Ля Фениче, где мы так и не побывали с тобой, вместе. Не было нашей ночной прогулки по старым улочкам Милана, моего весёлого и беззаботного смеха, тепла моих рук для тебя... не съеденное одно на двоих мороженое. Я люблю пломбир, ты ведь помнишь. А нашего кота я назвал Пепел. Ему идет. Пепел нашего будущего, пепел моих надежд. Я отдал его дочке твоего охранника. Пепел будет помнить и хранить всё. Я всё ещё вижу твои глаза, такие живые. Забери меня с собой. Я всего лишь хочу быть рядом. Прости меня за то, что я потерял наше время. Разве кто-нибудь может понять и объять эту боль? Разве что-нибудь сможет ее унять? Разве когда-нибудь люди поймут? Только через ад, только через страданья. Я смотрю вниз на этих людей полных злобы, негодования, полных… сухого автоматизма закона. Поймать, запрятать в тюрьму, психушку, и я смеюсь, запрокинув голову назад, я не улыбаюсь, но смеюсь, отчаянно, до сорванных связок я смеюсь. Я не ваш. Легко я взлетаю с железных перил, ловя взгляд первого из полицейских, добравшихся до меня, его ужас, и я посылаю ему воздушный поцелуй. Премьера удалась. Я падаю. Мне кажется, я чувствую твои крепкие руки. Ты же рядом, ты же любишь… Время не мой друг.