Одержимость

      

Я люблю одержимых: как бы примитивны они ни были, для них всегда открыт доступ к чудесам. © Макс Фрай. Лабиринты Ехо

      Если посадить хищника в одну клетку с его потенциальным ужином, исход будет ясен с самого начала. Под замком останется только один победитель. И ярые моралисты и честолюбцы могут гнуть свою проповедническою линию о всеобщей любви сколько угодно. Даже если на секунду представить, что кот и мышка смогли подружиться. Чем дольше они будут находиться в замкнутом пространстве, тем сильнее будут обостряться их природные инстинкты. Тем сильнее в них будет просыпаться звериный голод. И в голове одного из этих двоих рано или поздно перегорит лампочка «добродетели» и сработает аварийная «убить». Друзья кот и мышка или враги — все придет к одному. Мышка будет разорвана на части. А кот останется голодным и еще более злым, ни капли не насытившись.       За окном где-то вдалеке послышалась сирена. Две пары глаз на автомате безучастно повернули голову на звук, хотя каждый из них прекрасно понимал, что он все равно ничего не увидит. Нао крепче сжала кружку с горячим дымящимся напитком. Она не могла заставить себя повернуться обратно: чисто физически ощущала на себе въедающийся, как иголка с ниткой под кожу, взгляд. Рядом прозвучало недовольное фырканье, а следом звякающий удар о кружку. Один — два — три — четыре — пять…       — Как ты можешь вообще его пить с таким количеством сахара? — ей ответили широкая улыбка и пожатие плечами.       — Могу спросить то же самое, — Джузо кивнул на горький кофе в ее руках и брезгливо вытащил язык.       Нао коротко улыбнулась. Сейчас он напоминал ей шкодливого мальчишку. Безобидного и веселого. Но только внешне. Шалости Джузо, как она могла убедиться, приносили массу отягчающих последствий. И, зная это, она все равно привела его к себе. Наоко была уверена — это была одна из самых грубых в ее жизни ошибок. И тем не менее она смиренно смотрела, как сыплются сладкие крошки на подол ее черного платья. На секунду у нее промелькнула мысль, что нужно было накормить урчащий живот Джузо чем-то посущественнее той горы сладостей, которую он уплетал, так фривольно устроившийся возле нее по-турецки. Сидя на диване, поджав ноги под себя, она сквозь капрон чулок чувствовала мертвенный холод от его щиколоток.       Джузо не боялся смерти: он спокойно отсек человеку руку. Джузо не чувствовал боли: он пил настоящий кипяток, никак не реагируя на тот факт, что его горло, вероятно, разрывало на части. Он носил волосы цвета пепла — единственного, что остается после жизни. В его тело были вшиты алые нити, словно в бездушную марионетку. Он точно был мертвым снаружи. Мертвым ли он был внутри — для нее еще оставалось загадкой. Он сам был одной сплошной загадкой. Жутким ребусом, который Наоко страстно хотелось разгадать.       Она поставила чашку на журнальный столик, так ни разу и не отпив горячий напиток, успевший уже порядком подостыть. Тишина и напрягающее затишье перед бурей тревожили. Этакое напускное спокойствие с шаровой молнией, пущенной в маленькую комнату. Оставалось только ждать, когда эта молния выпустит свой разряд. Нао откинулась, положив голову на подлокотник. Джузо был всецело занят едой, любезно предоставляя ей время подумать. Он вызывал в ней смешанные ощущения непрекращающегося адреналина и безграничного покоя. Безопасности и смертельной опасности в одном ключе. Двойственность была вся ее натура. Ее путь. Ее карта. И сейчас она проявлялась в полной мере. Нао никогда не могла остановиться на чем-то одном — это был самый главный ее порок, приводящий маятник жизни в постоянный хаос.       Холод пальцев сомкнулся кольцом вокруг ее беззащитной шеи, заставив Нао вздрогнуть. Она беспечно пропустила тот момент, когда Джузо навис над ней сверху.       — Я мог бы задушить тебя прямо сейчас, — он усмехнулся, сжимая пальцы чуть сильнее.       Он был полностью спокоен. В его глазах не было ни тени веселья — чистый живой интерес. Джузо дразнил ее, но дразнил в своей собственной диковатой манере. Он чувствовал ее учащенный пульс, отстукивающий по явно выступающим венкам. Он ловил его подушечками больших пальцев. Он чувствовал ее нарастающую панику, говорившую о том, что она знает: он действительно может. Но его «подруга» на странность не пыталась кричать, отбиваться или как-то сопротивляться. Скорее, ждала, какой шаг он собирается сделать дальше. Это в какой-то степени ему нравилось… и бесило одновременно.       — Или свернуть тебе шею…       Джузо задумчиво очертил пальцем тонкую линию скулы, подбородок. Зеленые расширенные глаза впервые за то время, как новоявленные друзья появились в этой квартирке, смотрели прямо на него. Чего Джузо и добивался.       Нао постаралась выровнять дыхание. Он всего лишь играл с ней. Пытался привлечь внимание, которым она его так бессовестно обделила. И выбрал для этого один единственный способ, который был ему привычен, а, может быть, и вовсе единственный, что был известен, — жестокость. По крайней мере, она на это надеялась. Стыдно было признаваться, но Нао не была до конца уверена. Наоко Шиномори была уверена лишь в одном — она любила играть с огнем. Но этот огонь мог обжечь ее слишком сильно.       — Друзья не сворачивают друг другу шеи, — Нао мягко сжала его ладони, отводя в сторону. Ее руки почти не дрожали. Он спокойно позволил ей совершить эту дерзость.       — Ты скучная… — он фыркнул и закатил глаза. Его взгляд на секунду задумчиво застыл на ее лице. Джузо расплылся в улыбке. За долю секунды Нао оказалась обездвиженной и прижатой к дивану за запястья, — Теперь ты не можешь двигаться. Что будешь делать?       Он довольно посмеивался, а Нао заливалась краской. Джузо совершенно не отдавал отчета, как двояко можно было расценить его действия. И хотя Наоко прекрасно понимала их истинный мотив, здесь, на одном диване, в пустой квартире, в столь тесном контакте, тело отказывалась его принимать, уступая место второму варианту. И Нао это не нравилось. Это могло повлечь за собой такие последствия, из которых она могла выпутываться слишком долго. Если бы смогла вообще. Что она в действительности сейчас может сделать? Принять правила его игры? Это было небезопасно для ее сердца. Противостоять ему? Она могла бы запросто сбросить его с дивана на пол, но Джузо бы стопроцентно потянул ее за собой. Это ни к чему бы не привело. Разве что под ней был бы пол, а не мягкая поверхность дивана. Нужно было избрать что-то, что находилось бы посередине и удовлетворило их обоих.       — Мне не нравятся такие игры, Джузо, — она просто высказала то, что думает, без какого-либо притворства. Но на него это не произвело никакого эффекта: он сжал ее руки только сильнее после неудачной попытки освободиться. Лицо его помрачнело. — Отпусти меня, пожалуйста.       — Отпустить? — нотки его голоса приобрели нервный оттенок.       Он этого не хотел. Джузо было вполне комфортно. Так что было не так с Нао-тян? Он как раз пытался пораскинуть мозгами, в тот момент, когда она ответила:       — Да. Мне не нравится быть…       Ее слова увязли в пелене возникшего перед глазами образа. Образа столь похожего на тот, который он сам играючи воспроизвел наяву. Только в воспоминаниях Джузо на месте девушки был он сам. А на его месте… Джузо до боли сжал челюсти — кажется, где-то под ухом прозвучал сдавленный писк. Почему Рей-чан вспоминает Маму, когда он с Нао-тян? Нет, это было неправильно. Биг Мадам была последней, о ком бы он хотел сейчас вспоминать! Джузо это не нравилось. Он хотел избавиться от этого наваждения. Убрать кляксу, запачкавшую его новые отношения с нормальным человеком. С его новым другом. И он не придумал ничего лучше, как затмить одно наваждение другим.       Нао сжалась в один большой комок нервов, боясь пошевелиться. То, что происходило, было совершенно неприемлемо. То, что он делал, было нелогично и небезопасно. То, что чувствовала она, было самоубийственно.       Нао ощущала на своих губах его горячее дыхание. Оно совершенно не сочеталось с холодом его кожи и металлическими заколками, впивающимися ей в лоб. С его мягкими волосами, щекотавшими ее лицо, окутав ореолом белесой дымки. Их носы почти соприкасались. Она могла рассмотреть каждую вздрагивающую ресничку на его прикрытых глазах. У Нао предательски вставали волоски на затылке. Он не понимал, в какое положение ее ставит. В какое положение ставит себя. И как заставляет расценивать свои действия. Он бы ни за что не отпустил ее, попробуй Нао хотя бы дернуться.       Джузо был полностью поглощен ее сладким запахом, на расстоянии такой близости ставшим совершенно невыносимым. До сладкой приятной боли невыносимым. Он отбивал все непрошеные мысли и воспоминания. И ответственность за совершенные в символическом экстазе поступки. Джузо хотел оставаться в этой истоме как можно дольше. Он чувствовал умиротворение, спокойствие и безопасность в одном флаконе. А еще наслаждение.       Нао с силой зажмурила глаза, пытаясь остановить сердцебиение, так непрошено бросившееся в галоп, будто догоняя бег соседнего. Джузо сглотнул — она последовала его примеру и прокляла себя. Нет-нет-нет! Нужно было срочно пресечь нарастающее так некстати возбуждение. Дело пахло керосином, и если кто-то из них сейчас подожжет фитиль, то Нао сгорит, а Джузо, увы, даже не поймет этого.       Нао всегда была слишком эмоциональной. Слишком влюбчивой и неразборчивой. Слишком падкой на такие вот «запретные» случаи. Ей нужно было выкарабкиваться из этой трясины, пока не стало слишком поздно! Нао раскрыла рот в тот самый момент, когда Джузо сипло вдохнул и что-то неразборчиво пробормотал. Ее бросило в жар, а сердце пропустило удар. И вместо того, чтобы сказать всему этому «Хватит», Нао сделала самую роковую в своей жизни ошибку.       Она подожгла фитиль. Она его поцеловала.