Неправильно... или? Планета-конструктор или как помирить богов.(вне цикла)

 — Рин, из всех идей, приходящих тебе в голову, эта — самая…  — Лучшая, — хмыкаю я. — Мне очень не помешает человек, сопоставимый мне по силе, с опытом, с мозгами и с отсутствием необходимости разъяснять элементарные правила техники безопасности. К тому же, она уже сталкивалась с разрывами, значит — сможет…  — Да при чем тут разрывы?  — Да при том, что его, судя по всему, закрыли не до конца. Или скоро откроют вновь. А, да, вы еще ничего не знаете… — я поделилась с военачальником своими соображениями по поводу всего происходящего в Исхальгене и в Альтгарде. — Кстати, это заодно объясняет и поставки аделлы оборотням да балаурам. Если они готовят массовое вторжение по регионам Асмодеи, то…  — Это всего лишь теория.  — Это единственная теория, поэтому либо вы выдвигаете другую, либо мы проверяем мою. Ну, либо из принципа сидим сложа ручки и ждем, придет нам капец, либо нет.  — Суэйя тогда едва не погибла из-за воздействия портала и…  — Она едва не погибла от удара в спину. Явно от кого-то, кто был все это время за спиной. Вот только от кого — мы теперь вряд ли узнаем, разве что она вспомнит. Удар от разрыва тоже был, но он не сыграл ключевой роли в атрофировании энергопотоков. Суэрон, я понимаю, что…  — Да что ты понимаешь? — глаза военачальника полыхнули красными отсветами.  — Да все я понимаю. Что вы сестру воспринимаете, как часть себя, очень боитесь этой части лишиться. Что вы до сих пор боитесь вспоминать тот день, когда она едва не погибла.  — Замолчи.  — Что вы глубоко в душе рады тому, что она не может вернуться в бой и пострадать, что вы при этом ненавидите себя за такие мысли. И что сейчас в вас говорят два голоса. Один говорит, что хочет гарантировать сестре жизнь и безопасность, другой же понимает, что для людей вроде вас такая жизнь — это лишь существование, и что своим решением вы…  — Замолчи…  — И что своим решением вы мало того, что предадите ее снова, как предали семь лет назад, когда не помогли ей вернуться на службу хоть в качестве бойца группы типа Бландеровской, хоть еще как. Так еще и к тому же потеряете ее снова, потому что сейчас она хотя бы разговаривает со мной и, возможно, начнет разговаривать и с вами, если вы наконец перестанете видеть только неработающие крылья и разглядите в ней человека. Если бы с вами произошло что-то подобное, вы бы вот такого отношения к себе хотели? И не замолчу я, потому что, во-первых, вы сами дали мне полномочия брать всех, кого захочу, во-вторых, потому что кто-то должен попытаться достучаться до вашей адамантитовой, блин, башки! Потому что ладно эти, но вы мне показались человеком с мозгами.  — Рин, ты себе уже наговорила на три года тюрьмы.  — Да, отлично. Давайте, засуньте меня в тюрьму. При дефиците кадров и явно перед какой-то заварушкой самое время отправить в камеру человека просто за то, что он сказал вещи, которые вам не нравятся. Заодно с Верраксом познакомлюсь.  — Еще и Верракса завербовать собираешься.  — Я пока не собираюсь, мне его Бландер посоветовал.  — А мою сестру тебе тоже Бландер посоветовал?  — Нет. Сама посмотрела, навыки заценила, пообщалась и поняла, что она отлично впишется в нашу с Арми компанию.  — Точно. Я все время забываю о твоем хранителе.  — О нем все забывают, на это все и рассчитано. Суэрон отвернулся к окну. Постоял молча, словно о чем-то думая. А потом произнес.  — Однажды я уже ошибся в тебе. Тогда, увидев тебя с Бландером. Подумал, что ты собралась его убить, не разглядел… Ты его спасла. Вытащила на пашне, поставила на ноги. Ты нарушила приказ, когда не вернулась в крепость. Нарушила приказ, не сообщив о его виде элийца, и это снова спасло ему жизнь. Ты бросилась на меня с мечом. На своего военачальника, чтобы спасти человека, которого знала несколько дней. Я не понимаю твою логику.  — Логика простая. Если я называю человека другом — я его не позволяю обидеть никому.  — Надо полагать, Суэйя тоже твой друг теперь, — я кивнула. — Не понимаю только, почему же я им не стал… Последнее было произнесено тихо и словно в сторону. А я впервые почувствовала что-то вроде угрызений совести. Вот так и оказалась между двух огней из-за желания помочь Суэйе. Которая меня, в общем-то, о помощи и не просила. А ведь Суэрон тоже много чего для меня сделал, получается. Нет, ну в основном он делал все для Бландера, но своей новой должностью я ему вроде бы как обязана. С другой стороны, он же не дружескими чувствами руководствоваться в этом случае должен был, а профнавыками моими, верно?  — Да не вопрос, давай дружить. Ты вроде тоже классный, по крайней мере, как ты за Блана вступился, мне понравилось, — улыбнувшись во все тридцать два, протягиваю военачальнику Альтгарда руку.  — Не возникает ощущения, что ты забываешься сейчас? — Суэрон хмурится, но глаза сохраняют естественный цвет.  — Расслабься. Это не подразумевает, что я у тебя буду на основании дружбы требовать каких-то поблажек, особого отношения и так далее. В смысле, с главарем банды нашим я тоже дружила, но без всякой херни типа «не назначай меня сегодня в патруль, мы же друзья». Ну или в нашем случае «не отправляй меня в карцер за косяки, что же ты за друг». В смысле, работу и дружбу можно не мешать, если ты не знал.  — Я — знал. Проблема в том, что другие не знают. Обычно. Прежде, чем я успела опустить ладонь вниз, ее крепко сжала когтистая лапа военачальника.  — Она действительно может сражаться?  — Иди, пригласи подраться. Пусть у тебя все кости болят так же, как у меня после вчерашнего. Я не потащила бы на вылазку человека с бухты-барахты. А ты и во мне наверняка сомневался, когда Бландер пришел и попросил к его отряду приписать черт-те что и сбоку бантик.  — Мне после твоего личного дела кошмары ночью снились.  — А что там такого написано? — с удивлением произнесла я. — Панд я не громила, с Тиалфи не цапалась, теорию вообще через пару недель сдала, на полеты меня таскали только в качестве демонстрации всяким комиссиям, мол, у нас есть тут кто-то, кто умеет летать…  — Мда… И тут тебя не подловить, — хмыкнул Суэрон. — Обычно при новичке как произнесешь «личное дело», так сразу грива трясется и клыки уменьшаются.  — Я свои косяки знаю. И отвечать за них готова. И точно знаю, что в Панде косяков за мной не водилось. Разве что сам факт пьянки на выходных приписать к таковым, но все было чинно-культурно и без дебошей. Ну, еще может специфический художественный вкус к делу пришит. Но преподаватель по изобразительному такого бы не допустил.  — В Панде не водилось, а где водилось?  — В Исхальгене я без предупреждения ушла с патруля, потому что Рани сообщила мне о разрыве. Верней, не с патруля, а из разведки. Никого не подставила, просто вовремя не вернулась на заставу. В Альтгарде одного человека элийской наружности не сдала куда надо было, ну про это ты и сам знаешь…  — А в Ферноне завербовала сестру непосредственного командира.  — А в Ферноне завербовала весьма интересного и перспективного бойца, которого непонятно с какого бодуна держат чуть ли не под домашним арестом.  — Да никто ее не держит. Сама выходить не хотела.  — А ты бы на ее месте хотел?  — Если бы я остался без крыльев…  — Опять двадцать пять. Да при чем тут вообще крылья? Проблема вообще не в них. А в пренебрежительном отношении и куче стереотипов. Вот ты сказал, что у нее психическая травма, так? На основании чего что ты, что целители пришли к подобным выводам? Ну вот на основании чего? Во сне не орет, кошмарами не страдает, вены себе не вскрывает, на шнурках не давится, молчит не потому, что замкнулась в себе, а потому, что разговаривать с идиотами не хочет… Ну где тут психотравма, а? Такая, чтобы нигде работать нельзя было? Руки во время боя не трясутся, на флешбеки ее не выбрасывает.  — Спит четыре часа в сутки.  — Высыпается, заметь. И я сплю четыре часа в сутки. Но мне хранитель энергетический баланс оптимизировал, а у нее все перекосилось потому, что на крылья подпитка теперь не идет и у тела больше ресурсов остается. Молчу уже о том, что сидя дома целыми днями заниматься особо нечем и энергию девать некуда.  — У любого даэва, лишившегося крыльев, будет…  — У меня не будет.  — Потому что ты не была даэвом всю свою жизнь.  — А у нее не будет потому, что психика другая. Тебя ничего не удивило, Суэрон, во всей этой ситуации?  — Что именно должно было меня удивить?  — Ты потерял весь свой отряд, твоя реакция? Даже если ты не дружил с этими людьми, ты с ними бок о бок провел несколько месяцев или лет, не так ли? Что, нигде ничего не екает, не возникает мыслей о «есть ли в этом моя вина».  — А почему она должна возникать?  — А почему у многих она возникает? Процентов семьдесят людей в такой ситуации словит полноценный ПТСР со всеми сопутствующими плюшками. И, кстати, в ситуации с даэвами все еще хуже, потому что вы почти бессмертные вроде бы как. А тут уже запускается механизм, по которому обычным людям всегда проще смириться со смертью старика, чем с гибелью молодого человека либо ребенка. В соответствии с этим механизмом даэву проще смириться со смертью знакомого человека, чем знакомого даэва. А тут целый отряд чуть ли не на глазах положили, казалось бы, самая подходящая ситуация для слета с катушек. И почему в отношении Суэйи у тебя не возникало подобных подозрений? Почему приписал ей только психотравму из-за крыльев? Я замолчала, переводя дыхание.  — Потому что мне в голову не приходило подобного.  — Потому что ты сам бы в таких ситуациях на психотравму не вылетел, так? Если бы командиром отряда был не ты и ответственность за приказ и ход выполнения задания лежала не на тебе?  — Это во-первых. Во-вторых — бессмысленно о чем-то жалеть и переживать, когда это случилось и произошедшее уже не испра… — Суэрон осекся и застыл, глядя невидящим взглядом перед собой.  — Судя по твоей реакции, до тебя, кажется, дошло. Как до жирафа, ага. Семь лет спустя. Нет, ну, лучше поздно, чем никогда. Но в целом…  — Заткнись, — грубо оборвал меня капитан. — Подставишь сестру по собственной дурости — сгною. Я лишь закатила глаза.  — Что, опять не страшно?  — Не страшно. Я не подставляю напарников. По крайней мере, намеренно или в очевидном дерьме вроде «а давайте-ка пойдем бухать вместо того, чтобы подойти к кибелиску». Что же насчет остального… Как оказалось, даже даэвы смертны.  — Я это знаю лучше, чем кто-либо другой. И уж явно лучше, чем ты. Киваю. Само собой разумеется, капитан аканов с боевым опытом в Бездне знает больше, чем новичок полгода после перерождения. Тут и не поспоришь прям, не слив свою легенду. Она у меня и так уже трещит по швам, впрочем, как и обычно бывало при попытках казаться кем-то другим. Благо, что местные готовы скушать самое простое объяснение моей «инаковости» и не подавиться. Итогом этого разговора стало то, что в Альтгард, а затем и в Пасфельт я отправилась уже вместе с Суэйей. Которая по-прежнему демонстративно игнорировала существование братца и не говорила ему и единого слова, хотя капитан честно пытался с ней заговорить по двадцать раз на день.  — Долго его мурыжить будешь? — уточнила я, стоило нам выйти за ворота крепости. Руку еще немного жгло от прикосновения к кибелиску, а говорить приходилось громче, чем в Ферноне — мешали шарфы, намотанные на лица. Зима-зима, эххх…  — Дай-ка подумать… Как насчет семи лет? — красноволосая стерва расхохоталась в голос, спугнув своим смехом пару ледяных рефисм, выползших на ледник близ озера, окружавшего крепость. Качаю головой и делаю первый шаг в сторону мостков. Через лес нам идти, с учетом выпавшего снега, часа четыре. Или пять, ну это если совсем не повезет. *** Покидать Фернон, да и вообще дом впервые за семь лет было… страшновато. Кому рассказать — не поверят: акан из Бездны испытывает дискомфорт при путешествии всего лишь в другой регион Асмодеи. Впрочем, о таком лучше всего не рассказывать никому. Особенно Рин. Не хватало еще, чтобы эта девочка, ошарашившая меня неожиданным предложением, начала меня жалеть и пытаться помочь. Тем более, что помочь особо было нечем. Разве что перебить всех окружающих, чтобы не косились так на меня, но этого мне все-таки не хотелось. Пока что. Благо, что крепость быстро осталась позади и мы вышли к мосткам через ледяное озеро. Забавно, за семь лет здесь ничего не изменилось. Точно так же я покидала крепость и пересекала это озеро семь лет назад. Точно так же сейчас, как и тогда, чуть жгла где-то внутри печать кибелиска. Вру. Тогда нас было больше. Значительно больше. А сейчас здесь только одна Рин.  — Блядские сугробы! — матернулась она, свалившись с тропы в незаметный, засыпанный снегом овраг. Прежде, чем я успела протянуть руку, чтобы вытащить ее наверх, девчонка выбралась сама и принялась отряхиваться.  — Ты могла бы долететь, — сообщаю ей очевидную вещь я. Понимаю, что она не могла бы, потому что в этом случае ей пришлось бы отправить меня через лес одну, а меня же одну через лес нельзя отпускать, как же можно, ай-яй-яй…  — Не, нахуй эти полеты. В прошлый раз все закончилось тем, что мы с Бландером оказались на том аванпосте. А в позапрошлый — нас заставили чистить небо от плесени Бездны.  — Тебе же это понравилось. Небо чистить, — я фыркнула. Когда-то это было и мое любимое занятие. По крайней мере, так можно было отдохнуть и от вездесущего братца, и от гвалта в крепости.  — Понравилось, но только потому, что других вариантов не было. Сейчас нам бы добраться до Пасфельта без приключений, узнать у Накизара, что там приключилось, разобрать вещи ну и выяснить, что нового на горизонте. Альтгард для этих целей не особо подходит. Я уже молчу о том, что во время расчистки не особо с кем-то поболтаешь — снизу Моэрын и Мэйбар всех палят. Наверное, в предыдущие годы было много уклонистов, которые вместо чистки загорали на площадке перед вратами в бездну, не так ли?  — Как знать, как знать… — очевидную подколку я пропускаю мимо ушей. Можно было бы и поболтать, но разговаривать сейчас не особо хотелось. Потому что холодно. И потому что приходится заново привыкать к тяжелому теплому снаряжению. Поворачиваться, драться и даже идти в таких костюмах намного сложней, чем в одной лишь броне. Вот только в одной лишь броне до Пасфельта просто не дойти, можно сразу от обморожения подыхать. Интересно, Рин про снаряжение сама сообразила, или подсказал кто?  — Сама, — отвечает она, стоит задать вопрос. — В Исхальгене было теплей, чем здесь, но все равно на заставу или в разведку одеваться приходится в два раза теплей, чем если просто по деревне пробежаться собралась. А уж если с риском зависнуть в лесу дня на три, то еще и взять с собой пожрать да шмотки на смену.  — Мы не собираемся зависать в лесу дня на три.  — Три недели назад я тоже шла в патруль ночь простоять да до утра продержаться. Так что неизвестно, что и как повернется и куда кривая выведет. В лесу вообще сейчас может черт знает что происходить.  — Это почему?  — Ну, смотри, к югу отсюда пашня, на которую утащили Бландера. И на которой разгорелся пожар. Соответственно, если оборотней и мугглов не перебили, они запросто могли податься в леса.  — Думаешь, рискнут напасть на двух даэвов? — забрасываю удочку я.  — Это зависит от того, сколько их будет. Если трое-пятеро, могут и спасовать, если два десятка — числом задавить попытаются. Ну, а если меня кто-то видел на пашне в тот день — все вообще нерадужно, могут кинуться мстить, а тебя за компанию прибить пожелают.  — Значит, будем смотреть по сторонам, — сворачиваю разговор я.  — Я и так смотрю, — пожимает плечами Рин. И снова проваливается с тропы в сугроб.  — Может давай я впереди идти буду? — предлагаю я.  — Валяй, не все же мне в овраги падать, — с готовностью уступает мне место первопроходца девчонка. И сама полчаса шагает по проторенной мною тропе. Потом мы меняемся местами снова и в итоге — добираемся до Пасфельта не такими уж и уставшими. Мда… А деревушка-то почти не изменилась. Машинально убираю выбившиеся из-под капюшона пряди обратно и подтягиваю повыше шарф. С учетом того, что снова собиралась метель и головы с лицами старались закрыть большинство окружающих нас людей и даэвов — ни у кого мой жест дополнительных вопросов не вызвал. А вот само мое появление — вполне могло бы. Вроде как есть тут среди пасфельтского гарнизона пара наших общих с Суэроном знакомых. Быть узнанной мне не хотелось, а узнать меня можно было — не настолько сильно изменилась внешне за семь лет.  — От кого-то прячешься? — от Рин мой жест не укрылся. И тут понимаю свою промашку — забыла ей сказать о том, чтобы она не говорила о том, кто я такая, да и вообще, если можно, поменьше бы меня светила среди местных.  — Не хочу, чтобы меня узнали. И чтобы лезли с расспросами.  — Поняла. Ладно, Вэй, будем считать, что ты новенькая, а откуда я тебя достала — это не их ума дело.  — Спасибо, — судя по тому, что Рин сейчас изменила мое имя на одно из сокращенных производных — мою ситуацию она поняла. И решила не лечить мне мозги темой «своим страхам надо смотреть в лицо». Впрочем… Уж она-то знает, что страхов у меня нет. Просто не хочу разговаривать с идиотами, да и демонстративно молчать уже порядком надоело за семь лет. Пусть я и не такая разговорчивая, как та же Рин, но без общения было скучновато. А общение было чревато нежелательным вниманием. Здесь же на меня не обращали внимания даже даэвы, хотя уверена, что первичное сканирование выявило бы мою проблему. Или же… Стоп. Только сейчас я вспомнила один интересный момент, а именно — возмущения эфира вокруг Рин. То ли из-за ее ауры, то ли из-за взаимодействия с Хранителем, но разобрать что-либо в трех метрах вокруг нее даже с моими навыками сканирования возможным не представляется. Вывод — пока я держусь поближе к ней, даже о моей «бескрылости» никто не узнает, пока я сама о ней не скажу. А я не скажу, потому что практика показывает — ничего хорошего после не происходит. Случай с Рин — скорей исключение. А ко всем преимуществам, которые я получаю при сотрудничестве с ней, только что добавилось еще одно. Судя по тому, что она направляется к храму — нам предстоит встреча с Накизаром, а уже потом — дорога домой и разбор вещей. Меня это более чем устраивает, поэтому корректировать маршрут или вносить новые предложения не спешу. Пока она разговаривает с центурионом, стою скромно за ее спиной. Изначально центурион смотрит на меня с интересом, но стоит Рин сообщить о ее новом статусе и передать приказ о назначении на место Бландера — весь интерес ко мне пропадает. Ну да, не из его батальона, значит — можно не рассматривать, не беспокоиться и вообще обо мне забыть. Люблю деловых людей — они так загружены, что редко способны отвлечься на посторонние вещи. Упоминание в разговоре повстанцев Ривара заставляет насторожиться. Не меня одну — судя по возмущениям энергополя, Рин это наименование знакомо. Поскольку выяснением произошедшего на пашне мугглов да и вообще идеей мести мугглам сейчас занимались другие люди, Накизар решил отправить на осмотр леса Маэллан нового помощника. Рин возражений не имела, либо имела, но не высказала их вслух.  — Ну, сегодня нам в лесу точно ловить нечего, — выдохнула она, когда мы вышли из храма и тут же были впечатаны в закрывшиеся за нашими спинами двери порывом ветра. Крик был громким, но я едва его услышала. Понимая, что раз ее голос еле сквозь этот шум пробился, то моего и вовсе слышно не будет, лишь киваю в ответ. И расслабленно выдыхаю, когда понимаю: ветер вокруг нас стих, а из руки Рин выходит что-то типа щита. Ага, защитные поля, она и этим владеет. Было бы странно, если бы этого не было: девочка явно шарит в магической теме хоть немного, иначе не путалась бы с хранителем. Кстати, на ее щит мог и он повлиять… Под этим щитом получается достаточно быстро добежать до нужного дома. Рин открывает дверь — и сразу же в коридоре нас встречают два рослых воина.  — Ну привет, — произносит один из них с некоторым напряжением в голосе.  — Привет. А чего такой хмурый вид?  — Поговорить бы, — произносит совсем тихо второй.  — Ну говорите, я слушаю. Если вы хотите узнать, что с Бландером, так проще у него самого спросить — он связывался с вами, я знаю. Если же…  — Не делай вид, будто ничего не произошло, — рыкнул первый. Его глаза полыхнули красными отсветами, что заставило меня собраться и украдкой потянуться к мечу. Миг — и рука Рин опускается на мое предплечье. С учетом того, что она все это время стояла ко мне спиной — неслабое у нее чутье, раз поняла, что я за оружием полезла.  — А что, произошло что-то еще? Вики предала Бландера, я его вытащила, потом меня взял в оборот Суэрон, сам Бландер вам, кажется, подтвердил, что у меня теперь несколько иные полномочия и несколько иная работа. При этом он же мне сказал, что я могу тусить в этом доме, сколько потребуется. А что, кого-то что-то не устраивает? Так раньше надо было говорить, и не мне — начальству своему непосредственному. О чем мне с вами-то разговаривать?  — О том, что ты бы сама не прочь нашим непосредственным начальством стать, но мы с этим не согласны. Девушка вздохнула и, судя по всему, закатила глаза.  — Рандвиг, ты слишком высокого о себе мнения. Я знаю, что вы отказались мне подчиняться. Степень глубины моего похуя на это дело можете измерить во вратах Арэшурата. Не хотите со мной работать — не надо. Раз предстоит вместе жить — давайте не будем разводить детский сад на уровне пересаливания супа соседей на основании надуманных обид и высосанных из пальца претензий. Если у вас все, то мне бы вещи разобрать и делами заняться, а не в коридоре стоять и всякую несуразицу выслушивать. Двое переглянулись между собой, но больше ничего не сказали. Вместо этого один из воинов скрылся за дверью одной из комнат, а второй — прошел по коридору направо. Судя по звону посуды — там находилась общая кухня. Мы же направились в одну из комнат. Кхм… Примерно это я и ожидала увидеть: две койки, стол, пара стульев и какие-то ящики, которые по ситуации использовались явно то как столы, то как стулья. По крайней мере на том, что стоял ближе к кровати Рин, стояла кружка с недопитым чаем, в котором явно успела завестись разумная жизнь.  — Ну вот, в общем. Спать можешь на той койке, вещи тоже есть, куда распихать. Добро пожаловать в Пасфельт, — произнесла Рин и принялась выгружать из куба составные части переносной алхимической лаборатории. Пока размещаю на своей половине стола ювелирное оборудование и распихиваю по полкам немногочисленные пожитки, успеваю пережить щемящее чувство ностальгии. Когда-то давно, в Морхейме, до всей этой заварухи с Бездной и порталами, задолго до моего зачисления в ныне уничтоженное подразделение мы точно так же жили в крепости. Казармы «радовали» вообще каким-либо отсутствием личного пространства, поэтому часть людей предпочитала селиться в домах местных жителей. Тогда, помнится, за койку в такой комнате на двоих я отдавала треть ежемесячного жалованья. Если не пить, не играть в азартные игры и не ходить по борделям, да еще и питаться в гарнизоне — денег хватало на жизнь и обмундирование получше штатного. Если не гнушаться всякими «халтурками» и брать дополнительные смены в патруле — к ежемесячному жалованию добавляли пару тысяч кинар премии, а эту сумму уже можно было и отложить. Чем я и занималась сначала в одиночку, а потом — в паре с Суэроном. Родители к тому моменту уже умерли и, хотя от них нам и остался дом в Ферноне и кое-какие деньги в банковском сейфе — особым богатством мы с братом не располагали. И служба в Морхейме казалась мне началом моего пути. К богатству? Нет, пожалуй. Скорей, к чему-то большему. Впрочем, идеализм из моей головы быстро выбили, а потом и вовсе пришлось оставить службу из-за той злополучной травмы. И вот — я снова в деревенской комнате на двоих. Как будто вернулась к началу. Как будто получила шанс начать все заново и если уж не исправить ошибки прошлого, то хотя бы новых не наделать в этот раз. Исподтишка смотрю за тем, как переодевается Рин. Снова отмечаю несостыковки в ее поведении и характере. Ингредиенты для лаборатории она аккуратно раскладывала и сортировала. Вещи — швыряет кое-как, при этом снимает их без какой-либо системы. Сначала люди снимают рукавицы, потом шапку с шарфом, куртку, ну и на закуску — обувь с верхними штанами. Белобрысая же стянула перчатки, а дальше начала со штанов, по пути расстегнув ботинки и запихав их куда-то под кровать. Потом куртка и шарф, и только потом ее руки потянулись к шапке. Впрочем, нет — вот когда она сняла шапку, стало понятно, почему от нее решено избавляться в последнюю очередь — волосы, еще с утра не отличавшиеся особой длиной, сейчас отросли до талии. Даже чуть ниже. Давненько мне не встречались маги с таким побочным эффектом. Пока Рин заплетает косу и заталкивает ее под одежду, я успеваю разобраться окончательно со своими вещами и забраться под одеяло. За окном бушевала метель, в руках была прихваченная с собой из дома книга, а на душе впервые за семь лет воцарился странный покой. Забавно, что это ощущение мне подарил человек, который сам о покое представления имел весьма смутные. И, как оказалось впоследствии, окончательно лишал этого состояния всех, кто мимо проходил. В первую очередь, конечно — моего драгоценного братца. Ну и мне перепало по пути, куда же без этого.