Я — Харуно

Просьба к читателям: первые две странички даже через силу, но прочитайте — концовочка просто шик получилась))

      После того, как меня усыпил Какаши, я провалилась в крепкий и спокойный сон. На чьё счастье и кому так подфартило — никто никогда не узнает. Впрочем, это не помешало мне утром схлестнуться с учиховским гонором.       Асума, чтоб ему икалось, решил меня всё-таки припахать к готовке. Но не тут-то было! Смекнув, что пахнет жареным, пришлось вызваться искать хворост. Я даже далеко уйти не успела, как меня нагнала шаринганистая задница!       — Второй раз приём не прокатит, — он засунул руки в карманы, — так что шевели извилинами.       «Вот это наглость», — восхитилась Кагуя.       «Вот это борзость», — согласилась я. Нет, такое отморозить только Учиха мог.       — Чай не прынц, сам отмазку придумаешь, — я чуть ускорилась. Вчера вечером тут ручей был небольшой. Я, конечно, и так красавица, в смысле красивая… Да, тьфу! В общем, не урод, но умыться не помешает.       — Харуно, мы за хворостом или как? — вздохнул Саске, продираясь сквозь кусты за мной.       — Я — умываться, а ты, — я обернулась к брюнету, предвкушая его мордашку, — давай, до свидания!       И машем ручкой аки «пошел вон, холоп». Такое мне, конечно, прощать никто не собирался. Сначала у Предпоследнего вытянулось лицо. Потом руки покинули карманы шорт, а затем раздался азартный крик на всё подсознание: «Понеслась!».       А дальше был самый настоящий забег. Я неслась через кусты под гиканье Кролика, перескакивала поваленные деревья, а под конец затормозила у ручья. Эффект неожиданности не сработал, и «догнавший» меня Учиха сомкнул пальцы на моей шее, а затем меня макнули в ручей. Меня! Джинчурики!       Задохнуться в ближайшие секунд тридцать мне не грозило, а посему я умудрилась извернуться и повторить жест шаринганистого ублюдка! А вот будет знать, как обижать меня любимую и ранимую (по-видимому, в детстве).       Отпустили мы друг друга одновременно, перекинувшись парой ласковых, пошли обратно в лагерь. А то мы вроде бы как за хворостом ушли.       «А в итоге помылись».       «А вот вымыться действительно не мешало бы».       Фуин печати на одежде (хоть и очень кривые) спасали мало. Одежка, возможно, и не была грязной, а вот я сама… Надеюсь, к концу пути я не сильно буду источать запах. Эх, и что племяшке Дайме большая дорога не по нраву. И чистые, и не уставшие были бы, а то этот футон мне в кошмарах сниться будет.       «Не иронизируй», — вставила свои пять копеек Кагуя. Впрочем, она права. Кошмары мне не снятся. Мне вообще ничего не снится. Я либо сплю, либо сижу в библиотеке с Кагуей — не все я свитки прочитала, ой, не все. В общем, снов нет. Я как-то с этим вопросом обратилась к Кролику. Была послана на пару годиков с этим вопросом. Что ж, сны мне не обязательны. Хотя пару раз всё-таки проскальзывали кошмары. Но пока у меня на эту задачу нет ответов. Зато есть учиханутый сокомандник, которого никто никак не поставит на место.       «А самой ему навалять, или я плохой учитель?»       «Ка, он же мстительный».       «Пф».       «Да и кто-то же должен повышать его самооценку?»       На спаринг с шаринганистым я выходила лёгкой походкой и не с меньшим пафосом. А вот дальше пришлось уходить в глухую защиту. Я могла бы и лучше работать, но статус не позволяет являть свои истинные знания. Я всё-таки бесклановая, и учить меня вроде как некому.       «А вот Саске, по-моему, забыл, что мне нельзя светить своим уровнем тай!», — я злилась. Очень! Нет, ясность ума никуда не исчезла, а вот злость…       — Почему она не дерется в полную силу? — слова Таки-сан донеслись как сквозь толщу воды. Сквозь чистую и прозрачную воду. А дальше я как будто проснулась. Я четко видела все движения Учихи, чувствовала своё тело и радость от поединка. Хотелось смеяться, ускориться и… Проверить навыки противника. Азарт опьянял не хуже сакэ. Мне нравилось перехватывать удары, вертеться, запутывать и изматывать врага.       «Ты там не потерялась?» — в эйфорию вмешался голос Кагуи.       «Нет, я наконец поняла, что такое раж поединка».       «Допустим, это только предвкушение».       «Как думаешь, меня Ибики сдадут?»       «Не знаю, но с боем завязывай».       Не заморачиваясь, я пропустила удар в ребра и отлетела на землю спиной. Вах, а вот моськи сенсеев меня напрягают, хотя бой был прекрасный.       После нашего с Учихой спарринга на площадку никто не выходил. Да и меня никто не дёргал, и всячески старались не замечать произошедшего.       «Бесят!» — в сердцах высказалась Кролику.       «Ты их, может, не меньше раздражаешь».       «Мне им медаль вручить?»       «Харуно, ты от меня что хочешь?»       «Не знаю».       Погода соответствовала настроению. После полудня начался дождь, и всем пришлось ютиться под навесом. Мне досталось место между Учихой и Узумаки. То ли мест других они не нашли, то ли в почётный караул заделались. Мне, по сути, было плевать. Главное, чтоб не толкались, а остальное чепуха!       Время двигалось вперёд, а дождь не прекращался. Решив не испытывать удачу по полной программе, умостилась медитировать. Спустя час реального времени       — А я буду! — вот уже минут пятнадцать препираюсь с Кагуей. И тема-то…       — Да чтоб тебя! Вот скажи, зачем тебе нужен призыв? Тебе мало статуса джинчурики?!       — Да кто об этом знает?       К слову, о споре. Разумные аргументы закончились где-то на пятой минуте, а вот желание сделать наперекор никуда не делось. Душа просила бунта.       — Шиноби не должен светить всем своим потенциалом, — тоном терпеливого наставника проговорила Кагуя.       — Да бесит меня контролировать себя ежеминутно! — волосы, некогда розовые, потемнели на пару тонов.       — А ну-ка, — красноволосая шизофрения подняла моё лицо за подбородок. Спустя пять минут       Я сидела прислонившись к книжным полкам. Роскошными локонами разметались алые волосы, а я тяжело дышала. Бой с Оцуцуки сильно утомил и показал одно — до её уровня мне ещё о-о-очень долго. Пропасть просто глобальная. А ещё, когда я бешусь, мои волосы меняют цвет и отрастают. Я уже и забыла, как это трудно — носить длинные патлы. И где у меня тут ножницы были?       — Прекрасно, тебе ещё и злиться нельзя, — ворчливо сказала Кролик, чиркая что-то в свитке.       — Мне и так нельзя. Я же джинчурики.       — Нет, — отрицательно покачала головой Кагуя, — джинчурики нельзя впадать в ярость из-за тех, кто в них запечатан. А вот злиться тебе нельзя из-за волос.       — Вообще никакого негатива? — я аж вперед подалась.       — Недовольство можешь выражать, в остальном контролируй себя.       — Ками…       — Не стони. Кстати, тебя Узумаки будит.       — Ка-а-ами, — прохныкала я в подсознании и «вылетела» пробкой из него.       Открыв глаза, увидела шаринган. Дальнейшие события меня уже не застали. POV от автора       Весь лагерь видел десятый сон, когда Асума отлучился по делам. Прошло меньше минуты, как кто-то из седьмых начал буянить. Точнее, чья-то чакра бесилась и ярилась не хуже Лисьей. Момент, и обладатель Девятихвостого начал осторожно, но настойчиво будить Харуно.       Не медля, Какаши вырубил Узумаки одним точным ударом в шею и раскрыл свой шаринган. Ещё несколько томительных секунд, и девочка открыла глаза, тем самым подписав себе приговор. Её мгновенная дезориентация сослужила отличную службу джонину, который рывком вытянул Сакуру (а её ли?) из-под охраны сокомандников.       — Какаши? — удивленно спросил Асума.       — Детей усыпи, — командный голос не располагал к распросам. Наложив простенькое гендзюцу, которое должно было продержаться часа два, Сарутоби последовал в дождик за своим напарником.       Эта поляна была ещё меньше, чем та, с ручьем. Метра два на три, не больше.       — Кто ты такая?       Какаши держал за горло девчонку, которая висела в воздухе, болтая ногами и крепко вцепившись в руку своего сенсея. Такая картина встретила Асуму, когда он последовал за Хатаке.       — Хауно. Шауа Х-хауно, — хрипела розоволосая. Расфокусированный взгляд зелёных глаз был подобен индикатору, по которому было легко узнать жизненные силы. Когда тонкие пальчики ослабили хватку, а глаза стали закрываться, Хатаке кинул в сторону розоволосую. Девичье тело тряпичной куклой ударилось о ствол дерева и упало с глухим звуком оземь.       Кашель выворачивал легкие Сакуры, и не только их. Души сенсеев-наставников корежило не меньше. Хотели они того или нет — они привыкли к Харуно-мелкой. К её причудам, постоянным рвением чем-нибудь себя занять. А осознание того, что под этой личиной скрывается кто-то другой, и его не рассекретили, заставляло разгораться желание надраться в ближайшем баре.       Небольшая передышка, и Сакуру за шкирку рванули вверх. Удар коленом точно в грудину, и девчонка схаркивает кровь. Соленые дорожки расчистили себе путь на пыльных щечках ребенка? Нет, шиноби!       — Отвечай! — рявкнул Какаши, хватая шпиона за короткие розовые волосы. Мягкие и шелковистые — разве такие могут быть у врага. О, как беспощаден недруг!       — Я… Я Харуно, — рыдания наполовину с кровью. Закрытые глаза плотно зажмурены, губы трясутся. Какаши тоже трясёт. Всё его естество вопит от безысходности. Привязался впервые за несколько лет и снова обманут?!       Пальцы Хатаке удобно перехватили подбородок розоволосой и до боли сжали челюсть, заставляя раскрыть глаза.       — Правду. Говори, сука, правду. Я тебя молю, — тихим голосом проговорил Копирующий, чтоб его слышала только она. Чёрные глаза побитым псом смотрели на проблему, что сейчас громко дышала.       — Я не вру. Я — Сакура Харуно, — ход сделан. Ярость, что на минуту угомонилась, снова разгорелась вспышкой слов. Каждый удар Хатаке наносил как себе: коленом в живот, правой рукой в рёбра — тело впечаталось в ствол дерева. Хук левой, правой. Снова прописан удар в живот, чтоб тело не падало.       Минуты растянулись в вечность. И вот наконец тело безвольным мешком падает на землю. На поляне слышны только тихий скулёж и тяжёлое дыхание.       — Хауно. Акуа Хауно, — девочка морщится от каждого произнесенного звука. Кровь сочится из кровоподтеков на лице; из разбитых «заботливой» рукой сенсея губ; из глотки, заставляя не то булькать жидкостью, не то задыхаться.       — Какаши, отдохни, — Асума крепко сжал плечо Копирующего, который уже был готов разорвать розоволосую.       Чертыхнувшись, Хатаке сел под ближайшее дерево, гипнотизируя взглядом кровавые перчатки, пропитанные насквозь.       «Даже костяшки сбил», — горько усмехнулся Хатаке, пытаясь вернуть хладнокровие. Не так учили выбивать информацию в АНБу. Ой, не так. Переведя взгляд на Сакуру, Копирующий вздрогнул, ощутив мерзкий холодок.       Тело двенадцатилетней девчонки напоминало больше поломанную куклу. Левая нога вывернута под неестественным углом. Дыхание тяжёлое и прерывистое. Тонкие и бледные пальчики рук скребут землю, оставляя за собой борозды. Лицо… Заплывший правый глаз уже начал «светить» лиловым светом. Левая скула в крови. Из носа кровь. Изо рта при каждом выдохе толчками освобождается густая вязкая жидкость. Стеклянные глаза с полопанными капиллярами, и скулеж побитой собаки.       Вот тень в лунном свете наклонилась над телом, и Харуно пытается отползти. В глазах неописуемый страх, и рот открывается в беззвучном крике.       — Тебя зовут Сакура?       — Тхаа, — дрожит.       — Не ври. Вранье не поможет, — мягким тоном, на который только был способен, говорил Сарутоби. Непроизвольно девочка вызывала у него жалость. Маленькая и сломанная. Она уже даже не плачет — только скулит. И от этого разрывается сердце.       — Не… Не…       У неё не идут слова.       — По… По.       — Помочь тебе? — ошарашено спрашивает Асума, боясь даже притронуться к ней. А она не отвечает. Лишь согласно прикрывает ещё не заплывший левый глаз.       От роли хорошего дяденьки Асуме противно.       — Чем я могу помочь?       — Не ы… — зелёные глаза становятся мутнее. Асума старается торопиться.       — Не я? Какаши? — последнее слово произнесено тихо и осторожно. А девочка даже не вздрогнула. У неё просто не осталось на это сил, а ей ещё нужно успеть сказать самое важное.       — А, — утвердительная реплика, — аиган. Я.       Какаши двигается интуитивно. Подойдя к девчушке и опустившись рядом, он осторожно переворачивает тело на спину и берет розоволосую голову бережно двумя руками. Он и так причинил много боли.       — Ты хочешь, чтобы я использовал шаринган и попал во внутренний мир, — губы пересохли от волнения, на виске проступил пот.       — А, — снова утвердительная интонация, и зелёные глаза тускнеют. Не теряя больше времени, Какаши ухватывается за взгляд.       Дождь закончился. На востоке занимался рассвет.