Матушка Эм

На следующее утро Эмили показала хозяйке переделанную повесть, та покачала головой. - Намного лучше, но почему ты так боишься говорить своими словами? - Своими словами? - Ну, вот как ты говоришь со мной или как ты пишешь статьи? К чему столько торжественности? В конце концов, ты пытаешься рассказать о том, как несправедливо оценивают женщин и не считают их достаточно умными, чтобы заниматься какой-то серьезной деятельностью, потому что считается, что они распыляются. Вот мужчины, мол, могут сосредотачиваться на чем-то одном и добиваются благодаря этому успеха. Ладно, но если бы они могли делать несколько дел одновременно, а женщины наоборот, то и они и это бы считали своей заслугой, а последнее – еще одним признаком ущербности. Мол, от природы им даны плохие карты. Можно подумать, это основная причина, а не то, что им мешает и ограничивает их общество. - Но ведь есть разные мнения и подходы. - Конечно, есть, но проблема в том, чтобы уметь посмотреть на вещи с разных сторон и в их целостности, а не видеть их по кусочкам, на которые их раздробили. Есть вещи, с которыми рождаются, есть вещи, на которые влияет среда. Родители, друзья, образование и многое другое. Но одно без другого не работает. И это тоже важно помнить. А как раз многие сидят на одном стуле и дудят в одну дуду, не желая посмотреть другие варианты. - Как вы думаете, у меня получится показать все в цельной сложности? - Не сейчас, моя хорошая, но у тебя может получиться это в будущем. - Вот вы говорите об излишней торжественности, а если я хочу показать звездное небо, то как же мне показать его, если все время говорить попроще? Не упрусь ли я в потолок, так же, как и многие? - Знаешь, ты в потолок не упрешься, и для того, чтобы показать, что остальные видят только потолок, за которым небо, не всегда надо использовать такие громоздкие конструкции. Ты пытаешься связать звездное кружево будущих крыльев, используя тяжелую позолоту пыльных заблуждений. Может быть, тебе стоит все же прислушаться к своим порывам к полету больше? - Даже так, - задумчиво произнесла Эмили, разглаживая исписанные страницы. – То есть сделать так, чтобы взволновать многих? - И чтобы тебе самой хотелось читать это и влетать от своих строк, понимаешь? Ты уже начала, причем очень резво, так что не останавливайся. - Опять переписать? - Ты согласна? - Да, наверное, но это уже позже, а то сейчас я уже не успею. - Может, оно и к лучшему, у тебя все уляжется, и ты сможешь перенести это на бумагу более гладко. В перерывах между поручениями Эм, а также ловлей тревожных слухов, Эмили, не без помощи Гектора смогла вылизать свой текст так, что все трое остались довольными. Осталось только уговорить уважаемого господина Элдерна, который, прочитав это, сначала обомлел, а потом начал прощупывать границы своего свободомыслия, прикидывая, рискнет ли он печатать такое, да еще отдельной брошюрой. Однако горячие совместные уверения Эм и Гектора, что все будет хорошо и даже замечательно, и все продастся и не будет особых проблем, склонили колеблющуюся чашу весов в нужную сторону. И брошюру напечатали. Скандал не заставил себя ждать. Первый тираж смели за несколько дней, не в последнюю очередь благодаря газете самого Эльдерна и сплетням, распущенным Эм. Первый звоночек раздался, когда в трактир Эм заявилась Роза фон Хойббенет, дородным кораблем, затянутым в тусклый шелк, вплывшая туда днем, и, потрясая зажатой в руке брошюркой, потребовала от Эм, чтобы та избавилась от «девки, состряпавшей такое непотребство». - Госпожа Хойббенет, я не собираюсь ни от кого избавляться. Эмили меня полностью устраивает как работница. Что она делает в свободное время – не мое дело. - Что вы себе позволяете! Этой гнусной писаниной она оскорбляет всех порядочных женщин и благочестивых прихожанок! Как человек порядочный, каждое воскресенье бывающий в церкви, я требую немедленных извинений от нее за то, что она назвала женщин «не желающими думать своими мозгами, а глотающих все, что поют с кафедры». Это неслыханно! Что это девка о себе возомнила! Хочу ее немедленно видеть! - Мадам, Эмили сейчас занята со счетами, и потом она никогда не работает с гостями напрямую, поэтому вашу просьбу удовлетворить не смогу. - Я потребую конфискации тиража! - О, ну, этот вопрос надо решать с цензорами курфюрста, а не со мной. Я к этим достойным господам не имею ни малейшего отношения. - Так вы не позовете ее, чтобы я могла я ей все высказать и не уволите ее? – глаза сузились, превратившись в свинцовые щели в морщинистых амбразурах. - Нет, не вижу повода. - Тогда я сделаю все, чтобы ни одна порядочная семья не появлялась больше в вашем гнусном заведении! - Как вам будет угодно, - все также меланхолично отозвалась Эм, подавая знак Грете выставить счет клиентке у окна. Все посетители напряженно наблюдали за происходящей битвой. Хойббенет решительно тряхнула внушительным шиньоном, на котором угрожающе нахохливалась шляпа с целой клумбой цветов, упорно не гармонирующая ни с платьем, ни с общим обликом, развернулась и стремительно рванула к двери. Охоту комитета по нравственности, а также, вполне вероятно, и церковников на брошюру, можно было считать открытой. Эм отвлеклась на пятнадцать минут, черкнув записку Вейнцегу напрямую, так как Рона не было в городе, с просьбой повлиять на цензоров в случае чего, и на комитет тоже, передала ее с посыльным, который принес через пару часов ответ, где Вейнцег ворчал, что, мол, делать ему больше нечего, как с этими дураками разбираться, но, так и быть, он шепнет пару слов кому следует, и ей не о чем беспокоиться с этой стороны. Эм успокоилась, но, как выяснилось, рановато. Вечером ей пришлось успокаивать нервничающую Эмили, которую начало трясти от одной мысли, что с ней могут сделать. - Детка, - ворчала Эм, заливая в нее успокоительное. – Я не утверждаю, что все закончилось, более того, я считаю, что все только начинается, но раз уж ты ввязалась в это, то страх тебе не помощник, более того, это последнее дело. Особенно против тех, кто считает себя правыми и за чьей спиной стоит многовековая махина церкви и традиций. Хотя это определенно первый бой и, тут тебе повезло, пока ты четко видишь своих противников. Так будет далеко не всегда. А тут многое сразу видно и понятно. Вообще, имей в виду, что практически любой, кто кичится своей религиозностью, кто считает это своей добродетелью самой по себе, тот уже опасен. Потому что такие готовы разорвать любого, кто не принадлежит к их клану, или даже тех «своих», которые не до конца соблюдает их условности. Они опасны, но их хотя бы видно, гораздо сложнее с теми, кто своей позиции явно не показывает, но тоже готов уничтожить. - Меня теперь все, что ли, будут хотеть вот так вот… разорвать? – дрожащим голосом спросила Эмили. - Ну, не все, но желающие найдутся, поэтому, детка, будь осторожна, не ходи никогда одна, всегда должны быть по меньшей мере двое, кто должен знать, где ты и с кем. Просто ради твоей безопасности. А не ради мифических приличий. - Вы еще скажите чести, - буркнула Эмили. - Честь – это не то, что может забрать другой. Честь – это то, что ты знаешь про себя, и за что ты готова отвечать перед собой прежде всего. Если ты можешь спокойно ответить перед своей совестью, при условии, ее наличия, конечно, - усмехнулась Эм, – то с твоей честью все в порядке. А репутация… понимаешь, это вещь иной раз нужная, но она зависит от стольких причин, что полностью на нее полагаться нельзя. И потом то, что в одних кругах – ужас и кошмар, в других – нечто само собой разумеющееся. - Но не значит ли такой подход, что можно просто опуститься? Если не держать планку? - А что значит держать планку? Для кого? Для себя? Или для окружающих? Если ты влезла в необычное, мягко говоря, дело, как можно судить тебя по обычным меркам? Вопрос в том, готова ли ты идти до конца, потому что сладко тебе не будет в любом случае, потому что идешь ты против течения. Это не игрушки, это война на опережение с опасным, хитрым, многоголовым соперником; внешними атрибутами этой свободы ты так восхищаешься, но готова ли ты к тому, что тебя могут оскорбить, хотя только от тебя зависит, как ты среагируешь и воспримешь ли это как оскорбление или просто попытку нанести тебе урон в глазах тех, кто тебе поверит, ударит, попытается убить. - Убить?! - Эмили, девочка моя, а что ты думала? Просто так такие вещи не проходят, вон, всего одна брошюра, а какая реакция! - Мне поверили? - Во всяком случае, те, кому ты можешь навредить таким образом, мгновенно сделали стойку, одно это говорит о том, что дело стоящее. - А те, кому я хочу помочь? - А вот эти, как ни странно, поверят тебе в последнюю очередь и помогать тебе будут далеко не всегда. Но тебе главное помнить – ты делаешь правильное дело, тебе надо еще и свой круг создать, и там должны быть люди, которые будут держаться этого до конца. Тогда ты действительно чего-то добьешься. Хоть и не сразу. - Не сразу… - эхом отозвалась Эмили. - Угу, женщины совсем разучились создавать свои группы, которые бы защищали их интересы, тебе предстоит возродить их. - И что для этого сделать? - Для начала рассказать о том, что это возможно. И что для того, чтобы освободиться, неплохо бы понять, что ты несвободен. Даже если тебе говорят другое. И несвобода эта начинается с незнания. - То есть сначала надо дать знания? - Конечно, знание – сила. И образование – это начало любого развития. Чем больше знаешь, чем больше ты способен узнать и проанализировать, тем сложнее тебя задурить и манипулировать тобой. - И многие этого не хотят, ни самим учиться, ни давать учиться другим. Потому что опасно и рушится привычный мир. - Ну, да, им проще войну пережить, что мир немного поменять. - Грустно все это, - Эмили закуталась в шаль еще плотнее и стала похожей на нахохлившегося птенца. – Но это значит, что так могут поступить с любым, который якобы угрожает. - О, наконец-то дошло! - Значит, будем продолжать, - сказала она, сосредоточенно рассматривая дверцы шкафа. – Если они хотят драки, она будет. У меня есть уже идея для новой брошюры. Надеюсь, Элдерн не откажется. - Не должен, а если даже и откажется, найдем другую типографию и других продавцов. Так о чем писать будешь? - Об образовании. О праве на равное образование для каждого. Причем, за государственный счет. Налоги дерут практически со всех, а вот отдачи маловато. Так что, надо бы напомнить еще и об этом. - Отличная тема. А пока, для разгрузки, напиши письмо Ландесену и Шнайдеру, последнему скажи, что счета надо отплачивать вовремя, иначе он будет лишен кредита в аптеках. А первому подтверди подвоз муки. - Как вы всегда умеет опустить на землю. - А что делать? Жизнь такая, достиг чего-то, работай дальше. Но идея брошюры очень хорошая, мне нравится. Так что пиши, моя мышка. Ты все делаешь правильно. Эмили решительно сдвинула тонкие брови. Сначала Эмили еле отбили, когда она возвращалась от Элдерна, обсудив с ним допечатку первой брошюры и редактирование второй. Едва она вышла из редакции, как на нее набросилась шумная толпа матрон, отнюдь с недружескими целями и с воплями: «Шлюха! Подстилка!», пытались ее практически разорвать, двое охранников, к которым присоединились и несколько работников Элдерна, еле отбили девушку, у которой по виску текла кровь от удара и была вырвана прядь волос. Хайнц отправил в трактир посыльного с запиской, и Эм явилась самолично за ней, вместе с полудюжиной стражников. На вопли разъяренных фурий те отвечали, что должны защищать от произвола любого горожанина, и сейчас дамы имеют все шансы оказаться в ратуше для разбирательств, так что если они в подобном не заинтересованы, то просьба расходиться по домам. Эмили стучала зубами, когда дома обрабатывали синяки и раны. Но это только придало ей решимости. Потом невидимки еле смогли сдержать толпу человек в пятьдесят, ведомую каким-то худым священником с фанатичным блеском в глазах, выкрикивающего проклятья и призывающего адское пламя на голову еретички и дьяволицы, к нему подошел неприметный человек в сером плаще и прошептал ему что-то на ухо. Тот побелел, в глазах появилось подобие разума, он поджал синюшные губы и ушел со своими присными. Эмили снова затрясло, но все-таки эти приступы страха с каждым разом становились все короче. - Пока кое-кто заинтересован в твоем благополучии, тебя вряд ли тронут, а вот когда угроза схлынет и разберутся с этими загадочными убийствами и их заказчиками, у тебя начнутся реальные проблемы, - заметила на это Эм философски. – Ну, как настрой? Боевой? - А как же, - вздернула подбородок девушка, которую незадолго до этого колотило от страха. – Поборемся. - Ну, и молодец, только просьба к тебе будет. Я тебя, конечно, всегда прикрою, пока могу, но сейчас из дома вообще ни ногой. Ладно? А то твои брошюрки вызвали слишком бурную реакцию, а сейчас и так неспокойно. - Хорошо, - кивнула Эмили. На следующий день, уже ближе к вечеру, когда ушли немногочисленные дневные посетители, и была обычная вечерняя пауза, в трактир зашла бледная молодая женщина в траурном наряде. Огляделась и подошла к барной стойке, где несмелым голосом спросила: - Добрый день. Могу я видеть Эмили Минден? - Добрый, - отозвалась Эм, внимательно рассматривая посетительницу и пытаясь понять какую угрозу та может нести для ее подопечной. – Зачем вам нужно увидеть Эмили? - Хочу поблагодарить ее. Если бы не ее книга, у меня никогда не хватило бы смелости отвоевать у свекров дочь и вернуться к родителям. А теперь я смогла это сделать. Правда, меня лишили даже вдовьего содержания, и я получу едва ли половину своего приданого обратно, но это неважно. Главное, что я смогу жить так, я хочу, пусть и одна, и воспитывать дочь так, как считаю нужным, - она бледно улыбнулась. – Так это возможно? - Да, - медленно кивнула хозяйка, приняв решение и отправив Клару за девушкой. Эмили спускалась медленно, и подошла с большой неуверенностью к странной гостье. - Добрый день, - сказала она, с тревогой глядя на вдовий наряд. - Вы – Эмили? – неожиданно открыто улыбнулась женщина. - Да, это я, - отозвалась та, и ее мгновенно схватили за руки. - Я пришла поблагодарить вас, - горячо заговорила гостья. – Сказать спасибо за то, что вы помогли мне принять именно то решение, которое нужно мне, а не подчиниться, как обычно, другим людям. - О! – Эмили была потрясена, кажется до нее, наконец, начало доходить, как она может влиять на своих читателей. В том числе и положительно. – Вы решили что-то под впечатлением от моей книги? - Да, мой муж умер два месяца назад, и все это время у меня были практически бои со свекрами, которые хотели, чтобы я осталась у них и полностью посвятила себя дочери, она ведь единственная их наследница. Но мне была невыносима сама мысль, что они сделают ее такой же занудой и ханжой, какой была моя покойная золовка. К тому же, у моего отца есть свое дело, он торгует бумагой, и я могу заниматься тем же. Я смогу быть сама себе хозяйкой, понимаете? Я прочитала вашу книгу и смогла найти слова, чтобы убедить их, хотя все шло к тому, чтобы остаться, но теперь я пригрозила им тяжбой и они побоялись огласки и согласились отпустить нас с Марией. Я так рада этому! Спасибо, спасибо вам! - Да, пожалуйста, - выдавила все еще потрясенная Эмили. – Я очень рада, что вам это помогло. - О, и еще как! И я слышала, что вам угрожают, и пытаются напасть. Так вот, я пришла сказать, если станет совсем туго, приезжайте ко мне в Шатенбрук. К тому же, я подумываю о своей типографии, пока я готова просто распространять уже готовые книжки, но если вам понадобиться моя помощь, то вы всегда можете на меня рассчитывать, я буду ждать ваши новые тексты. - О, мой бог, - прошептала Эмили. – Вы серьезно? - Абсолютно серьезно, - решительно кивнула та. - Простите, а как вас зовут? - вмешалась Эм, наблюдавшая за беседой. - Ах, да, простите, я – Полин Кальбе. - Вдова майора Кальбе? – спросила Эмили. - Совершенно верно, вы слышали о нем? - Да, его иногда обсуждали гости у родителей. Говорят, был храбрый и хороший офицер. - О, я рада, что о нем хорошо говорили. - Дамы, - снова вмешалась Эм. – Может быть, вам сесть вон за тот столик, вам подадут чаю и пирожных, и вы потолкуете о делах? - Наверное, не стоит, - засомневалась Полин. - Стоит, конечно же, стоит, все за счет заведения, - возразила Эм, делая знак одной из официанток. После ухода Полин Эмили подлетела к ней с сияющими глазами и пылающим лицом, зажимая в руке листок с именем и адресом. - У меня получается! Люди меня слушают, и это им помогает! Я могу что-то сказать им и это им действительно нужно! - Все это чудесно, моя мышка. Вот видишь, у тебя есть и плюсы в этом деле. Кому-то ты уже помогла. А это только начало. И хорошо, что ты видишь, что на твоем пути будут не только ухабы, но и подъемы. Главное - помнить и о том, и о другом. На следующий день наконец-то появился Рон, мрачный, как сыч. - Опять никого не нашли, - спросила Эм, выставляя ему кружку пива и отправляя на кухню за едой. - Никого, - мотнул тот головой. – И все стало еще хуже. - Что такое? – насторожилась Эм. - Мы связались с веньи, попросили пока исчезнуть и не мелькать у нас, во избежание, так сказать. Большая часть их народа призыву вняла и вернулась домой или просто уехала из княжества. Но вчера приходили к курфюрсту - направили письмо с вопросом, куда делись шестеро молодых веньи, и мы не знаем что на это ответить. В последний раз их видели недалеко от Маденсхеда, но там уже никого нет. - Это грозит большими проблемами, - задумчиво сказала она. – Но что-то ответить все-таки надо? - Ответили, что не знаем, приложим все усилия, чтобы помочь в поисках, и попросили не шастать у нас. Сами постараемся, мол, как только так сразу же вернем оболтусов в родные края, пусть уже дальше сами разбираются. Только этого счастья нам не хватало. Как будто еще одного трупа и стычки на границе мало, - продолжал бурчать он, понижая голос, хотя в привычном шуме вечерних завсегдатаев вряд ли можно было его услышать, к тому же вокруг него всегда образовывалось мертвая зона. - Уже? – встревожилась она. – И где? - На юго-востоке, к тому же ты понимаешь, что теперь у нас происходит на границе с веньи, да, вроде как не лезут, но никто не гарантирует, что не полезут завтра. - Кого на этот раз убили? – спросила она. - Фон Кавера, - мрачно ответил Рон. – И снова неизвестно кто, непонятно как. В общем, у меня для тебя неприятные новости: послезавтра вводят комендантский час. После девяти вечера никому нельзя будет появляться на улицах, кроме патрульных и порученцев с особыми разрешениями. Так работать заведения, подобные твоему, будут до восьми часов максимум. - Час от часу не легче, - Эм прикидывала убытки с тяжелым сердцем, потому что примерно две трети прибыли ей приносили именно вечерние посетители. – И надолго? - Точно не скажу, да и никто не знает, но для начала где-то на две-три недели. А там по ситуации. Эм только вздохнула. - Придется всех предупредить и объявление приклеить на дверях, что ли. - Придется, - согласился Рон. – Иначе будешь иметь неприятности со стражниками. - И загодя, конечно же, предупредить никак было нельзя, - ворчала она. - Сами не знали, - пожал Ланге плечами. – Нам бы количество убийств, способных вызвать вспышки, уменьшить. - Притом, что большинство из тех оболтусов, чьи убийства могут это сделать, как шатались по ночам, так и будут продолжать шататься. - Ну, будут шататься - будут охлаждать свои горячие головы в тюрьме ратуши. - Думаешь, это решит вопрос? - Может быть да, а может быть и нет. - Хоть какие-то новости о Яннау и куда он и его люди могли исчезнуть? - Вообще ничего, как сквозь землю провалились. - Но ведь так не бывает. - Бывает, когда готовились заранее, и рожи у всех примелькавшиеся. Так что готовились, судя по всему, давно, и место нашли укромное. - Эх, когда же все это закончится? – вздохнула Эм, мысленно прикидывая какие распоряжения отдать по поводу изменившегося расписания. - Ладно, пойду я спать, устал, как собака, да и голова болит. - Тебе дать снадобье от головы? – встрепенулась она. - Не надо, уж его-то я сам найду и выпью. - Ну, смотри, я распоряжусь, чтобы кто-то из парней натаскал тебе воды. - Спасибо. Эм собрала своих людей на следующий день, объявила о том, что вводится комендантский час, и сообщила об изменении графика работы. - Поварам работы точно будет меньше, но это не скажется на их заработке, это временное, так что просто перетерпим, работники кухни просто пораньше будут освобождаться. Что касается остальных. Вечерней смены, считай, что и нет. Поэтому стоит вопрос, как поделить оставшееся время, или, может быть, кому-то захочется воспользоваться возможностью и отдохнуть или съездить к родне? Что скажете? Это касается только официантов, горничные будут работать по-прежнему, охранников в нынешние неспокойные времена тем более попрошу никуда не двигаться. - Получается, у нас будет время только добежать домой - и все? – спросила Клара. - Выходит, что так. Поэтому спрашиваю, никто из далеко живущих небольшого перерыва не хочет? Как только все закончится, все вернутся к работе, как и прежде. В итоге договорились, что часть официантов и официанток и впрямь решили на время приостановить работу, а оставшимся время работы было уменьшено, пересменка происходила примерно в полчетвертого часа, вместо привычных семи, и утренняя смена теперь всегда была из тех, кому далеко добираться. Эмили строчила письма поставщикам, чтобы уменьшили поставки, которые и так стали отличатся нерегулярностью и неполнотой заказа, и практически не выходила из дома, лишь однажды она уговорила Эм выпустить ее в магазин на соседней улице, чтобы прикупить ткани, та поворчала, что пока с покупками можно и не спешить, а отложить ненадолго, но все же отпустила ее, дав в сопровождение одного из охранников, к тому же, попросив пару «невидимок» сопровождать их невдалеке. Через час из задних помещений вдруг донесся женский крик. Эм убежала туда и вздрогнула, увидев, как одного из «невидимок» внесли на руках его товарищи, на его губах пузырились кровавая пена, но, увидев Эм, он пытался что-то сказать. В мутнеющих глазах была бесконечная боль. - Где Эмили? – спросила она его, вспарывая ножом камзол и лихорадочно осматривая его. Рана на животе выглядела отвратительно, и явно шансов на выживание было мало. - Забрали… забрали ее… - смог просипеть тот, прежде чем окончательно потерять сознание. - Мы уже послали за хирургом, - сказал один из парней. - Хорошо, - кивнула она. – Можете рассказать, что случилось? - Похоже, на них напали, когда они возвращались из магазина, девушку схватили и увезли, а парней убили, точнее, думали, что убили всех, Генрих остался живым и пополз, смог доползти до первого нашего. - Посреди бела дня, - процедила Эм. – Уму непостижимо. Сообщили уже?.. - Да, конечно, всем отправили сообщения, стражники на воротах предупреждены, но надежды мало, они могли успеть уехать до извещения, так что можем надеяться только на удачу. Сейчас пытаемся опросить прохожих, может, кто-то что-то видел. - Ясно, осторожно, давайте-ка его на плаще несите в соседнюю комнату, я сейчас приду. Эм убежала в свой кабинет, и вытащила амулет из-за пазухи. - Эмили, детка, ты меня слышишь? Эмили? Ответь мне. Эмили? – но ответа все не было, заставляя ее холодеть от дурных предчувствий. Она звала ее еще несколько раз, но та так и не отозвалась. Эм не оставалось ничего, как похватать нужные ингредиенты, она позвала одну из горничных, указала ей на необходимые приспособления, которые уже в руках не умещались, и они побежали вниз. Горничная упорхнула во второй раз, потому что и ей не удалось унести. В итоге, Эм вместе с хирургом заштопали и обработали рану, тщательно промывая все. Залив обеззараживающим настоем рану в последний раз, они тщательно перемотали его прокипяченными полотняными бинтами, кое-как влили в рот лекарства, а потом его товарищи осторожнейшим образом перенесли его на носилках из досок в одну из комнат на первом этаже. Это был максимум, на который они были способны. Тела погибших уже давно забрали в ратушу. Эм отмывала руки, когда влетел взъерошенный Рон. - Узнал хоть что-то? – спросила она его, понимая, что ему уже все известно о случившемся. - Немного. Карета без гербов и каких-то знаков выехала из восточных ворот. Быстро и тихо. Так как это было до сообщений, то ее никто не остановил для досмотра. А у тебя что? - Немного, хотя теперь шансы на то, что Свен выживет, намного выше, чем я думала. А вот Вальтеру и второму парню не повезло. И нам надо думать, как найти Эмили. Точнее, кое-что я сейчас сделаю, посмотрим, что из этого выйдет. Подождешь меня немного? Все равно прошло уже несколько часов, так что пять минут дело не решат. - Ты хочешь, чтобы я вышел? – удивился Рон. - Да, хочу, - кивнула она. - Ну, хорошо. Когда за ним закрылась дверь, Эм, тяжело вздохнув, опустилась в кресло и снова вытащила из-за пазухи амулет. - Эмили, ты меня слышишь? – прошептала она в него. – Эмили? - Матушка Эм, - вдруг послышалось в слабом треске из медальона. – Вы меня слышите? - Ох! – вырвалось у нее. – Слышу, детка, слышу! Как ты? Они с тобой ничего не сделали? - Ну, если не считать, того, что украли и синяков наставили, пока ничего. - Где ты? - Странное место, - сказала Эмили. – Вроде поместья, но вокруг есть забор. И тут странные люди. И даже веньи. - Веньи? - Ну, да, веньи, их тоже держат тут. Связанными. - И сколько их? - Четверых видела. - Понятно, ты знаешь, куда тебя отвезли? Хотя бы направление можешь указать? - Нет, они мне заткнули нос платком с какой-то гадостью, и я сразу же от него уснула, а вот теперь проснулась, и у меня жутко болит голова. - Детка, погоди, не отключайся, давай-ка я попробую тебя найти, погоди, сейчас, - Эм торопливо вытаскивала из шкафа карту княжества Рамель и раскладывая ее на столе. – Сейчас посмотрим. Так, - она принялась водить амулетом кругами вокруг Бабенбурга, понимая, что далеко не могли ее увезти за это время. – Где же ты, где… - И тут амулет нагрелся, когда она проводила им над одной точкой, на карте помеченной как поместье Ульриха фон Гройнберга. - Детка, я знаю, где ты. Подожди немного, мы скоро за тобой приедем. - Вы меня не бросите? – в голосе Эмили появились слезы. - Нет, мышка, не брошу. Я пока отключаюсь, мне надо поговорить с Роном, но я обязательно за тобой приеду. Она бегом подбежала к двери и высунула голову из-за нее, столкнувшись нос к носу с изнывающим Роном. - Ну, наконец-то, что там у тебя? И почему я должен был так долго ждать? У меня каждая минута на счету. - Я знаю, где Эмили - в поместье фон Гройнберга и там же держат каких-то веньи, так что можешь собирать отряд и выдвигаться. Сообщи Вейнцегу, и нам нужен отряд. - Так, стоп, откуда ты все это знаешь? – его жесткий взгляд остановился на ней. - У меня есть свои способы узнать. - Какие способы? Ты понимаешь, что я не могу заявиться к Вейнцегу с таким предложением, не предъявив доказательств? - Понимаю, - кивнула она, мучительно размышляя. – Ладно. Смотри. И вытащила амулет. Нажала на камешек и позвала. – Эмили. - Матушка Эм! - Да, дорогая, мы здесь, не хочешь рассказать Рону, он тут со мной, о том, что ты видела? - Боже мой! – Рон потрясенно уставился на медальон. – Что это? - Потом, не хочешь ничего у нее спросить? - Ах, да… Эмили, ты не узнала никого из тех, кто тебя похитил или кто был в поместье? - Майор Яннау, он приходил и наговорил мне кучу гадостей! - Оппа! Еще интереснее, - вытянул шею Ланге. – Он тоже там? А веньи, ты точно их видела? - Их держат в одном крыле со мной, когда меня привезли, их как раз куда-то вели. - На них были какие-то следы ран или побоев? - Я ничего не видела, - послышалось в ответ. – Вроде все были целые, хотя одежда была порвана. - Это ни о чем не говорит, - задумчиво проговорила Эм. – На них же заживает все, как на собаке. - Эмили, а ты не можешь хотя бы приблизительно сказать, сколько там народу? И сколько солдат? Видела тяжелое вооружение? - Я начала приходить в себя только уже во дворе поместья. И не сказать, чтобы много видела, но, если я правильно понимаю, я видела примерно дюжину знакомых офицеров, даже если у каждого из них десяток-другой в подчинении, то… получается… - Двести пятьдесят человек по самым оптимистичным прикидкам, - подсчитал Рон. – Кто были те офицеры, не подскажешь? - Яннау, Гройс, Маннерскольд, фон Люсе, Прайсвальд, Равен, Хульдерен… а остальных я по именам не помню. - Где ты их видела в основном? - Кого-то в Бабенбурге, кого-то в гарнизонах, в основном на востоке и юге. - Еще интереснее. Скажи, а там только наши офицеры или есть кто-то еще? - Да, есть еще какие-то странные люди. Кажется, из Монока, но я точно не уверена, говор похож, но вот все остальное, такое же, как и у нас. - А оружие? - Не знаю, ничего, кроме шпаг и пистолетов не видела. - Понятно. Ну, что же, детка, держись, мы скоро будем. - Ты можешь как-то забаррикадировать дверь изнутри? – спросила Эм. - Нет, нечем, тут только кровать и шкаф. - Черт, понятно. Ладно, держись, мы скоро будем. Эм отключила амулет и посмотрела на любовника. - Собираемся? – деловито спросила она. - Собираюсь, но только я. И вообще, у меня к тебе вопрос: откуда у тебя эта вещица явно веньийской работы? Что-то я не припомню, чтобы ты ее регистрировала. - Не регистрировала. - И откуда она у тебя, ты мне тоже не расскажешь. - Я думаю, каждый имеет право на свои маленькие тайны, пока они не вредят другому. - И кто определяет, когда и что может навредить другому? - Совесть? - С ней у многих проблемы. - У меня все в порядке. Но давай скорее собираться, пока мы с тобой тут разводим политесы, с ребенком могут сделать что угодно, и ты же понимаешь, что там, скорее всего, находятся и те, кто убивал тех парней, и те веньи, которых вы искали? – Эм говорила, споро раскладывая лекарства и инструменты в чемоданчики. - Ты что, собралась со мной? - Разумеется. - Что ты там будешь делать? У нас будут свои хирурги, и ты там будешь лишней. - Не буду, - непривычно жестко ответила она, и подошла к большому шкафу, нажала на потайную кнопку, и тот отодвинулся, показывая небольшую нишу. Оттуда она извлекла маленький складной арбалет, и несколько мешочков, надо полагать, с болтами от него. – Я очень даже пригожусь, потому что умею стрелять даже в темноте. - Послушай, арбалеты в наше время – это же смешно! Кому рассказать… - А ты не рассказывай, а послушай меня, - Эм двумя экономными движениями раскрыла ложе арбалета и показала ему. – Заряжается двумя болтами за раз, и получается до шести-восьми выстрелов в минуту. Бьет не хуже пули, и ни один из твоих людей не в состоянии сделать больше двух выстрелов в минуту из ружья или пистолета, и то редко. А потом идут врукопашную. Я смогу стрелять достаточно долго и с далекого расстояния. - Долго? И насколько далеко? - До трехсот шагов, - ухмыльнулась Эм. – А как долго ну, у меня несколько сотен болтов, пока все не расстреляю. Потом тоже могу в рукопашную войти. - А вот этого не надо. Не знаю, откуда ты там собралась стрелять, и как ты это вообще себе представляешь, но мне не нужен человек, который когда-то пострелял по неподвижным мишеням, а теперь вообразил себя великим стрелком. - Я стреляла не только по неподвижным мишеням, тот, кто меня учил, дело свое знал крепко, к тому же, мне довелось поучаствовать в нескольких потасовках. Достаточно серьезных. Я не новичок необстрелянный, если ты об этом, обузой не буду. И я еду с тобой. С Вейнцегом поговоришь сам, или нужны будут мои соображения? – тяжелый взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. - До чего же ты упертая. А если с тобой что случится? - Со мной может случиться то же, что и с любым солдатом, не понимаю проблемы, - пожала она плечами. - Хорошо, черт с тобой, собирайся, поедешь со мной, только держись рядом. - Яволь, мой командир, - хмыкнула Эм уже веселее. – Ты не пожалеешь об этом. - Вот в этом я не уверен, - вздохнул Рон. Город был заперт наглухо, даже нелегальные выходы, через которые обычно шныряла воровская братия и на которые обычно смотрели сквозь пальцы, были перекрыты. В кабинете курфюрста собралось несколько человек, и Рон, практически невозможный случай, отчитался лично князю. - Подведем итоги, - Рамель не стал уточнять, откуда у «одного из людей Ланге» магические приспособления веньийской работы, да еще и незарегистрированные. – В поместье фон Гройнберга засели заговорщики, во всяком случае, у нас есть основания, что к убийствам и смуте они причастны, вероятно, что это не единственное их гнездо, но, судя по всему, основное, хотя мы не можем быть в этом уверены. Там сидят опытные офицеры, исчезнувшие непонятным образом из нашего поля зрения, вероятно, есть наемники. Ту полудюжину веньи надо вытаскивать живыми любой ценой, потому что они принадлежать не то к их знати, не то к жречеству, а может и к тому, и к другому одновременно, нам от этого не легче. В общем, расклад такой: выступать надо как можно быстрее, взяв часть войск гарнизона. У противника может быть, по нашим расчетам, до полутысячи солдат, возьмем эту цифру за основную, хотя, вероятно, она завышена. Но, чтобы действовать наверняка, нам придется идти туда хотя бы с полутора тысячами солдат, но это слишком много, чтобы забирать всех из городского гарнизона, поэтому к Ноттеру и Палмштруку будут отправлены гонцы, чтобы они выходили вам на встречу и быстрым ходом уже шли вместе к фон Гройнбергу. Проблема в том, что действовать надо исключительно быстро, пока провокации внутри не повторились, и в том, что, несмотря на большое количество войск, мы не можем взять с собой обозы, они будут нас связывать, одно счастье, что тут всего несколько часов ходу. Поэтому каждый берет с собой только оружие, воды и еды только то, что может унести в чересседельных сумках, палатки тоже тут не будут предусмотрены, увы, других вариантов я не вижу. Наше преимущество в том, что нас там пока не ждут, и нам надо его использовать, иначе все это может вылиться в осаду, а нам это не с руки. Опять же из-за веньи. Так что, господа, выступаете немедленно, главным назначается Райнхау, - седой полковник с лицом, расчерченным уродливыми шрамами, кивнул. – Ноттер и Палмштрук поступают в ваше подчинение, как только встретитесь с ними. У вас эта ночь, чтобы максимально быстро и незаметно собраться и к рассвету выйти из города. Штурм должен быть быстрым. Иначе завязнете. Надеюсь, обойдется без этого, но если так случится, присылайте гонцов, будут и подводы с продовольствием, и бомбарды для обстрела. Выходили из города еще до рассвета, шли быстро и молча, насколько это возможно для такого количества людей, буквально через три часа в колонну, идущую бодрой рысью по дороге на восток, влился отряд майора Ноттера, а потом еще через полтора часа колона приросла и людьми Палштрука. Командиры ехали в центре, обсуждая известное и прикидывая риски. До поместья Гройнберга добрались примерно в четыре пополудни. Им повезло, лес, в котором они скрылись с дороги, был достаточно редким, чтобы всадники могли перемещаться в нем, и подходил достаточно близко к поместью, чтобы идти по открытой местности недолго, да и заметить их должны будут не скоро. Некоторые из офицеров в поместье бывали, поэтому были две утешительные новости: поместье за последние сытые и безопасные десятилетия сильно разрослось, так что далеко не везде было прикрыто хоть какой оградой, и войти в него можно было с нескольких сторон, правда, один из таких въездов был в парк, где было множество неудобных и опасных с этой точки зрения декоративных сооружений и прудов. И вторая: по-настоящему сложным в захвате, если не произойдет ничего не предвиденного на большой территории поместья, будет только старый замок, маленький и способный наглухо закрыться. В лесу произошла заминка. Все же штурмовать безо всякой разведки Райнхау совершенно не хотелось, поэтому встал вопрос разведки. К счастью, им повезло, они смогли перехватить крестьянскую подводу, везущую продукты в поместье. Нескольких крестьян сдернули с нее и раздели, пообещав, если те будут тихо сидеть, позже отпустить их. В их одежду переоделись Ланге и двое его товарищей, которые продолжили путь до поместья. Эм беспокойно ждала его, поразившись сначала его искусству перевоплощения: из статного мужчины с военной выправкой вдруг получился сутулый, косноязычный крестьянин с туповатым лицом. Его обожженная солнцем кожа и грязь от поездки это впечатление усиливали. С его людьми произошли похожие метаморфозы. Часа через четыре они вернулись, обрадовав Райнхау тем, что народу в поместье не так много как думалось, около четырех сотен, там действительно прорва наемников под руководством офицеров курфюрста Рамеля. Бывших офицеров Рамеля, надо полагать. Тяжелых орудий нет, все довольно спокойно перемещаются по территории поместья, но пленников не увидели, и это скверно, потому что им могут перерезать глотки, решив, что дело проиграно. К их возращению на плане поместья, выданного тайной канцелярией курфюрста, бывавшие здесь офицеры нанесли необходимые изменения. Да и Ланге внес свою лепту. Атаковать решили под следующее утро, с четырех возможных подходов, и теперь всеми усилиями нужно было не засветиться, поэтому ушли подальше в лес и не разводили костры. Все попадали спать, выставив часовых, которые должны были сменяться каждые три часа. Засветло разделились на четыре части, две колонны принялись объезжать поместье, чтобы напасть с дальней стороны, к тому же они рисковали быть раньше увиденными, так как ехать по открытой территории им пришлось гораздо дольше. Потом протрубили атаку, и лавина конников хлынула на территорию поместья в лучах встающего солнца. Охрана была практически сметена, но из нескольких зданий начали высыпать служаки Гройнберга. Выстрелы, звон сабель, крики раненых, ржание лошадей. Вот скатился с подстреленной лошади молодой офицер, чтобы навсегда остаться лежать на земле со сломанной шеей. Кому-то секанули по плечу, и кровь хлещет фонтаном. Эм держалась в седле до самого замка, расстреливая людей . Иногда ей казалось, что она едет по коридору из крови, тел, живых, мертвых и разной степени развороченности раненых. Вот, наконец, захвачено одно из первых зданий, и его принялись методично потрошить, но пленных там нет, и потому ее путь идет дальше. Снова выстрелы и тела падают, как подкошенные. Мимо виска просвистела пуля, и, кажется, ни разу не шальная, кто-то заметил уж больно меткого стрелка со старомодным оружием и принялся охотиться на нее. Рядом с хрустом разрубили мужчину в распахнутой рубашке, в прозрачных глазах застыл азарт. В одном из зданий успели забаррикадироваться, и туда вломились, выбив окна на первом этаже, вскоре оттуда повалил дым, вот и начали поджигать. Вскоре стало понятно, что нападавшие уже практически перестали стрелять, потому что не особо надежные пистолеты уже не было времени чистить, и больше была вероятность, что их в руке разорвет, чем что они могут выстрелить. Захват шел стремительно, заняты были практически все здания, кроме замкового, и почти вся территории, кроме парковой, куда явно начали отбегать оставшиеся за стенами замка вояки. Однако надо было поторопиться, потому что ворота начали закрываться; старые и редко используемые, они медленно закрывались со ржавым скрежетом, но все же быстрее, чем до них успела добраться основная масса атакующих. - А, чтоб их черти в аду драли! – заорал разгоряченный боем и раздосадованный Райнхау, на лице которого налились лиловым шрамы, когда они оказались перед закрытыми воротами. – Черт побери, не успели! - А теперь, что? Посылаем за помощью? – спросил подъехавший Палштрук. - А что еще остается? Только прочешите парк и лес перед тем, как отправить кого бы то за помощью, а то гонцов смогут захватить эти недобитки, а нам теперь ждать подмоги. - Может, попробовать поджечь ворота? – неуверенно спросил Палмштрук. - Тоже мысль, можно попробовать. Вряд ли у них есть возможность высидеть осаду полноценно, когда-то у них там был колодец внутри, но не высох ли он сейчас? Часть солдат и офицеров со все еще бурлящей от азарта кровью кинулись в парк и лес, а старшие офицеры хмуро оглядывали поместье и стены замка. - Трупы отволочь за ограду и там сжечь, нет времени с ними цацкаться, - распорядился Райнхау. – Оставшихся в живых офицеров – на допрос. С остальными разберемся позже … если выживут. - У вас не так много времени, - раздался странно звучащий голос за его спиной, все резко развернули коней, адъютант полковника наставил на говорящего один из немногих способных выстрелить пистолетов. Он его просто не пускал в дело, потому тот и был исправен. – Чтобы вы могли позволить себе роскошь ожидания. Если, конечно, вы хотите получить хоть кого-то оттуда в живых. - Веньи… - потрясенно зашептались кругом. На Райнхау с узкого худого лица смотрели жутковатые черные глаза без белков. Веньи был верхом на одном из тех легендарных иноходцев, что растит их народ, в кожаном плаще, из-за плеча выступала рукоятка полуторного меча, на поясе был складной арбалет. Одет он был в ту странную одежду, которая обычно была на их пограничной страже. В Эм опять выстрелили со стены и снова не попали, зато она была теперь достаточно близко, чтобы попасть в горе-стрелка, который с криком и с болтом в глазу вывалился из-за полуразрушенного зубца и с мерзким звуком шмякнулся о землю. И с преувеличенным вниманием принялась инспектировать свои мешочки для боеприпасов, болтов осталось едва ли пятая часть, так что она ссыпала оставшиеся в два мешочка, а прочие убрала в чересседельную сумку, чтобы не мешались. - Чему обязан, страж, да будет вечно шуметь лес над твоей головой? – ого, да Райнхау не чужд определенной гибкости и знаний нелюдского этикета. - А тебе пусть всегда светит утренняя звезда. Нам нужен наш молодняк, что по глупости попался к этим, и еще забрать то оружие, что есть у них. Наше оружие. А вам нужны эти заговорщики. Причем чтобы их осталось как можно больше в живых. - Допустим, но как ты себе это представляешь? - Я могу со своими воинами подняться на стену, спуститься изнутри, захватить и открыть ворота, но захватить и удержать замок своими силами у меня не получится, так что мне кажется, что мое предложение должно тебя заинтересовать. За его спиной было еще десятка полтора таких же худощавых, мрачноватых стражников в длинных старомодных плащах, с длинными же темными волосами и с нечитаемыми лицами. Да, пятнадцать нелюдей замок вряд ли удержат, так что становится понятным их обращение к Райнхау. - Вы сможете сделать это прямо сейчас? – хмуро спросил полковник. - Почему бы и нет? – пожал веньи плечами. – Тут есть несколько мест, с которых нас не достанут пули и болты. Так что да, сможем. - Отлично, тогда вы открываете ворота и ждете нас, и потом забираете своих? И к нашему князю по этому поводу никаких претензий не будет? Заверите бумагу? - Заверю, после боя, - кивнул прибывший. – Печать у меня есть. - Смогу ли я побеседовать с вашими парнями и задать им несколько вопросов? – неожиданно встрял Ланге. – Есть мысль, что они могут поделиться с нами кое-чем полезным. - Я не против, - пожал веньи плечами. – Если они захотят и будет время, то ради великого леса, разговаривайте. - Отлично, тогда вы на стены и потом вниз? - Я думаю, что стоит сначала немного подчистить пару участков стены. И снять с них людей. - Боюсь, наши пистолеты уже… - Для этого лучше арбалеты, - хмыкнул веньи и вытащил свой. – Просвет между воротами и первым зубцом слева. Остальные воины и Эм направили на указанный участок свои арбалеты и болты, коротко и жужжаще пропев, скосили еще одну порцию своей кровавой жатвы. Оставшиеся на стенах попрятались, но не настолько, чтобы их нельзя было достать, просто поражали меньше. Спустя несколько минут обстрела, когда на стенах народа заметно поубавилось, и новые на их места еще не пришли, веньи резко спешились и легко подбежали к нескольким фальшивым башням в стенах, над которыми нависали карнизы. Они все вытащили черные шнуры со странного вида кошками на концах, раскрутили и закинули наверх, практически все зацепились сразу же, только двоим пришлось повторять, и, быстро перебирая ногами по стене, поднялись на верх, где добили оставшихся защитников. Замок этот уже больше столетия не подвергался осаде, поэтому ничего, кроме совершенно бесполезных и неудачных пистолетных выстрелов, легким фигурам в темных одеждах противопоставить не смогли, попытки перерезать или перерубить в паре-тройке мест шнуры тоже ни к чему не привели. Кроме того, что тем людям практически мгновенно перерезали глотки поднявшиеся веньи. Бой на стене был короток и жесток, нелюди никого не пощадили, там осталось с полдесятка, остальные спустились вниз и принялись крутить колеса механизма ворот, что, ржаво стеная, снова открылись. Внутрь хлынули солдаты Райнхау, горя желанием перерезать всех, кто встретится. - Офицеров брать живыми! – заорал полковник, подъезжая к воротам, уже не беспокоясь о своей безопасности, в этом секторе его не могли обстрелять, просто было некому. Эм уже спешилась к тому времени, и вбежала вместе с основной толпой, стараясь держаться широкой спины Ланге. Она сейчас почти не могла стрелять, рискуя попасть в своих же, слишком тесно было, а вот после ворот их встретила площадка, окруженная каменными портиками, поверх которых шли крытые галереи, и из которых их пытались обстрелять. Понятное дело, что не из пушек и даже не из мортир, но пистолетные пули изредка находили своих жертв и кто-то падал с криком или стоном под ноги товарищей, надо отдать должное, их все-таки пытались оттащить в стороны, чтобы не затоптать. Получалось не всегда. Слишком плотная получалась толпа. Но и это оказалось не самым тяжелым, портики эти рассекались тремя проходами, которые стали опаснейшими бутылочными горлышками для атакующих, к тому же было совершенно не видать что там за ними. Эм старалась стрелять поверх голов, и ей это удавалось, потом вдруг рука нашарила последние болты, и она чертыхнулась, два – на ложе, два за пояс, все, боеприпасы закончились. Тут рядом с ней непостижимым образом оказался предводитель веньи и сунул ей еще один мешочек, она только и успела пробормотать благодарность. Он гибким движением ввинтился в толпу и продолжил движение. А Эм продолжала расстреливать последних бойцов на галереях. Тем временем, толпа начала просачиваться через проходы, и вопли усилились, крики ярости, боли и азарта густо висели в воздухе. Эм смогла протиснуться тоже и едва не угодила под сабельный удар, еле успев увернуться и всадив болт прямо в глаз краснолицему здоровяку слева. Основная рубка шла перед входом в замок, но оборонявшихся было немного. И потому сопротивление начало слабеть, а потом и вовсе оказалось смятым. Вскоре ворвались и в сам замок. Эм заметалась, пытаясь понять, где искать Эмили, а потом отошла в укромный закуток в одном из коридоров и позвала в амулет. - Эмили, детка, где ты? Я в замке, я хочу тебя найти. - Матушка Эм, - разрыдалась та в ответ. – Как хорошо, что вы здесь, мне так страшно. Вчера у меня Яннау был, опять кричал, требовал, чтобы я с ним переспала. Потом ушел… я боялась, что надолго его не хватит… А несколько часов назад перетащили в замок. Там сильно шумели за стеной, но я ничего не вижу, там была атака? Ах, ты сукин сын, скрипнула зубами Эм. - Да, мышка, была атака, и я теперь тут. Как мне тебя найти? Можешь объяснить. - Тут несколько комнат в цокольном этаже, еще не подземелье, но почти, нас сюда перетащили, пару часов назад, видно, как вас увидели, вход сюда был с левой башни. - Левая башня? – Эм напряглась, пытаясь понять, о чем она, потому что башня у замка была одна. - Ну, да, маленькая такая, та, что кажется единственной – донжон. - Час от часу не легче, ладно, будем искать. Ты там не одна? - В камере? Одна. А в башне – нет, тут еще те веньи и еще несколько человек. - Хорошо, Эмили, я поняла. Подожди меня. Не отключайся пока, - и Эм применила весь крохотный арсенал магического поиска, что у нее был, чтобы засечь, откуда шел сигнал, через амулет, конечно, самостоятельно она и этого не могла. Ланге метался по замку, отслеживая как берут в плен офицеров, отмечая, кого сразу отправлять в Бабенбург, а кого стоит попотрошить прямо здесь и сейчас, выясняя, не ушел ли кто из них, есть ли еще сообщники, и, если они есть, где они. А еще он искал Эм. Потом он наткнулся на одного из веньи, которые тоже рыскали по замку в поисках своих, и спросил его: - Вы не видели Эм? Женщину с арбалетом… - Исторгнутую? – тоном, которым это было произнесено можно было наморозить глыбу льда размером с него самого. - Исторгнутую? – до Рона, измотанного переходом, боем и необходимостью продолжать работать не сразу дошло, что тот имел в виду. – Боже мой… - прошептал он. – Она – ваша? - Уже давно нет, - голос не поменялся ни на йоту. - Так вы видели ее? Или знаете, где ее искать? – продолжил пришедший в себя Ланге, пообещав себе разобраться с этим позже. - Она вместе с командиром вскрывает дверь в подземелье, - ответил тот. – Пленные все там. Я тоже иду туда. - Бурт! – заорал Ланге своему помощнику. – Быстро хотя бы пятерых ко мне, я за пленными, и остаешься пока за старшего вместо меня! Рон рванул за темным плащом веньи, который и не подумал его подождать, за ним пыхтело несколько головорезов. Эм он и в самом деле нашел возле закрытой двери, где она вместе с командиром веньи пыталась подобрать отмычку к древнему замку. Они что-то бормотали друг другу, из их слов Рон мог определить только ругань на трех языках, и продолжали менять отмычки, пока, наконец, Эм не воскликнула довольным голосом: - Ага! – и еще что-то протрещала на веньийском, а потом повернула голову и увидела его. Лицо ее вытянулось, но она не стала ничего говорить, а, когда веньи потянул дверь на себя, попыталась первой проскользнуть туда, но мужчина положил руку ей на плечо и удержал ее. Веньи вытащили свои мечи и, по знаку своего командира скользнули в коридор. Вскоре оттуда донесся звон металла и крики, а потом все стихло, и один из них вернулся назад с кольцом, на котором висела целая низка ключей, и отдал его начальнику. Теперь уже все вошли в темный коридор, освещенный по старинке настенными факелами, которые чадили больше, чем светили, и двинулись по нему, обходя трупы. Всего оказалось занятыми четырнадцать камер, в одной из них оказалась дрожащая и зареванная Эмили, в остальных мужчины, веньи и люди. Нелюди тут же принялись осматривать своих, пытаясь понять насколько те могли быть ранеными, только один из них оказался тяжело избитым, все остальные были в довольно неплохом состоянии. Ланге же тем временем опрашивал найденных людей, пытаясь выяснить кто они и как здесь оказались. Все они оказались заложниками, которых держали тут для шантажа их родственников, чтобы, по их словам, не мешали каким-то политическим планам Гройнберга и его окружения. Он отправил их со своими людьми, передав Бурту, чтобы тот опросил их и запротоколировал это. А потом повернулся к женщине, в которую мертвой хваткой вцепилась Эмили. - Нам надо поговорить, не находишь? – негромко сказал он. - Не здесь и не сейчас, мне сначала надо пристроить Эмили, - отозвалась та. Они вышли из сумрачного коридора и пошли к центральному помещению, командир веньи что-то коротко сказал Эм, кивнул Рону и попытался исчезнуть вместе со своими. - Вы обещали заверить письмо для курфюрста, - напомнил тот, давя в себе неприятного чувство. - Разумеется, но мне сначала нужно помещение, где я смогу оказать помощь раненому и где мы сможем передохнуть. Потом напишу письмо. Ланге согласно кивнул. Бой в замке полностью прекратился, кругом сновали еще разгоряченные солдаты, потом он наткнулся на группку довольных офицеров, которые определенно чувствовали себя хозяевами положения и спросил у них, где тут можно найти свободную пару комнат. Ему сказали, что на втором этаже в правом коридоре есть спальня, с еще одной небольшой комнатой, примыкающей к ней. И ее еще никто не занял, так что он может успеть. В спальне по счастью не успели ничего разгромить, и там даже было немного воды в кувшине для умывания, так что было чем умыть Эмили. В нее запихнули несколько темных пилюль и уложили в постель, сдернув с нее старые простыни и постелив свежие, найденные в стенном шкафу. Соседней комнатой оказался небольшой кабинет, куда Рон и утянул Эм для разговора. Они уселись в кресла друг напротив друга и настороженно рассматривали друг друга, не говоря ни слова. Потом Рон все-таки рискнул. - Значит, ты из …этих? Веньи? Как же так? - Да, - преувеличенно спокойно ответила Эм. - Ты на них совсем не похожа, - Рон смотрел на нее совершенно больным взглядом. – Как же так? – повторил он. Эм отстраненно разглядывала ободранные, грязные руки с сорванными ногтями, которые восстанавливались со сверхъестественной скоростью, и показала их ему. - Видишь ли, вопреки всем сказкам о веньи, они способны испытывать вполне живые чувства и влюбляться тоже способны. И в людей тоже. Но есть одно но, веньи всегда приводят своего избранника в семью, если хотят от них детей. И их потомство остается в Великом Лесу. Веньи вообще не любят покидать Лес. - Поэтому расказни о полукровках считаются почти нелепыми байками. Но даже в них говориться, что Старшая кровь всегда перекрывает человеческую. - Это правда, почти всегда правда, - прохладно сказала Эм. – Но случаются исключения. В родах обоих моих родителей были полукровки, но достаточно давно. И дети рождались всегда полноценными веньи и они не беспокоились по этому поводу, когда мать забеременела в третий раз. Жизнь у них долгая, дети рождаются редко, мои старшие братья были крепкими и здоровыми, сильными магически, поэтому они радовались третьему ребенку, когда им сказали, что будет девочка. Но я родилась кренимьей, то есть начисто лишенной магических способностей и с явной доминантой человеческой крови. Говорят, у матери тогда случилась настоящая истерика, она не могла поверить, что я – ее дочь. Но потом успокоилась. Я воспитывалась не так, как воспитываются обычно девочки в знатном роду веньи, да, мне дали неплохое общее образование, по меркам людей даже роскошное, но не углубляясь почти не во что. По верхам литературы, живописи, музыки, я, правда, выучила несколько человеческих языков, но для веньи это легко, у нас очень хорошие память и слух. Никакому разделу магии меня не учили, потому что я на диво бесталанна в этом. До сих пор помню брезгливую мину отца на очередной проверке. Есть иногда шансы, что магия проснется в пятнадцать или в восемнадцать лет, но со мной этого не случилось. И в двадцать один год у меня стоял выбор: или быть изгнанной из рода и уйти навсегда из Леса, или выйти замуж по выбору моих родителей и Верховного Совета. У кренимьи есть кое-какие преимущества перед Старшей кровью, а именно плодовитость женщин этой породы, от парней обычно безжалостно избавляются в двадцать один год, а вот к таким девушкам проявляют интерес те, чей род угасает. И такие претенденты нашлись. А почему бы и нет? Если от рода осталось всего несколько веньи, родом я из одной из самых сильных магически, политически и знатных семей, родить такие, как я могут 6-7 детей, для них это очень много, живут недолго, ну, что такое 140-150 лет по сравнению с обычной для веньи продолжительностью жизни в две тысячи лет? Ничего. Можно спокойно наплодить с этой нечистокровной свиноматкой детей, улучшить за ее счет свое положение в обществе, при том, что кренимьи не имеет равных прав, как обычные женщины у веньи, ее положение ограничивается именно состоянием родильной машины. А после ее смерти, прибрав к рукам и детей, и приданое, и связи ее семьи, потому что по тому уродливому закону вдовец все равно будет считаться и членом семьи своей покойной жены, жениться уже на полноценной женщине веньи. И дети в таких браках обычно рождаются сильными магами почему-то. К тому же там умеют задать пол будущему ребенку при желании. Некоторые, говорят, соглашались, если влюблялись или еще чего. - Ты не согласилась, - тихо произнес Рон. - Нет, нет. Я отказалась. И меня изгнали, от меня отреклись все, кроме моего дяди, он всегда, по меркам веньи, был настоящим отморозкам, жил в людских землях, помогал им, интересовался их культурой и жизнью. Я подозреваю, что у него была возлюбленная из людей, которую он почему-то не привел в семью, то ли не успел, то ли она не согласилась, но, тем не менее, он больше времени проводил там. Ну, и моей наставницы. Когда мне было лет двенадцать, я познакомилась с Хеэменьей Леторис, живущей неподалеку от нашего дома, она и научила меня разбираться в травах, собирать и готовить их, лечить ими. То немногое, что досталось мне от Старшей крови, позволяло безошибочно ставить диагнозы и лечить, причем не только людей, но и веньи тоже. Многие были недовольны этим, желающих стать ее учениками было хоть отбавляй, а она выбрала меня. Но запретить что-либо старейшей и одной из лучших целительниц и травниц никто не мог, ей уже тогда было больше двух тысяч лет. Она могла выбрать любого подростка для учебы из лучших семей и самых талантливых магически, но выбрала меня, как тогда шипели вслед, «нечистую». Все завидовали мне и шептались, что Хеэминья впала в старческое слабоумие, если выбрала ту, которая способна быть только свиноматкой. Она от меня тоже не отказалось, Хеэминья была уже в том возрасте, когда можно наплевать на все и делать то, что хочешь, впрочем, по-моему, она всегда была такой и меня старалась сделать такой же. Мать шипела, что я дура набитая, что упускаю единственный шанс на спокойную жизнь, отец вообще со мной последние несколько недель не разговаривал, братьям я была неинтересна всю свою жизнь. Искренний интерес, кроме как от дяди и от Хеэминьи, я не видела до ухода ни разу. Дядя вернулся в очередной раз, когда мне было лет 5-6, и я была довольно зашуганным ребенком, не знаю почему, но он взял меня под свою опеку. Учил меня очень многому: от человеческих языков и культуры до умения обращаться со многими видами оружия. Говорил, что мне пригодится. И он оказался прав. После ритуала отречения, когда меня исторгли не только из рода, но и из всего народа веньи, он проводил меня до одного из городков в Селензии. Говорил, что к человеческой жизни нужно привыкать постепенно. С собой у меня было только небольшое количество украшений, которое мне в любом случае положены как единственной дочери в семье, и тех денег, что мне дал дядя, у меня почти ничего не было, кроме этого. С деньгами у него проблем никогда не было, и он снабдил меня ими весьма щедро, украшения велел приберечь и продавать очень осторожно, во-первых, здесь они очень дороги и редки и могли привлечь нездоровое внимание, во-вторых, мне за них могли попытаться просто-напросто перерезать глотку. - Попытаться? – Рона передернуло от воспоминаний. - Конечно, только попытаться. Все-таки наследие Старшей крови дает о себе знать несмотря ни на что, к тому уроки моего дяди не прошли даром. Я же не человек, мне не нужны регулярные тренировки, только время от времени. Скорость реакции и мышечная сила намного выше. Он мне надарил после моего ухода много оружия, самого разного, от метательных шариков и кинжалов до настоящего масахи-бастарда работы наших лучших мастеров. Он же был со мной больше полутора лет, постепенно приучая к миру людей, в котором мне предстояло жить с этого момента. Мы переезжали с места на место, каждый раз во все более крупный город и каждый переезд был для меня кошмаром, не сама дорога, в которой приходилось обходиться все меньшим количеством вещей, но новый город сам по себе. Мы уезжали с каждым разом все дальше и дальше от Великого Леса. Дядя постоянно внушал мне мысль о том, что затеряться проще всего среди большого количества людей, особенно если стараться не выделяться из числа. - Не выделяться… - эхом отозвался Рон. - Да, не выделяться. И сам же, смеясь рассказал притчу о том, как овца нашла маленького львенка и вырастила его, да так что он считал себя овцой, пока однажды его не нашел старый лев и не притащил к роднику, чтобы он мог увидеть себя. И тогда он увидел в своем отражении, кто он есть на самом деле. Даже если лев растет среди овец, львом от этого он быть не перестает, он таким родился, и ничего его не изменит. Я ему тогда сказала, ну, если я лев, то как же я должна буду затеряться среди людей? Он, не прекращая смеяться, сказал, что для этого существует великое искусство маскировки, правда, оно не всегда бывает надежным и даже малейшая деталь, неверный запах, например, может все погубить. Он подарил мне этот маскирующий амулет, - она коснулась кулона на груди. Рон вспомнил, как поменялось ее лицо, после того как она надела его тем утром. - Это он пристроил меня на мою первую работу в одну из аптек в небольшом городке. И там я многому научилась, ведь практически ничего не знала и не умела, не в смысле трав, тут я могла любого за пояс заткнуть, а как разговаривать с людьми. Я просто терялась и немела от того неприкрытого хамства, что иной раз демонстрировали покупатели и не знала как реагировать на те сальности, что мне говорились. Я же была к такому непривычна. Но ничего, научилась и наглых покупателей осаживать, и зарвавшихся мужиков на место ставить. Потом я спокойно выбирала себе кавалеров сама. Я была молода, красива, меня никто не считал здесь неполноценной, и не висела многопудовым ярмом угроза проклятия. Теперь, после отлучения, стало все равно, кто и что про меня скажет. - А почему ты замуж так и не вышла? - А зачем? Приглушить свое одиночество? Этим оно не заглушается, доверие, поддержка, дружба? Я не видела этого в людских браках. Здесь женщине положено обвиться вокруг мужчины, не имея своих корней, а не стать вторым равноценным деревом, отдельно укоренившимся и переплетаясь только кроной, делиться радостью и счастьем. Уйти от участи стать свиноматкой у веньи и стать такой же у человека? Плюс еще и бесплатной служанкой. Какой смысл? - И даже я казался тебе таким? – Рон закрыл глаза, чувствуя, как наваливается невероятная усталость. - Я не была бы с тобой так долго, если бы не считала тебя таким же, как все. Но в тебе тоже временами звучали черточки, говорящие о желание именно такого моего поведения. И что бы получила в ответ? Большую респектабельность? Смешно. К чему она проклятой. Безопасность? Это иллюзия и ничего больше, себе мне ее легче обеспечить, чем двоим. Да и события последнего времени это подтверждают. - Разве этого ты хотела и разве это я тебе предлагал? - А что же? - Любовь, тепло, заботу, нежность. Семью. - Великолепно, просто замечательно, но не для меня, - серьезно кивнула Эм. – Мы с тобой вряд ли будем иметь такое в браке. Только если ты будешь это давать мне сейчас. Может, когда-нибудь ты встретишь женщину, которая с радостью примет от тебя все это именно так как нужно тебе и отдаст тебе все это сторицей и замуж за тебя пойдет и детей нарожает, но это буду не я. Совершенно точно. Брак для меня не подходит. Он проистекает из страха. Такая страховка, якобы для детей, на самом деле для самих же себя, но опять же ничего не решающая. - И что теперь будет? - Теперь… Да, все как всегда, я буду возиться со своими трактирами и аптеками, ты будешь появляться в Бабенбурге наездами, и мы будем общаться. До тех пор пока нам обоим это нужно. И это и будет нашей дружбой и нашей любовью. - Разве это так? Бывает же по-другому, - с горечью сказал Рон. - Бывает, но не у нас с тобой, - после долго молчания сказала Эм. Встала, подошла к окну и устремила невидящий взгляд в пустоту. – Наши с тобой души слишком опалены, и наше прошлое слишком сильно владеет нами. И если у меня есть еще шанс дожить до времен, когда это изменится и моя душа отмякнет и оживет, то тебе, если ты и впрямь хочешь семью с хорошей женщиной, стоит отойти от меня и оглядеться кругом. И найти такую, и жениться на ней. Ты не молодеешь, это я почти до самой смерти буду молодой и здоровой, а ты – нет. Рон чуть не закричал от боли и только дышал загнанным зверем, глядя на нее. - Но мы можем помочь друг другу ожить и отогреться. - Это иллюзия. Человек может себе помочь только сам или сила любви должна быть невероятной, а у нас с тобой такой нет. - Хотя бы скажи, как тебя зовут на самом-то деле? – упавшим голосом спросил он. - Эмантэ, меня зовут Эмантэ. - И все? - У меня теперь нет имени рода, если ты про это. Осталось только мое личное имя, да второе тайное, о котором знаю только я и родители. Но, кажется, ни для каких ритуалов они его не использовали, хотя и могли. - Могли хотеть причинить тебе еще больший вред? - Ну, да. Убить самим довольно сложно, а вот провести ритуал для отсеченной ветки – не так чтобы очень. В этот момент в комнату вошел высокий, темноволосый веньи, с лица которого кое-как были оттерты кровь и грязь, оставив разводы, тот самый командир. Эм встала и подошла к нему, тот сразу же притянул ее к себе, обнял и что-то шепнул на ухо. Она отрицательно мотнула головой, не соглашаясь. А потом обернулась к Рону. - Хочу вас все-таки познакомить. Дядя, это мой мужчина – Рон Ланге, он тут командовал всем, так что в случае чего за спасенные жизни можешь сказать ему спасибо, - пришелец кивнул, не отпуская ее. – Рон, это мой дядя, Неантэ Войлира, он тоже офицер, пограничный дозор. - И разведка, - медленно произнес Рон, учуяв своего. - А это мы обсуждать не будем, - на лице Неантэ мелькнула слабая улыбка. – Я хотел сказать спасибо за помощь, все наши остались живы, и отдельное спасибо, что не стали задавать лишних вопросов тогда. И, я надеюсь, ваш доклад начальству не будет содержать некоторых нюансов. - Каких, например? - Ничего, что касается Эмантэ, - твердо сказал он. - Это им знать ни к чему, - согласился Рон. – Ей и без этого забот хватает, все останется в прежних рамках. - Хорошо, тогда услуга за услугу, у нас есть сведения, что за этой шайкой стоит барон фон Ханнефельдт, это с его подачи вышли на Яннау и прочих. Ему пообещали жирный кус в случае удачного вторжения с юга. А так как у него давно и прочно большой зуб и на курфюрста, и на часть его окружения, то его согласие на сотрудничество люди князя Монода получили без особого труда. В его поместье, по крайней мере, еще утром были, есть и посланники южан, и небольшой отряд их, не считая людей самого барона, готового выступить на их стороне. - Благодарю, - со всей серьезностью кивнул Рон, переваривая сведения и прикидывая расклад на шахматной доске политики ближайших княжеств, учитывая родственные и прочие связи, разногласия и конфликты. – Я сейчас же отправлю людей туда, можно будет сослаться на короткий допрос кого-то из убитых здесь. Главное - успеть. - Верно, и я бы не советовал ограничиться только южным направлением, тех, кто доберется до западных пределов, мы сами заберем. Но, полагаю, разбегаться будут, как тараканы, во все стороны. - Ничего, мы усилим охрану на дорогах, и отряды баронов будут прочесывать все труднодоступные места, хорошо бы, конечно, успеть захватить всех еще в поместье. От вас еще письмо для курфюрста, что никаких претензий. - Конечно, - кивнул тот головой. И Рон выскочил из комнаты, чтобы отдать распоряжения. - Все хорошо, моя девочка? – мягко спросил Неантэ. - Более-менее, дядя. Более-менее, насколько вообще таким, как я может быть хорошо, - она невесело улыбнулась, обхватила снова руками его за талию, и прижалась покрепче. – Но совершенно точно хорошо, что ты появился вовремя со своими воинами. - О, да, Эмантэ, тебе нужна была помощь, а нам – живыми эти балбесы, которые вляпываются в истории на человеческой территории. - Они живы, все? - Да, нам повезло. Все живы, вернутся домой, и нам не придется раздувать большой скандал или, того хуже, войну с курфюрстом. Лучше будет уйти побыстрее, а потом наш посланник сам все обговорит с ним. - Так всю мясорубку и убийства провернул князь Монок? - Да, родная, он самый. Ему все-таки хватило решимости попытаться захватить соседа, поэтому он решил бить наверняка, накалить обстановку в княжестве убийствами баронских сынков, заодно предполагая, что могут оголиться или, по крайней мере, стать менее защищенными восточные и южные границы, когда все понесутся в столицу и в центральные провинции с частью войск. А заодно и в наше осиное гнездо сунуть палку, отвлечь нас, чтобы мы не смогли попробовать воспользоваться возможностью вернуть Феэнтрал. - А это было бы возможно? - Если бы Монок схлестнулся только с Рамелем, то почему бы и нет? Старейшины точно бы рассмотрели такой вариант, другой вопрос, что сказала бы Видящая, и разрешила бы она этот реванш или нет. Но мы в любом случае отреагировали бы на убийство своих веньи, ты же понимаешь. - Ну, да, чистокровные, из хороших семей, не то, что некоторые, - не удержалась от шпильки Эм. - Что-то в этом роде, Эмантэ, что-то такое. К тому же, не исключаю варианта, что нам пришлось бы сражаться и с курфюрстом Рамелем. - Как вы вообще тут оказались так вовремя? - О, это долгая история. Нас насторожило, что вдруг наших купцов начали дергать насчет нашего оружия, оно людям теперь не с руки, да еще каким-нибудь особенным, как называли это посредники. Какой-то большой любитель вдруг нашелся. - Яннау, - пробормотала Эм. - О, не только он, на самом деле, было еще несколько человек. Так вот, к тому же, наши осведомители в Бабенбурге доложили о том, что в убийствах подозревают наших, мол, следы от ран очень уж своеобразные, как от нашего оружия, но ты же понимаешь… - Ни один веньи не будет убивать человека ритуальным оружием, - вздохнула Эм. - Они даже не очень понимают, что мы его используем для борьбы с духами и сущностями, для духовного роста и ритуалов, а для убийства у нас есть кое-что другое. Но и это еще не все. Неожиданно Видящая собрала старейшин и объявила, что надо срочно заняться этим вопросом, иначе-де грядет что-то страшное. - Видящая сама вышла из своего дворца?! – поразилась Эм, она подняла голову и заглянула Неантэ в лицо. - Представь себе. Можешь вообразить, сколько шороху поднялось, когда это случилось, пришлось срочно прошерстить совершенно все, проверить все потерянное или взятое в качестве трофеев на захваченных людьми территориях оружие, убрать практически всех купцов отсюда, и заодно и гуляющую молодежь. Практически всех успели убрать, кроме этой компании, которая заупрямилась, но, на наше счастье, с нами был жрец Предвидения, и у нас был талисман связи. - Как все серьезно, - буркнула Эм, снова утыкаясь носом в пропахшую потом и кровью ткань камзола. - Да, мало того, что нам приходилось ездить целым отрядом по Рамелю, да еще и его таскать с собой, чтобы он отводил людям глаза, и мог нащупать пропавших. Там не самая простая компания подобралась. Несколько младших из родов Неназванного. Эм просто застонала. - Этих-то кто выпустил? – Роды Неназванного – влиятельные жреческие кланы главного бога, и все дети там считались сильными магами, присмотр за ними был особый. – Порезвиться детишки решили? - Примерно так и было, помощник главного жреца махнул рукой на порядок и отпустил любимого сына порезвиться на людских землях, чтобы у нас они дров не наломали. - Зато здесь они это сделали, причем еще немного - и проблемы стали бы максимальными. Еще бы их тут железом нашпиговали, и все было бы вообще замечательно. Для Монока. - Я думаю, это была одна из причин, по которой Видящая вышла из своего дворца. Мы смогли нащупать их всего несколько часов назад, потому что один из этих лодырей таскал сильный амулет, и все они пользовались им, чтобы прикрыть свое присутствие, сил у них хватало, чтобы растянуть его поле на шестерых. И примчались сюда как можно скорее, как видишь, сделали это совсем не зря. - Верно, - согласилась она. - Я рад снова увидеть тебя, малыш, - сказал Неантэ. - Я тоже, тебя давно не было. Они простояли так некоторое время, потом расцепили объятия и пошли во внутренний двор, проверить раненных и живых. Эм старательно игнорировали, она не менее старательно делала вид, что не обращает внимание на здоровых, идя за дядей. Все оказалось не так страшно, как думали люди. Вовремя влитые настои и нечеловеческая скорость восстановления сделали свое дело, раненые почти все были приспособлены к транспортировке. С людьми было гораздо хуже, и, перекинувшись, парой фраз с Неантэ, Эм пошла лечить их. Она довольно быстро нашла своего коня, все медицинские чемоданчики оказались целыми. Вот работы был непочатый край, жрец-целитель веньи и не подумал предложить свои услуги, да и хирургов с собой все ж так не взяли, так что ей пришлось крутиться как белка в колесе, работая как лекарь, помощник Рона дал ей одного парня, чтобы тот помогал, но с опытом у того было негусто. Она попыталась привлечь Эмили к помощи, но ту сначала вывернуло наизнанку, а потом она и вовсе хлопнулась в обморок. Штопать, мыть, резать, снова мыть, лекарства, под конец у нее перед глазами все плыло. Потом это резко прекратилось, когда все раненные оказались обихожены. Не так много их было, как ей казалось в процессе. Веньи убрались на следующий день, Неантэ забежал к ней попрощаться, он уже нашел и упаковал все оружие веньи, что было в замке, и отдал Райнхау письмо с печатью для курфюрста, потом они погрузились на коней и медленно поехали на запад, а люди остались жить в разгромленном поместье, потому что большинство раненых нельзя было пока трогать. Эмили она отправила домой с первым же обозом. Только через неделю Эм признала, что можно двигаться без риска гибели раненых в пути. Рон успел передать сообщение в соседние лояльные курфюрсту гарнизоны, и поместье фон Ханнефельдта было взято штурмом, им повезло, основная масса наемников, не расползлась по княжеству, оставаясь там, но особого сопротивления оказано не было. По довольно-таки банальной причине: Ханнефельдт и его сообщники задержали жалование на месяц, так что все прошло быстро и с минимальными потерями. Ланге повезло дважды, когда он понял, что в поместье барона было двое посланников Монока, так что было кого показывать на суд курфюрста и с чем отчитываться перед начальством. Семейство фон Ханнефельдта было полностью арестовано, детей и престарелых родственниц рассовали по монастырям с режимами построже, а всех остальных ждала тюрьма, кое-кого и топор палача. Когда остальным баронам представили виновника гибели их детей, тюрьму ратуши чуть было не взяли штурмом, чтобы разобраться с предателем. Но обошлось, сам курфюрст и его главнокомандующий примчались на площадь перед ратушей, где было не протолкнуться от вооруженных людей, и потребовали от собравшихся расходиться. После двух часов воплей и взаимных упреков, бароны все же вняли голосу разума – и подтянувшимся к площади гвардейцам, застывших за их спинами – и начали понемногу расходиться. Суд был быстрый и тайный, курфюрст все же опасался, что могут и не дождаться палача, и только казнь была публичной. С Моноком отношения стали еще более натянутыми, границы усилились еще и войсками, переброшенными с севера, пошлины на так нужные им соль и сукно, проходящие через территорию Рамеля подняли практически на треть, чтобы неповадно было. Монокским купцам дали понять, что им тут тоже не рады. Курфюрст очень жалел, что не может взыскать еще какой-то компенсации с соседа. После всей этой кутерьмы Рон как-то завалился к Эм, которая практически уже вернулась к привычной жизни, как и весь остальной город, пьяный и довольный собой – его повысили в звании и теперь он стал полковником, жалея, что это так и останется в тайне до самой его пенсии, которая теперь обещала стать очень солидной. Они это замечательно отпраздновали в постели, вылезая только перекусить и помыться. Его приятель, который командовал вторым отрядом, а также все командиры гарнизонов также получили повышения или поощрения, всем до последнего солдата была выплаченная щедрая премия. Потом снова исчез, отлавливать последних активных шпионов Монока. А Эм присматривала за теми раненными, что еще были в княжеском военном госпитале, по-прежнему руководила своим делом, как аптечным, так и трактирным, договорилась о том, что Эмили напишет небольшую книжку и ее напечатают. У отца Эмили была и встреча с фон Нейратом, о чем они разговаривали так и осталось неизвестным, но к дочери больше ни разу не пришли ни он, ни его жена, ни остальные его дети. Две недели спустя, когда все начало успокаиваться, во всяком случае, по улицам перестали ходить вооруженные отряды, жизнь в трактире тоже начала налаживаться. Пришли подводы с продовольствием, воодушевившие поваров на новые подвиги. Дневные посетители появлялись пока с опаской, но самые постоянные все-таки приходили и говорили Эм, как рады, что все, наконец, позади, что угроза войны миновала и можно по-прежнему радоваться жизни. Вскоре появился и Рон, уставший, похудевший, с кровоподтеком на всю левую щеку и нижнюю челюсть. Эм поцокала языком, увидев это безобразие и утащила его к себе, где первым делом сделала компрессы с бадягой, потом в ход пошли какие-то сложноопознаваемые мази и лосьоны, а пока он со всем этим лежал, приготовила и закапала ему налитые кровью глаза жгучими каплями, от чего он не сдержал стона. Но голова прояснилась после того, как она его напоила еще какими-то настоями. - Тебя по голове били? – спокойно поинтересовалась она, оттянув его нижние веки и заглянув в глаза. - Да нет, просто выбили из седла, я упал крайне неудачно. - Но головой ты ударился знатно, к тому же по лицу тебя тоже приложило. - Было такое, - кротко согласился он, покорно глотая горький отвар. Через час его отпустило, опухоль на лице стала заметно меньше и бледнее, глаза прояснились, тошнило меньше, и она разрешила, наконец, принять прохладную ванну, что вызвало бурю протестов. Но на горячую воду на ближайшие три дня был наложен запрет. Рон сидел в медной ванне, вода которой пожелтела от влитых в нее настоев, оттирался и ворчал, что мерзнет. Потом встал на деревянную решетку в ванной, под которой был сток в канализацию, и его окатили парой кувшинов теплой воды. Эм растерла его подогретыми полотенцами, уложила на кровать и несколькими точными движениями вправила ему больную спину. Потом втерла мазь в кожу спины и оставила отдыхать. К тому времени, как она вернулась из банка, уже начали подтягиваться вечерние гости, Рон сидел перед стойкой и с мрачной миной доедал содержимое своей тарелки. Впрочем, он был намного более расслаблен, чем несколько часов назад. Она поцеловала его в уголок губ, прежде чем убежать наверх и оставить там документы и сумку. В своих комнатах она переоделась в привычную тунику, не сковывающую движений, и просторные штаны из мягкой ткани. Когда вернулась, Рон был возмущен. - Мне не налили пива, в чем дело? - Я предупредила, чтобы тебе ничего не наливали в эти дни. Вот тебе ромашковый чай - и это максимально крепкий напиток, который я тебе разрешаю, тебе сначала надо выздороветь. - Ну, знаешь ли… - Знаю, - меланхолично отозвалась она. – Я слишком много потратила на тебя сил и лекарств, чтобы ты все это перечеркнул, напившись пива. Если тебе больно, я дам тебе особой настойки, а если нет – то, совершенно определенно, ты сможешь потерпеть. Рон собрался было запыхтеть, но потом передумал и усмехнулся. Он всегда четко чувствовал, когда она готова идти на уступки, а когда – нет. Сейчас совершенно точно был второй случай. Эм ощущала себя полностью вправе. Так что он замолк и в качестве компенсации получил кусок шоколадного торта. Перекинулся парой слов с Эрихом и его помощником, закрывающими щитами стеклянные витрины. - Говорят, ты теперь везде Эмили сопровождаешь? – спросил его Рон. - А куда деваться после того, как она начала писать эти свои почеркушки? – пожал тот своими могучими плечами. - Какие еще почеркушки? – насторожился Ланге. - Это вам лучше у хозяйки спросить, - уклонился Эрих. И поспешил защелкнуть клапаны последних щитов и ретироваться. - Что у тебя тут за новый питомец? – мрачно спросил Рон, имея в виду очередное начало творческого пути. – И что она пишет, если ей нужен телохранитель? - Да ничего такого особенного, - улыбнулась Эм. – Девочка пишет о свободе женщин. И о том, что нам нужно равноправие. Уже было три небольшие брошюрки, а теперь и книжка готовиться. - Что?! – Рон подавился воздухом. – Неудивительно, что ее нужно прикрывать. А она сама уже перестала бояться Эриха? - Ну, она узнала, что его интересуют мужчины, и ей в любом случае ничего не грозит, и успокоилась. - Ого, какая вольность мысли! – усмехнулся он. - Что-то вроде того. Так что теперь она больше времени проводит в обществе Гектора, - она кивнула на угловой столик, где склонились друг к другу две белокурые головы. - Нашла себе нового кавалера? – скептически поинтересовался Рон. - Ну, одно другому не мешает. А пока он ее просто учит писать так, чтобы можно было зацепить публику. Цепляет, как видишь, она имела смелость и глупость подписываться своим настоящим именем, так, что уже посыпались угрозы. По большей части, от женщин. Эти поборницы морали чуть не растерзали ее пару дней назад, когда вышел третий ее памфлет. Кто бы мог подумать, что у нашей мышки может быть такой острый язык. - Из этого все равно ничего не выйдет. Ты же не будешь защищать ее вечно, и Эриха может рядом не оказаться. - Так может, это повод для курфюрста задуматься о законах, обеспечивающих безопасность женщин? А то таких практически нет. - Все равно ничего у нее не получится, - покачал головой Рон. – Она не сможет сломать всю эту махину, что выстраивалась веками. - Ну, кто знает, кто знает, - спокойно сказала Эм, наполняя пивом очередную кружку. – Даже самый длинный путь начинается с первого шага. Первые полтора десятка страниц были написаны в марте 2011 года, остальное 27.03.2014 – 09.05.2014.