Инфекция

Следующие несколько дней прошли мучительно медленно, большей частью потому, что было абсолютно нечем заняться. Эл, почти не покидая своего стула, пожирал книгу за книгой, большинство из которых Лайт никогда не читал. Эл читал невероятно быстро, почти не отвлекаясь, что раздражало Лайта, которому было невыносимо скучно. Эл всего за день мог прочитать около восьми сложных научно-публицистических книг. Иногда он делал перерывы, чтобы размять уставшие мышцы и прогуливался до магазина игрушек, чтобы проведать Кори, или ходил перекусить. На одной из таких коротких прогулок, Эл наткнулся на бездарно залитую краской стену в дальнем крыле. Лайт удивился, как детективу удалось отыскать это место. Хотя, на самом деле, это было не так-то сложно. Запах. Едкий запах краски просочился в основную часть торгового центра, и Эл просто пошел на него, но Лайту он сказал, что почувствовал запах краски, который уже дошел до их небольшого магазинчика одежды, и вырвал его из сна. Лайт возразил, что Эл вообще никогда не спал и всё это звучит крайне неправдоподобно, на что Эл немного возмущенно ответил, что, конечно, время от времени он спал, что это обязательная человеческая потребность, просто ему нужно на сон гораздо меньше времени, чем остальным. Зато когда он засыпал, то его не мог разбудить даже звук разорвавшейся бомбы. Во второй половине дня по какой-то странной причине все собрались в общей комнате. Это было большой редкостью, потому что обычно все разбредались по своим делам и почти не сталкивались друг с другом. Даже Кори, которая не выходила из своего магазинчика, пока ее не позовут взрослые, сама спустилась в комнату. Она часто просила Лайта или Эла поиграть с ней. В основном они мягко отказывались, но иногда девочка так умоляла, что они не могли отказать. Правда, длилось это недолго, и вскоре они сбегали под предлогом важных дел. Как бы они ни любили Кори, но в жизни двух гениев не было места детским играм. И вот, когда все собрались в общей комнате, каждый занимался своими делами. Лайт экспериментировал с горелкой из отдела туризма, обжаривая консервированные овощи, Эл грыз кусочек сахара, найденный в шкафу, Рэйчел ела орешки из отдела для похудения и здорового питания. Кент наблюдал за ней с кислым лицом, поскольку ненавидел все эти суррогаты, которые якобы помогают сбросить лишний вес. Ничего полезного. Это, наверное, единственное, что объединяло его и Эла, поэтому мужчина решил приготовить нормальной еды для себя и Кори. Рэйчел задумчиво смотрела в одну точку на стене. — Как думаете, эта инфекция — божья кара? — вдруг спросила она. В тишину, которую до этого времени нарушал только шорох обертки от орешков, вмешался ее высокий голос. Лайт с любопытством покосился на девушку, а Эл только закатил глаза. Кори, казалось, было вообще все равно, но Кент тоже посмотрел на подростка с интересом. — Я очень сомневаюсь, мисс Рэйчел. Значение Бога в нашем мире очень преувеличено и ваша теория нелогична, — заявил Эл, бросая в рот оставшийся кусочек сахара. Лайт перетащил горелку на пол и сел по-турецки, повернувшись лицом ко всем собравшимся, переводя взгляд с одного на другого. Кент презрительно поморщился: — Ты что, чертов атеист? Эл по-прежнему оставался невозмутимым, хотя в голосе чувствовался холод: — Мои религиозные убеждения не имеют никакого отношения к этому разговору… — Эл едва не добавил «тупица», но вовремя прикусил язык. Он ненавидел, когда люди употребляли оскорбительные слова, по его мнению, это доказывало низкий интеллектуальный уровень оппонента. Единственными, кто когда-либо слышал ругательства от Эла, были Ватари и один человек, по имени Юрий Килльян, во время одного особо сложного дела в России. Не подумав, он ляпнул: «Черт возьми», и поклялся больше никогда этого не повторять. Он знал, что Лайт тоже ругался в исключительно редких случаях. Например, когда отец приставил пистолет к его голове, и когда на его запястьях защелкнулись наручники. Эл признавал, что те времена, когда их связывала металлическая цепь, были лучшими. Всё было стабильно и спокойно, в отличие от того, что творилось сейчас. — Ну, — Рэйчел не собиралась униматься, — а что ты скажешь о более четырех миллионах видов животных, которые уже вымерли, но когда-то существовали? Считается, что когда-то здесь жило от пяти до пятидесяти миллиардов живых существ, но где они сейчас? С момента сотворения планеты около 99,9% видов не сохранилось до наших дней. Более того, известно почти 6 крупных массовых вымираний, например, динозавров. Но причину их вымирания до сих пор не выяснили, есть только размытые теории и гипотезы. Возможно, так и есть. Возможно, наша планета не выдерживает того дерьма, что мы с ней творим, загрязняя леса и природные ресурсы. К чему я веду… Люди живут на этой планете сравнительно недолго, но уже успели как следует «насвинячить». А вот если бы все люди внезапно вымерли, то Земле понадобится не больше двух тысяч лет, чтобы полностью восстановиться, переработать отходы и вернуться к первозданной чистоте. Если смотреть на все под таким углом, то все равно звучит нелогично? — подытожила Рэйчел, постукивая пальцами по коленкам. Кент смотрел на нее невидящим взглядом, задумавшись над словами девушки. Кори играла со своими шнурками, даже не прислушиваясь к разговору взрослых. Лайт удивленно моргнул, переваривая информацию. Она была права. Если эта инфекция разнеслась по острову со скоростью лесного пожара, то человеческий вид под угрозой вымирания, подобно динозаврам. Мир будет очищен от главных вредителей и полностью исцелится. Рэйчел не имела в виду Бога как такого, она имела в виду планету. Дух самой земли. — Думаю, что это актуальная теория, — сказал ей Лайт, глядя в глаза, и улыбнулся. Рэйчел, вместо того, чтобы как обычно краснеть и смущаться при взгляде юноши, только улыбнулась в ответ. Эл вздохнул. Ему нечем было возразить. Теория теорией, но он предпочитал отталкиваться от научно-подтвержденных фактов, а то, что выдвинула Рэйчел, нельзя было подтвердить, как и существование Бога. Эл провел большим пальцем по губам, размышляя над ее словами, и про себя отметил, что это самое умное, что он от нее слышал. Он проанализировал каждое сказанное ей слово. Единственной правдой было то, что люди не знали ничего о том, что было до их появления, и строили лишь догадки и смутные теории по поводу исчезновения динозавров. Но вирус… Эл вспомнил эпидемию чумы, уничтожившей почти 74% от европейского континента. Несколько раз моргнув, возвращаясь в реальность, Эл перевел взгляд на Лайта. Юноша убрал горелку в нижний шкаф, переложил горячие овощи в тарелку и принялся есть. Видимо, он по-прежнему пытался питаться только здоровой едой и поддерживать форму, ибо заниматься укрепляющими упражнениями он тут не мог. Это было одной из его основных жалоб, когда их с Элом сковывали наручники (ну и, конечно, его возмущения по поводу совместного душа). Лайт заявлял, что теряет мышечную массу из-за отсутствия физической активности, и он не хотел, чтобы его здоровье пошатнулось из-за расследования. Иногда Эл делал поблажки и водил его играть в теннис, но вскоре они снова возвращались обратно и с головой уходили в работу. Вздохнув, Эл поднялся на ноги и выбросил пустой пакетик от сахара. Он хотел вернуться в тихий книжный магазинчик, подальше ото всех. Он не привык, когда в одной комнате столько народа (особенно его угнетало присутствие Кента и Рэйчел). По Кенту было видно, что того тоже не радует компания Эла. По странному стечению обстоятельств, каждый раз, когда они оставались наедине, появлялся кто-то третий. Рэйчел и Кори зачастую крутились рядом, и Кент начинал подумывать, что это заговор. Лайт, заметивший напряжение между этими двумя, тут же устроил Элу допрос, на что тот уклончиво ответил парой односложных предложений. Лайт встал, быстро убрал тарелку и поспешил за Элом. Детектив шел, чуть сгорбившись и сунув руки в карманы, а Лайт обнял себя, чтобы согреться. В торговом центре было прохладно. В то время как Эл что-то читал, Лайт снова пытался скопировать рисунки из найденной книги про искусство. Линии и штрихи стали значительно лучше, но с пропорциями по-прежнему была беда. Несимметричные плечи, огромная грудная клетка, маленький таз с чересчур угловатыми косточками. Лайт был в таком отчаянии, что едва не согласился на предложение Эла рисовать с живой натуры, но вовремя себя одернул. Он не хотел смотреть на полуобнаженного Эла, даже если это ради искусства. Он не хотел соглашаться не потому, что у Эла было безобразное тело или что-то вроде этого, нет, просто он знал, что будет вечно тушеваться, краснеть и не сможет сосредоточиться на работе. А Эл обязательно использует его смущение против него, что в конечном итоге приведет к драке, синякам и ненужным ссорам, поэтому Лайт прикусил губу и, нахмурившись, сильнее стиснул в пальцах карандаш, не отрывая глаз от изображения в книге, надеясь, что чем больше он будет ошибаться, тем быстрее достигнет успеха. Он уже составил себе целый план работы на вторую половину дня, решив заняться перспективой: поставил на уровне глаз незамудренный натюрморт, подвесил за веревку фонарь, создавая свет, полутон, тень и рефлекс. Лайт решил, что прежде чем начать рисовать из головы, нужно как следует научиться рисовать с натуры и овладеть элементарными навыками, благо под рукой всегда были книги. Он еще не придумал, что изобразить на той огромной стене, а когда обратился к Элу, то понял, что толку от детектива тоже не много. Он предложил изобразить леденцы на палочке, трупы, чизкейки или атомные бомбы. В общем всё, чем была забита гениальная голова. — Ты больной, — невозмутимо заметил Лайт. — Это издержки моей профессии, — ответил Эл своим обычным монотонным голосом, глядя на Лайта пустым взглядом широко раскрытых глаз. Но некоторое время они смогли достигнуть гармонии в отношениях. Каждый был занят своими книгами, почти не обращая друг на друга внимания. Еще они нашли книжный магазин уютнее и комфортнее, чем магазин одежды с запахом дешевой синтетики, и перебрались в просторный букинистический отдел, где каждый из них чувствовал себя намного лучше. Лайт включил фонарь над натюрмортом, поудобнее устроил планшет на коленях, выудил из пакета угольный карандаш, канцелярский нож и принялся точить хрупкий грифель, между делом обернувшись на Эла. Он с удивлением отметил, что куча книг рядом с сыщиком стала в три раза больше. Вероятно, он прочитал уже больше шестидесяти книг, изнывая от скуки в этом торговом центре. Он «глотал» книги одну за одной, только заканчивая одну и протягивая руки к другой. Лайт даже не мог представить, что творилось в голове у детектива после такого количества информации. Да и он был уверен, что большая часть ему никогда не пригодится в жизни. Недавно Лайт, шутки ради, подложил в огромную кучу Эла несколько дешевых женских романов, и теперь часто косился в сторону парня. Очевидно, Эл еще не добрался до них. Ему было интересно, прочитает он их, как все остальные книги на одном дыхании, или удивится, как они сюда попали. Возможно, если он прочтет хоть одну такую книгу, его социальные навыки увеличатся. Не факт, конечно, но как знать. — Что читаешь? — спросил Лайт, продолжая точить карандаш. Эл ткнул пальцем в страницу, чтобы не забыть, где остановился, и поднял глаза на Лайта. У него был такой скучающий вид, что Лайт удивлялся, почему тот еще не нашел себе другое интересное занятие. — Очень скучная книга про астрофизику и ее практическое использование в компьютерных системах DOS, Лайт-кун. Лайт только приподнял брови: — Звучит захватывающе. — Как знать, может, это изменит всю мою жизнь, — усмехнулся Эл, закрывая книгу и обхватывая колени руками. — Ты не задумывался над тем, чтобы набить большую татуировку с красивым шрифтом и надписью «Я люблю астрофизику?» — фыркнул Лайт, упершись локтями в колени и глядя на Эла. Он уже забыл про угольный карандаш и натюрморт. — Безусловно. Тогда мне придется изменить «L» на какого-нибудь «физика» и начать носить черный спандекс. Но, благодаря моей гениальности, я смогу провозгласить себя научным супергероем следующего века. Лайт громко рассмеялся. Было очень забавно, когда Эл с совершенно серьезным непроницаемым лицом несет что-то настолько нелепое. — Тогда, может, я буду твоим напарником? — всё еще улыбаясь спросил Лайт, подперев щеку кулаком. Вдруг Эл тоже улыбнулся, почти незаметно, только уголки губ слегка дрогнули, но этого хватило, чтобы Лайт застыл на месте. Эл очень редко улыбался, и зря. Лайт заметил, как вечно холодные черные глаза заблестели, будто оттаяли, а сам он выглядел как подросток, наивный и любопытный. — Тогда ты будешь называться «Логичный Малец». — Ну, а какая у нас будет суперспособность? Эл задумчиво коснулся губ большим пальцем: — Мы могли бы создавать целые химические реакции, используя только свой разум. И тогда справедливость бы восторжествовала! — объявил Эл, подняв вверх указательный палец. Лайт вздохнул, все еще улыбаясь, и с глухим стуком прислонил голову к книжному шкафу, стоящему рядом. В те времена, когда расследование по делу Киры шло полным ходом, он и представить себе не мог такой глупой беседы с блестящим детективом, но они оба поняли, что постоянные высокоинтеллектуальные разговоры быстро наскучивают, и иногда полезно повалять дурака. Оба не сомневались в умственных способностях друг друга, поэтому не боялись показаться глупыми. Совсем другое дело, если бы такой разговор сложился с Рэйчел. Она бы ничего не поняла и оба почувствовали бы себя неловко, в то время как Эл обладал совершенно особенным чувством юмора, и мог поддержать даже такую глупость. Улыбка медленно сползла с губ юноши, когда мысли снова вернулись к делу Киры. Он постоянно об этом думал. Когда казалось, что все нормально, что все идет к лучшему, как он вспоминал, что его дело еще не закончено, и все это рассыпется, стоит им вернуться в Японию. Эл заметил, как потускнели карие глаза и как окаменело красивое лицо, и сразу понял, о чем тот думает. Мысли о расследовании подобно инфекции — стоит им немного просочиться в голову, как хорошее настроение сменяется депрессией. Эл убрал палец изо рта и, открыв книгу, вперил в нее невидящий взгляд, делая вид, что читает. — Что произойдет, когда мы вернемся в Японию? — тихо спросил Лайт. Достаточно тихо, чтобы никто, кроме Эла, его не услышал, даже если бы находился неподалеку. Над ними словно сгустились тучи. Эл на мгновение закрыл глаза, обдумывая ответ. Вопрос был болезненным, но рано или поздно он должен был всплыть на поверхность и припечатать детектива к стенке. Он знал, что ответ очевиден: «Вернуться к расследованию», но язык словно онемел. Слова никак не хотели вырываться наружу. Его тело идет против его разума. Ягами Лайт заставил его потерять привычное хладнокровие, невозмутимость и наглую прямолинейность. Эл никогда не считался с чувствами других людей, словно танк прокладывая дороги к своей цели. Он никогда не увиливал от ответов, говорил резко, без колебаний. Но сейчас слова комом встали в горле. Они смотрели друг на друга около минуты. Эл думал о своем, Лайт терпеливо ждал ответа. Наконец, Эл убрал палец с губ и честно ответил: — Я не знаю, Лайт-кун. Он тут же опустил голову, уставился в пол и сильнее притянул колени к груди. Эл знал, что произошло то, чего он так боялся. Он привязался к Лайту. Завел друга. Раньше, с самого начала расследования, Эл твердил, что Лайт его первый и единственный друг, но тогда все было ради расследования, он должен был заслужить доверие подозреваемого, создать иллюзию дружбы для следственной группы, хотя внутри все взбунтовалось против этого. Однако, сейчас все так круто повернулось, что Эл сам не понял, когда успел проникнуться к Лайту такой симпатией. Может, когда Лайт потерял сознание и Эл почувствовал то, чего никогда прежде не чувствовал? Может, когда наткнулся на закрашенную кобальтовым цветом стену? Лайт хотел сделать ему приятное, удивить, и это не могло не тронуть равнодушного ко всему детектива. Он задался вопросом, как бы сложились их отношения, если бы не было всей этой истории и клейма «детектива» и «подозреваемого». Он представил, как они могли бы быть близкими друзьями, или… или любовниками. Эл никогда никого не рассматривал в этом плане, до появления в его жизни этого парня. Даже если между ними однажды что-то и произойдет, Эл никогда не будет считать себя геем. Это ведь Лайт. Лайт всегда будет для него исключением из всех правил. Эл вспомнил, как поцеловал Лайта, чтобы доказать свою точку зрения. Он не думал о том, что это противоестественно, аморально или неправильно. Он вообще ни о чем не думал, пока не коснулся теплых губ юноши. Он сразу почувствовал целую гамму новых эмоций. Его тут же бросило в жар, кровь громко застучала в ушах. Лайт был единственным человеком, которого Эл всецело уважал. Лайт был умным, самым умным из тех, кого Эл когда-либо встречал, кроме себя, и это возбуждало. С Лайтом даже молчать было не скучно, в то время как остальные люди ему быстро надоедали. И Лайт был единственной причиной, по которой великий сыщик стал предвзятым. Единственной причиной, по которой он больше не мог нести правосудие и справедливость, как раньше. Лайт смотрел в пространство, задаваясь аналогичным вопросом. Что бы случилось, если бы появились неопровержимые доказательства, что он Кира? Лайт был уверен, что он не Кира, Эл уверен в обратном. И что, если чаша весов качнется на сторону L и Лайт будет признан виновным? Что сделает Эл? Не дрогнув отправит его на эшафот, или снова защелкнет на его запястьях наручники и отправит гнить в тюрьму? Лайт не знал. Все это слишком сложно. Сможет ли Эл сдать его властям, где над ним будет вершиться мировой суд? Поднимется ли у него рука после того, что они вместе пережили? После стольких лет совместной работы бок о бок, после борьбы за выживание в зоне повышенной опасности? Прикусив губу, Лайт почувствовал, как желудок неприятно свело. Он знал ответ. Конечно, Эл сам подпишет ему смертный приговор, как подписывал его сотням других преступников. Эл был самой справедливостью и никому не делал поблажек, ни к кому не привязывался. Эл был машиной правосудия, холодным, безразличным, равнодушным. Но тем не менее Лайт наивно надеялся, что Эл его разубедит. — Эл… — его голос прозвучал тихо. Горло словно стянуло невидимым обручем, но он постарался взять себя в руки. — Если будет точно доказано, что я — Кира, ты прикажешь меня казнить? Эл почувствовал, как внутри все похолодело, но не от этого страшного вопроса, он был предсказуем, а от безысходности в голосе друга и потухших карих глаз. Он знал, что Лайт уже предвидел его ответ. — Я бы этого очень не хотел, Лайт-кун, — вздохнул Эл и, отведя глаза, добавил: — Но я должен. Лайт кивнул. Он так и думал, ничего неожиданного, но почему-то защипало глаза. Он быстро встал и пошел к дверям. — Лайт-кун? — окликнул его Эл, когда тот пролетел мимо него. Лайт обернулся на ходу и фальшиво улыбнулся: — Я в туалет, — быстро бросил он и торопливо покинул магазин. Пробежав по коридору, он оставил позади двери уборной и завернул в сторону лестницы, ведущей наверх. Сейчас все, чего он хотел — это покинуть чертов торговый центр и глотнуть немного свежего воздуха. День был пасмурным. Солнце едва выглядывало из-за низких, мрачных туч, висевших над городом. В воздухе стоял кисло-сладкий неприятный запах. Зараженных становилось значительно меньше, а развороченных трупов на улицах всё больше. Внизу, наверное, страшный смрад от разлагающихся тел, но тут, наверху, вполне терпимо. Лайт подошел к краю крыши и оперся руками о хлипкое металлическое ограждение, взглянув вниз. Зрелище не из приятных, но Лайт не отводил глаз, стараясь переключиться на что-нибудь, кроме Эла. Стоянка внизу оказалась огромной. Тридцать или даже больше машин стояли в хаотичном порядке. некоторые были перевернуты, некоторые сдвинуты, некоторые помяты до неузнаваемости. А вокруг сотни трупов, словно это было поле боя. Лайт свесился через перила и заметил кровавые отпечатки на стенах. Зараженные всеми силами пытались штурмовать здание и даже пытались вскарабкаться наверх, но безрезультатно. Высота не покорялась и они просто падали друг на друга. Судя по трупам у самой стены, некоторых просто затаптывали насмерть. Лайт снова обвел взглядом стоянку. Среди погибших были и мужчины, и женщины, и дети. Асфальт был залит кровью, кое-где виднелся длинный кровавый шлейф, кого-то тащили доедать. Лайт отметил, что давно не видел живых зараженных, только трупы, и, надеялся, что не увидит. Город молчал. Тишина давила на уши. Ни крика птицы, ни случайного стука или рева инфицированных. Город словно вымер, но Лайт понимал, что эти твари где-то шатаются, выискивая жертв. И много ли этих жертв? Сколько людей прячутся так же, как и они? Если такие и есть, то они даже не знают о карантине и ждут, чтобы их скорее спасли. Великобритания разительно отличалась от Японии. Тут тоже были высокие здания, липнущие друг к другу, но на этом сходство заканчивалось. Улицы намного шире, рекламных баннеров и стендов гораздо меньше, и в довершение ко всему красивые старинные здания. Там не было ни высоких скошенных крыш, ни синтоистских святилищ. Там было так много машин, и так мало велосипедов. Лайт на мгновение выпал из реальности, погружаясь в воспоминания о доме. Он никогда раньше не скучал по дому, пока не оказался в такой ситуации. Рутинная жизнь вдруг показалась раем. Хотелось снова вернуться туда, где главным переживанием были предстоящие экзамены. Сейчас впереди маячило что-то страшное. Смерть, трупы, последствия. Сейчас они были в безопасности, а завтра, возможно, будут отбиваться от разъяренных вонючих чудовищ. Лайт искренне надеялся, что карантин поможет и вирус не перекинется на другие континенты. Он надеялся, что больше никто не увидит того, что пришлось увидеть им. Надеялся, что дети не останутся сиротами, как Кори и Рэйчел. Лайт прикрыл глаза и представил родные узкие улочки Японии, небольшие домики, магазины, многочисленные колледжи и вузы, а затем он увидел следы крови, трупы, разъяренных зараженных японцев. Многих он знал, с многими общался. Вот Миса в своей черной кружевной готической одежде, с красными глазами, налитыми кровью, несется по улице, прыгает на людей и с ненавистью впивается зубами в их глотки, вырывая целые куски мяса и бросая тела захлебываться собственной кровью. От этих мыслей стало тошно. Он почувствовал, как от всех этих эмоциональных перепадов начинает себя плохо чувствовать. В голове проносилась тысяча мыслей: от того, что сказал ему Эл, до того, что нарисовало ему его воображение. Голова закружилась, на лбу выступила испарина. Лайт покачнулся, подался вперед, чтобы схватиться за тонкие перила, но промахнулся и, качнувшись всем корпусом вперед, не найдя опоры, полетел вниз. Всё произошло так быстро, что он успел только услышать отвратительный глухой стук и в нос тут же ударил тошнотворный запах разлагающихся тел. Он упал прямо в холодную кучу трупов. Дыхание перехватило и он мог только открывать и закрывать рот, не в силах выдавить ни звука. Все, кто мог его спасти, находились в безопасности и понятия не имели, где он. Грудная клетка разрывалась и горела от боли, и все, что ему оставалось, это хрипеть и заходиться в беззвучных криках о помощи.