Второй после Мадары

      — Понял? Справишься?       — Хм. Поверить не могу, что теперь командуешь ты, — Какаши неожиданно прищурился, улыбаясь. И тут же снова посерьёзнел: — Ты изменился.       Обито не смог не вставить самодовольное:       — Привыкай.       Фраза «ты изменился» и вовсе не несла для него никакой смысловой нагрузки. Это как обсуждать погоду. Кому какая разница? Солнце, дождь, снег… Декорации. Если не мешают ниндзюцу — лишняя информация. Мусор.       Кому какое дело, изменился ли он, если и перед этим до него никому дела не было?       Он чувствовал, что Какаши пытается его зацепить, сблизиться. Прощупывает, что ещё осталось в Обито. Обито знал, что не выйдет — нечего там искать уже. Но так хотелось его ударить в эти моменты побольнее! Чтобы отстал. Чтобы не ковырялся.       Ради дела приходилось наступать на горло хлещущему изнутри потоку колкостей. Да и самому уже противно было. Слишком горчило это всё на языке во время произнесения. Ведь их обоих задевало одно и то же.       — А ты всё такой же высокомерный зануда, — почти с любовью отвесил ему Обито, чтоб уж совсем не оставаться в долгу.       Его злило то, что он толком не мог понять, зачем взял с собой теперь балласт в виде Какаши. План, разработанный им в связи с этим, был чисто перестраховочным и явно лишним. Напрашивался вывод, что просто одиночество доконало, но мириться с этим выводом не хотелось. Обито жил бок о бок с одиночеством восемнадцать лет. Оно было ему и проклятием, и защитой. И, обретя его снова, он не был уверен, что готов от него отказаться. Во всяком случае, не сейчас. Слишком больно оно бьёт потом, возвращаясь, и слишком внезапно это делает.       Он подумал и всё же решился спросить как бы между прочим:       — Ты сказал, Наруто верит в меня. Настолько, что не будет ставить деревню на уши и лично открывать на нас охоту? Он ведь знает, куда ты пошёл. Прикроет тебя на какое-то время?       — Уже прикрывает. Обито, ты тоже можешь ему верить. Ты ведь забрал меня, чтобы никто не обнаружил пропажу глаза? Чтобы меня защитить. И Наруто это поймёт.       — Только не начинай, — поднял ладонь Обито. — Твои нравоучения уже поперёк горла.       А сам злился, злился, злился сильнее. Прав этот бака-Какаши, чёртову тысячу раз прав.       — Я тебе благодарен. После этого я должен был появиться у Хокаге в госпитале. И ты прав, на какое-то время Наруто меня прикроет, но рано или поздно…       — Не надо меня благодарить. Я всего лишь возвращаю долг.       — Обито. Я отдал тебе то, что твоё по праву. Ты ничем мне не обязан.       — Заткнись уже, — Обито напрягся. Что-то здесь было не так. Или изнасилованные нервы дают сбой? Измерение Камуи тихо и неподвижно. Однако надо уходить отсюда. Иначе как бы не пришлось переделывать план.       Может, дело в злоупотреблении техникой? В отсутствие здесь природной чакры само это пространство ворует у тебя твою. Обычно это сильно не ощущается, но в сочетании с перенапряжением нервов и общей накопившейся усталостью — утомляет.       Так или иначе, Обито отдался воле внутреннего голоса и перенёс сначала Какаши, затем себя. И вовремя. На последних секундах очень сильно вспыхнул болью правый глаз, будучи даже не задействованным в технике. Однако как только Камуи выбросило Обито наружу, боль испарилась. И тем не менее, Какаши всё равно пришлось схватить его за плечо. ______________       Шикамару как раз переворачивал к себе доску с шоги другой стороной, чтобы сделать ответный ход самому себе, когда мысль наконец-то пришла та самая. Он вскочил и сорвался с места. Фигуры покатились по полу. ______________       — Хокаге-сама… Наруто.       Наруто и Пятая удивлённо оглянулись на него. Шикамару впервые влетел в кабинет Хокаге без стука.       — Прошу прощения, что прерываю. Но я знаю, кто предатель. ______________       — Я вижу, ты не принёс риннеган, — глаза саннина сузились, его улыбка из недовольной мутировала в плотоядную.       Вот ин­те­рес­но, как он по­чувс­тво­вал от­сутс­твие рин­не­гана, по­думал Оби­то. В ре­жим муд­ре­ца во­шёл? Вполне возможно, если даже Кабуто смог обучиться этой технике. Орочимару всегда мечтал обрести сендзюцу. Обито пригляделся: ну, на змею тот был похож всегда, а вот фиолетовые линии вокруг глаз и на носу определённо стали ярче. Но тем не менее - войти в режим мудреца в отсутствие тут сен­чакры? Если только за­ранее. Зна­чит, ско­рее все­го, че­рез оп­ре­делён­ное вре­мя он бу­дет ста­рать­ся вы­тянуть Оби­то из Ка­муи на­ружу и вес­ти бой там. Нес­мотря на вре­мен­ный про­пуск сю­да, тут не его тер­ри­тория — тут тер­ри­тория Оби­то. Драть­ся здесь без сво­их обыч­ных сил ему бу­дет слож­но. К то­му же, им во что бы то ни ста­ло нель­зя по­кидать это из­ме­рение: оче­вид­но, что вмес­те с гла­зом Оби­то Оро­чима­ру при­об­рёл и не­уяз­ви­мость. По­ка они здесь, эта спо­соб­ность не ра­бота­ет. Но сна­ружи она по­родит мно­го проб­лем.       — Сначала говори, где Ханаби.       — Обито, ты самый большой лжец из всех, кого я знаю. Неужели ты думаешь, что я поверю, что после этого ты тут же сбегаешь и доставишь мне риннеган?       — То же могу сказать и о тебе. Говори, где она.       — Жаль, я думал, мы сработаемся. Прости, моя вина. Кажется, я переоценил важность Хьюги для тебя. Что ж, мне больше ничего не остаётся, как обменять её на риннеган непосредственно у Конохи. Не обещаю, что при этом она не узнает, кто ты, и не думаю, что мне даже придётся говорить ей самому… Но тебе ведь всё равно, правда?       Обито старался успокоиться. Чёрт, да как же этот мерзавец злит своей самоуверенностью!       — Правы были они, в Конохе. Ты преуспел в том, чтобы стать вторым Мадарой. Бездушным, жестоким, эгоистичным моральным уродом. Тебе плевать на девочку, которая тебя любит, — Орочимару снова прищурился. — Ты использовал её, а потом отправился по своим делам. Скорее всего, ты даже рад от неё избавиться. Она дала тебе всё, что нужно. Подлечила. Приласкала, — Обито слышал, как ярость клокочет в ушах боем крови. — А потом стала мешать. Я могу тебя понять, слабаки — всегда обуза. Но зачем же так? Ты ведь знаешь, что её теперь ждёт в деревне? Пытки, Обито. Бесконечные допросы. И вся последующая жизнь будет для неё пыткой. Что она почувствует, узнав, что оказалась всего лишь подстилкой для самого жестокого убийцы своего времени? А ведь ты — её первая любовь. Знаешь, как это тяжело, когда она заканчивается трагично? Это бьёт по всей последующей жизни. Но мне ли тебе объяснять… Наверное, ты лучше меня знаешь это, Обито? Ты не просто эгоист, ты ничтожество. Ты не смог уберечь свою любовь, и бедной Хьюге теперь мстишь за это? Вымещаешь на ней свой гнев на мир? Чтобы хоть кто-то пережил то же, что и ты, — а то и хуже? Кто ты после этого?       Обито уже ничего не видел перед собой, в голове как будто взорвались несколько раз самые мощные бомбы Дейдары. Си-три? Си-четыре?.. Он старался переключиться хоть на что-нибудь, чтобы не давать словам змеёныша пробираться в мозг и разъедать его как червям. Взрывать и разъедать. Снова и снова. Словно он был воскрешён эдо тенсей: собирался по кусочкам после каждого взрыва и был готов к следующему. Обито боролся с тем, чтобы не начать что-то доказывать, чтобы не согласиться с ним, чтобы не потерять такой хлипкий контроль над собой…       И потерпел неудачу. Он обнаружил себя несущимся на Змея едва ли не с голыми руками и вдруг осознал, что тот исчезает. Позорно исчезает в неизвестном направлении. Кажется, в этот момент он ещё продолжал что-то говорить… Рассвирепевший окончательно, Обито мгновенно остановился и зарычал: «Стой, гад!» — активируя камуи и затаскивая его обратно, изо всех сил не давая завершить технику.       Как настоящий собственник глаз, он оказался сильнее. Образ Орочимару вновь стал чётким, к удивлению своего обладателя, и угодил прямо в руки Обито. Обито удалось стиснуть его за шею, сжимая с такой силой, что казалось, все мышцы руки рвутся от напряжения. Однако шея пресмыкающегося мгновенно выросла вверх и обвила Обито со спины раньше, чем он, не поборовший ещё ярость, смог на это среагировать. Под лопаткой впились клыки, — Обито разжал хватку, — а затем ещё раз — в левое плечо, да так, что его свело от боли. Он привык, что любые укусы в бою ядовиты, а уж у этого, наверняка, и подавно. Думать о том, как нейтрализовать или извлечь яд, было некогда, оставалось надеяться на клетки Шодайме. Как назло, укусы пришлись на родную половину — часть не оторвёшь.       Схватившись за плечо и отпрыгнув в сторону, Обито подобрался, фокусируя взгляд и готовый в любое мгновение отразить атаку. Но Орочимару было уже пять. «Клоны… А как же дефицит сенчакры… Рассчитывает на собственную… Что-то здесь не так… Уж не гендзюцу ли это… Однако чтобы даже пытаться атаковать гендзюцу кровного носителя шарингана, надо быть полным идиотом…»       Они напали одновременно с разных сторон. Оказалось, что лишь в поле зрения было пять, потому что, уворачиваясь, Обито наткнулся на ещё троих со спины и сбоку. Чтобы атаковать аматерасу, нужна дистанция, иначе можно самому пострадать. Даже для гендзюцу надо было бы хотя бы замереть на месте и поймать взгляд — и одного, но не восьмерых…       Левая рука не только оглушительно болела, но и не повиновалась. Обито было не привыкать работать одной, однако против хорошего массового тайдзюцу это было не то чтобы очень эффективно. Нужно было дистанцироваться, но Орочимару, как назло, не давал. Атаковал по-змеиному — отдельными бросками — но со всех сторон.       Во время очередного его броска Обито воспользовался мокутоном и ощетинился древесными ветвями, намереваясь пронзить ими как минимум трёх атаковавших его в тот момент клонов. Однако никаких ветвей Обито так и не увидел. Что ещё за чёрт?!       Вместе с болью от этих пропущенных ударов и новыми попытками применить древесные техники до него стало медленно доходить, что произошло. Яд. Кабуто говорил, что использовал вещество, подавляющее способности Ямато. Где он ещё мог взять секрет этого яда, как не у учителя?       Орочимару подготовился.       Значит, на регенерацию рассчитывать нечего. Скорее всего, яд блокирует всё сопутствующее мокутону. Но теперь, по крайней мере, известно его назначение. Не самый опасный. А ведь мог бы быть смертельным. И всё же нужно теперь быть максимально осторожным. Клоны кусать не пытались, но их возможности были не известны. Как и самого Орочимару. Фанатичный коллекционер техник, положивший на это жизнь — и не только свою. Биджу его знает, на что он способен.       Чёртовы клоны (насколько он знал, Орочимару обычно использовал грязевые) не развеивались от ударов, сколько бы силы Обито ни прикладывал, как бы точно ни попадал. Словно в ответ на мысли об их возможностях один подобрался близко и выпустил из рукава змей, которые в секунду плотно обернули Обито.* В следующее мгновение стало ясно, зачем он это сделал. Обито не удавалось вырвать себе кусок дистанции, противник же подобных проблем не имел: один клон (или оригинал?) остался в отдалении, сложил пять печатей (Обито разобрал каждую, но технику определить не удалось) — и вдруг мир потерял все звуки. Клоны исчезли, будто сдутые ветром, в том числе тот, что сдерживал Обито.** Отсутствие звуков словно ещё сильнее обострило зрение — и перед Обито в замедленном режиме пронеслись новые складываемые Орочимару печати, одна за другой… В этой последовательности Обито не мог ошибиться. Слишком много проблем она ему принесла на войне. Техника светового взрыва. Не дав Змею завершить задуманное и используя наконец-то обретённое пространство, Обито запустил процесс образования Сусаноо и зажмурился, для верности прикрыв глаза рукой. Теперь он в безопасности. Даже неполная форма Сусаноо — идеальный щит. Тратить чакру на завершённую форму пока необходимости не было — Обито сомневался, что в арсенале саннина есть настолько пробивные техники. Пока можно обойтись костями и мышцами Самурая, а там посмотрим.       Как только он счёл возможным, открыл глаза. Мир окрасился в голубой. Однако звуки ещё не вернулись. Не то чтобы Обито это сильно напрягало, но…       Орочимару упал грудью на пол, и из его пасти вынырнули полчища змей. Они потоком хлынули к Обито, запрудив собой весь пол. На подступах к Сусаноо их головы взметнулись вверх и из глоток выпростались клинки. Обито с интересом наблюдал за этим, даже не пытаясь защищаться. Когда несколько клинков обломались об дымку Сусаноо, он поднял правую руку, согнул в локте, с удовольствием чувствуя, как повинуется огромный самурай, как рука гиганта обретает полный покров, — и чудовищных размеров сюрикен рассёк воздух — Обито почти слышал его жалобный надрывный вой — и металл вонзился прямо в каменный пол, разрубив застывшего в позе ящерицы саннина пополам. Змеи обмякли. Обито даже как-то досадно стало: хотелось поиграть в Сусаноо подольше.       Он потёр больное плечо и вдруг потерял равновесие. В спину что-то ударило — и не по Сусаноо. По Обито. Всё ещё оглушённый, он не смог вовремя отследить нападение. Но Сусаноо?..       Обито развернулся и от удивления мгновенно оказался на ногах. Над ним возвышалось огромное белое существо, похожее на гидру с несчётным количеством змеиных пастей; чтобы разглядеть его, пришлось задрать голову.       Только выведя Сусаноо в абсолютную форму, Обито сравнялся с ним уровнем.       Значит, это пробило его защиту? Он стал припоминать, что Зецу рассказывал о чём-то подобном, когда докладывал о бое Итачи и Саске. Значит, Орочимару владеет такой масштабной техникой, что может потягаться силой с богом-самураем, пусть даже бывшим всего лишь в неполной форме? Получается, всё то время, пока спереди Обито отвлекали эти смешные змеи с клинками, за его спиной находился оригинал.       Чтобы управлять крыльями, Обито интуитивно сконцентрировал чакру в лопатках. Сработало! Сусаноо воспарил вверх и приземлился за разрубленным недавно телом саннина. Стоило только Обито выдернуть из камня сюрикен, как одна половина лежащего тела стала сшиваться с другой сотней змей. Да что за бессмертная гадина!       «Аматерасу!»       Применяя эту технику своим Вечным Мангёкё, можно было избежать негативных эффектов в виде повреждений глаза. Однако Сусаноо, требующий использования сразу обоих шаринганов, тоже имел своё побочное действие. При сколь-нибудь долгом его использовании он сильно перенапрягал левый, родной глаз и, ко всему прочему, заставлял каждую клеточку тела вопить от боли. Обито и представить себе не мог, как же сильно такая защита выматывает пользователя вовсе без Вечного Мангёкё. Тем более что он сам уже сейчас вполне ощутимо испытывал на себе этот мучительный отклик, а бой ещё не был закончен.       Не успевшая полностью срастись тушка корчилась в чёрном огне. Тем временем Обито не без труда отсёк катаной пять из восьми извивающихся и норовящих достать его голов змееобразной гидры, остальные поджёг тоже.       Пристально наблюдая за тем, чтобы проклятые головы не отросли и успешно догорели, Обито слегка перевёл дух и вытер с лица кровь, не забывая, наученный опытом, кидать взгляды по сторонам. От этого ползучего безобразия всего можно ожидать.       На месте сдувшегося чудовища лежало тело. Не известно, почему, но огонь его не достал. Не рискуя полностью освобождаться от Сусаноо, Обито существенно облегчил доспех — до половины и до костей, оставив только одну руку с катаной и выдохнув от упавшей втрое скорости расхода чакры — и приблизился.       Ему пришло в голову, что всё сложилось так соблазнительно удачно, что даже их с Какаши запасной план может сработать.       Оставалось только одно. Обито развернул катану остриём книзу и вонзил Змею в сердце.       Это будто запустило какую-то реакцию: тело стало становиться жидким, а начиная с головы — оформляться в толстую белую змею, которая тут же ускользнула прочь от лезвия Обито.       И хотя Обито подсознательно был готов к ещё одному раунду, однако всё же не смог не подивиться в который раз живучести гада.       Единственное, что он понял в следующие несколько минут — у Орочимару осталось недостаточно чакры, чтобы повторить трюк с гидрой, но вполне хватало, чтобы отражать любые атаки стихии огня, в том числе аматерасу, призывом Врат Рашомон. Обито их рушил ударами катаны, однако по самому саннину попасть тем же образом не удавалось — принимая форму белого змея, он запросто ускользал от меча неповоротливого скелета, однако продолжал кружить вокруг.       Для Обито оставалось загадкой, почему саннин не пытается снова ретироваться из Камуи. Неужели он ещё рассчитывает на победу? Все его техники уже направлены только на защиту, но не на нападение. Обито пристально отслеживал момент, когда Змей начнёт телепортироваться. Он не сомневался, что этот момент наступит.       Поняв, что тот специально его изматывает, заставляя впустую тратить чакру, и что он довольно сильно в этом уже преуспел, Обито избавился от Сусаноо и ринулся в бой с кунаем, подсознательно чувствуя, что вот сейчас наступит на старые грабли. Однако таким образом Змея удалось перехватить почти сразу и при этом в человеческом обличье. Обито гордился своим тайдзюцу, но Орочимару сейчас имел преимущество в виде двух рук и всячески пользовался этой слабостью Обито — наносил удары преимущественно слева, где тот почти не мог их блокировать. Рука по-прежнему была бесполезной и нещадно болела и без внешнего воздействия, сама по себе, на что Обито уже почти приспособился не обращать внимания. Но каждое попадание по ней Орочимару ослепляло совершенно невыносимой болью и заставляло сбиваться. Тем более странно, что очередной взмах кунаем вдруг достиг своей цели. Брызги крови — капли подрагивают в воздухе, искривляя свою форму и готовясь начать падение вниз — и остатки шарингана стекают по искажённому злобой лицу, окрашивая фиолетовую полосу вдоль носа и щёку в бордовый.       Прости, Какаши.       И прощай навсегда, нематериальность.       Обито прижал саннина, оглушённого болью, к полу, держа за голову — чтобы больше не ускользнул.       — Говори, где Ханаби, иначе вся твоя никчёмная жизнь закончится прямо сейчас. И на своего прихвостня Кабуто не надейся, он будет следующим. Я найду Хьюгу сам рано или поздно, для моих техник это не проблема. Но не хотелось бы с этим тянуть, поэтому я даже готов оставить тебя в живых. Хотя, ты, наверное, как и говорил, словам моим не веришь. Что ж, придётся доказать делом.       Обито поднёс кунай к его второму глазу, показывая, куда целится, и замахнулся. Он не собирался останавливать руку ни на мгновение, однако Орочимару вовремя шевельнул губами, заставив его в последний момент сбить траекторию. И тут Обито понял, в чём проблема. «Твою мать», — мысленно выругался он.       Он ведь по-прежнему ничего не слышал. А мимика у того была явно не обычная. Неужели это змееобразные черты её так искажают? Да не может быть! Но совершенно не прочитать. Проклятье!       Не тратя время и не давая Змею опомниться, Обито активировал Камуи и телепортировал их обоих на поляну, в паре метров от оговорённого в плане места.       — Стой, — прервал он тут же среагировавшего Какаши. Чидори на его руке потухло. — Держи его.       Не слыша сам себя, Обито подобрал как можно более решительную интонацию и обратился к Орочимару:       — Даю тебе пять секунд — называешь место.       Змей шевелил губами ровно столько, сколько он ему отвёл, после чего Обито, не долго думая, вонзил кунай через второй глаз в голову. Нельзя было дать противнику пополнить запасы сенчакры и напасть на вымотанного Обито и почти бесполезного без шарингана Какаши. Даже при смерти вечная поганая улыбка не сползала с его лица. Дождавшись, пока пленник перестанет дёргаться, Обито повернулся к Какаши.       Однако тот настолько изумлённо продолжал смотреть на труп, что Обито тоже обеспокоенно кинул в ту сторону лишний взгляд через плечо. С внешним видом останков пресмыкающегося, чёрт возьми, снова что-то происходило, и спустя мгновение перед ними лежала девушка. С кунаем в голове. Всё ещё включенным шаринганом Обито по состоянию чакры констатировал смерть.       — Это же Узумаки Карин... — вырвалось у Какаши.       — Вижу, — перебил его Обито; прочесть сказанное по губам Какаши не позволяла маска, однако догадаться, что он сейчас произнёс, труда не представляло. — Очевидно, наш полоумный искатель вечности обнаружил способ переродиться на этот раз в её теле, чтобы наконец получить достаточные резервы чакры для обретения сендзюцу. И он использовал в бою со мной техники, очень на то похожие. Однако сейчас некогда сокрушаться по поводу того, как и когда вы недоглядели за девчонкой. Что он сказал? — нетерпеливо закончил Обито и, прежде чем Какаши ответит, показал себе на ухо. — Напиши.       Всё ещё слегка ошеломлённый Какаши потянулся было к кунаю Обито, намереваясь вытащить его из головы убитой, чтобы нацарапать слова на земле, но его рука на полпути вернулась обратно и окунулась в свой подсумок. Он приглядел место и выскреб надпись собственным. Надо же, чистоплюй какой. А ещё бывший АНБУ.       Обито нетерпеливо взглянул на в спешке начерченные кандзи.       Сложившаяся из них надпись гласила:       «И всё-таки ты бездушный, жестокий, эгоистичный моральный урод». _______________