Второй после Мадары

      Когда Ханаби проснулась, Хинаты дома уже не было. Пошатавшись по комнатам и не наткнувшись даже на отца, Ханаби обнаружила в кухне кулёчек с обедом, заботливо запакованный в плёнку и сиротливо ютящийся на краю стола. Ханаби радостно улыбнулась. Он как будто символизировал то, что у них с сестрой теперь есть общее дело. Ханаби не раз видела, как Хината готовит такие с собой вместо завтрака — всегда два. Сестра предпочитала убегать пораньше и подкрепляться на работе. Ханаби имела смутные догадки, что она просто старается не упустить повода побыть подольше в компании некоего блондинчика. И что второй кулёк — для него. Однажды она даже видела запакованную таким образом тарелку рамена. Не растворимого, а домашнего приготовления. Ну кто будет так заморачиваться для себя? Ханаби тогда молча, но хитро и многозначительно наблюдала за тем, как Хината старательно отводит взгляд, суетясь на кухне.       Мысленно отправив сестре воздушный поцелуй, Ханаби схватила подарок и поспешила заниматься своим новым хобби. Туда, где она была нужна.       Но что-то было не так. Ханаби не отпускало чувство, будто она упустила, забыла что-то важное. Она попыталась стряхнуть это чувство, даже головой дёрнула на бегу, помогая себе. Но внутри всё равно тревожно посасывало.       За порогом госпиталя она тут же окунулась в общую беготню, её хватали в коридоре и тащили помогать то там, то тут. Это казалось безумием, но дарило ощущение собственной важности, которого Ханаби так не хватало. Особенно когда просили просканировать чакру. Глазами Ханаби пользоваться умела и любила.       К обеду Ханаби осознала, что так и не позавтракала; схватила кулёк и шмыгнула на второй этаж, в попытке вырваться из бешеного круговорота и перекусить в относительной тишине, где её никто не выловит — хотя бы в комнате Наруто. Раз уж ей всё равно надо его проверять. К тому же, есть шанс застать там Хинату.       Голова её всё ещё шла кругом от утренней карусели дел, когда Ханаби с плотно зажатым в руке кульком передвигалась по контрастно тихому коридору. И внезапно — рывком — цепкой хваткой поймала за хвост то чувство, что её мучило со вчерашнего дня. Взгляд остановился на знакомой двери.       Какой бы ни была Ханаби умницей, но одного человека она точно оставила без помощи. Возможно, того, кто больше всего в ней нуждался.       Подумав, что, в сущности, не делает ничего плохого, Ханаби, в отличие от прошлого раза, предварительно включила бьякуган. Картина ничуть не изменилась. В палате был всего один человек.       С неудовольствием покосившись на дверь бровастиков, как будто они могли сквозь неё неодобрительно за ней наблюдать, Ханаби смелым шагом завернула в нужную комнату. Теперь она здесь своя. И она всего лишь проверит.       Странно, но это зрелище снова сбило её с толку, обожгло сердце жалостью. Не в силах смотреть, Ханаби опустила голову вниз и обнаружила, что до сих пор сжимает в руке завтрак, про который уже забыла. Острое чувство пронзило новой волной. Так похож был израненный шиноби на этот кулёчек, лежавший утром на столе. Завёрнутый в бинты, одиноко ютящийся в центре пустой палаты…       Ханаби покрутила головой в разные стороны, не находя себе места, но вскоре взяла себя в руки и, стараясь снова сделать шаг твёрдым, достигла кровати.       Она взрослая, она ответственная, она умеет.       Ханаби вытащила из кармана выданного ей ещё вчера белоснежного халата моток бинта, ножницы и антисептик — своих новых постоянных спутников. Критически оценив размеры тела и ран, Ханаби забеспокоилась, что может не хватить, но пережала своему страху горло и решила действовать по ситуации.       Из-за повязки на глазах (бедный, неужели его ослепило каким-нибудь взрывом?) Ханаби не была уверена, спит ли пациент, но всё же поздоровалась и предупредила, что сейчас может быть больно. К её облегчению, никакой реакции не последовало.       Взявшись за ножницы, чтобы разрезать старые бинты, Ханаби вдруг почувствовала, как в комнате жарко. И уже в следующее мгновение осознала, что жар идёт от тела раненого. Перехватив ножницы другой рукой, она поспешно опустила ладонь на его лоб. И едва не отдёрнула. Ощущение было как от прикосновения к горячей сковородке. Кажется, медики вокруг неё постоянно твердят про то, что жар — чаще всего признак воспалительного процесса… Ханаби не знала точно, что делать в этом случае. Вроде бы, вводить антибиотики?       Таковых с собой всё равно не было, поэтому, не придумав ничего лучше, Ханаби встала и открыла окно. Ветер ворвался в комнату и взъерошил его чёрные волосы, вставшие торчком совсем как у дежурного-дикобраза.       Подцепив на боку бинт, Ханаби просунула ножницы и, вытащив от усердия кончик языка, разрезала разом все повязки на торсе. Осторожно потянув образовавшийся край вверх, Ханаби столкнулась с первой проблемой. Разумеется, ткань прикипела к ранам. Найдя в смежной с палатой ванной комнате какой-то стаканчик и продезинфицировав его, Ханаби набрала немного воды, чтобы размочить повязки. От мысли о том, чтобы отдирать их так, как делали для ускорения процесса некоторые ирьёнины, её передёргивало.       А пациент по-прежнему не приходил в сознание. Вероятно, из-за жара. Однако Ханаби нехотя допускала, что не исключено, что это вполне может быть вызвано ещё и серьёзной травмой головы.       Ханаби всё равно пришлось немножко дёрнуть: не хотел противный бинт отлипать. Конечно, пациент тут же вздрогнул и шумно выдохнул. Она так и замерла с красно-оранжевой тканью в руках, один конец которой по-прежнему терялся где-то под спиной лежащего. Но замерла Ханаби не столько от его реакции, а в большей степени от любопытной картины как-то очень неестественно распределённого по его груди загара. Только сейчас Ханаби обратила внимание, что вся левая сторона его тела существенно бледнее правой, в том числе плечо. Она даже была готова поклясться, что там, где кожа осталась целой, будто бы проходила по центру тонкая полоска, резко разграничивающая цвета. Как будто он был из двух половинок. Ханаби изумлённо перевела взгляд на лицо, ожидая увидеть продолжение контраста. Однако оно целиком совпадало с правой половиной, хотя точно сказать было нельзя из-за щетины, покрывавшей всё, что ниже повязки на глазах.       Завороженно глядя на эти странности, Ханаби осторожно коснулась линии-границы, но сколь-нибудь рельефного перехода не почувствовала.       Спохватившись, что пора бы продолжить начатое, она постаралась вытянуть бинт из-под спины. Однако то ли пациент был слишком тяжёл, то ли у Ханаби просто не хватало сил, но ничего не получалось. Не желая лишний раз беспокоить его просьбами перевернуться, Ханаби не прекращала попытки до тех пор, пока её липкими пальцами не коснулась разгадка. Похоже, на спине тоже раны, и она сейчас только мучает того, кого должна лечить…       Сделав пару глубоких вдохов для восстановления самообладания, Ханаби всё же попросила шиноби перевернуться на бок. Не дождавшись ответа, она попробовала подтолкнуть его сама, но не тут-то было. Уже в следующее мгновение Ханаби поняла смехотворность идеи сдвинуть с места такую гору мышц. Её техника — мягкая ладонь. Она никогда не была особенно физически сильна.       Ханаби задумчиво и бережно провела рукой по более или менее целому предплечью, по левому боку. Можно сказать, применила свою технику в прямом смысле. Нужно было приводить его в чувства. О том, чтобы оставить всё, как есть, не шло и речи. Даже ей было очевидно, что перевязку давно не делали, и это казалось странным и уже просто опасным. Особенно учитывая жар. Наверное, он бесклановый или из какой-нибудь не очень влиятельной семьи, вот за ним толком никто и не следит. Интересно, у него же есть кто-нибудь? Родственники?       На тумбочке ни еды, ни воды, ни других следов посещений. Кроме кулёчка Ханаби. Подумав, она решила его не забирать. И при случае помочь поесть. Больничная стряпня — дело нерадостное.       Ей хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но она не знала, что. Несмотря на то, что перед ней был явно взрослый молодой человек, её рука так и тянулась потрепать его по волосам — таким до невозможности беззащитным он выглядел. В какой-то момент Ханаби смутилась, что гладит его, как котёнка. Тем более что эти прикосновения ни к чему не приводили, а тормошить как следует казалось жестоким.       Ханаби внезапно поняла, что не знает его имени. То есть даже позвать не может.       — Перевернитесь, пожалуйста! — сделала она очередную попытку и с надеждой легонько подтолкнула в бок, чтобы дать понять, в какую сторону.       Её рука неожиданно по инерции продолжила движение — прямо вслед за ним. Наконец-то! Ханаби почти успела уже отчаяться и укрепиться в предположении о травме головы.       Не теряя ни секунды и справедливо полагая, что в таком положении находиться тяжело, Ханаби постаралась как можно быстрее размочить и снять бинты. Снова пришлось чуть дёрнуть — и внутренне сжаться от короткого стона.       — Прошу прощения! — вырвалось у неё смущённо.       Предположения по поводу спины подтвердились. Настал черёд проблемы номер три. Как теперь заставить его сесть?!       Ведь бинт придётся обернуть вокруг несколько — возможно, десятков! — раз. После головоломки с переворачиванием эта задача казалась совершенно невыполнимой. Ханаби аж застонала от отчаяния.       Отругав себя сто раз за то, что заигралась в опытного медика, она принялась покусывать кончик пряди волос. Это всегда помогало что-то придумать.       Пока Ханаби с глупым видом и мутным взглядом таращилась в пространство перед собой, ниндзя зашевелился, устав, по-видимому, лежать в неудобной позе. Во всех его движениях будто возникла какая-то осмысленность. «Это мой шанс», — подумала Ханаби и метнулась вокруг него, чтобы успеть оказаться спереди и подтолкнуть к принятию вертикального положения. Для этого пришлось подхватить его под мышки и что есть силы упереться ногами в пол.       — Вот так… Ещё чуть-чуть… — между усилиями выдавливала из себя Ханаби.       Всё-таки он чуть помогал ей. А когда Ханаби додумалась столкнуть его ноги с кровати, дело по инерции и вовсе пошло отлично. Оперевшись обеими руками о край койки, свесив голову на грудь и дыша слегка приоткрытым ртом, он сидел вполне устойчиво. Ханаби пыталась что-то спросить, но, кажется, все его силы уходили на то, чтобы оставаться вертикально. Лишь костяшки пальцев всё больше белели от того, как он крепко сжимал свою опору.       Как можно оперативнее завершив перевязку, Ханаби позволила пациенту вернуться в удобное положение. На слова он по-прежнему не отвечал, повинуясь её рукам почти бессознательно.       Задумавшись, стоит ли трогать голову, Ханаби решила, что всё равно ничего в этом не понимает, поэтому лучше не лезть. Напоследок благодарно сжав локоть пациента, она с чувством выполненного долга покинула палату. И только очутившись у Наруто, с ужасом осознала, что её приметный свёрток так и остался на тумбочке. ____________