Второй после Мадары

      Посторонняя чакра возникла по ощущениям сразу с трёх сторон. И, чёрт, два из этих источников не видел даже шаринган. Далеко? Барьер?       Зато прямо перед ним стояла Ханаби. Она неестественно вытянулась по стойке смирно — лишь глаза беспокойно плескались страхом, обдавая Обито невидимыми брызгами настолько ощутимо, что хотелось провести рукой и стереть их с лица. Ханаби не шевелилась, будто парализованная какой-то техникой.       А из-за её плеча жалил остроконечной ухмылкой самый двинутый и непредсказуемый из Великих Саннинов.       И всё бы ничего, если бы Обито не уткнулся взглядом в свой шаринган на его лице.       Нет, никакого гендзюцу не случилось. Обито даже не понял, хотел ли этого змееобразный ублюдок.       Одна за другой понеслись мысли.       Какому, биджу его дери, конченому идиоту пришло в голову доверить его глаз Орочимару?! Да ведь этот ненормальный всю жизнь мечтал о шарингане!       Обито прекрасно знал это, и не только потому, что помнил детсадовские разборки в Акацуки — у него под носом — между этим фанатиком и Итачи. Он тогда не вмешивался, интересно было посмотреть, что из этого выйдет. В том, что Итачи силён, сомневаться не приходилось, а доверять Орочимару Обито бы всё равно не стал, даже если бы упился до невменяемости. Так что после того, как чокнутый естествоиспытатель рискнул посягнуть на любимую игрушку Итачи — ха-ха, отчаянный малый — и, получив от того взбучку, сбежал из организации, поджав хвост, — Обито долго веселился.       И теперь это существо наконец-то добыло себе шаринган. И не чей-нибудь там — Обито! Именно он среди всех Учих оказался тем, кто продул-таки свой глаз этому придурку так или иначе. Обито чувствовал себя прескверно. А именно — распоследним ослом.       Усилием воли он заставил мысли перепрыгнуть через эту кочку и покатиться дальше.       В ситуации имело место ещё несколько странных вещей.       Первое. Почему у него в руках Ханаби, и почему он ведёт себя так, будто она его заложник? Разве целью Листа не является её спасение?       «Она не предатель, это мы уже выяснили». Перед глазами промелькнули позвонки на тонкой спине, чуть сгорбленной у него между ног, синие отметины на ней от его рук… Это не могло быть обманом. Только не так долго. Только не так головокружительно.       Второе. Почему змеёныш здесь один?       В понимании Обито, на его поимку определённо должны были выслать целый отряд, а то и — армию?.. Но точно не одного сумасшедшего, которому и доверять-то, по-хорошему, нельзя. Они и слепого-то Обито вон как боялись — всю чакру высосали, только бы не шелохнулся лишний раз.       Ну, теперь пусть пеняют на себя. Как пить дать, Орочимару прибрал себе долгожданный трофей — и только его и видели. Теперь займётся чем попало, сто лет ему сдались коноховцы.       А может, и не сами дали — просто стащил. Наивные, они же ещё в битве с Десятихвостым снова подружились с ним и Саске. Так мило было, что от их тупости Обито аж плевался. Он вообще много от чего тогда плевался. Например, от того, что они так же пытались подружиться и с ним. Боги, ну откуда у кого что в башке берётся… Ну ладно недалёкий подросток с шилом в заднице, ну ладно Хатаке и сенсей — заложники своих эмоций, но Каге!.. Как фактический Мизукаге в прошлом, Обито только хватался за голову. Этот цирк, который они там развели, сначала веселил, а потом уже изрядно его подбешивал. Дав волю эмоциям, голос чуть не срывал тогда. Стыдно. И толку — ноль. Коноха потому что. Конченые они там все.       Потом охрип окончательно, да и скучно стало. После потери хвостатых и вовсе дрался молча.       Поди, и не изолировали их никак — друзья же. Обито вполне мог представить Орочимару, разгуливающего по деревне и попивающего чаёк с Цунаде. И Саске — в больничке — с обожающим его Наруто и свежими цветочками от фанаток.       Ну и вот — пожалуйста. Дать ему что ли прикончить принцессу Хьюг? Чтоб научились хоть чему?       Обито представил, как ползучий гад склизкими пальцами вырывает из глазниц белые шарики…       Достаточно с него рассуждений. Потеря времени.       Тем более что как таковой Змей не один. Есть ещё два источника чакры.       А самое главное, комбинации везде одинаковы. Чакра Орочимару плюс чакра Ханаби. Где-то ощущается чуть сильнее, где-то — слабее, но это ничего не даёт — даже шаринган не в состоянии был бы отличить теневой клон от оригинала, а уж сенсор из Обито и подавно по-прежнему неважный.       Он весь превратился в собранный, единый комок, сгусток силы, оружие, как это бывало с ним всегда, если бой представлялся стремительным, массовым и опасность ощущалась со всех сторон. Никаких лишних мыслей, пустая голова, голые инстинкты. Шаринган хватает движение — и тут же упреждающий удар, блок, рывок в сторону. Самая лучшая модель ведения любого боя. Благодаря выбранному пути и природной горячности, практики у Обито было предостаточно, поэтому со временем он наловчился и уже мог во время сражения не только размышлять о постороннем, но ещё и болтать без умолку. Мало кому удавалось заткнуть Обито — как минимум, нужно было его как следует загонять. А это само по себе было непросто, учитывая камуи.       Теперь, без камуи, приходилось чуть сложнее — ему.       И сейчас — он знал — предстоял как раз такой бой — не поболтаешь.       Он кожей чувствовал вокруг опасность, втягивал носом воздух — и она обдирала глотку своим запахом, как наждаком, заставляла лёгкие тяжелеть от летящих в них содранных крошек. Даже глупый, неповоротливый воздух вокруг мешал ему, как нерасторопный подчинённый, — не давал двигаться с нужной скоростью. Все инстинкты кричали в Обито, что нужно убираться отсюда, это измерение больше не его, лишняя минута здесь — смерть.       Но что-то удерживало от побега.       Может быть — полный ужаса взгляд Ханаби, может быть — нежелание вот так быстро отдавать своё, будь это глаз, девчонка или пространство.       И тогда раздался этот звук.       Обито в боевом режиме, напряжённый до того, что по нему будто бегали электрические искры, готовый среагировать в любую секунду на что угодно смертельной атакой, даже не различил сразу в этом шипении речь. Он сейчас был животным, готовым драться, а не воспринимать слова.       — С Кабуто у вас вышло неплохо. Я надеюсь, что мы с тобой тоже поладим, Обито.       В ответ на этот неосторожный звук он почти отпустил из пальцев сюрикен. Почти. В следующий миг парочка сместилась — совсем чуть-чуть — и на пути, намеченном было его сюрикеном, оказалась Ханаби.       Шаринган.       Эта тварь читает движения Обито не хуже него, кровного Учихи. Когда научился?       — Ты закончил? — впился в уши свистящий шёпот.       Мерзкий ублюдок.       — Чего надо, пресмыкающееся? — огрызнулся Обито, осознавая, что от этой грубости весь его авторитет как руководителя Акацуки вот сейчас полетел бы к чертям, если бы это ничтожество было в курсе того, кто стоял за всем на самом деле. Впрочем, сейчас-то уж точно в курсе. Так что летит, летит к чертям. Хотя какой тут уже авторитет после пережитых унижений — что в сражении, что в госпитале… Так, хоть хладнокровие бы какое изобразить. — Снова в общем деле попроситься поучаствовать хочешь?       Орочимару неодобрительно покачал головой.       — А лоск-то весь спал с тебя вместе с ролью.       Пошёл ты.       — А ты как был никчёмным стариканом, так и остался, даже с шаринганом. Ты ж бессмертный, что ж ты сдох-то? И главное — от руки какого-то сопляка, — Обито всё никак не мог взять себя в руки. Бодался с этим типом, как ребёнок.       — По крайней мере, у меня нашлись последователи, кто прямо или косвенно помог мне возродиться. Меня уважают, мои заслуги признают. А ты никому не нужен, и никогда не был. От тебя даже твой подельник отказался.       «Дёшево, Орочимару», — подумал Обито, чувствуя тем не менее, как этими словами мерзавец ведёт ногтём по его сердцу с противным скрипом, как по стеклу. От этого на зубах появляется металлический привкус, который даже на кровь не похож.       — Кажется, я тебя задел? — он усмехнулся. Лицо поперёк прорезал безгубый рот. — Прости. Ну зато с тобой теперь можно иметь дело. Ты больше не строишь из себя чьё-то жалкое подобие.       Поймав вновь взгляд Ханаби, Обито словно протрезвел. В её глазах читалась уже не беспомощность, а твёрдость, решительность. И всё ещё надежда… на него.       — И пока ты готов слушать, перейду к главному. Мне нужен риннеган.       — Нет у меня. У дружков своих попроси.       — Ты имеешь в виду Цунаде? Не хочу её утруждать. Риннеган мне добудешь ты.       — Ну, бывай. Приятно было повидаться. Заходи, если что. Буду добрый — может, корм тебе тут оставлю. Что там змеи едят? Молоко?       — А ты шутник, а, Тоби?       После этих слов Орочимару высунул свой острый бесконечный язык и провёл по шее Ханаби сбоку: от ключицы и — медленно — до мочки уха, не отрывая глаз от лица Обито. Не имеющая возможности пошевелиться, Ханаби зажмурилась от отвращения, из её горла вырвался сдавленный писк. На плечо сорвалась капелька его слюны. Затем язык обвернул всю шею плотным, влажным, пульсирующим кольцом…       — Аматерасу! — прорычал Обито. Волна жара — по своим глазам, чёрное пламя — по волосам и левой половине чёртова саннина. Обито и мерзкий язык бы сжёг, если бы он находился сейчас подальше от Ханаби.       Теперь камуи — на неё…       Проклятие!       Чудовище отдёрнуло язык, чтобы разинуть пасть, из глотки его выпросталась рука, ухватив Ханаби за многострадальную шею и рискуя переместить своё полыхающее смертоносным огнём тело вместе с ней.       Пришлось прервать технику.       Не отпуская Ханаби и распахнув пасть ещё шире, словно разрывая свою собственную голову пополам, отвратительное существо с некоторым трудом выпустило из себя свою копию, целую и невредимую, тошнотворно блестящую от слюны. Аматерасу теперь долизывало остатки его выброшенной шкуры.       Новая версия саннина усмехнулась и продолжила песню предыдущей как ни в чём не бывало:       — И, кстати, да. Я не против подольше пожечь тебе глазки, но не трудись ради неё — она клон. Конечно, её оригинал тоже сможет насладиться всеми нашими нынешними впечатлениями — после того как я развею технику. Так что лучше тебе выслушать меня спокойно, послушно и с минимумом проявлений агрессии. Или юмора. Некогда мне болтать с тобой, — между краёв рта, тех, где должны быть губы, виднелся язык; чёртова улыбка так и не сползала с его лица, как мерзкая розовая гусеница.       Обито скользнул взглядом в сторону остальных источников чакры — какой из них — оригинал? «Он может быть уже даже не в этом измерении», — кольнула мысль куда-то в солнечное сплетение.       Подождав некоторое время, чтобы Обито имел возможность взвесить его слова, он продолжил:       — Добудешь мне риннеган? Будешь хорошим мальчиком, Тоби? — и, прежде чем ярость разорвёт Обито изнутри, добавил: — А вы не очень-то прячетесь со своей сообщницей.       «Твою мать», — мелькнуло в голове у Обито. А заодно с этим из памяти выплыли все места, где за последние дни похоть лишала его рассудка. Как давно у Орочимару шаринган? Как давно он имеет возможность появляться, где хочет?       Внезапно перед Обито предстала пещера с остатками клана Учиха и ощущение кого-то в конце коридора… Эта мысль острыми коготками забралась по спине, холодком обняла шею, подула мурашками на затылок. Всё-таки тогда чутьё Обито не обмануло.       Зато теперь стало понятно, почему Орочимару не требует от него ещё парочку шаринганов.       Да у него их просто завались.       — Мне вот только интересно, а как ты уговорил помогать тебе Хьюгу? — прошипел саннин, с каким-то даже своеобразным хитрым любопытством.       Обито не успел не то что ответить, но даже до конца осознать то, что сейчас произойдёт, и тем более — проследить за своим выражением лица. Чёртова маска. Отвык.       — О, так она не знает… — медленно, по слогам процедил Орочимару, пристально вглядываясь в него. Шаринган ведь, шаринган… — Ну, тогда тем более советую поторопиться. Встречаемся здесь завтра в двенадцать часов дня. У тебя уже должен быть риннеган. Не хочется ведь портить репутацию наследницы одного из сильнейших кланов шиноби? А ещё больше — её мнение о тебе? Не так ли, Обито? Или лучше называть тебя Тоби? Как тебе больше нравится?       Какой техникой достать эту тварь? Чтоб наверняка? Аматерасу — может пострадать Ханаби. Даже если это клон — нельзя. Боль от этого огня невыносима. Обито помнил.       Образ Змеиного Саннина исказился и исчез в водовороте пространства вместе с Ханаби.       Чтобы отпустить их, Обито понадобилось несколько раз выжечь внутри себя резкие порывы, способные заодно навредить ей.       Измерение Камуи опустело. Теперь Обито ощущал лишь свою чакру.       И оглушительное одиночество.       Он сел на пол и вцепился руками в волосы. Чтобы больно. __________________