Сказки Старой Ветоши

Поезд тронулся медленно. И некоторые заволновались, попадая в непривычную для себя обстановку, но Дауд демонстрировал похвальную выдержку. После наставлений о том, как и что будет происходить, новичков подогнали к поезду. Новоизбранные переглядывались между собой – всего-то шесть человек. Но это только в один день, возможно, в другой достойных оказывалось больше. Дауд представить не мог, сколько сотен, возможно, тысяч, человек состоит в этой организации. Одно точно: он должен стать в ней своим, не растворившись при этом в общем наплыве масс. Пока у него это отлично удавалось – он был замечен, а что потом? Не забудется ли всё это? Он должен как-то проявить себя на миссиях и предвоенной подготовке, чтоб стать исключительным… Или продолжать им быть. Но – думалось Дауду – с его характером оставаться в тени у него всё равно не получится. Пример – его компания. В этот раз он поступил по наитию, не думая, чем это обернется, хотя и опасаясь обратного расклада. Он вёл себя естественно, словно попал в струю, и двигаться в этом русле было, пусть пока диковинно, но приятно. Хотя, адреналин выветривался, оставляя после себя слабость. Пока он вроде бы поступал верно, но что было бы, если б он не угадал с поведением, ошибся бы хоть в чем-то – в поступках, в группировке, да даже в личности нынешнего известного командира? Будь на месте Шторма кто-либо другой, как теперь понимал Дауд, всё могло бы кончиться более плачевно. Ну, или просто его бы не взяли. Проза жизни, и прочее. А потом он бы долго корил себя за свои действия, и структуру – за то, что сочла, что он недостаточно хорош. И все равно бы пробовал далее, так скажем, до победного финального. Но, кажется, обошлось. Во всяком случае, Дауду хотелось надеяться, что слово они держат и, в ходе каких-то там еще проверок не выгонят его вон. По крайней мере, он попытается избежать этого. Шансы ужиться в этой структуре его высоки. Прошедшие отбор люди расположились не однозначно. Два купейных вагона предназначались для: матерых – в изголовье поезда, и новоизбранных – в хвосте. Дауд смотрел на людей, и как на возможных будущих товарищей, и на конкурентов. По первой новички держались особняком. Спустя полчаса езды у некоторых завязался разговор, и произошло некоторое сближение. Майя расположилась во втором купе на нижней полке и, поджав к себе ногу, свободно отвечала в разговоре. Маску она сохраняла только первую часть пути, а потом плюнула на это дело, и ходящий по салону Дауд хорошо смог ее рассмотреть. Высокая, тощая, длинноволосая женщина, с тонкими, нервными чертами лица, и тонкими глазами. Складка между бровей показывала, что она часто хмурится. А еще она часто поджимала губы и дергала ногой в процессе беседы. От Книжной дамы веяло дешевым табаком и духами, и внутренней непоколебимой силой. Каштановые волосы выбились из прически, блуждающий взгляд редко задерживался на чем-то одном. Немного грубоватый тембр голоса очень походил на мужской. В свою очередь, Дауд смог бы охарактеризовать ее стиль поведения, как развязный, прямой, дерзкий. Она то пошло заигрывала, то язвила, и явно была не так проста, как хотела показаться. Туманный Ди был сереньким, незаметным человеком, и почти не заходил в купе. Он обретался то возле двери, ведущей в главный вагон, то в пустующем купе проводника, то в вполне уютном коридоре их вагона. Из всех шестерых он вообще не носил маски, и при этом оставался таким невыразительным и непонятным, словно он был дух, лишенный плоти, и почти не привлекал внимания. Среднего роста, очень худощавый, с неопределенным для возраста лицом, он почти всю дорогу молчал, и только слушал, находясь будто в оцепенении. Этот тип был с неровным шрамом – от левой щеки к подбородку и, находясь словно в постоянном нервном напряжении, был не готов к контакту. Дауд думал, что из него вышел бы неплохой шпион: исполнительный, внимательный, незаметный. Стоя в тени, он словно сливался с нею, и это качество положительно его отличало. Только раз, когда он, стоя у железной внешней двери вагона, прислушивался к чему-то, Дауд заговорил с ним. – Что Вы там слышите? – спросил парень тихим шепотом, подкрадываясь из-за спины. – Что-то важное? Я могу узнать? С несколько замедленными действиями, Ди шикнул на него, а потом ответил, что не все бойцы ведут себя тихо, но таких большинство. По крайней мере, с этой диспозиции ему ничего не удалось узнать, кроме того, что Шторма ценят его подчиненные. И, выходящие на перекур сослуживцы весьма дружественны с друг другом. А потом отвел его в сторону, и горячо, с присвистом, зашептал: – Слушай… Не доверяй ни товарищу, ни врагу. Делай, что велено, но не доверяй никому. Это самая надежная стратегия. Так ты не то, что бы не будешь обманут, но уменьшишь этот риск вдвое. И будь осмотрителен, Дауд, многим здесь есть что скрывать, и многие готовы убить за эту тайну. И, если хочешь оставаться целым, надейся только на себя. Его цепкие пальцы судорожно сжимали плечи Дауда сквозь ткань одежды, а цепкий взгляд отделял в нем параноика. Одно время казалось, что у Ди не всё в порядке с головой, но юноша понимал, что он прав. Однако же, знакомиться и сближаться с соратниками предстояло. – Вы подозреваете кого-то в чем-то? Что в них не так? – осведомился Дауд, слегка морщась. От дыхания Ди исходил отталкивающий химический запах, да и от простых, строгих одежд веяло медикаментами. Как позже выяснилось, Туманный Ди работал фармацевтом. – Да. У каждого свои пороки… Всмотрись в наших «коллег по несчастью». Книжная Майя – я слушал ее – скрупулезна и фанатична. Способна идти до конца ради цели, и помешана на власти. Вот как. Пока Дауд держался от всех в стороне, не выказывая ни к кому выраженного интереса, этот бес вынюхивал информацию, и в последующем мог стать полезным кладезем знаний. Дауд взял себе на заметку присмотреться к нему. – Говорит, что работала в порту, и умеет рыбачить. При этом, поёт в захолустных кабаках, и готова на самую грязную работу. И в этом я ей поверю. Думается мне, предать, обмануть, охмурить, льстить, она может так же легко, как раздуть пепел. Но, даю язык на отсечение, что в гневе она страшна, как сотня демонов, и ей легко бы давались пытки – что врагов, что соратников. Я бы на твоем месте держался от нее в стороне. Хотя – я наблюдал за тобой – тебе бы это не просто давалось. Зверь… Тот еще мясник – хищный и во внешности, и в повадках. Вполне так себе сошелся с Книжной стервой, похотливо пожирая друг другу глазами. Так же раскован, но отнюдь не прямолинеен. Может затаить обиду за случайно косо брошенный взгляд, и после мстить – жестко и изощренно. Работает мясником на рынке, как излагает, и не боится ни крови, ни плоти, ни убийств. И, как ты сам понимаешь, он говорил не только о животных. Дауд вспомнил, что это за тип. Уже немолод, где-то под сорок, с густым, темным загаром, полным телом, не мешающем скорому передвижению, и априори уничижительным взглядом. Было видно, что, против него, все другие ничего не стоят, по крайней мере, как ему самому казалось. В темном и красном, с серьгой в ухе и со вставными зубами, он представлялся настоящим бандитом. – Я понял, – кивнул Дауд, выскальзывая из его цепкой хватки, и отходя на метр. – Он еще почти не расставался с ножом в руках. Орудие труда, как ни как, – сыронизировал юноша, выглядывая сквозь окно двери в коридор их вагона. – Хотя и с лезвием не того размера. – Нож был на треть меньше, чем те, что использовались для разделки мяса. – Ты на это не смотри, – оставаясь на месте, и скрещивая перед собой руки, заверил Ди бесстрастно. – Он даст ему управу. Зигурт… Льстец и проныра. Говорит, что, если поставит себе цель, может научиться всему. Актер, бармен, певец, портной, чистильщик обуви, повар, знаток отношений. Содержит свою ювелирную лавку и ломбард. С виду, само миролюбие и душа компании, милый, добрый и очень располагающий к себе человек. Но, за всем этим, внешним и напускным, я вижу суть, и она гнилая. Возможно, он и хорошо орудует дела, возможно, и умелец редкостный, но и подставить может так же, с улыбкой на лице. – Или сыграть подставу, – обнадеживающе предположил Дауд. – Если он будет за нас. – Что ж, возможно, - сверля его долгим, недружелюбным взглядом, согласился-таки Ди. – Допускаю и эту возможность. Но его заискивание меня напрягает. Ты кажешься мне естественным, он – другое. Он словно всю жизнь играет. Призванный актер и махинатор… Меня воротит от его искусственности. Но другие этого будто бы и не замечают. Дауд пожал плечами – он бы не стал отзываться о людях так категорично, вполне не зная их. Ну, да, эти обосновались в одном вагоне – мужчины – по ходу движения, - и много говорили: друг о друге, о прошлом, ни о чем. Шило виделся Дауду, как профессиональный торговец, обманщик, успешный делец. Не роскошно, но импозантно выглядящий и одевающийся, с зализанной прической, перстнями на руках; улыбка почти не сходила с его лица. Говорил он много, быстро, глотая буквы и, часто жестикулируя, был очень экспрессивен. Казался душой на распашку, галантным мужчиной и щегольском жакете, с вечным задором в глазах и, да, пожалуй, виделся не вполне настоящим… А оно и лучше – по крайней мере, сможет везде быть своим. Фронт сидел в пятом, и читал потертую, замызганную книгу, нервно барабаня по столу пальцами. Одно время Дауд пытался с ним заговаривать, подсаживаясь к нему в купе, но мужчина оказывался не расположен к беседе. Отвечал односложно, и с запинками. Молчал, игнорируя, встречных вопросов не выдвигал, и отгораживался от всего мира за своей книгой, периодами что-то бурча себе под нос. О нем Дауду удалось узнать не много. Холост, так, как овдовел. Историк-педагог в гридосском лицее, знает право, ненавидит пустое общение. Осторожный, не деликатный, очень закрытый. Дауд не удивился бы, узнав, что у него нет ни родных, ни друзей, то есть, откровенно говоря, терять ему нечего. Фронт отталкивал от себя людей, казалось, не нуждаясь в общности, и выглядел, как самый обычный, усталый провинциал. Серая кепка лежит на столе, локти – навесу, запястья упираются в столешницу; спина прямая, взгляд суров. Слог богат – при всей немногословности, пальцы деликатно переворачивают страницы, словно боясь, что они рассыплются в руках. Грубый, желчный, асоциальный тип. Вот как отозвался о нем Туманный: – Он кого-то ненавидит. Кого-то сильно боится. Пытается быть мягким, но это не оправдывалось, и он снова вернулся в свою стезю. Я пытался побудить его на диалог, бросая в пространство фразы, но он почти будто бы и не слышал меня. Ведет себя, как аутист, хотя, я уверен, ему есть что' нам сказать. И дело даже не в том, что он не товарищеский и скован. А просто слишком опаслив. Обо всем говорит слишком размыто, и со всеми держит дистанцию. Ведать, выработал кредо, не раз напоровшись. И мы с тобой… Ни «за», ни «против». Я – недостаточно закрепощен, ты – недостаточно раскован. Хотя, задатки управляющего в тебе я ощущаю. Всё стремишься контролировать, не держишься толпы, иногда излишне смелый, но, чувствую, не дурак. Не смотри на мою прозорливость, как на странность, я профессионально интересовался психологией. По образованию – медик-фармацевт, разбираюсь в медицине, торгую медикаментами, хотя, способен и сам составить несложные снадобья. Развлекаюсь тем, что пытаюсь описать для себя характеры своих клиентов. А, в целом, такой же человек, как и все мы. – То есть, способны на многое? – глядя на него поверх головы, весьма цинично осведомился Дауд. – Все мы… способны на то, чего от себя и не ждем, попадая в кризисные ситуации. Не заговаривайтесь, юноша. И, да, я – не исключение. Когда же Дауд осведомился о том, почему он так контактно-откровенен, Ди устало смежил веки, и сказал вот что: – Ты располагаешь к беседе. Твоя сущность мне не кажется подлой. Но какую же житейскую драму нужно пережить, чтобы податься в преступники? – Освободители, - мило подсказал Дауд. – Считай, как угодно. Я не знаю. Ты вряд ли мне откроешься. Или хоть кому-нибудь из них, – Ди размашисто махнул рукой, указывая на оба вагона. – К этому должны быть повод и основания, уверенность в человеке, и время для сближения. Ты способен говорить о других, о деле, о пустяках, но о себе не откроешься. Ты рассудителен. И храбр. Тем и привлекаешь. Договорив так, и размяв шею, Ди, не прощаясь, удалился в коридор их вагона и, идя медленным, петляющим шагом, ненадолго останавливался возле каждого купе. Дауду казалось, что у него не вполне лады с психикой, но, тем не менее, он педантично-логичен в рассуждениях. Дауд приказал себе держаться этого человека – даже не смотря на странности, вроде дымки во взгляде, и песни костяного амулета, исходящей от него. Спустя паузы, парень заколебался, догнать ли его, но после раздумал, и предпринял тот рисковый шаг, который и планировал. Дернул дверь и, проходя сочленение вагонов, вошел в вагон вожаков. Тоже весьма бедно обставлена, но довольно приятная обстановка – из главы вагона слышится записанная на аудиограф музыка; доносятся дружелюбные голоса. Свет из незакрытых купе, игры в карты, домино, шахматы; кто-то занят чтением, другие – мирно общаются. Дауд старался оставаться незамеченным, тихой поступью проходя по коридору, но, конечно же, ему это не удалось. Уже из первого открытого купе его окликнула взрослая женщина, и Дауду, не прошедшему и трети пути, пришлось возвращаться. Судя по голосу, это была та самая дама, что принимала экзамен у Крада. Дауд поднял кверху взгляд, поняв, что просто так его не пропустят. А выдумывать легенду… Единственное, что он может сказать, он скажет. – Постойте, юноша, - притормозила его женщина, отсмеявшись о шутке о золотой рыбке на магическом острове. И, взяв его за плечо, подперла рукой бок. – Что Вы забыли в вагоне управляющих? Вам же ясно дали понять, что посторонним сюда – путь заказан. Это, если можно так выразиться, частная территория. За какой такой великой важностью Вы направились сюда? Ехать всего час пути. Даже чуть менее. По приезду на базу зададите все, имеющиеся у Вас вопросы. Ступайте к себе, в родные пенаты – освободите территорию. Она говорила, словно по тексту, всё время озираясь на своих, и голосом не то, что бы не ругая, но не придавая этому избыточного значения. Словно она была за это в ответе, но лично ее это не касалось. Улыбаясь соратникам на свету, она снова оглянулась в тень. Мисс как бы говорила: всё в порядке, я с этим разберусь, помощь не потребуется, – и все продолжали заниматься своими делами. – Но я должен, – не смотря на ее категоричность, веско откликнулся Дауд, и это объяснение почти не выглядело, как оправдание. – У меня есть кое-какая информация в предположении к Шторму, и дело это не терпит отлагательств. Пропустите, – Дауд мягко, но настойчиво, кистью отстранил ее руку. Женщина качнула головой, и в глазах ее проступило недоверчивое недовольство. – Что-то Вы темните, юноша… – пропела она приглушенно, и оперлась копчиком о внутреннюю стену вагона, скрещивая впереди себя руки. – На кой чёрт Вам сдался Шторм? Майор занят. Да и что Вы' можете ему сообщить? – в голосе ее прозвучала насмешка, и это, разумеется, уязвило Дауда. Но она была в своем праве – он действительно тут лишний. А его вранье… Что ж, единственная попытка поговорить с командиром с глазу на глаз. Дауду казалось, что он не слишком-то контактирует с подчиненными. Особенно, с такими, как он, «желторотыми птенцами», не осведомленными в общем деле. – Это конфиденциальная информация, – не моргнув глазом, соврал Дауд. – И она не касается ушей посторонних. Позвольте пройти. Он держался смело, но не впечатлил ее. Женщина фыркнула, и указала рукой на выход. Дауд посмотрел на нее тяжелым взглядом, и сделал пару шагов к хвосту вагона. – Идите, идите, – напутствовала его выше стоящая по званию. – Вам здесь нечего делать. В вашем распоряжении еще двадцать пять минут. Отдыхайте, – потом неизвестно, когда такое время подвернется, – и, проводив его к выходу, вернулась к себе, в седьмое купе. Дауд был раздосадован, но не сказать, что бы разочарован – он знал, что примерно так всё и выйдет. Вздумай он еще спорить, одними словесными дебатами дело не закончилось бы – она могла бы применить силу. Чёрт. А Дауд не то, что бы и соврал… Он хотел сказать ему кое-то, да и вообще побеседовать, заняв внимание этого харизматичного человека. Но, ведать, не судьба. Даже хитростью попасть к нему не удалось. Дауд медленно шел к двери, и остановился, рассуждая о дальнейшем ходе своих действий. Можно побежать вперед, но его все равно остановят, и препроводят в вагон только что инициированных солдат. Можно крикнуть, позвав его, но это будет еще более глупо и смешно – так проявлять себя перед соратниками. Эх, если бы Шторм сейчас вышел в коридор, тянущийся вдоль вагона, Дауд смог бы завладеть его интересом, и уйти с ним, но пока на это рассчитывать не стоит – он не сможет тут стоять, ожидая, пока тот покинет купе. Какой еще он видит выход? Незаметно переместиться в назначенную точку – предположительно, в голове вагона, - он не может, не обладая терепортацией, а просто сдаться и уйти не позволяет гордость. Есть еще вариант крыша… Но это рискованно, даже очень опасно. Дауд не был уверен, что сможет преодолеть это расстояние. Да и стоит ли его мимолетное желание таких жертв? Отбросив сомнения, Дауд повернул ручку двери и, оказавшись на мостике между вагонами, осмотрелся в поисках железной лестницы. Она обреталась при входе, справа. Собравшись с духом, он потянулся к ней. Железо было холодным, руки слегка дрожали, а на самом верху соскользнула нога, но Дауд благополучно добрался. Солнце еще не село, играя с палитрой неба и облаков, и жестяная крыша была залита неравномерным солнечным сиянием – лучей, пробивающихся из-за туч. Вокруг было красиво: поезд несся на средней скорости сквозь леса, поля и долины, мимо поселков в черте города, и островерхие крыши домов то и дело уплывали из глаз. Дауд всего несколько раз ездил на поезде, и ему нравился этот монотонный гул, это размеренное движение. Здесь, наверху, эти чувства казались острее, и теплый ветер хлестал по щекам, трепля волосы. Свобода! Именно сейчас, в этот момент, жизнь его была наполнена надеждой счастья. По верху крыши шла железная стезя, похожая на мостик – низкая, металлическая конструкция, подобная рельсам, и зигзагом расположенные перекладины. Разумеется, трудно преодолимая и, разумеется, без перил. Дауд смутно представил, как он преодолевает эти двадцать пять метров ползком, и фыркнул. Оглянулся назад и, не давая себе раздумать, полез на крышу. Держался юноша за железные балки, двигаясь на коленях – на завтра все ноги будут в синяках, но это мелочи. Ветер обнимал его, упруго давя на голову. Теперь Дауд не смотрел по сторонам, перебирая руками и коленями по прогретому железу, и стараясь не думать о том, что станет с ним, если он вдруг сорвется. Первые метры было особенно тяжело преодолевать – так, оставаясь на грани; Дауд благодарил Богов, что впереди не подворачивались стрелки. На то, чтоб не паниковать, требовалось прилагать особые усилия, но Дауд мысленно возвращался сознанием к прошлым событиям, предшедшим этому дню, и это помогало не терять самообладание. Держась за поручни, очень осторожно, он вновь ступил на лестницу, а оттуда – на пол мостика. Ладони вспотели и, выравнивая дыхание, он вытер их об одежду. Постояв здесь не более пары минут, Дауд дернул ручку, и проворно скользнул внутрь главного вагона. Здесь музыка была громче – полу веселый, полу переливистый мотив, похожая на трели соловья, но в исполнении скрипок, трубы и виолончели, - и, преодолев вторую дверь, Дауд стал внимательно прислушиваться к происходящему за закрытыми дверями. Дверь купе проводника была не затворена; на столе стояла масса пустых кружек, и льнул мягкий свет, но никого не было. Первое купе было закрыто, и с той стороны доносились только шорохи бумаги – книги и газеты – находящиеся в купе безмолвствовали. Со второго на весь вагон звучала музыка из проигрывателя, бил свет, и опять же никого. Хотя, разложенные вещи говорили о том, что это купе не всегда было свободно. С закрытого третьего доносился тихий девичий голос, и шуршание, похожее на паданье карт. – …А потом он назвал этот день "зелёным", – пауза, и явно звучащее в голосе недоумение. – Представляешь, мы всего-то попросили его не спешить, а он взял, да и облил всё зелёной краской. Да, такой неуравновешенный, понимаю. А потом взял, и написал мне письмо: «Чушь. Это похоже на шутку в горе – так я ее ощущаю. Вернись, и посмотрим, что еще можно исправить». – А ты что? – раздался еще более тихий шепот с той стороны двери. – Да ну что я? Что я?.. Поехала. Брат, всё же, пусть и не родной. Хотя, призна’юсь, меня страшит эта его буйность характера. Поговорили, – снова пауза. – Но он сказал, что к жене он не вернется, но и домой не собирается. Погуляет на воле… Ему и так хорошо. – Одному? – в легкой насмешке осведомился мужчина. – Да почему же одному? – фыркнула молодая женщина. – У него приятелей больше, чем людей в этом вагоне. С него достаточно – как он выразился – давления со стороны, он хочет жить в свое удовольствие, а не выполнять прихоти со стороны. И я не могу его осуждать. От него всегда и так слишком много хотели… – тонкий, печальный вздох. – Он «не нанимался жить в угождение». Матушку, конечно, очень занимало, но… Дауд поморщился. Голоса-то были слышны, но он едва мог разобрать, о чем они шепчутся. Однако же, не отходил с места, напряженно вслушиваясь. Почему-то ему казалось, что Шторм может быть именно здесь, и Дауд заглянул в скважину. В купе сидели двое – слева, на нижней полке, - и играли в карты. На раздевание. По крайней мере, именно так счел Дауд, понаблюдав за ними. Женщина сидела к нему боле спиной, мужчина – передом, и они были уже полураздеты – в майках и штанах, без всего того нагромождения одежды, что было прежде. Дауд видел хрупкое девичье плечо, и связанные, волной сбегающие по спине, черные волосы, светлая майка на тонких бретельках заслоняла тонкую спину. Изредка Дауд видел анфас этой девушки, и находил ее весьма привлекательной. Она мягко улыбалась собеседнику, и вела себя с ним вполне свободно, словно они были давно и тесно знакомы. Похоже, не смотря на свою скованность, она вполне доверяла ему. Мужчина тоже был обаятельным – с выразительными глазами, черноволос и мускулист, вызывая отчетливое расположение. Это были, безусловно, молодые люди – вряд ли женщине исполнилось двадцать пять, а мужчине – тридцать пять лет. Дауд терялся в догадках о том, кто они в структуре ордена, но, прислушиваясь, скорее не слухом, а чутьем, ощущал дыхание костяного амулета за дверью. Не факт, конечно, что Шторм единственный носил такие, но… парню казалось, что это именно тот голос, который он слышал ранее. Соратники тихо переговаривались о будущих делах, а Дауд чувствовал себя и растерянно, и глупо. Смущенный, он смотрел за освобождением от той или иной части туалета – они сыграли всего пару раз, - и понимал, что если его поймают здесь, да еще за таким' занятием, его ждет «веселая» жизнь в стане Соколов. Его будут гнобить – тем или иным способом. Доверия не будет и, если ему дастся сплоховать… Могут и не прикрыть. Чёрт. А идти далее не хотелось – Дауду казалось, что он чувствует: то, что он ищет, это здесь. Женщина скинула последние карты, в то время, как у джентльмена остались на руках еще две. – Ха! Я выиграла! – обрадовалась девушка. – Давай, Тор, как и ранее – на твое усмотрение. – Да хватит уже, – раздосадовано, но не гневно и не неловко ухмыльнулся мужчина. – Подъезжаем уже почти. Не успеем. – Да ну не честно, - жалобным тоном пожаловалась леди. – А я только вошла во вкус… А когда продолжим? – Не знаю… Вечером можно, к темноте. У меня. Заодно книгу занесешь, - указал он ей пальцем, скидывая карты в общую колоду. И, опираясь спиной о спинку, поджал к себе ноги. – Да ну… Я же еще не дочитала, – столь же недовольно пробурчала девушка. – Сколько еще? – пространно осведомился сэр. – Пара глав, - насупившись, припомнила девушка. – Ну, вот сейчас и займись, как приедем. Всё равно, на сегодня дел у тебя никаких. А завтра найдутся, – и, потянувшись, сухо мазнул ее поцелуем по щеке, сказав, что, надеется, что карточный долг теперь она прощает. Женщина вздохнула, и нехотя признала, что всё исполнит. Потом собрала карты в стопку, и начала одеваться. Мужчина последовал ее примеру, но, когда он еще не повязал маску, Дауд решительно постучал в дверь. – Кто? – зазвучал тот самый, глубокий голос, и Дауд почувствовал, как внутри что-то каменеет, и от облегчения на миг даже ударило в голову. Вот оно как. Он все-таки угадал. Ну, что ж, отступать ему некуда. – Простите, можно войти? – выпрямившись, Дауд ждал своего часа, и даже взялся за металлическую ручку, но так и не дернул на себя. Ему последовала короткая пауза молчания, обострившая все звуки, и с той стороны щелкнул замок. Дверь отъехала – Дауд в последний момент отдернул руку, - и юноша бесстрашно встретился лицом к лицу с командиром. Тот слегка улыбался, по видимости, потешаясь с ситуации и, выглянув в коридор, попросил его войти. Следом за чем, попрощался с мисс, еще раз напомнив о книге, и снова закрыв дверь, уселся на прежнее место. Дауд неуютно стоял у входа, пока Шторм ни велел ему садиться и, налив себе из бутылки воды, сделал пару глотков. Майор не казался удивленным или сколько-нибудь озадаченным, хотя и говорил об этом, и Дауду почудилось, что он ждал' от него выходки с объявлением. – Кхм, снова здравствуй, Дауд, – опускаясь до тихого голоса, проворковал Шторм. – Ну, и долго ты там стоишь, о, мой юный вуайерист*? – Недавно, – не теряя лица, заверил Дауд, напряженно не сводя с него глаз. Шторм смерил его коротким, ироничным взглядом, и недоверчиво растянул губы. – И почему я тебе не верю, скажи на милость? Впрочем, можешь не отвечать, для тебя это не выгодно, – понятливо изрек старший. – Ну, раз уж так… Поведай мне… о цели своего визита. И как ты прошел сквозь охрану, позволь узнать? Вряд ли тебя не задержали – я давал не тот приказ. Дауд мотнул головой, подтверждая: – Меня не пускали. Но я все равно прошел. – Как? Молчание. – Понятно, по крыше… – и снова голос мягко ухмыляющийся, с примесью и порицания, и похвалы. – И что ты чувствуешь, проделывая такую работу ради цели свидания со мной? Каково поработать альпинистом? И зачем, спрашивается, доводить до такого? Ох, Дауд, ты слишком самоотверженный, – он все еще улыбался, глядя на него, а Дауд наоборот старался не смотреть ему в глаза. – Я хотел с Вами поговорить, – открылся юноша не скованно, все еще глубоко, через раз, дыша. – О чем? – поглаживая руки, уже без осуждения спрашивал Шторм. – О родителях. Прежде всего, – весьма напряженно откликнулся Дауд, комкая ткань штанов. Шторм резко посмотрел в его лицо, и как-то сразу собрался. Тон голоса командира агит-службы утратил прежнюю обходительную тягучесть, – мужчина настроился на деловой лад. Дауд видел, как он с силой сжал кулаки, но тут же расслабился, уточнив: – Ты что-то знаешь? Что-то вспомнил? Почему ты говоришь об этом сейчас'? – А почему обратился к Вам', Вы не спросите? – едва удержавшись от язвительной иронии в интонации, вопросил Дауд. – Спрошу. Хотя, это не имеет смысла. Кому еще ты можешь рассказать подобное? – понятливо рассуждал старший. – У кого попросить помощи? Кому довериться? Явно же, этот вопрос – лишний. Хотя, ты можешь' ответить на него, – произнес сэр покладисто. Дауд помолчал, колеблясь, и сказал, что это вряд ли будет сейчас уместно. – От чего же? – слегка улыбнулся командир, с мягкой скорбью на него глядя. – Ведь я вызываю в тебе чувства искреннего доверия, не так ли? – Дауд на мгновение запаниковал, но снес этот вопрос молча. – Я – тот, на кого бы ты хотел равняться, – мысля вслух, излагал Шторм. Маску он так и не надел, отложив ее в сторону, как ненужный инструмент и, говоря это, задумчиво смотрел перед собой, изредка бросая взгляд за окно. – Ты видишь во мне символ силы, власти, возможностей… Билет в годное будущее. Поскольку достойным я его назвать не могу. И я тебя понимаю, не бойся. Это вполне естественные желания и чувства. И я разделяю их. Дауд воззрился на него в неверящем ожидании, осведомившись, что' тот имеет в виду. – Всё просто, Дауд. Я питаю к тебе расположение, – откровенно, но лишенным каких-либо эмоций голосом, прокомментировал майор Шторм. – Но ты должен был и так догадаться об этом, учитывая, что я выделяю тебя. Когда говорил, он не смотрел на Дауда, а юноша, напротив, не сводил с него глаз. Всё это было так странно, так интимно, что в это даже не верилось. Но всё это вроде бы не было сном. Наконец, Шторм снова обратил на него свой взгляд, и к Дауду медленно возвращался покой. Рядом с этим человеком было очень комфортно находиться, и эта уверенность – и его, и в нем – придавала сил и ублажала нервы. Рядом со Штормом Дауду казалось, что он – Дома. – Или ты считаешь, что я так поступаю с каждой группой? – так же безэмоционально наставлял вопросами Шторм. – Нет', – особо выделяя протест, заметил майор властно. – Ежели такие смельчаки выискивались – а за мой семилетний стаж в этой должности, ты – далеко не первый случай, – я препроваживал их к капитанам или рядовым, как то и надлежит по уставу. – Что же Вы увидели во мне'? – не скрыл своего удивления Дауд, тоном оставшись холодным. – Что побудило Вас на такой' жест? – Я же сказал: ты мне нравишься, – сообщил Шторм, тонко улыбаясь. – Твой характер, твои поступки, рассуждения… Даже былая жизнь. Я вижу в тебе великие задатки. – А если Вы ошибаетесь? – перепроверяя, спросил Дауд. Шторм сощурился, и слегка недовольно растянул губы. – Что, если я – не тот, за кого Вы меня принимаете? Что, если я не гожусь? – Я никогда' не ошибаюсь в людях, – перебив, особо подчеркнул управляющий. – У меня большой опыт. Я научился отличать, кто и чего стоит. В тебе же я вижу задатки лидера, человека чести, и, при этом, ассасина. Я уже вижу тебя в будущем: смелый, умелый, опытный воин, умный и харизматичный вожак. Не важно, на какой должности и в какой области – ты не останешься за бортом. Дауд не знал будущего, но так и не удосужился спорить. – И еще я вижу, что тебе можно доверять, – просто осведомил куратор пропаганды. – Ты – не из тех, кто бросается словами, или имеет гнилую душу. Думаю, мы найдем точки соприкосновения, Дауд. А сейчас надевай маску, нам время выходить. Шторм посмотрел задумчивым взглядом на двери, но Дауд окликнул его. – Сэр. Я пока не понимаю, откуда у Вас такие сведенья… – О, сведений у меня предостаточно, – снова вклинился с замечанием Шторм. – По крайней мере, на то, чтоб разобраться в основополагающем. – …Но я постараюсь оправдать ваши ожидания, – в том же ритме продолжил Дауд. – О родителях… Конечно же, я ничего не знаю доподлинно, но у меня есть на этот счет некоторые соображения. – Говори, - очень серьезно приказал Шторм, сжимая в руке маску. – Не знаю, что насчет отца – хотя, он умел драться, – но мать они бы точно не смогли убить просто так… – Дауд оборвал свою мысль, так и не закончив, не зная, стоит ли открываться настолько', и Шторм со вздохом попросил изложить ему свою позицию, раз уж тот заговорил об этом. Дауд закрыл глаза и, опустив голову, сдался. – Она… Она смогла бы постоять за себя. Я слышал у нее пение колдовских рун и амулетов… Возможно, она была так, как Вы. – Угу, – Шторм озадаченно кивнул, и улыбнулся шире. Следом за чем рассудочно заплутал взглядом. Дауд выждал минуту, испытывая неловкость, но Шторм отозвался более развернуто. – Ты знал о ее задатках, происхождении? Она была простым обывателем, пользующимся магическими предметами, или и сама умела что-то? Твоя мать, Дауд… Она была ведьмой, - это был не вопрос. Шторм во все глаза смотрел на него, но уже не был удивлен. Юноша был взволнован, но старался не показывать этого. Миг напряженной паузы разорвал стук в дверь. Поезд стал замедляться. – Подъезжаем, командир, - известил гнусавый мужской голос. – Я знаю, Штир, – заверил майор вполне собранно. – Я скоро подойду, ты можешь быть свободен, - и, без перехода, добавил, понижая голос – ответ адресуя Дауду: – Вот что, Дауд. Я постараюсь что-то выяснить… И, если я что-то узнаю, клятвенно обещаю, я тебе сообщу, - подкрепляя слова жестикуляцией, дал слово Шторм. – Я сделаю всё, что смогу, но ты должен сам понимать: шансы что-то выяснить близки к нулю, поэтому ничего не обещаю. Тем не менее, я попытаюсь. Ты веришь мне? – осведомился он проникновенно. Дауд задержал взгляд на решимости его глаз, и сказал, что это покажет время, но он хочет верить. – Если это всё, нам пора. – Еще кое-что. В новособранной группе могут быть распри и дележ инициативы. Мне кажется, что, по крайней мере, треть из них, если не четверо – глубоко эгоцентричные люди, и вряд ли смогут идти против своих непосредственных интересов. – Не беспокойся об этом, – Шторм встал и, приблизившись, крепко сжал его плечо. – Спасибо за дознание, но это, правда, не стоит твоих мыслей, что' они будут испытывать ко мне или любому вышестоящему руководству. Дауд поднял на него глаза, и увидел доброту в его взгляде. – Всё в порядке. Распри, подсиживания, конкуренция – всё это будет всегда. Но они будут' уместны в нашей структуре, поверь мне. Не думай обо мне, лучше о себе позаботься. Пойдем, я всё тебе покажу. 12-13.07.15 /* Вуайерист – человек, который любит подглядывать за интимными процессами./