Яблоко раздора (Троянские огни)

Эта история берет свое начало из глубокой древности, когда влияние богов на земле было еще сильно, когда тысячи человеческих судеб решались в считанные секунды по одной лишь их прихоти, по одному лишь подозрению в несоблюдении установленных порядков и высших законов. То были времена благоговейного страха перед небесными существами, которые праздно населяли высокую гору Олимп, уходящую своими вершинами прямо в облака, где и вершили они свой суд во главе с Зевсом-громовержцем. Горе тем, кто гневил Зевса, сына великого Кроноса – потомка первого бога Урана (неба) и богини Геи (земли), – кара за неповиновение обрушивалась сразу вместе с непрекращающимися ливнями и пронзающими насквозь небо грозами. Однако слава о безграничном стремлении Зевса к справедливости родилась не зря, и после многочисленных бедствий, молений о пощаде и благосклонности Громовержец все же сменял гнев на милость и прощал людей, по крайне мере до того момента, когда они снова не забудут небесные заветы. Сейчас же в мире царил относительный покой и гармония, старательно поддерживаемая всеми олимпийскими богами. Ну как «поддерживаемая», боги откровенно скучали, развлекая себя, кто чем мог, пока Зевс, довольный покорностью людей, был расслаблен и постоянно отдыхал в своих золотых чертогах, махнув рукой на мелкие проказы собственных детей. Этим и пользовались Гермес и Эрот, сидя на краю облака и свысока взирая на один из прибрежных городов в поисках новой жертвы для веселья. – Ты только посмотри на эту парочку, – протянул Эрот, указывая рукоятью своего золотого лука куда-то вниз. – Да они сейчас просто съедят друг друга от страсти! – Какие же они ненасытные, – поддержал своего друга Гермес, отвлекаясь от намазывания своих более чем «воздушных» бицепсов эфирными маслами и садясь рядом с ним, чтобы разглядеть получше. – Просто этот парень уходит на войну и, по слухам от мойр, оттуда мало кто вернется живым, – в предвкушении проговорил Эрот, приспустив свои новомодные очки из недавно появившегося на земле темного стекла. – А, ты про ту войну, где троянцы все пытаются удержать жалкие крохи своего государства? Скучное зрелище, честно говоря, – небрежно кинул Гермес, по-детски болтая ногами, обутыми в крылатые сандалии. – Не знаю, войны интересно устраивать: плодить недоверие и доводить накал страстей до апогея, а сам процесс – скука смертная. Не хотел бы я быть одной из мойр, им суждено этим заниматься целую вечность, – говорил Эрот, доставая одну из стрел с совиными перьями и натягивая тугую тетиву; и несомненно в этом жесте отражалось все его величие, выраженное в садистском желании сделать кому-то больней. – Как думаешь, что будет веселей: отвратить девушку от парня и заставить его выбирать между долгом перед страной и любовью всей его жизни, или же поселить ненависть в сердце самого парня? Он-то уйдет на войну и доблестно погибнет, напоровшись на чей-нибудь чуть более острый меч, а вот девушка будет страдать всю оставшуюся жизнь, глядя в глаза своего новорожденного ребенка и тихо ненавидя в нем все черты от его погибшего отца. – Хах, значит, она беременна – так ведь еще интересней, – расплылся Гермес в довольной улыбке. – Тогда, конечно же, парень будет лучшей целью. – Именно поэтому ты – мой лучший друг, – усмехнулся Эрот, отпуская стрелу в полет. – Теперь остается только наслаждаться представлением. – Ты посмотри: он тут же кинулся цепляться ко всем подряд, чтобы утолить свой сексуальный голод перед тем, как его глаза застелет жажда крови! Ну что за забавное зрелище! – в голос смеялся Гермес, хлопая себя по коленям и не отрывая жадного до потехи взгляда от разворачивающейся людской драмы. – Держись меня, друг, и мы еще не то устроим, – самодовольно произнес бог любви, вешая лук на колчан позади своих белых крыльев. – Правда, на какое-то время мне придется тебя покинуть. – Почему? Мы же только вошли во вкус, – раздосадованно воскликнул Гермес. – О, не переживай, я постараюсь покончить с делами Афродиты как можно скорей. Ты и не заметишь, – заговорщически проговорил Эрот, приобнимая друга за плечи. – Что она опять от тебя хочет? – вскинул бровь бог-гонец. – Ты же знаешь, как ненасытна моя мать, когда дело касается чьей-то красоты. Если ей кажется, что в людском мире вдруг появилась девочка, которая станет во много раз краше ее божественной красоты, она попытается убить ребенка еще во чреве матери, а если это ей не удается, или кто-то вовремя скрывает от нее такое дитя, то дело встает за мной, – устало произнес Эрот, впрочем, не без самодовольства облизывая губы. – Никак не могу понять, в чем ты так провинился, что должен все время быть у нее на побегушках, – прищурившись, проговорил Гермес. – Ну, дружище, я в отличие от тебя не воровал ничьих посохов и трезубцев, чтобы быть у Громовержца на вечных побегушках, – весело усмехнулся Эрот, – но должен сказать, что и у меня есть причины так себя вести. – Неужели ты ей где-то задолжал? – ехидно улыбнулся Гермес. – Ладно, так уж и быть, расскажу тебе, – вскинул руками бог любви. – Ты ведь знаешь, почему все боги и даже сам Зевс меня так боятся? – Еще бы, поговаривают, что Афродита зачала тебя от Урана втайне от его супруги Геи, и та, дабы пресечь бесконечную плодовитость своего мужа, добровольно слилась с ним, родив тем самым горы и подарив людям связь с богами, – отвечал Гермес; не даром же он был богом всех на свете вестей. – И именно ты был инициатором этого всего, выстрелив своей стрелой в сердце Геи. – Да-да, – энергично закивал Эрот, – так вот эту байку придумала сама Афродита. Тщеславие моей матери не знает границ, поэтому она решила одарить лучами людской и божественной славы и меня, своего сына. Мудрая женщина, моя мать, у нее этого не отнимешь. – Кто же тогда твой настоящий отец? – смеясь от предвкушения новой информации, поинтересовался Гермес. – Только не говори мне, что... – А это, мой друг, как-нибудь в другой раз, – усмехнулся бог любви, поднимаясь и расправляя широкие крылья. – Не все же карты сразу раскрывать, а то будет неинтересно. – И то верно, – с долей разочарования заметил Гермес. – Еще увидимся, – кинул Эрот, взмывая в перистые облака, а затем резко срываясь вниз, в мир людей. – Не учини там чего интересного без меня, – только и успел ответить бог-гонец, в следующий миг уже глядя на стремительно удаляющуюся точку своего друга. Размышляя о словах Эрота, Гермес невольно вернулся взглядом к людской драме, которая без лучшего друга уже не выглядела столь же интересной. – Вот же хитрец, – вдруг выдал он, цокнув языком, – рассказал только то, что я точно не смогу выгодно использовать. Как знал, что мне все равно никто не поверит. Все-таки они с матерью два сапога пара, их влияние все еще слишком сильно в верхних чертогах Олимпа. Бог-гонец мог бы так еще очень долго сидеть в приятных раздумьях о том, кого и как лучше всего использовать, и к кому лучше всего наведаться на обед, но его прервал зов Зевса, звоном раздавшись в его голове. Громовержец хотел, чтобы его личный посланник, а проще говоря – мальчик на полетушках, спустился в подземный мир и вызвал к нему Аида. – Сам бы и вызвал так же, как вызываешь меня, – проворчал себе поднос Гермес, когда адская боль в голове поутихла. – Энергию он, видите ли, свою амброзийную экономит, а мне летать в такую даль. Вздохнув, Гермес размял крылышки сандалий и пулей ринулся туда, где раскинул свои высокие берега мыс Тэнар. Именно туда слетались души всех умерших на земле, чтобы определить свою дальнейшую участь. Полет занял несколько часов, и вот наконец Гермес подлетел к глубокой расщелине меж острых скалистых уступов. Бог-гонец был не из числа трусливых, в былые времена проворачивая самые рисковые трюки, но даже его это место приводило в ужас, липкими пальцами хватая за горло: тысячи душ слетались к одной единственной бездне, которая жадно засасывала их в свои глубины. Сбросив с себя противное наваждение, Гермес сосредоточился на своей непосредственной задаче – поиске Аида, ведь тот мог находиться абсолютно на любом уровне подземного мира, и стоило еще постараться, чтобы его отыскать. С головой нырнув в непроглядную темноту, бог-гонец оказался перед рекой Стикс – как говорится, пять минут страха, и вы в раю. Кивнув молчаливому Харону (1), который возвращался, размеренно скрепя веслом, за очередной душой, Гермес отправился вниз по течению бесконечной реки к пустынному асфоделовому лугу, где многочисленные души дожидались своей участи. Поплутав меж облетевших скорбных деревьев, и так и не найдя следов Подземного владыки, бог-гонец остановился перед вратами Тартара, ведущими в ад. – Аидовы собаки! Вот почему мне вечно не везет? – усмехнулся Гермес самому себе, склонив голову на бок. – Интересно, сколько времени я в этот раз буду восстанавливать свое божественное сияние после такой прогулочки? Ох уж этот Плутос (2), вечно заберется в самые дебри своего царства! Все же порешив, что лишний раз гневить Владыку грома будет лишним, Гермес подошел к краю глубокой ямы и с видом великого мученика самоотверженно кинулся вниз. Путь занял довольно много времени, и Гермес уже было перестал надеяться увидеть конец этого туннеля, когда вдруг неожиданно для себя самого чуть не врезался в ветви раскидистого черного дерева. Вовремя отклонившись в сторону, бог-гонец замер в воздухе, осматриваясь по сторонам. Чуть поодаль от него в скалах было вырезано двое огромных врат: одно ведущее в рай, а другое – в ад. Внешне они почти ничем не отличались, однако охраняли их разные стражи – трехголовая гидра и сияющий золотом бог Евклей, – поэтому не составляло никакого труда догадаться, что сторожил каждый из них. Всю местность окружала огненная река, в которой, громко рыча, плескались какие-то чудовища местного разлива, а вот Аида видно нигде так и не было. – Привет, мой любимый Евклей! Давненько не виделись, – натянув самую широкую из своих улыбок, Гермес подлетел к золотому богу. – Как жизнь загробная? – Проклятье Аида, только тебя здесь не хватало, – вяло пробубнил Евклей, игнорируя появление бога-гонца. – Я тоже рад тебя видеть, – оскалился посланник Зевса. – Смотрю, ты быстро осваиваешься на новой должности. Работка-то не пыльная: редкие герои да праведные бабули – что еще можно пожелать?! – Не твоего ума это дело, – устало вырвалось из уст Евклея. – После того, как ты подставил меня перед олимпийскими богами, мне даже видеть тебя противно. – Да ладно тебе ворчать, – примирительно протянул Гермес. – Все знали, и ты сам в частности, что тебе тут самое место. – Знаешь, меня амброзия с нектаром как-то больше привлекали, чем то, что предлагают в здешней столовой, – пожаловался Евклей, наконец лениво подняв взгляд на бога-гонца. Гермес успел поймать этот момент, чтобы одарить золотого бога своей сверкающей улыбкой, отчего Евклея аж передернуло от отвращения. – Кстати, – будто невзначай проговорил посланник Зевса, – а где сейчас твой непосредственный начальник? Мне бы он очень пригодился, и чем скорее, тем лучше. – Не знаю, – огрызнулся сияющий бог, – в последний раз, когда я его видел, он примиленько гулял вдоль огненной реки со своей женой, Персефоной, и этими их горячо любимыми щенками цербера. Потом он проводил ее к выходу в земной мир, и больше я его не видел. Наверное, опять торчит у мойр (3) – он всегда так делает, когда его жена отправляется к своей матери. – Да, – протянул Гермес, – уже ведь настала пора весны (4). Ладно, загляну тогда к мойрам. Был рад тебя увидеть в полном здравии! – Ну да, конечно, – хмыкнул Евклей, беря под ручку новоприбывшую хрупкую старушку, чтобы отвести ее за ворота рая. Ловко нырнув в отверстие за огненным водопадом, Гермес оказался в низком туннеле, который и вел в святилище, где вершились судьбы людей и богов. На входе бога-гонца встретил противно скрежещущий лай щенков, о которых упоминал Евклей. Мелкие отпрыски любимой твари Аида – что может быть лучше? Гермес скривился и лишь силой воли сдерживался, чтобы не заткнуть уши, когда перед ним возник и сам хозяин сих «прекрасных» созданий. Бог-гонец тут же опустился на одно колено в низком поклоне – лишь только Аида опасался Гермес, лишь только Хозяин подземного мира внушал в него уважение, смешенное со страхом забвения. – А, гляньте-ка, достопочтенные мойры, кто к нам пожаловал – шутник и плут самого Зевса, – в каждом его слове можно было угадать издевательские нотки. – Прошу меня простить за беспокойство, великий Аид, Повелитель мертвых, – смиренно проговорил Гермес, зная, насколько все еще сильна вражда между братьями Неба и Подземного мира. – Что у тебя? – бросил Аид, поглаживая свой посох, увенчанный тройкой сплетенных между собой змей. – Бог грома и молний, Зевс, просит вас почтить своим визитом гору Олимп, дабы решить несколько важных вопросов, суть которых мне, к сожалению, неизвестна, – говорил Гермес заученными еще смолоду словами, не поднимая головы. – Знаем мы эти его важные вопросы, не стоило так утруждаться, посылая тебя сюда, – не без ухмылки произнес Аид. – Время – терпит. И больше ни говоря ни слова, Повелитель мертвых двинулся в свои покои. Гермес не был уверен, отправится ли Аид на Небо самолично или пришлет какую-нибудь тварь говорить от своего имени, но одно он знал точно – нужно быть просто безумцем, чтобы оскорбить такого человека, как Аид. Да, Зевс тоже был страшен в гневе, но вокруг него не витали тени умерших, рождая безумие не только в людях, которым когда-либо «повезло» столкнуться с Повелителем смерти, но даже в олимпийских богах. – Теперь понятно, почему они с женой бездетны. Я бы и сам на ее месте не лег в постель с самым настоящим исчадием ада, – подумал про себя Гермес, чувствуя, как его пробирает до мурашек от одного только вида удаляющейся спины Аида. – Опасные мысли думаешь, милый плут, – вывел бога-гонца из оцепенения голос одной из мойр. – Тебе повезло, что Аиду сейчас не до тебя, но впредь будь осторожен. – О, да это же старушки-мойры! – вмиг оживился Гермес. В отличие от Аида, мойр бог-гонец боялся намного меньше, даже можно сказать, вообще их не страшился. Видимо, тому виной был их обманчивый вид дряхлых старух, в котором они пребывали большую часть времени – никто не знал, как они выглядят на самом деле, и оттого даже не подозревали, какую мощь и силу хранят эти престарелые леди. Гермесу никогда не казались реальными все эти нити судеб, которые мойры перерезали с завидным постоянством, решительно щелкая ножницами в полной тишине, да омут, в котором проносилась вся жизнь и наступала смерть обреченного. Все это больше походило на бутафорию, оттого-то и чувствовал себя Гермес с ними раскованно, не прячась за масками почтения и прочей дребедени, которую так любили почти все олимпийские боги. Впрочем, мудрые мойры относились к Плуту благосклонно, смело позволяя ему заблуждаться на их счет. – Что в мире нынче творится интересного? – воодушевленно заглянув в омут, спросил Гермес. – Война, кровища, слезы, сопли – где это у нас такое веселье? – Война в Трое все набирает обороты, – произнесла Лахесис, не глядя выбирая одну из нитей, которая определит имя обреченного. – Так что работы, сам понимаешь, невпроворот. – Как «набирает обороты»? – искренне удивился Гермес. – По всем законам логики конфликт уже должен был быть исчерпан. Откуда у противника столько воинов? – Кто ж знает, милый наш, кто знает, – подала голос Клото, и уголки ее губ приподнялись в хитрой улыбке. – Троя все еще стоит лишь потому, что стены ее высоки и крепки, но вряд ли это продлится так долго, как кажется ее царю. – Я удивлен, что они вообще еще держатся на плаву, с таким количеством противников! – воскликнул Гермес, с интересом наблюдая за происходившими баталиями. – Кому же так сильно насолили эти троянцы?.. Неужели люди могут быть настолько злопамятны?! – Есть у нас мысли по этому поводу... – загадочно выдала Атропос, ни на миг не отрывая своего пера от бесконечного свитка, на котором красным были выведены имена всех когда-либо умерших людей и исчезнувших богов. – Какие? – поинтересовался Гермес, оторвавшись от творившегося в омуте зрелища. Но мойры хранили молчание, продолжая делать свою работу. – Ну какие?! – не выдержав, проканючил бог-гонец. – Не томите же! – Стены нашего святилища простираются на много миль в ширину. Они абсолютно непроницаемы для творящегося снаружи, – начала Атропос издалека, – но все-таки этот туннель в Тартар был проложен Повелителем морей, Посейдоном. Его энергетика въелась в эти древние камни, так что некоторые помыслы все еще можно услышать в те мимолетные секунды, когда тишину не нарушают крики умирающих людей. – И что вы хотите этим сказать? – нахмурился Гермес, задумчиво сдвинув брови. – Что всему виной Повелитель морей? Легкие улыбки одновременно появились на лицах трех мойр. – В этом мире возможно всякое. Даже боги иногда пытаются восстать против небесных законов, – лукаво заметила Атропос, мельком взглянув на бога-гонца. – Тебе ли этого не знать, Покровитель воров. – Ой, тот раз был исключением, а не закономерностью! Пристало же вам вспоминать о нем при каждом удобном случае, – надулся Гермес, складывая руки на груди. – Ну украл несколько архиважных вещей, ну получил за это. С кем не бывает?! – Ловкий проказник Гермес, без тебя на Олимпе было бы намного скучней, – хищно улыбнулась Лахесис, звонко разрезая тонкую нить жизни какого-то воина, неудачно попавшего под стрелы противника. – Ну да, конечно, – пробубнил себе под нос бог-гонец, вздрагивая от пронзительного крика смерти. – Пойду я лучше, а то так и невротиком недолго стать, и как вас тут совесть не мучает?.. Шутливо поклонившись, Гермес отправился в долгий путь обратно на Олимп, желая поскорей выбраться из этого царства небытия. – Зачем ты рассказала ему о Посейдоне? – равнодушно поинтересовалась Клото, глядя на сестру. – Так будет намного интересней, разве нет? – проговорила Атропос, и из ее рта раздалось шипение, будто там копошилась целая тысяча змей. И словно в ответ на этот вопрос камни святилища эхом отразили скрипучий смех трех вершительниц судеб. *** Сочно-зеленая весна расцветала полным ходом, уже опьяняя простой народ запахом только-только распустившихся цветов. Приближался первый в этом году праздник плодородия, который всегда проходил очень богато и ярко, дабы задобрить богов, чтобы ниспослали они теплое лето и богатый урожай. Люди знали, что их старания обязательно оценит бог изобилия и веселья, Дионис, который по легенде снисходил с небес на землю и, скрывшись за маскарадной маской, пускался в пляс с земными девушками, одной из которых в эту ночь обязательно посчастливилось бы оказаться с небесным созданием в одной постели. И, надо сказать, эта история была не далека от истины. Все действительно было так, однако после такой ночи девушку больше никто и никогда не видел, а все потому, что боги никогда не дают ничего просто так, особенно людям, – с того момента она навсегда становилась одной из многочисленных спутниц Диониса, менадой, которой отныне всю свою оставшуюся жизнь судьбой было определено следовать за ним, выполняя любую, даже самую малую прихоть. Вот и сейчас сотни будучи когда-то земных девушек цветочными призраками порхали по Олимпу, украшая небесный дворец Диониса к большому празднику. А в центре всей этой неторопливой суеты, скрестив руки на груди, стоял и сам бог изобилия. Чуть хмурив брови, он сосредоточенно раздавал указания – ведь для него каждый праздник был важным событием. Пусть все вокруг него сверкало роскошью, но сам Дионис был одет в простой белый хитон до колен, делающий его кожу лишь еще белоснежней. Голову же его венчал золотой венок, блестящие листья которого сплетались вместе с живыми зелеными, тем самым символизируя всю суть этого божества. Именно к Дионису сегодня решил заглянуть бог-гонец, дабы развеять свою праздную скуку. – Дионис! Как приятно видеть олимпийского бога настолько серьезным! – окликнул его Гермес, спускаясь ниже. – А, это ты, – повернувшись на голос, небрежно бросил Дионис. – С чем пожаловал в мою скромную обитель? – Уж скромной ее точно не назовешь, – игриво протянул бог-гонец, сверху вниз глядя на невысокого Диониса. – Что ты строишь из себя буку, а еще бог веселья называется. Где же твой праздничный настрой? – Мне сейчас совсем не до тебя, премногоуважаемый бог-гонец, – как можно более дружелюбно произнес Дионис, однако его широкий оскал не предвещал ничего хорошего. – Думаю, твоему носу будет лучше шнырять в покоях Зевса и его бесчисленных любовниц, а никак не в моих. – Да ты посмотри на себя! – будто проигнорировав его замечание, воскликнул Гермес, хватая бога изобилия за тонкую руку. – Совсем не занимаешься своим телом! Аж насквозь уже светишься. Эвфрона (3) на тебя нет! – В отличие от тебя, мне не нужно вырисовывать резные бицепсы, как у Аполлона, чтобы доказать свое могущество, – иронично заметил Дионис, по-змеиному ловко высвобождая руку из лапок бога-гонца. На что Гермес лишь скромно усмехнулся, усиленно делая вид, что окружающие их менады сейчас интересуют его намного больше, чем слова бога изобилия. – Лучше скажи прямо, зачем ты здесь, и закончим на этом, – произнес Дионис, так по-женски соблазнительно забрав за ушко выбившуюся из тугого хвоста светлую прядку. При этом его рука случайно задела длинную сережку, свисающую с мочки тончайшими серебряными нитями, по всей длине которых, словно утренняя роса, рассыпались водяные капельки. Гермес на секунду замер, ловя каждый отзвук этого поистине божественного звука, но уже в следующий миг осторожно произнес: – Еще в детстве ты ведь много времени проводил с Эротом, правда? Дионис не отреагировал на этот вопрос, ведь ответ на него и так был всем известен. Он просто терпеливо ждал продолжения, потирая подбородок, украшенный одной единственной такой редкой для богов родинкой. – И наверняка успел многое понять про него самого, а в особенности про его мать, Афродиту, – сладко продолжал Гермес, боясь спугнуть возможные ответы, хранящиеся лишь у бога изобилия. – Мне казалось, ты его лучший друг, а никак не я, – усмехнулся Дионис, бросая красноречивый взгляд на бога-гонца. – Впрочем, ты прав, мы проводили с ним много времени вместе, даже слишком много, но моей воли в том было мало, потому что я просто хотел жить. Все на Олимпе знали, что Дионис был ребенком одной из земных любовниц Зевса, факт чего его, хоть и бывшая, жена просто не могла тогда вынести, поэтому всячески измывалась над будущим богом изобилия, заставляя его быть некой игрушкой для своего горячо любимого сына, Эрота. – Но что ты так хочешь вызнать? – презрительно фыркнув, произнес Дионис; ему всячески претили все те интриги и заговоры, которые плели вокруг почти все олимпийские боги. – Хочу знать, насколько далеко Афродита может зайти в своем желании кого-то уничтожить, – быстро проговорил Гермес, выкладывая карты на стол. – Ведь сейчас она стала просто незаменимой спутницей Ареса (4). И, честно говоря, меня интересует Троя. Уж слишком эта война затянулась. – Хочешь знать, не они ли причастны к тому, что она все не заканчивается? – безразлично обронил Дионис, следя за работой своих менад. – Ты прямо видишь меня насквозь, великий Дионис! – излишне радостно воскликнул Гермес, кидаясь к нему, чтобы заключить в объятья. Но Дионис остановил его жестом руки и веско произнес: – Я тебе просто скажу, что думаю сам, и ты тут же уйдешь восвояси. – Будь по-твоему, милый друг, – легко согласился Гермес, отступая на шаг назад и навостряя чуть островатые ушки. – Афродита сейчас занята своей любовью к Аресу, а пока его интересуют войны на другом краю мира, она будет с ним, вдалеке от тайных сговоров. Так что тебе следует поискать свои ответы в другом месте, – проговорил Дионис, поворачиваясь к Гермесу и выжидающе глядя на него. – Благодарю за такой честный ответ, – широко улыбнулся бог-гонец. – Ладно-ладно, не смотри на меня волком. Меня уже нет. И он тут же растворился где-то в облаках. – Занялся бы лучше чем-нибудь более полезным, чем собиранием слухов и сплетен. Правда же, мои сладкие нимфы? – меняя тон на более бархатный, произнес Дионис и крепко притянул к себе за талию двух ближайших менад, повсюду разбрасывающих разноцветные лепестки. *** – Афродита, значит, тут не причем... – размышлял про себя Гермес, в полете жуя один из небесных фруктов. – Тогда мойры были правы, и что-то наш подводный братец тут мутит нехорошее, пока никто не замечает. Бог-гонец и сам не заметил, как добрался до одиноко возвышающейся посередине океана огромной горы, своими выступами образующей некое подобие дворца, в самой глубине которого и жил третий главный бог всего Олимпа – Посейдон. – Надеюсь, я смогу откопать какую-нибудь интересную историю до возвращения Эрота... Великий свет, кто бы знал, как я по нему соскучился! – прохныкал Гермес, преисполненный чувствами обнимая себя за плечи. – Ладно, вперед! Залетев внутрь просторного дворца, бог-гонец тут же ушел под воду. Чем дальше он погружался, тем рыб становилось все меньше, а темнота все черней. И вот, в том месте, где божественные глаза уже не смогли бы разглядеть ничего, даже собственной руки, перед взором Гермеса начали проглядываться теплые оранжевые огоньки, которые незаметно перекликались с такими же холодными, как сам океан, огнями. Пролетев сквозь коралловые ворота, бог-гонец тут же направился в тронный зал, где восседал и сам Владыка морей, Посейдон. – Великий Посейдон, счастлив приветствовать тебя, – радушно произнес Гермес, махая ручкой, и даже не став утруждать себя в поклоне. Властитель морей тоже не особо напрягался, чтобы повернуть свои пухлые щечки к надоедливому Плуту и ответить на его приветствие. Он просто сделал знак большому иссиня-черному быку, который лежал у его трона, чтобы тот не переживал о таких мелочах, как верная «собачка» Зевса. – Вижу, ты сегодня не особо в настроении разговаривать, – удрученно проговорил Гермес, при этом краем глаза косясь на опасливо качнувшийся трезубец в руках Посейдона. – Но я тебя надолго не задержу, просто решил справиться о твоих делах. Посейдон продолжал молчать, стараясь сохранять каменное выражение лица. Хоть он и был грозным властителем вод и морей, но вот внешне такого сказать было нельзя: слишком округлые черты лица, мягкий лоб, не отягощенный морщинами, и эти младенческие щечки – во всей его фигуре не отражалось ни намека на ту жестокость, которую он творил в незапамятные времена, когда на земле еще правили титаны. Ныне же Посейдон поддерживал свой статус больше за счет многочисленных морских тварей и, разумеется, его могущественного трезубца – и это именно то, что видел Гермес, не знающий толком о былых временах истинного могущества бога вод. – Неужели ты все еще злишься за тот случай с трезубцем? – наигранно ужаснулся Покровитель воров. – Что у тебя взял – то вернул. Незачем нам, двум разумным богам, ворошить прошлое. Все это ниже нас, не правда ли? Посейдон чуть придвинулся вперед, и его сине-золотые одежды чуть затрепыхались на волнах. Позади его трона возникало все больше и больше акул на пару с дельфинами с горящими красными глазами, блеск которых должен был сказать незваному гостю о том, что ему здесь, мягко говоря, не рады. – Намек усек, – выдал Гермес, внимательно следя за морскими тварями. – Сегодня не лучший день для разговоров, понимаю. Много дел подводных, и все такое прочее. Ухожу-ухожу. Пулей вылетев из морского царства, Гермес отправился к себе во дворец. – От всех этих волнений во мне аж аппетит зверский проснулся, – бубнил себе под нос бог-гонец, рассекая облака. – Неужели такой с виду наивный бог мог когда-то вершить самосуд наравне с Зевсом. Не верю, что он может плести с кем-то заговоры. Впрочем, уж ни мне ли вывести предателей на чистую воду. Ну а пока бога-гонца впереди ждал плотный обед из всевозможных небесных яств, которые неустанно готовились в его чертогах звездными девами.