love who loves you back

Когда тебе одиноко…

      Маленький мальчик — лет восьми на вид — воровато оглянулся и только затем прошмыгнул в приоткрытую дверь, которая тут же с тихим скрипом захлопнулась. Солнечный свет, льющийся из окна, бил в лицо, и ребёнок забавно жмурил глаза, пока приближался к письменному столу. Плюшевый заяц, стопка детских книжек в мягком переплёте и стаканчик с разноцветными карандашами — единственное, что было там. Мальчик аккуратно сдвинул всё в сторону, обернулся, чтобы подтянуть стул на колёсиках максимально близко, и тут же забрался на него, чудом не шмякнувшись на пол. Миниатюрные ступни переместились на столешницу, а руки потянулись выше, к полке, где хранились в ряд книги.       Запрокинув голову, мальчик принялся искать знакомый корешок и, когда тот, наконец, нашёлся, выдернул необходимый том из тесных объятий множества других, плотно поставленных рядом. Мальчик бережно провёл ладонью по обложке, чихнул, прикрывая рот, и только потом спустился на пол.       За дверью не слышалось посторонних шагов, а потому можно было спокойно вздохнуть и присесть на краешек кровати, что мальчик и сделал. Он открыл том ровно посередине, отчего странички веером распались на две части и показали пожелтевший снимок. На нём было запечатлено семейное торжество, где три человека дарили друг другу улыбки и тёплые взгляды. На глянцевую бумагу упало несколько капель. Мальчик плакал. Ронял слёзы бесшумно, лишь позволял себе некрасиво кривить губы, а затем, спустя мгновение, вовсе прикрыл их ладошкой, чтобы не выдать себя.       Кенсу не позволено было плакать в доме, где он провёл последний год. Его дядя, Чонсок, подобного не любил. «Не дави на жалость, — говорил он, глядя укоризненно из-под красиво изогнутых бровей. — Не будь таким слабаком». Неправда, Кенсу был сильным. Он потерял родителей ровно двенадцать месяцев назад, и за этот период его жизнь круто изменилась. Однако Кенсу держался на этом пути стойко. Он старался вести себя примерно и угождать взрослым во всём, потому что понимал, кроме дяди и его мужа, у него никого нет. Нельзя сказать, что после случившегося Кенсу стал любимцем новой семьи, но он и не претендовал на эту роль. Просто хотел немного, самую капельку любви и ласки, чтобы унять горечь утраты и заполнить пустоту внутри.       Ли Чонсок, в свои двадцать семь, детей не имел, потому не знал, как вести себя с племянником первое время. Однако его муж, Ёнджэ, отлично справлялся с задачей. Уделял больше внимания: интересовался делами мальчугана, обучал его интересным вещам и читал на ночь книжки своим приятным голосом. Он, откровенно говоря, для альфы казался мягкосердечным и немного наивным. Его муж-омега выглядел гораздо строже и серьёзнее. Того маленький Кенсу сторонился, а вот за Ёнджэ, наоборот, едва ли хвостиком не ходил. До поры до времени.       Разговор взрослых Кенсу услышал случайно, когда хотел спросить разрешения выйти погулять во двор. Сквозь небольшую щель ему удалось увидеть Ёнджэ, сидящего в кресле, и руки Чонсока, покоящиеся на колене. Если за лицом первого мальчик следил воочию и мог наблюдать, как оно с каждой фразой становилось грустнее, то лица Чонсока и вовсе не нужно было видеть, чтобы сказать, какие эмоции оно отражало. Его голос звучал холодно, монотонно, а затем резко стал выше на пару октав и более раздражённым, чем ранее.       — Хватит носиться с ним!       — Но…       — Никаких «но»! Кажется, ты этому мелкому гадёнышу готов всё своё время посвятить! А я?! У тебя есть муж! И, между прочим, ещё один ребёнок, который скоро приедет погостить. Думаешь, ему понравится, что папочка возится с чужим выродком, как со своим родным сыном? — Кенсу прислонился к стене и закрыл рот двумя ладошками. Глаза наполнились слезами, ноздри широко раздувались от частого дыхания. Он и подумать не мог, что дядя будет так его ненавидеть, но: — Я предупреждаю, это всего лишь сын моего покойного братца. Не привязывайся к нему. Если бы не его наследство, он бы уже давно познал все прелести детского дома.       Мальчик оказался довольно смышлёным для своего возраста. То, что он услышал, позволило сделать некоторые выводы. Во-первых, в этом месте придётся вести себя так, как этого от него хотят окружающие. Во-вторых, больше ни к кому не привязываться.       Это было трудным испытанием. Непривыкший к жизни в одиночестве Кенсу тянулся к взрослым за лаской и какой-никакой поддержкой. Отсутствие же что первого, что второго заставляло чувствовать себя ещё более несчастным. Папа-омега всегда говорил ему, когда вечерами перед сном они валялись на кровати в детской и обменивались порцией тёплых объятий: «Даже если меня не будет рядом, знай, Кенсу-я, что папа всегда с тобой». Несмышлёныш Кенсу не понимал смысла папиных слов, но после каждый раз обнимал крепко, утыкаясь в сладко пахнущую шею, и жмурил довольно глаза. Внутри появлялось какое-то странное чувство: нечто горячей щекоткой разливалось по всему телу. Кенсу хотелось улыбаться.       Сейчас же Кенсу улыбался редко. Воспоминания о родителях чаще вызывали не улыбки, а слёзы. Он скучал по семье — своей настоящей семье — безумно. Ведь тяжело было немыслимо, когда Ёнджэ больше не заходил к нему пожелать приятных сновидений. Когда его игнорировали даже слуги в доме, а Чонсок смотрел так, будто Кенсу был огрызком яблока, который вот-вот собирались выкинуть в мусорное ведро.       Поэтому мальчик почти всё своё свободное время стал проводить в собственной комнате, стараясь не маячить перед глазами взрослых, чтобы не раздражать их. Книжки, которых, к счастью, в этом месте оказалось предостаточно, стали его лучшими друзьями. Кенсу нравилось читать выдуманные истории и представлять себя частью другого, книжного мира. Чаще всего он был второстепенным персонажем и лишь наблюдал за основными. Но иногда, когда становилось совсем тоскливо, примерял на себя роли и главных героев. В такие моменты взгляд его был отрешённым и задумчивым, на губах играла лёгкая улыбка, несущая в себе загадку. Хозяина дома это состояние Кенсу раздражало: ведь того не дозваться, не докричаться. Мальчика тягали за уши, если он не спускался к столу ровно в обеденное время или просыпал завтрак. Бывало, Чонсок кричал на племянника так, что тот убегал с истерикой и ещё долго приходил в себя. Но от полюбившегося занятия Кенсу отказаться так и не смог.       Благодаря книгам Кенсу познал огромное количество полезных вещей. Томики для чтения он выбирал без разбору: просто вытягивал из стопки понравившийся корешок и погружался в историю. Истории встречались разные: и фантастические рассказы, где отважные капитаны рассекали на звездолётах по галактике, спасая планеты; и сюжеты про загадочных существ, из которых мальчик робел перед вампирами; и сказки, наполненные добротой и жизненными поучениями. Когда наткнулся на толстый-претолстый том с надписью на переплёте «роман», мальчика не смутило незнакомое слово, и он принялся за чтение. Кенсу именно из тех пожелтевших, пахнущих плесенью страниц узнал, что мир делился на альф и омег, сильных и слабых, способных защищать и нуждающихся в защите.       Это была красивая история о любви, где одного юного омежку, заточённого в башню, спасал его возлюбленный. Отважный, широкоплечий и высокий, как там было описано, Принц. После все мысли Кенсу были в мечтах о таком Принце, который придёт и заберёт его из этого ненавистного дома, спасёт от скуки и грусти, будет любить и оберегать. И, казалось бы, все грёзы о спасителе были впустую, ведь кому нужен мальчишка, не имеющий абсолютно ничего, кроме книг и больших грустных глаз. Но, когда Чонсок однажды вызвал племянника в гостиную, Кенсу увидел его — своего Принца.       Этот незнакомый мальчишка сидел боком на диване, перекинув ноги через подлокотник, и качался из стороны в сторону. Странно, но Чонсок, разместившийся в кресле, таким поведением гостя не был раздражён, и скривился он только тогда, когда в помещении появился Кенсу. Дружелюбная улыбка сразу же сменилась на недовольную полоску губ, и мужчина небрежным жестом руки подозвал племянника к себе.       — Это Чонин, сын Ёндже. Он старше тебя на четыре года, относись к нему уважительно. К тому же, он будет жить в этом доме до конца лета.       Кенсу удивлённо уставился на незнакомца. Этот самый Чонин поднялся в полный рост и поклонился, на что старший лишь сузил глаза, неоднозначно хмыкнул и продолжил:       — Надеюсь, ты не успеешь надоесть ему так же быстро, как и мне. Всё, свободен. Спустишься к ужину.       Обида наполнила всё естество Кенсу. Он хотел ещё немного, совсем чуть-чуть, хотя бы пару минуточек полюбоваться на нового знакомого, с любопытством разглядывающего его в ответ. Выглядел тот, и вправду, старше, потому как был мощнее в плечах и почти на голову выше. Глаза его казались зелёными, но Кенсу не был уверен в этом наверняка. И он оказался прав, так как на мгновение Чонин прикрыл веки, глубоко вдохнул через нос и снова вперил уверенный взгляд на мальчика. Теперь его глаза были чёрными-чёрными и — Кенсу долго не мог подобрать описания — жуткими.       Когда Кенсу оказался в комнате, он на протяжении нескольких десятков минут не мог успокоиться. В груди бешено колотилось сердечко и воздуха вокруг не хватало, чтобы надышаться. Однако это был не страх. Кенсу уже успел познакомиться с этим чувством, когда потерял родителей и остался один. Сейчас же его обуревало нечто новое, и оттого было неспокойно вдвойне. Пришлось открыть окно и высунуть голову. На улице царила непогода, и мелкие капли дождя освежали его пылающее лицо. Он довольно прищурился и втянул порцию прохладного воздуха.       Вдруг сверху послышался чей-то свист. Кенсу тут же извернулся, едва удерживаясь за подоконник маленькими ладошками, и увидел Чонина. Тот сидел на перилах балкона, располагавшегося этажом выше. Ноги его свисали вниз, и держался он одной рукой, второй сжимая рожок мороженого. Кенсу всё детально рассмотрел только благодаря тому, что Чонин находился чуть левее его окна.       — Куда намылился, мелочь? — услышал он, когда уже собрался возвращаться в комнату. Кенсу снова выглянул, однако такого запала, как в первый раз, у него не было. Скорее боязливо, нежели осторожно, он подался вперёд и поднял голову. Чонин всё так же смотрел на него, откусывая немного по ободку вафельного рожка. — Поднимайся, будем знакомиться, — напоследок крикнул он и, ловко крутанувшись, спрыгнул на балкон, чтобы исчезнуть, по всей видимости, в своей комнате.       Кенсу уговаривал себя не идти почти минуту, но всё же интерес к новому жителю дома оказался сильнее его. Всю дорогу до чужой комнаты Кенсу бурчал себе под нос, что это плохая идея, что не стоит идти на контакт так быстро. Ведь он уже обжёгся: доверился Ёнджэ, а тот его предал. Но мальчик настолько устал быть один, что, несмотря на все обещания самому себе не привыкать больше ни к кому в этом доме, цеплялся за любую возможность исправить это.       Кенсу, переминаясь у порога, не знал, как обозначить своё присутствие. Он стукнул по деревянному косяку раз, затем, отсчитав три секунды, два раза, и ещё три, с той же трёхсекундной паузой, и только после этого, толкнув незапертую дверь, вошёл в комнату. Она была намного больше его собственной, к тому же, обставлена интереснее и ярче. Здесь имелись телевизор размером с полстены и персональный компьютер. И, самое главное, полка, полностью заставленная книгами. Увидев такое количество разноцветных корешков, мальчик растерялся на мгновение, но его тут же вернули на землю. Чонин подкрался сзади и дунул ему в самое ухо, отчего Кенсу вскрикнул совсем не мужественно и метнулся к стене. Глаза его стали ещё больше, что отлично позабавило хозяина комнаты. Чонин захохотал, совсем по-доброму, без тех неприятных издевательских ноток, какие удавалось слышать Кенсу, когда над ним смеялись. Через мгновение он и сам тихонько посмеивался, скрывая кривую улыбку аккуратной ладошкой.       — Испугался? — лукаво прищурился Чонин и приблизился почти вплотную к прижавшемуся к стене ребёнку. — Не бойся, я не обижу, — заявил тот, вскинув подбородок и протягивая руку. Кенсу уставился удивлённым взглядом на смуглую ладонь и, когда ей потрясли почти прямо перед его лицом, всё же осторожно пожал её. Чонин хмыкнул, разжал пальцы и отправился к кровати. Кенсу последовал за ним, но опуститься на мягкую поверхность, как сделал Чонин, не решился.       — Давай, иди сюда. Говорю же, не обижу, — и похлопал рядом с собой.       Чонин, и вправду, не обидел. Ни в этот раз, ни в следующие другие, когда они собирались у него в комнате. Кенсу, наверное, этого и не хватало: компании, друга, с кем бы он мог делиться своими мыслями по поводу прочтённых книг, фантазиями и страхами — да всем, что взбрело бы в голову. Чонин всегда слушал внимательно, бывало, конечно, что перебивал, вставляя свои дурацкие комментарии, но таковым уж он был. Да Кенсу и не смел жаловаться. Сам факт, что ему уделяли внимание, теплил надежду в груди, что он теперь не один. Он бы с готовностью слушал Чонина, а сам молчал, да вот только его собеседник оказался не особо разговорчивым. О своей семье, где жил остальное время, кроме лета, мальчишка не распространялся, как и Кенсу о своей прошлой жизни. Наверное, это и к лучшему. Кенсу боялся, что зависть его захватит полностью, и он не сможет относиться к своему новоиспечённому другу так же доброжелательно, как и в первое время знакомства.       Всё дело было в Ёнджэ. Сына он любил, пусть и не жил с ним и его вторым родителем. Это замечалось в его проявлении заботы к Чонину. Если Чонин не с Кенсу, значит, он был с отцом. Кенсу в такие моменты грустил, несмотря на хорошую погоду за окном. Мальчику было невыносимо обидно, и это чувство с большим трудом удавалось подавить. Наблюдать из окна за семейной идиллией и чувствовать себя лишним — Кенсу это просто ненавидел. Однако никогда не мог воспротивиться самому себе, а потому всё же смотрел, как Ёнджэ с Чонином гоняли мяч во дворе, как на глазах менялся Чонсок и поздравлял своего, хоть и не родного, сына с победой, крепко обнимая и осыпая похвалой. И смотрел он потому, что каждый раз Чонин улыбался искренне и так по-родному, что маленький Кенсу готов был терпеть всё, лишь бы взамен украдкой воровать эти волнительные моменты.       Чонин был самым первым, кому Кенсу подарил свою искреннюю, исходящую от самого сердца улыбку в этом доме. До этого ни Чонсоку, ни Ёнджэ, с которым они когда-то ладили, не было позволено видеть мальчика счастливым и беззаботным. Оставалась неделя до отъезда Чонина к папе, потому Кенсу ходил хмурым и расстроенным. Он ждал, когда снова окажется в комнате Чонина и сможет слышать его голос и смех, а ещё рассказы о выдуманных, но не менее интересных, чем в книгах, приключениях друга. Приглашение в детскую этажом выше Кенсу получил уже ближе к вечеру. Когда в его дверь постучали ровно три раза — раз, раз-два, раз-два-три, при этом выждав трёхсекундные паузы между ударами; это был их особый позывной, — он заметался по комнате, натягивая носки и поправляя растрепавшиеся каштановые волосы. Спустя минуту, мальчик уже поднимался на этаж выше. Чонин его встретил сидя на кровати. Как обычно, подогнув под себя ноги, листал какой-то томик и проговаривал вслух отдельные фразы. Кенсу эта привычка казалась забавной, но он никогда бы не признался в этом Чонину.       — О! Ты пришёл, мелкий! — Чонин засиял, словно солнце в непогоду, и Кенсу не мог не ответить взаимностью. На его лице вырисовалась улыбка: глупая, как он считал, совсем ему не подходящая. — Иди сюда!       Частыми и быстрыми шажками мальчик преодолел расстояние от двери к кровати и плюхнулся рядом. В его глазах сверкал интерес, и он пытался заглянуть в книгу, которую держал на коленях Чонин. Но томик захлопнули, едва не прищемив нос, и Кенсу, как шаловливого котёнка, подняли за ворот рубашки, чтобы сел ровно. Кенсу повторил позу старшего, подогнув ноги так же под себя, и уставился на него любопытными глазами. Чонин улыбнулся ещё шире, только в этой улыбке хранилась тайна, в которую, Кенсу был уверен, его посвятят сию минуту.       — Я знаю, что ты любишь читать, — и в ответ Кенсу закивал часто-часто. — Так вот, ты можешь приходить в любое время сюда и брать мои книжки. Договорились?       Мальчишка недоумённо пялился на Чонина некоторое время, а потом, радостно взвизгнув, кинулся на шею и обнял так крепко, как когда-то обнимал папу.       — Спасибо, Чонин! Спасибо, спасибо, спасибо! — тараторил он, ещё сильнее сжимая друга.       — Ну всё! Айщ, прекрати, — рассмеялся Чонин, когда Кенсу затряс макушкой и волосами защекотал его нос.       Однако, когда ребёнок поднял глаза на Чонина, в его взгляде угадывалась мимолётная грусть. Старший стиснул плечи Кенсу, приблизив лицо ещё ближе к чужому, и произнёс:       — Что случилось? Такое чувство, будто ты сейчас запл…       Кенсу действительно заплакал. Размазывая слёзы по раскрасневшемуся лицу, всхлипывал жалостливо, чему Чонин, откровенно говоря, удивился. Такие частые перемены в настроении удивили бы кого угодно.       — Я… я не хо-очу-у-у, что-обы ты… уе… уезжа-а-ал, — ещё больше разошёлся Кенсу.       Чонин не любил все эти телячьи нежности, но прекрасно понимал, что младший как никто другой нуждался в поддержке. Он обнял содрогающееся в рыданиях тельце и раскачивал его, пока Кенсу не успокоился.       — Я приеду следующим летом.       Большие, полные преданности глаза уставились на него.       — Правда? — прошептал Кенсу одними губами.       — Правда.       Они весь вечер до самого ужина провели в объятиях друг друга. Кенсу чувствовал себя почти счастливым, когда Чонин осторожно гладил его волосы и приговаривал, какой же он глупыш.       Кенсу никто не предупредил, что Чонин уедет ранним утром. Он проснулся в тот момент, когда кто-то громко хлопнул дверцей машины и заревел мотор. В пижаме и домашних тапках Кенсу вылетел на крыльцо, но Чонин оказался далеко. Кенсу плакал почти целый день, тихонько всхлипывая в подушку, чтобы не дай бог не разозлить Чонсока. А ближе к вечеру, придя в себя, он умылся, а затем бесшумной мышкой направился в комнату Чонина. Постоял у кровати, глядя на одинокого зайца с одним ухом, лежащего у изголовья. Побродил у окна, высматривая, что творится во дворе. И только потом подошёл к стеллажу с маленькой библиотекой. На глаза попалась именно та книга, которой Чонин уделил внимание, когда разрешил Кенсу пользоваться своей коллекцией. Что-то внутри подсказывало, что именно её необходимо прочитать в первую очередь. Кенсу поддался и уже через мгновение сидел на кровати, листая толстый томик. Это был очередной роман о любви. Кенсу прочёл его всего за два дня. А в конце, на внутренней стороне обложки, он увидел надпись, сделанную кривоватым почерком.       «Кенсу-я, что бы ни случилось, я буду рядом. Чонин».       Кенсу начал отсчитывать дни, когда снова сможет увидеть Чонина — своего Принца.