Мы прячем то, чем хотели бы поделиться.
Кенсу целый год старался вести себя хорошо. Хорошо в его понимании — когда нет замечаний в школе, дядя не повышает голос, и сам он не даёт поводов для брани. Но получалось, откровенно говоря, совсем не так, как мальчик планировал с самого начала. В новой школе омежку встретили далеко не радушно. Почти каждый считал своим долгом напомнить ему, что он сирота. Кенсу, конечно же, знал, что бессмысленно было что-то доказывать, спорить, но всё равно реагировал на подобные выпады окружающих. Когда это случилось в самый первый раз, он пытался оправдаться. Выглядело это жалко и нелепо. Одноклассники смеялись противно, преподаватель разозлился и едва не выставил за дверь. Домой Кенсу вернулся чернее тучи и с мыслями о том, что школа — не то место, каким он его представлял. Там не было безопасно. Всё было намного хуже. Если дома он мог скрыться в своей комнате, то в школе даже кабинка туалета не спасала от обидчиков. Слёзы горю не помогали, а лишь раззадоривали тех, кто глумился над ним. За Кенсу, кажется, навсегда закрепилось обидное «сирота». Даже учителя, шепчась за спиной, называли его «приёмышем». В таких условиях невозможно было прилежно учиться, чего требовал Чонсок. Он всегда, наблюдая неудовлетворительные оценки в табеле племянника, изгибал брови и раздражённо вздыхал. — Ты, Кенсу, настолько никчёмный, что, мне кажется, я зря согласился тебя воспитывать. Вот чем ты мне отплачиваешь за мою снисходительность! К концу учебного года ничего не изменилось: друзьями он так и не обзавёлся, более того над ним всё так же продолжали насмехаться. Однако Кенсу на издёвки со стороны не отвечал: лето приближалось огромными шагами, и вот-вот он встретится с Чонином. Малейшая оплошность могла стоить ему самого долгожданного события за год. Он с силой сжимал зубы, глубоко дышал через нос и прятал кулаки в карманах, но ни единого слова в защиту не высказывал. Злоба на бессовестных одноклассников проходила только в стенах комнаты Чонина. Иногда мальчик ронял горячие слёзы на подушку, слабо хранившую запах хозяина. Либо долго-долго сидел у окна, отрешённым взглядом наблюдая за тем, что творилось во дворе. Зачастую Кенсу представлял, как кованые ворота пропускают чёрный автомобиль, и спустя мгновение, хлопнув дверцей, Чонин со всех ног бежит к нему. Обнимает крепко-крепко, треплет волосы на макушке и смеётся заливисто, как только умеет он. А потом они долго, до самой ночи, обсуждают сюжеты прочитанных историй и какими бы они были героями, если бы такая возможность представилась. Кенсу всегда тайком пробирался в комнату Чонина и, если позволяла погода, выходил на балкончик. В этот раз он мечтал, подставляя лицо по-весеннему тёплым лучам и свесив ноги. Улыбка из грустной с каждой минутой превращалась в счастливую — до встречи с Чонином оставалось всего ничего. Когда его плеча коснулась чья-то широкая ладонь, к тому же, холодная и совсем не принадлежащая Чонину, мальчишка встрепенулся и, резко раскрыв глаза, обернулся назад. Ёнджэ возвышался над ним подобно грозовой туче: такой же угрюмый, и даже лицо его казалось серым. — Пойдём, тебя хочет видеть дядя. Вздохнув, мальчик нехотя поднялся и поплёлся за старшим. Каждый такой раз, когда Чонсок звал племянника к себе, обходился лишней тратой нервов. Кенсу никогда не знал наверняка, зачем он понадобился: для сообщения какой-либо информации, для отчёта по текущей успеваемости или же для того, чтобы его хорошенько отчитали самого. В любом случае страшно было всегда. Чонсок разместился в гостиной, слишком холодной и неуютной для весенней поры. Как обычно, занял своё любимое кресло, обитое тёмно-зелёной жаккардовой тканью. С позолоченными подлокотниками и ножками оно выглядело так же дорого, как и его хозяин. В руках старшего был документ. Кенсу не мог сказать точно, но в первую секунду, как увидел его, подумал, что это листок успеваемости, который школа присылала каждому родителю в середине четверти. Когда мальчик подошёл ближе, его предположения оказались верны: Чонсок так внимательно рассматривал список его текущих оценок. Стало ещё страшнее. Тонкие пальцы растирали лоб не меньше минуты, затем грозный взгляд омеги вперился в лицо племянника, отчего щёки мальчика запылали, а на висках появились бисерины пота. — Что это? — деланно спокойным голосом спросил дядя, но тон в момент сменился: — Что это, я тебя спрашиваю?! Кенсу опустил виноватые глаза в пол. На ресницах начали собираться прозрачные капельки. Язык будто нарочно прилип к нёбу — так было страшно. — Я... я старался, дядя. Честно, старался. — Старался он, — фыркнул старший и, смяв листок, швырнул его на столик, который стоял рядом. Прождав пару секунд, Чонсок продолжил: — Если бы ты старался, мой дорогой Кенсу, то мне бы не пришлось краснеть из-за тебя перед учителями! Что? Скажи, что тебе мешает хорошо учиться? Ведь мы с Ёнджэ так щедры к тебе. Ты имеешь всё, что положено ребёнку твоего возраста. И, прошу заметить, даже больше. Так почему же я вижу, что мой племянник находится в нижней половине общего списка успеваемости? И что обо мне подумают люди... Какой стыд! В эту самую минуту Кенсу хотелось оправдаться. Рассказать истинные причины того, что же ему мешало концентрироваться на учёбе во время уроков. Что в школе к нему относятся, как к самому ничтожному созданию на Земле не только одноклассники, но и все, кому не лень, включая в этот список учителей. Что, когда возникают проблемы, он не может обратиться к кому-либо, потому что никто не горит желанием пойти навстречу ребёнку, у которого нет родителей. Кенсу очень хотелось выплеснуть всё то, от чего в груди чувствовалась тяжесть, но он не мог. Дядя не любил проявлений слабости. А потому уже на протяжении нескольких минут мальчик монотонно повторял «простите» и всё ниже кланялся, чтобы вымолить прощение. Терпение Чонсока лопнуло в тот момент, когда очередное «простите» из уст племянника потонуло в жалобном всхлипе, а сам Кенсу упал на колени и окончательно впал в истерику. Ёнджэ, стоящий неподалёку и с самого начала наблюдающий за этой картиной, дёрнулся в его сторону, но тут же был остановлен гневным взглядом супруга. Плечи альфы поникли ещё сильнее. Чонсок грациозно поднялся, поправил свой строгий пиджак и направился к выходу. Как только он оказался у двери, едва повернул голову и добавил: — Если думаешь, что я простил тебя, ты ошибаешься. Я поразмышляю над тем, какое наказание ты понесёшь. Ёнджэ, иди за мной. Кенсу не поднялся с пола даже после того, как услышал хлопок двери.✘ ✘ ✘
Дядя изъявил желание не разговаривать с племянником ровно неделю. И всю эту неделю Кенсу усердно старался исправиться. Он зубрил правила даже ночью, когда весь дом погружался в сон. Отвечал на уроках, несмотря на злобные смешки и комментарии, мешающие сосредоточиться. И когда вместо «удовлетворительно» напротив тех предметов, в которых был слаб, стояло «хорошо», Кенсу набрался смелости подойти к Чонсоку. Старший нашёлся в своём кабинете, увлечённо читающим какой-то журнал. Он и бровью не повёл, когда Кенсу постучался, а затем тихой мышкой подошёл к столу. Мальчик не смел поднять глаз, но табель с оценками, превозмогая неуверенность, всё же протянул взрослому. Чонсок оторвался от чтива не сразу. Долго рассматривал то, что ему предоставили. Хмурил брови и сжимал недовольно губы, после чего поднялся, вырвал листок из рук племянника и поднял на уровне его глаз. — Это — не показатель! Ты должен учиться так всегда, а не тогда, когда я прошу об этом. Ты понесёшь своё наказание, можешь не стараться. Кенсу швырнули листок прямо в лицо и удалились, напоследок громко хлопнув дверью. Плечи омежки задрожали; злосчастный листок лежал на полу. Сдержать себя не удалось, и Кенсу снова захватила истерика. Сколько бы он ни старался понравиться старшим, завоевать их внимание и похвалу, ничего не выходило. К тому же, Кенсу до дрожи боялся, что за подобное его лишат возможности увидеться с Чонином. Его Принцем, по которому он безумно скучал. Обстоятельства были против него, и, наверное, весь мир был против него.✘ ✘ ✘
Кенсу собирались отправить в летний лагерь на всё лето, и это было той самой причиной, почему он ходил до невозможности печальным. Как обычно, Чонсок ничего не сказал ранее, а оповестил об этом за день до отъезда. — Мы с Ёнджэ посовещались и решили, что не будем тебя наказывать. Каждый ребёнок мечтает получить то, что получаешь ты. Запомни, Кенсу, как люди великодушны к тебе, и отвечай тем же. Вещи Кенсу собирал с неохотой, роняя слёзы на аккуратно сложенные стопочки. Но, как и следовало ожидать, никого это не волновало. Ранним утром за ним приехал автомобиль. Ёндже помог поместить небольшой чемодан в багажник, шепнул на прощание: «Удачи», и вернулся в дом. Родной дядя даже не вышел, чтобы проводить мальчика в путь. Водитель, седовласый бета, сказал, что дорога займёт не более двух часов. Можно было бы поспать, но сон к Кенсу не шёл, и потому он предпочёл бездумным взглядом рассматривать пролетающие за окном пейзажи. Ему никогда не приходилось отдыхать в детском лагере. Возможно, поэтому в его груди всё сжималось от волнения. Даже вспоминая рассказы одноклассников про то, как весело проводить время вдали от родителей, мальчик не мог успокоиться. Он и в доме дяди не чувствовал себя в своей тарелке, но мысль о совсем незнакомом месте расстраивала ещё больше. Почему Чонсок решил избавиться от него именно тогда, когда до приезда Чонина оставалось всего пару дней? Это было обиднее всего. Ждать целый год, каждый день просыпаться с мыслью, что до момента встречи с Прекрасным Принцем остаётся всё меньше и меньше времени, представлять, как они проведут каникулы вместе... Всё это в один миг потеряло смысл. Как выяснилось, лагерь оказался на морском побережье. Здание, больше похожее на величественный замок, нежели на приют для маленьких альф и омег, возвышалось над серой полосой дороги. Кенсу на мгновение затаил дыхание, стоило увидеть такую красоту. Однако вскоре снова нахлынуло чувство несправедливости, и мимолётный восторг сразу же стёрся с его лица. Принимали вновь прибывших с размахом. Всё было украшено шарами и вывесками с приветственными надписями. Взрослые встречали детей с широкими улыбками на лицах. Кенсу сразу же определили в отряд, где собрались омеги его же возраста — девяти лет — и на год старше. Жили они в западном крыле здания. Альфы же расположились в восточном, как позже случайно услышал мальчик. Через несколько десятков минут, когда Кенсу управился с багажом и разместился, к нему подселили ещё одного мальчика. Незнакомец, в отличие от него, будто бы светился, настолько радостным был. Если Кенсу был более похож на тучку, то этот омега — на солнышко или же весёлый ураганчик. Он, не колеблясь ни секунды, подошёл к Кенсу, как только взрослые оставили их наедине. — Меня зовут Бэкхён, — тряхнув светлой чёлкой, представился мальчик. — А тебя как? Кенсу неохотно протянул руку и назвал своё имя. В его скованности была виновата неуверенность, да и жизнь научила ко всем относиться с опаской. Однако Бэкхён с первых минут знакомства показался тем, кого опасаться не стоило. Кенсу решил, что со временем это выяснится само собой. Чуть позже появился и третий обитатель их временного жилища. Мальчик был тучным, с надутыми щеками и ярко-рыжей копной густых волос. Он тяжело дышал и всё время вытирал капли пота со лба белоснежным платочком. Минсок — а именно так звали новенького — казался странным. Он молча сидел на кровати и косился в сторону своих соседей, пока родители разбирали его багаж. Старшие пожелали удачи сыну, а затем и двум другим мальчишкам, и удалились. Минсок знакомиться не спешил. Сначала сгрыз большой леденец на палке, после чего расправился с сочным яблоком и только потом без особого интереса уставился на Кенсу и Бэкхёна. Омеги, до этого что-то обсуждавшие между собой, стихли и принялись рассматривать соседа в ответ. Никто не проронил и слова. — Я — Ким Минсок, и у моего папы есть свой телеканал, — наконец, подняв подбородок, с гордостью произнёс толстячок. — Я — Бён Бэкхён, и моя семья владеет сетью ресторанов, — тут же отозвался светловолосый омега и перевёл взгляд на Кенсу. — Я — До Кенсу, и у меня нет родителей, — всё, что пробурчал он тихим голосом, а после чего перевернулся на другой бок, лицом к стене, и сделал вид, что спит. Позже покой мальчишек нарушили стуком в дверь. В комнату вошёл длинноволосый омега с приятными чертами лица и приветливо улыбнулся. — Здравствуйте, ребята. Меня зовут Тэмин-сонбэнним, и я ваш воспитатель на ближайшие три месяца. Надеюсь, мы подружимся. Через полчаса мы все собираемся в холле, и я расскажу, по какому распорядку нам предстоит жить здесь. Старший, получив поклон от воспитанников, поклонился сам и вышел, мягко прикрыв дверь. Бэкхён тут же вскочил с кровати и, восторженно хлопая в ладоши, заголосил: — Вы видели? Вы видели его? Ва-а-а, он такой красивый! Я хочу стать таким же, как Тэмин-сонбэ, когда вырасту. — Да ты видел свой нос? — встрял Минсок. — Он же похож на картошку. Тебе до нашего воспитателя, как до луны пешком! Кенсу на это заявление по-доброму усмехнулся и про себя подумал, что с соседями по комнате ему, наверное, повезло. На собрание мальчишки отправились вместе. Какими бы уверенными в себе ни казались соседи Кенсу, они всё равно заметно притихли, когда вошли в просторный холл и увидели других обитателей лагеря. На мягких диванчиках, креслах и стульях расположились ребята разных возрастов: от девяти до пятнадцати. Омеги постарше оглядывали малышню презрительным взглядом, одногодок — оценивающим. Малышня в свою очередь вела себя распущеннее дозволенного, игнорируя замечания старших. Кенсу в таком окружении чувствовал себя неуютно, будто в корзину со сладкими персиками случайно попала кислая груша. Он поник, и весь вид его говорил о том, как трудно ему находиться среди детей, знающих себе цену. Когда заговорил высокий мужчина, который представился директором лагеря, шум в зале стих. Он первым делом поздоровался, пожелал всем удачного отдыха и только затем познакомил детвору с ответственными за их жизни в летний период людьми. На одном отряде работал воспитатель с двумя вожатыми. С Тэмином-сонбэ Кенсу уже был знаком, а вот с высоким молодым парнем с торчащими ушами и парнем среднего роста, который улыбался, словно довольный кот, знакомство только предстояло. После того, как старший воспитатель, невысокий бета, озвучил распорядок дня и пояснил некоторые моменты, ребят распустили по комнатам. Тэмин-сонбэ снова зашёл к Кенсу, Бэкхёну и Минсоку спустя несколько минут уже в компании вожатых: высокого Чанёля-сонбэ и улыбчивого Чондэ-сонбэ. Омегам рассказали о планах на ближайшие два дня и напомнили, что вскоре их позовут на обед. После того, как за старшими закрылась дверь, Бэкхён театрально схватился за сердце и упал на кровать Кенсу, который, к слову, очень удивился такому поведению соседа. — Ах, кажется, я влюбился, — пропел он и мечтательно вздохнул. — Кенсу, скажи же, что Чанёль-сонбэ офигенный? — Тебя не смущает, что он старше тебя на лет десять? — перебил Минсок, усмехаясь. — Да на такого шпендика, как ты, никто и не взглянет. — Увидим, — сощурившись, прошептал Бэкхён и направился к зеркалу. Кенсу не мог сказать, что ему в этом месте плохо жилось. Никто его не задирал, как в школе. Он стал чаще улыбаться и даже пару раз принимал участие в лагерных мероприятиях. Без особого энтузиазма, конечно, но Бэкхён и Тэмин-сонбэ были непреклонны. С последними двумя Кенсу достаточно сблизился, чтобы считать их своими друзьями. Омежка-сосед никогда не задавал лишних вопросов и поддерживал каждый раз, когда на лице Кенсу вырисовывалась неуверенность. А воспитателя, который достался отряду Кенсу, мальчишки готовы были носить на руках. Тэмин-сонбэ был добрым и понимающим, никогда не давал своих воспитанников в обиду и никогда не обижал их сам. Он вместе с вожатыми умел развлекать своих подопечных так, что дети после каждого мероприятия оставались счастливыми. После отбоя Тэмин часто засиживался с Кенсу, Минсоком и Бэкхёном, разговаривая о различных мелочах и рассказывая истории из жизни. Мальчишки слушали его, затаив дыхание, и всегда обижались, если воспитатель по какой-либо причине не заходил к ним. Кенсу где-то глубоко в сердце мечтал о том, чтобы Тэмин-сонбэ стал его приёмным родителем, а не Чонсок и Ёнджэ, которые ни разу за прошедшее время не связались с племянником. Однажды, когда ночные посиделки затянулись и воспитатель собрался уходить, Бэкхён выпалил вопросы, которые интересовали всех в этой комнате. — Тэ-сонбэ, а у вас есть муж? А дети? И сколько вам лет? Старший недолго помолчал, а потом, вздохнув, огласил встречный вопрос: — Вам действительно так важно знать это? Омеги закивали и в три пары глаз уставились на сонбэ. — Хорошо, — снова вздохнул воспитатель. — У меня был муж. Есть сын. И мне тридцать три года. Надеюсь, я утолил ваш интерес, молодые люди? А теперь спать, живо! Никто и не думал ослушаться Тэ-сонбэннима, а потому спустя пару минут Бэкхён с Минсоком похрапывали в подушки. Одному Кенсу не спалось, и он вертелся из стороны в сторону, пока не нашёл удобную для сна позу. Но и после этого мальчика одолевала бессонница. Каждую ночь Кенсу засыпал с мыслью о Чонине. Было интересно, как он там поживал, думал ли о Кенсу за минувшие дни и представится ли им возможность встретиться этим летом. Кенсу всем сердцем надеялся, что Чонин о нём не забыл. В родительский день Кенсу не ожидал, что его вызовут в холл. И когда услышал своё имя, нёсся со всех ног, в надежде увидеть знакомые лица. Он увидел, вот только совсем не того, кого желал. Водитель, тот самый седовласый бета, который привёз его сюда, держал в левой руке бумажные пакеты, а в правой — огромную корзину со сладостями. — Господин просил передать вам это. И ещё, — мужчина опустил свою ношу на стол и принялся рыться в кармане строгого пиджака, пока не вытащил свёрнутый вчетверо листок, — это тоже вам. Омега принял записку из чужих рук, проводил водителя с пакетами в руках в свою комнату и, попрощавшись с ним, уселся на кровати. Обида говорила за него: не раскрывать этот листок, не читать фальшивые фразы и не тешить себя мыслями о том, что Чонсоку и Ёнджэ есть до него дело. Кенсу послушался, а потому спрятал бумагу в тумбочку и улёгся спать. Бэкхёна и Минсока на выходные забрали родители. Тэмин-сонбэ зашёл в тот момент, когда Кенсу, сладко потягиваясь, отходил от дневного сна. — Привет, малыш. Ну, как ты? — Добрый день, Тэ-сонбэнним. Хорошо. А вы? Старший мягко улыбнулся и провёл по всклокоченным волосам воспитанника. — И я хорошо. Я видел, что к тебе приезжали. Ты рад? Кенсу улыбнулся, хотя удалось это ему не без труда. — Я бы хотел, чтобы мои родители были живы, — сказал он поникшим голосом после недолгой паузы. — Я понимаю тебя, малыш. — Тэмин-сонбэ присел рядом и обнял мальчика. Тёплая ладонь гладила тонкую спинку. — Но наш Кенсу выдержит все испытания, ведь так? И вырастет сильным и уверенным в себе, красивым и добрым. Договорились? Кенсу кивнул и ладонью стёр слезинку. Ещё никто, кроме родителей, не заботился о нём, как сонбэ. И мальчик был благодарен ему всей душой. Спустя пару минут, Кенсу поднял покрасневшие глаза на воспитателя и, подавив смущение, спросил: — Сонбэ, почему вы не со своим сыном сейчас? На красивом лице мигом отразилась та боль, которую так тщательно скрывали. — Я не могу видеться со своим собственным ребёнком сейчас. Потому работаю с другими детками. — Выражение лица Тэмина вновь переменилось на улыбчивое. — Но эта история не для твоих маленьких ушек, я пойду. Не опоздай на ужин! Весь день Кенсу слонялся по коридорам, читал и спал. Вот только перечитывать роман, который, казалось бы, он знал наизусть, не было никакого интереса. Сразу вспомнились слова мужчины, заселявшего его в комнату, о богатейшей библиотеке в лагере. Мальчику захотелось проверить, являлось ли правдой данное заявление. Найти нужное место не составило особого труда. Библиотека оказалась на первом этаже, как подсказал воспитатель другого отряда. В выходные дни вход был свободным, так как многие уезжали домой. Кенсу записал своё имя в тетради учёта, передал её дежурному и принялся бродить между стеллажами. Ему не соврали — библиотеку и впрямь можно было назвать выделяющимся достоянием этого лагеря. Книг здесь было такое огромное количество, о котором Кенсу и мечтать не смел. Его загоревшиеся интересом глаза бегали от одной яркой обложки к другой, губы расплылись в довольной улыбке. Выбор омеги пал на ряд стеллажей с фантастикой. Кенсу долго водил пальцами по корешкам, увлечённо читал названия и содержание пыльных томиков. И, казалось, счастливее ребёнка не найти. Мальчик вздрогнул, когда перед глазами внезапно стало темно. Чужие ладони, прикрывшие его взор, оказались тёплыми и до боли знакомыми. Воздуха в лёгких не хватало из-за мимолётного испуга, и Кенсу выдохнул только после того, как ему шепнули прямо в ухо: — Попался, мелкий.