Capture

– Ты уже владелец этих документов, – с порога выплёвывает Доминик, не позволяя проверить себя на наличие оружия. О да, он не забыл прихватить с собой стандартный набор, который с радостью бы применил прямо сейчас, размазав мозги Беллами по стенке. – И владелец фонда. – И тебе привет, – Мэттью всё же умудряется совладать с руками Ховарда, удерживая их в осторожном захвате, из которого тот с лёгкостью может вырваться. – Зачем тебе это? – Ты принёс бумаги? Они мне ещё понадобятся. Например, я могу сжечь их прямо сейчас. У тебя есть зажигалка? Доминик отталкивает Беллами от себя и включает свет. К его удивлению, помимо привычного обшарпанного дивана в комнате обнаруживается и другая мебель, придающая некий… уют. Сложно назвать уютной комнату с наглухо забитыми окнами, но такова цена уединения самой странной пары, которую можно только встретить в этом городе. – Ты проверял меня? – горько усмехнувшись, Доминик усаживается на край дивана. – В который раз? – Мне впору заводить отдельный органайзер для подобных дел. – Я доверился тебе и в очередной раз рискнул своей должностью, карьерой и, может быть, даже жизнью. Чем бы ты отплатил мне, если бы я потерял всё это? Заранее зная ответ, Ховард боится услышать подтверждение своим догадкам. Если он в один день станет никем – останется ли Беллами если не рядом, то хотя бы в зоне досягаемости? Не вычеркнет ли его из жизни или же вовсе – не устранит как очередную пешку, которая слишком много знает? – Этого бы не случилось. Ты не понимаешь правила игры. – Для меня это не игра, – Доминик вскакивает на ноги и, сжав кулаки и стиснув зубы, злобно уставляется на Беллами. Тот сидит в кресле в углу комнаты и неотрывно наблюдает за возбуждённым собственным маленьким поражением Ховардом. – Тем не менее, у тебя есть свои правила. Наши правила, и мы следуем им раз за разом, – он встаёт. – Именно поэтому всё продолжается до сих пор. Именно поэтому ты здесь. – Именно поэтому мы здесь. Тебе не нужны какие-то бумаги, тебе нужен я. – Может быть, – Мэттью покидает своё место и делает два шага навстречу Доминику. – Твои люди думают, что мы больше не работаем вместе. Чего ты добивался? – Я бы оборудовал камерами все места, где ты бываешь. Твой дом, ту подворотню, где ты выгуливаешь Дарси, тот магазинчик в конце улицы… Другими словами, оставил бы тебя без возможности иметь личную жизнь. Доминик кривит губы и складывает руки на груди, едва сдерживаясь, чтобы не начать по-идиотски хохотать. – Ты никогда не станешь моей личной жизнью. Любая дворняга из подворотни лучше, чем ты. Уже несколько лет ты ставишь под сомнение всё, во что я верю. – Мы ничего не можем изменить, Доминик, – голос Мэттью завораживает; он говорит тихо, плавно выговаривая каждый слог произносимых им слов. И можно было поддаться этому напору, если бы не одно но. – У тебя нет слабостей, – выплюнул Ховард. – Всё всегда происходит так, как ты задумал. Если бы ты хотел выбраться из этой трясины, которую почему-то называешь игрой, то сделал бы это за месяц, а не растягивал на годы, утягивая меня за собой. Он начинает отступать. Желание покинуть помещение возрастает в сто крат, когда уголок рта Беллами дёргается в попытке удержать улыбку, жаждущую расползтись на его губах. Не оборачиваясь, Доминик вылетает из комнаты и следует по длинному коридору, ведущему наружу. Уже на улице он прикуривает, дрожащими пальцами поднося сигарету к губам, и на всякий случай проверяет, на месте ли пистолет. Тот обнаруживается за поясом брюк – там, где его и оставили из соображений безопасности. Зато по приезду домой он не находит на своём месте ключей от квартиры, даже после трёх попыток их отыскать. Догадка приходит нежданным гостем, важно прохаживаясь по коре головного мозга и усаживаясь где-то посередине, закинув ноги на воображаемый стол. Беллами наверняка грязно потирает руки и отпивает из бокала вино, хорошо представляя реакцию Доминика, который без устали день за днём бьётся в попытках избавиться от странной зависимости в лице самого Мэттью. – Чего ты добиваешься? – первым же делом спрашивает Ховард, заслышав в трубке глухое «Как добрался?» – Хочу, чтобы ты вернулся и остался на ночь. – Я не настроен проводить время с тем, кто вытирает об меня ноги. – Мы равны, никогда не забывай об этом. Или мне нужно напомнить твоей блондинистой голове всё то, что происходило хотя бы полгода назад? – Мы были на равных, – Доминик спускается по лестнице и выходит на улицу, на ходу прикуривая очередную сигарету и заодно мысленно обещая себе прекратить дымить в таких масштабах. – Хотя бы те же полгода назад. Ты сам всё испортил. Мэттью всегда держал своё слово. Из кожи вон лез, чтобы угодить тому, кому дал обещание; не спал ночами, совершая один за другим рейс, направляясь на сомнительную для себя сделку, лишь бы наладить контакт с нужными людьми и всё-таки сдержать слово; давал Доминику то, что тот просил (а просил тот исключительно редко) и всегда был услужлив настолько, насколько можно было быть. Доминик всегда вспоминал историю их знакомства с улыбкой, несмотря на всё содеянное Беллами впоследствии.

Пять лет назад.

Французское подразделение никогда не скрывало своей неприязни к англичанам, и даже больше – яро её демонстрировало при любой удобной возможности. Доминик не знал имени встречающего, но зато сам встречающий наверняка отследил всё семейное древо Ховарда до тридцать пятого колена и был очень собой доволен, весь предыдущий вечер вороша личное дело человека, который прибыл в Пятую республику с одной маленькой, но весьма великой для своих масштабов миссией. Он успешно претендовал на повышение, но перед этим требовалось выполнить ряд заданий, крайне важных для страны, которой он посвятил без малого десять лет безукоризненной службы. На тридцатый день рождения Доминику Ховарду даровали возможность продемонстрировать всю свою преданность. В аэропорту его встретили трое, сходу заключив в плотное кольцо и доведя до машины без каких-либо происшествий (как будто бы он был премьер-министром, и ему грозила опасность категории А). Через два часа бесцельных поездок по безликим конторам, что прятали под собой тонны важных бумаг, Доминик занервничал. Через три часа он понял, что вместо добычи информации его поставили в то положение, в котором он стал её дарителем. Перед тем, как отправиться в Париж, он прошёлся по самым близким знакомым в бюро и добыл один единственный номер, безоговорочно помеченный как «тот, куда звонят в крайнем случае». Через четыре часа Ховард наконец осознал, что крайний случай настал ещё два часа назад, и что живым он вряд ли выберется. Последняя контора, где они осели вчетвером, была замаскирована под небольшую редакцию, выпускающую еженедельную газету с экспрессивными лозунгами в заголовках и бессмысленными статьями, не несущими никакого смысла. Объявить удерживающим его в своеобразном плену французам о том, что секретной информацией Доминик будет обладать только после повышения, было никак нельзя. Демонстративно выложив на стол, заваленный различными газетными вырезками, весь свой небольшой арсенал, он извинился и направился в уборную комнату, откуда всеми правдами и неправдами и связался с тем, кто и по сей день доставлял ему одновременно и множество проблем, и неподдающееся качественной оценке количество пользы. – Что я получу взамен? – сухо поинтересовались на другом конце провода. – Всяческое содействие лондонской полиции в лице инспектора Ховарда, идущего на повышение, а также дальнейшее сотрудничество со Специальным подразделением. – Ты также говоришь о разведке? – Так точно. – Почему ты не обратился к своим? Один звонок – и ты бы уже минут пятнадцать как сидел в антишоковом одеяле и попивал горячий чай, – человек откровенно веселился. – Это личный мотив. Мне нужны дополнительные связи вне Скотланд-Ярда, о которых сам Скотланд-Ярд знать не будет. – Тебе повезло, что мне нет дела до чьей-либо преданности. Мои люди будут через пару минут. Звонок прервался. Доминик продолжил глупо глазеть в зеркало, висевшее над раковиной, и уже через минуту услышал, как в дверь сначала вежливо постучались, представившись посыльным, а после нагло её выбили, захватив помещение под контроль. Выбравшись на улицу, Ховард незамедлительно скрылся за углом, преодолевая немалое расстояние в несколько прыжков. Сердце бешено колотилось в груди, грозя выскочить наружу. Когда он добрался до угла улицы Шарон, телефон в кармане завибрировал, демонстрируя уже другой номер. – По некой странной случайности моё месторасположение почти совпадает с твоим. Если я правильно понимаю принцип выживания, то ты вряд ли сунешься туда, где не слишком гостеприимные французы организовали тебе номер в отеле. Позже с тобой свяжутся и сообщат новый адрес, нам есть что обсудить. Именно так они и встретились. Что-то похожее на отель на пересечении Пьер-Леско и Рамбюто встретило Доминика попытками подарить комфорт. Он долго озирался по сторонам, сверялся с часами и усердно прятался за газетой, языка которой не понимал от слова совсем. – В Италии сегодня не слишком солнечно, – раздалось где-то сверху. Ховард чуть склонил голову, чтобы увидеть тень человека, – но дорога выдалась приятной. – В отличие от Франции. – Твой выбор одежды заставляет мой лоб покрываться дополнительной испариной. Наконец подняв голову, Доминик жадно принялся всматриваться в лицо говорившего. Он ожидал увидеть кого угодно, но не молодого мужчину, на первый взгляд – его ровесника, ведущего себя более чем непринуждённо в компании незнакомого ему соотечественника. – Коллеги, отправляя меня в путь, буквально клялись, что Париж со дня на день затопит небывалым ливнем, – попытавшись пошутить, ответил Доминик. – Что ж, хотя бы в этом тебя не обманули. Мужчина ухватил зонт, который держал в руках, покрепче и, едва раскрыв его, уберёг их от внезапно начавшегося дождя. Комичность ситуации сопровождалась странными взглядами друг на друга, и уже через полчаса они оказалась в ресторанчике неподалёку. – Меня зовут Мэттью Беллами, – он представился, ни на секунду не отрываясь от главного блюда, поданного несколькими минутами ранее. – Твои имя и намерения мне известны. – Есть ли что-то, что тебе не известно? – попытка пошутить провалилась, когда Доминик получил ответ. – Да, твоя сексуальная ориентация. В конечном итоге, хоть это и казалось на первый взгляд чем-то невообразимым, они оказались в одной постели. Невообразимым это осталось и по возвращению домой, когда Ховард, ступив на родную землю с ворохом секретных данных в папке, лежащей на дне чемодана, буквально сходу получил старшего инспектора.

***

Через неделю Доминик получил приглашение на обед, с пометкой «плавно переходящий в ужин и, быть может, ранний завтрак». Не видя смысла отказываться, он надеялся разжиться новой полезной для себя информацией, заодно выдав лимитированное количество известных ему правительственных секретов. Всё это походило на какую-то шутку, и поначалу Ховард не придавал происходящему никакого значения. Встречаясь с Беллами раз в месяц, а то и реже, он продолжал работать, иногда и без выходных, выполняя поставленные перед ним задачи безукоризненно идеально. Спустя два года и двадцать таких встреч, Беллами осел в Лондоне, сменив отчего-то столь уютную ему Европу на весьма перспективные, по его словам, родные пенаты, где он не жил уже лет пять как, предпочитая менять местоположение каждые несколько месяцев. Ещё тогда, впервые назначив встречу у себя дома, Доминик посмел пошутить о том, что уж после двух десятков свиданий нормальные люди съезжаются и живут вместе, деля счета пополам. Через неделю к Ховарду явился курьер и, загадочно сверкнув глазами и вытребовав подпись за доставленное письмо, вручил ему конверт со связкой ключей, к которой прилагалась записка: «Можешь переезжать хоть сегодня, об оплате счетов не беспокойся» Но Доминик беспокоился о другом. Живя в квартире, выделенной правительством, он тем самым давал каждому желающему вышестоящему начальнику шанс без каких-либо проблем отследить все свои передвижения. Так уж получалось, что предыдущие встречи с Беллами обходились без слежки, но нельзя было отметать подобный вариант на корню. И уж тем более – переезд в другую квартиру не остался бы без внимания начальства, тем самым вызвав множество неловких и вполне конкретных вопросов. – Уж не жениться ли ты собрался, Ховард? – задав вопрос из разряда вполне конкретных, заместитель помощника комиссара продолжил перекладывать несомненно важные бумажки с места на место. – Никак нет, сэр. – А пора бы, – усмехнувшись, он пригладил усы и прищурился, будто бы собравшись давать жизненно важный совет: – Ты уже неделю не появлялся дома. Я могу похлопотать о том, чтобы твои походы к даме сердца остались незамеченными. Заслужив уважение и доверие начальства, Ховард впервые воспользовался своим положением и спустя два дня примерной отсидки в правительственной квартире, воспользовался предложением. Начав терять самообладание, Доминик забеспокоился. Ему были ни к чему обременительные связи, которые могли стоить ему работы, но и прекратить всё это враз он был уже не в состоянии. Беллами знал об этом. Он только ядовито усмехнулся, услышав о том, что теперь имеет честь называться «дамой сердца» Доминика Ховарда, старшего инспектора полиции и члена её Специального подразделения. О том, чем именно занималось это подразделение, не догадывался даже Беллами. Зато сам Ховард был осведомлён настолько хорошо, что в течение последующих двух лет прорабатывал варианты развития событий, какими бы они ни были. У него была одна единственная цель, которую он во что бы то ни стало собирался достичь.

***

Доминик никогда не задавался вопросом, зачем конкретно он стал заниматься этим делом. Он попросту знал, что оно откроет перед ним дополнительные перспективы, даст возможности в области информации куда большие, нежели те, которые предоставлял Скотланд-Ярд. Если поначалу это было чем-то вроде игры, в которую он с радостью ввязался, не думая о последствиях, то по истечении немалого количества времени, он стал задаваться вполне закономерным вопросом: а сможет ли он довести всё до конца? Действовать в одиночку было тяжело. Редко кто решался на подобное, и тем более – в таких масштабах. Но увлёкшись, он не заметил, что минуло несколько лет, а информации не прибавилось ни на грош. Обладая мнимо полезными знаниями, Доминик растрачивал себя впустую, позволяя забирать не только материальное, но и душевное – свои покой и сон. Каждую ночь, лёжа в постели и любуясь маленьким шоу, которое ему устраивали ветки деревьев, путающиеся в свете уличного фонаря, Доминик задавал себе ещё один вполне закономерный вопрос: сможет ли он сделать то, что задумал?