***
Публика собирается разношёрстная: политики, детки богатых родителей, несколько актрис и певиц, какой-то ширпотреб из среднего класса и, конечно же, та самая категория, не поддающаяся какому-либо описанию. А также продажные полицейские или – полицейские на страже собственных интересов (или не совсем полицейские). Беллами обнаруживается на лестнице, ведущей в главную залу, но прежде чем хотя бы посмотреть на него, Доминик должен пройти рамку и быть ощупанным тремя охранниками весьма грозного вида. Представление начинается ровно в тот момент, когда он достаёт приглашение. На него налетает одна из посетительниц, уже прошедшая все проверки, и начинает страстно целовать, никого и ничего не смущаясь. Попутно она выкрикивает фразы из разряда «Наконец-то, дорогой!» и «Нам нужно скорее уединиться», и её сопровождение обступает новообразовавшуюся парочку плотным кольцом, попутно разбираясь с одной единственной проблемой – озадаченными охранниками. Дамочка цепляется в плечи Доминика и с нетипичной для слабого пола силой тащит его в сторону лестницы, легко огибая и металлоискатель, и толпу охранников. При этом она не перестаёт щебетать какие-то милые глупости и обнимать его за шею, и в этот момент Ховард поднимает глаза, снова замечая Мэттью на лестнице – у него столь самодовольное выражение лица, что сомнений о том, кто подстроил эту любвеобильную сцену, не остаётся. Как только они ступают на лестницу, Беллами исчезает из вида и хватка женщины становится куда слабее. Чем выше они поднимаются, тем меньше интереса она проявляет к его персоне, что приносит значительное облегчение, пускай Доминик и привык работать вот так, под прикрытием. Он отмечает, как приятно от неё пахнет, а ещё – сколь искусно уложены её светлые волосы. Миловидное лицо ему не говорит ровным счётом ни о чём, потому что он знает, как опасна бывает красота. В списке её жертв может быть кто угодно, и, что вызывает куда большее волнение, – именно сегодня она может лишить жизни любого из гостей. К счастью, ни он, ни Беллами не пополнят её трофейный счёт.***
Когда публика собирается у небольшой импровизированной сцены, Доминик занимает выжидательную позицию в небольшом отдалении от основного скопления людей. Все тошнотворно элегантны друг с другом – обмениваются недопоцелуями, обсуждают судьбу жертв последних терактов и всячески стараются изобразить сочувствие, тогда как сами думают лишь о том, под каким номером их имена назавтра напечатают в The Guardian, расхваливая их щедрость и озабоченность людскими проблемами. Очередной политик выходит на сцену и, подняв бокал шампанского, произносит длинную речь о важности этого благотворительного вечера и щедрости уважаемых гостей в целом. Он не раз упоминает тех людей, которые не смогли посетить сегодняшнюю «приватную вечеринку», и в конечном итоге заводит неприятную трель о текущих событиях в мире, вызывая жгучую зевоту. Хоть какое-нибудь веселье приносит человек, замирающий сзади и старательно изображающий безразличие к впереди стоящему Доминику. Через пару минут ему всё-таки всовывают в карман пиджака нечто и скрываются из вида, так ничего и не сообщив. Через какое-то время сзади вновь кто-то появляется, но теперь уже не столь деликатный, но зато – куда более тихий. – Твои люди по-прежнему отвратительны, – говорит Доминик куда-то вбок, обращаясь скорее к стене, чем к человеку, стоящему позади. – Кто угодно справился бы со своей работой лучше. – Знаешь, Том вызывался встретить тебя на первом этаже, но Кэролайн подошла лучше. Доминик оглядывается и бегло смотрит в лицо Беллами. Тот облачён в классический костюм-тройку серого цвета и выглядит в подобном ансамбле почти нелепо. Они оба, должно быть, выглядят полнейшими идиотами среди этих людей, но у большинства из гостей вряд ли написано прямо на лице количество миллионов в банке или же наличие преступного умысла. – Если бы он накинулся на меня точно так же, как это сделала она, у охраны даже не возникло бы мысли останавливать нас – ещё бы отошли для верности, вдруг мы заразные. Мэттью тихо смеётся и исчезает, и когда Ховард оборачивается, рядом никого уже нет. В записке обнаруживаются три комбинации цифр. «19:35», «19:45» и «19:49» Ему хорошо известно, что они значат, посему он неспешно покидает просторную залу, не забыв спросить у официанта, в какой стороне находится уборная комната. Получив ответ, он направляется в другую сторону и, обогнув крутой поворот, спускается по лестнице, над которой висит табличка «Только для персонала». Лифт обнаруживается в конце длинного коридора, и до минус второго этажа кабина доносит его аккуратно в тот момент, когда на часах отображаются опасные 19:34. Он бегом преодолевает ещё два коридора, останавливается перед нужной дверью и достаёт пистолет, готовясь применить его в любой момент, но при этом надеясь избежать жертв. В 19:35 дверь распахивается сама по себе, без карты-ключа, которую Доминик не успел бы достать, даже если бы сильно постарался. Он поднимает взгляд на камеру видеонаблюдения и, заметив, что она выключена, исчезает за дверью. У него есть девять минут, чтобы найти нужный предмет. Всего лишь папка с бумагами, но на сегодняшнем аукционе, обещающим покрыть все нужды фонда, она должна стать гвоздём программы. Контрольный пакет акций этого самого фонда – кто осмелится предложить наивысшую стоимость, тот и станет главным совладельцем. Вместе с этим этот человек обретёт возможность отчислять любой процент пожертвований в собственный карман, насколько позволит совесть или её отсутствие, а также получить поддержку некой организации, скромно желающей очистить город от скверны. Этой самой скверной, к сожалению – или к счастью – и был Мэттью Беллами. Очищать город от самого себя Беллами, конечно же, не собирался. Более того – наверняка его планы включали в себя что-нибудь весьма неоднозначное и, скорее всего, нелогичное, что мало кому могло взбрести в голову даже в сумасшедшем бреду. Папка обнаруживается вместе с остальным хламом, выставленным сегодня на продажу. Подобные вещи, как правило, слабо охраняют, а если и делают это, то максимально экономят, довольствуясь охраной на входе и камерами над каждой дверью. Все вопросы решаются словно сами по себе, когда за дело берётся Беллами: все работники службы безопасности в срочном порядке отправились на банкет, чтобы «позволить себе расслабиться хотя бы десять минут». За это время можно вынести пол здания – проверенная истина. Все бумаги перекочёвывают из папки за пазуху пиджака Доминика. Он смотрит на часы, делает шаг к двери и внезапно она распахивается, являя толпу запыхавшихся людей в спецодежде. По привычке ощетиниваясь и доставая пистолет из-за пояса, Ховард направляет его на одного из них, но, узнав среди них тех, с кем ему доводилось не раз выполнять не самые простые операции, мгновенно опускает оружие. – Ховард! – один из них выходит вперёд и хватает его за плечи. – Объяснись. – Вынужден был действовать в одиночку, сэр. Заметил подозрительную активность, – сообщает он, расправляя плечи и задирая подбородок. – Злоумышленник ушёл, мы опоздали. – Что он взял? – Не имею представления. Должно быть, камеры наблюдения покажут нам всю правду. – Кто-то устранил весь блок охраны в здании, запись не велась. Люди начинают суетиться, и в какой-то момент из шумного кокона, не прекращающего выяснять детали, выходит человек, которого Доминик никак не ожидает здесь увидеть. Он смотрит на Ховарда поддельно удивлённым взглядом. – Наслышан о вас, – говорит Беллами, едва сдерживаясь, чтобы не начать откровенно паясничать. – Сотрудник года, гордость управления, любитель работать… в одиночку. – Мистер Беллами сообщил нам о проблеме, – говорит человек в форме, даже не подозревая о том, как сильно заставляет удивляться этим словам ничего не понимающего Доминика. – Всё здание оцеплено – никого не впускают и не выпускают. Мы обязательно снимем охрану, как только поймём, что имуществу фонда и людям ничего не угрожает. – Я уверен, что всё в порядке, – Беллами подходит к столу, оглаживает его поверхность раскрытыми ладонями и, даже не глянув на предметы будущего аукциона, уверенно кивает: – Ничего не пропало. Как только все формальности начинают улаживаться и количество людей в комнате стремительно редеть, Доминик, удерживая себя от желания вцепиться в лацканы идеального пиджака Беллами, разворачивается на сто восемьдесят градусов и тоже покидает комнату, быстрым шагом следуя к лифту. Он понятия не имеет, что его ждёт на первом этаже, посему резво сворачивает на лестницу и начинает бесшумно подниматься по ней. Оказавшись в главном фойе и не обнаружив потенциальной для себя опасности, Доминик перепрыгивает через стол металлоискателя, поправляет пиджак и быстрым шагом покидает здание, даже не пытаясь представить, как именно он оправдает себя перед начальством в понедельник. Столько раз удавалось выкрутиться – получится снова.***
– Ты сукин сын, – сообщает Доминик безразличной к его бедам телефонной трубке. На другом конце провода спокойно, даже ласково, смеются и театрально вздыхают. – Хочешь двадцать пять процентов? – Я приеду через двадцать минут и вытрахаю из тебя всё дерьмо, Беллами. – Грозишься потрудиться на тридцать? Я жду.