«Здоровый сукин сын», — думает Шепард, задрав голову и оглядывая высящуюся над ней фигуру Жнеца. Оголенный череп с жутко ощерившейся пастью, потухшие провалы глазниц, остовы рук, увенчанных когтями и подвешенные так, словно этот зародыш распят... Кейлин поджимает губы. Если это — бог из машины, то каким будет мир, который он создаст, каким будет будущее? «Никаким, — отвечает она себе, отворачиваясь. — Никакого будущего не будет». Замени кости металлом, а мышцы — эластичным материалом, замени кровеносные сосуды проводами, нервные волокна — сверхчувствительными датчиками, а мозг — непогрешимым машинным кодом, замени мечты и стремления целью, что останется от человека? «Инструмент», — думает Шепард и невольно ставит себя в тот же самый ряд. Она кусает губы и гонит дурную мысль прочь. Между ними нет и не может быть ничего общего.
Шепард стоит напротив колосса — маленькая женщина против монстра, вобравшего в себя тысячи жизней, полных чаяний и надежд, которым уже не суждено сбыться. Не должно быть так. Смерть обрывает тысячи нитей, тысячи возможностей — нет в ней никакого спасения. Все имеет смысл, только пока мы живы — только пока мы можем что-то изменить. Это и есть человеческая натура — двигаться вперед, пробивать путь к далеким звездам, полагаясь на собственное небезошибочное чутье, уповая на мечты и стремления. Это и есть то, чего лишена машина, не переживающая трагедий, не изведавшая ни радостей, ни печалей, не испытавшая напряжения духа, преодолевающего неодолимое.
— СУЗИ, — наконец, говорит Шепард, нарушив повисшее молчание. — Мы можем уничтожить эту хрень?
— Слабым звеном являются трубы, подающие жидкость, — сообщает искусственный интеллект «Нормандии». — Если уничтожить их, система поддержки не выдержит, и Жнец погибнет.
Трубы, значит. Шепард хмурится, извлекая из кобуры «Цикаду». Слишком просто. Четыре наполненных красной жидкостью цилиндра, погруженные в полупрозрачный туман — такой же, какой окутывал капсулы с колонистами. Она скользит взглядом по темному скелету, поднимающему самые жуткие образы из памяти. Под защитой изогнутых ребер не бьется сердце, трубы, питающие Жнеца, ритмично закрываются прочными щитками — чем-то это похоже на систему искусственной вентиляции легких. «Дурацкая пушка, — думает Шепард с кривой ухмылкой, целясь в широкие каналы. — Разброс — до черта, а дальности кот наплакал».
Они открывают огонь вместе. Залп волной захлестывает трубы, со звоном сокрушая стекло. Скелет клонит голову вниз в жутковатом подобии поклона, вздрагивает — Кейлин гонит от себя даже намек на мысль, что это может быть реакцией пробуждающегося механизма, — и крепы, удерживающие страшные руки Жнеца, наконец, поддаются, обрушивая недостроенное тело куда-то вниз, в темноту, где, как знает и чувствует Шепард, бродит смерть. Она подходит к краю, чтобы увериться: все действительно кончено, и сумрак, сгущающийся у ног, принял жертву и сыт.
Она касается передатчика:
— Шепард — десанту. Доложите обстановку.
— Гаррус на связи. Держим позиции, но становится жарковато. Долго еще, капитан?
— Двигайтесь к «Нормандии», — командует Кейлин и переключает канал. — Джокер, заводи моторы. Я хочу взорвать это место ко всем чертям.
«Слишком просто», — молоточком стучит в висках, когда Шепард опускается на колено и извлекает из пола платформы цилиндрическую панель. Слишком просто. Она осматривает ее бегло. Они в самом сердце базы — ну что ж, полыхнет, должно быть, знатно.
— Э, коммандер? Тут входящий сигнал от Призрака. СУЗИ пытается его передать.
Шепард занята системами и ей, в общем-то, не до разговоров. Задача была ясной: остановить Коллекционеров. О чем тут еще болтать?
Тали принимает вызов на инструметрон, и проекция Призрака высвечивается в полумраке залы.
— Шепард, — начинает он. — Вам удалось сделать невозможное.
Она даже не оборачивается.
— Я часть команды. В одиночку бы у меня ничего не вышло.
— Вы сделали то, что должны были сделать. Вы захватили базу Коллекционеров, — он выдерживает короткую паузу прежде чем перейти к сути. — Я изучил снимки, сделанные СУЗИ. Мощный радиационный импульс убьет оставшихся Коллекционеров, но все механизмы останутся целы. Это наш шанс, Шепард! — дрожащая, покрывающаяся рябью помех голографическая фигура Призрака сжимает руку в кулак. — Они же строили Жнеца! Их знания и инструменты могут нас спасти!
Шепард передергивает. «Инструменты», думает она. Вот они кто для Призрака: тысячи погибших колонистов, ставших расходным материалом, она сама. Инструменты, в которые вбухана тонна средств. И почему только Кейлин не удивлена?
— Увы. Не планирую оставлять ни одного камня от места, где людей выжимали в биомассу, чтобы потом превратить... — она запинается, пытаясь подобрать наиболее подходящее слово. — В это, — выговаривает она в итоге, обнаружив, что ни одно известное ей определение не способно в достаточной мере описать всю чудовищность увиденного. Шепард поднимается на ноги и разворачивается к голограмме, складывая руки на груди — похоже, ей не отделаться парой фраз, брошенных через плечо. Более того, сейчас она хочет видеть лицо Призрака — пусть всего лишь изображение, спроецированное на инструметрон.
— Нельзя быть настолько близорукой! Мы должны обратить силу Жнецов против них самих. Эта база — настоящий подарок. Нельзя ее так просто уничтожать!
Шепард видит так ясно, что ей хочется рассмеяться ему в лицо. Это и был план: оказаться здесь и получить технологии, способные продвинуть человечество вперед. «Нет, не вперед, — поправляет себя Кейлин. — Вверх». Вознести человечество над всей известной галактикой, обрести могущество, которого не должно быть в руках ни у кого, стать... богом, что ли? Капитан едва слышно хмыкает. И вопрос цены, стало быть, не имеет никакого значения, а возможность, выскальзывающая из рук, снимает маску с лица мужчины, столько говорившего о защите рода человеческого. Чем же тогда отличается человек, призрачное изображение которого она видит перед собой, от Жнеца, рухнувшего в пропасть?
— При всем уважении, — говорит она, и прищуренный взгляд сообщает лучше всяких слов: уважением здесь и не пахнет. Шепард возвращается к поднятому из пола цилиндру панели и протягивает руку. Тейн вручает ей заряд, Шепард устанавливает его на место и бросает взгляд через плечо на застывшую голограмму. — Идите к черту.
Тали отключает канал связи. Шепард ни капли не жалеет о том, что не услышит в свой адрес парочку нелестных эпитетов.
— Нужно спешить, — Кейлин поднимается с колен и погружает цилиндр консоли обратно в пол. Устройство выплевывает струйки пара. — Десять минут — и реактор пойдет в разнос, а от станции ничего не останется.
Она бы двинулась назад, если бы не закачавшаяся платформа. Коммандер удерживает равновесие и осматривается. Предчувствие колотит сердце прибоем. Темнота, свернувшаяся там, у ног, сумрак, тянущий свои зыбкие щупальца...
Смерть вырастает впереди, хватается пальцами за платформы и поднимается, сверкая заалевшими глазницами, открывает провал рта. Смерть нависает над многоугольником платформы, огромная, колоссальная, заглядывает за борт, выискивая себе жертву. Голубоватые разряды скачут по оголенному черепу. Шепард ныряет в тень укрытия, прижимается к нему спиной так, словно хочет врасти.
«Слишком просто, — судорожно колотится в голове, пока Шепард высвобождает из креплений „Каина“. Датчики бронекостюма фиксируют скачок адреналина. — Это было бы слишком просто». Поток слепо ударяет в борт платформы, Шепард инстинктивно сжимается, будто пружина, и выскакивает, едва замирает вибрация под ногами. Она вскидывает установку на плечо, не чувствуя тяжести.
Светящиеся глазницы Жнеца смотрят на нее — или сквозь нее, Шепард не разобрать.
— Как тебе это, а? — выкрикивает коммандер и нажимает спуск. Гул микрогенератора нарастает, установка дрожит так, что руки оказываются неспособны удержать ее без тряски, Шепард щурит глаза, ожидая, что заряд вылетит из ствола и разукрасит залу в красный и рыжий...
Вместо этого «Каин» издает жалобное шипение, выпуская в воздух волну пара, и обжигает руки. Шепард вскрикивает и роняет раскалившуюся установку. Тейн дергает ее за плечо, заставляя уйти за невысокую стену — очень вовремя: Жнец взмахивает жутким подобием руки, и обломки одной из передних платформ свистят над головой.
— Какого... какого хрена? — выдыхает Шепард. Паника накрывает ее удушливой волной, она хватается за горло, словно пытаясь освободить его от сдавливающей хватки. Смерть мягко стелется рядом, по-шакальи хихикает, проводит когтями у самых волос.
Тали меняет укрытие, подскакивает и сканирует то, во что превратился «Каин».
— Предохранители полетели, — сообщает она, разглядывая результаты. — Это тебе еще повезло. Шепард, следующий выстрел просто взорвет его прямо у тебя в руках.
Кейлин опускает взгляд к бедру — там, надежно пристегнутая, покоится «Цикада». С губ слетает нервный смешок; капитан прижимает запястье ко рту, глуша голос, неожиданно для нее самой ставший тонким и ломаным. То, о чем она забыла, неотвратимо поднимается: неконтролируемый полет в безвоздушном пространстве, холод, от которого не спасают отказывающие системы бронекостюма, воздух, которого не хватает на глоток, и темнота, слизывающая мир. Тело помнит, каково это — умирать, и только мертвый не боится тихой поступи и костлявой тени, протягивающей руки из небытия.
— Нужно делать что-то, Шепард! — кричит Тали, когда еще одна платформа, сбитая Жнецом, проносится мимо. — Еще пара таких фокусов — и прятаться мы уже не сможем!
Шепард закрывает глаза и прижимается затылком к борту. Сердцебиение гулко прокатывается по всему телу; собственный пульс закладывает уши, а в горле становится отвратительно горько. С «Цикадой» против Жнеца. Проще сразу броситься под луч — бронированную махину плевки пистолета-пулемета просто не возьмут, да и попасть по незащищенным проплешинам в броне с таким разбросом... Совершенно идиотская, безвыходная, самоубийственная ситуация.
— Шепард!!!
Она резко распахивает глаза и хватает Тали за плечо.
— Нужно заставить его опуститься к краю платформы, — четко выговаривает коммандер, и безумный блеск ее глаз пугает кварианку. — Откроем огонь — может получиться. А потом вы оба махнете к консоли и свалите отсюда как можно скорее.
— Шепард, что ты...
— Нет времени, Тали! Вы оба должны вернуться на «Нормандию». Не дай Гаррусу за мной вернуться.
— Я... — кварианку прошибает холодный пот, когда она понимает, к чему ведет капитан. — Да, коммандер.
Кейлин торопливо кивает и отстегивает «Цикаду». Они выныривают из укрытия по команде, пропустив еще одну волну губительного света, и открывают огонь. Шепард готова поклясться, что видит на неподвижном механическом лице выражение боли. По крайней мере рев, который издает Жнец, ей не мерещится. Скелет опускается вниз, пряча сияющее ядро от огня, и только глазницы светятся из-за края.
— Пошли! — командует Шепард. Она наклоняется, отмечает боковым зрением, как фигуры напарников обращаются смазанными тенями, и подхватывает оброненный «Каин». Он все еще горяч, но бронеперчатки кое-как сопротивляются температуре. Шепард бежит, не чуя под собой ног и едва касаясь платформы. У самого края она прыгает, метя прямо посередь лба, хватается за провал ноздрей, пытаясь удержаться на гладком черепе, и коротко смотрит назад.
Платформа уплывает вдаль. Жнец трясет головой, пытаясь сбросить нежданную ношу, но Шепард держится крепко. Она подтаскивает установку к глазнице и опускает внутрь — рука по локоть уходит в сияние.
Шепард слишком жива, чтобы не бояться смерти, и причина столь внезапного озарения сейчас, скорее всего, мечется по палубе «Нормандии». Шепард улыбается. Страх загнанным зверьком бьется между ключиц — но не в человеческой ли природе перешагивать через него, чтобы совершать невозможное?
— Выкуси, гребанный ублюдок! — лихо ухмыляется Кейлин, демонстрируя Жнецу выставленный средний палец. А потом нажимает на спусковой крючок.
«Каин» гудит и наливается огнем. Шепард разжимает пальцы, осматривается — ей не хватает времени, чтобы рассчитать прыжок — и бросается обратно на платформу, закутываясь в биотику, как в кокон. Взрыв застает ее в воздухе: волна бьет в спину, подбрасывает и прикладывает к завертевшейся платформе, оставшейся сиротливо торчать посреди залы. Удар хлестко обжигает тело, кости трещат, медицинские системы костюма срываются на предупредительный визг, заливая панацеллин и залатывая повреждения. Шепард хаотично шарит руками по поверхности пола и пытается зацепиться за что-нибудь прежде, чем ее сбросит в темноту. Ей едва удается удержаться на краю, как все приходит в движение, кружится перед глазами, вызывая тошноту, а потом глухой удар вышибает ее из действительности.
***
— Вы меня слышите, капитан?
Пошевелиться сложно. Кейлин приподымается — мышцы оглушительно ноют. Она рвано выдыхает, усилием заставляя себя встать. Спину засыпало мелкими обломками, сейчас кажущимися неподъемными.
— Ну же, Шепард! — настойчиво зовет Джокер. — Не пугай меня. Ответь, пока твой турианец не сделал мне дырку в башке!
— Я здесь, — откликается Кейлин, едва удерживая равновесие на ногах. — Десант?..
— Все на борту. Ждем только тебя. И, капитан... лучше тебе поторопиться.
Упрашивать не приходится. Ей требуется совсем немного времени, чтобы сориентироваться и броситься наутек. Голос Предвестника раскатами гремит под сводами базы, но и он больше ничего не может решить. Топот преследователей сотрясает землю. Кейлин закрывается биотическим щитом от наступающих на пятки Коллекционеров и прибавляет ходу. Она ничего не чувствует: то ли костюм накачал ее обезболивающим под завязку, то ли адреналин дал тот же эффект. Конец пути близок: «Нормандия» поднимается из-за обрыва и открывает шлюз. База Коллекционеров, сотрясаемая грохотом, рушится, и падающие балки сбивают платформы у края. Шепард не останавливается ни на миг.
Каким бы безнадежным ни казалось задуманное, какой бы огромной ни была пропасть: пробовать — это так по-человечески.
Мгновение невесомости — цепляется за край, пытается ухватиться — срывается, и оглушительный шакалий хохот накрывает шквалом. Накрывает — и обрывается, когда цепкие пальцы обхватывают запястье Шепард.
Гаррус держит ее крепко — Кейлин даже кажется, что костюм не убережет ее от синяков. Турианец упирается ногами в борт; броня прячет напряженные до предела мускулы, и Шепард почему-то знает — он скорее свалится следом, чем выпустит ее руку. Взобраться. Коммандер скрипит зубами, тянется, цепляется за край второй рукой. Оказавшись наверху и больше не чувствуя пустоты под ногами, Шепард только и может что намертво вцепиться в Гарруса и проваливаться в его взгляд.
— Джокер, — выдыхает она, не посмотрев на пилота. — Вытаскивай нас отсюда. Быстрее.
— Понял я, понял! — пилот торопливо ковыляет в рубку.
Шепард не может отдышаться. Огромная Вселенная, только что простершаяся под ее ногами, вдруг сводится до точки, до ладоней, держащих ее пальцы, до светлых глаз, смотрящих на нее с жадностью того, кто едва не потерял нечто самое ценное.
— Я же сказал, что не дам тебе умереть еще раз*.
Кейлин выдыхает судорожно, только начиная осознавать, что все осталось позади. Гаррус тянется к ней, склоняет голову — Шепард разжимает пальцы.
— Я должна идти, — выпаливает она и почти бежит в рубку.
Небеса взрываются и полыхают неистовым пламенем.
***
Ждать ее здесь, на верхней палубе, ничуть не проще, чем в БИЦ с час назад: узкий коридор перед капитанской каютой похож на клетку, которую можно измерить несколькими широкими шагами. Гаррус буравит взглядом красный индикатор на створке лифта и перебирает в уме все произошедшее. Взволнованный голос Тали, влетевшей на борт «Нормандии», никак не выходит из головы: на вопрос, где Шепард, кварианка отвечала сбивчиво, неразборчиво, и это обрисовывало ситуацию лучше всяких слов. Сломя голову броситься на базу не дал Тейн, а потом Джокер поднял «Нормандию» в воздух, и в груди засвербило. Рваться в бой было поздно — оставалось только вслушиваться в рой помех, молясь всем известным высшим силам, чтобы Шепард вышла на связь.
Несколько минут молчания грозили утопить его в пустоте.
А потом был шлюз, Джокер, палящий по Коллекционерам из винтовки, и рука Шепард, выпустить которую означало бы подписать себе приговор.
Гаррус потирает лоб. Идиот, усмехается он про себя. У него было два года тоски, целых два года! — а потребовалось чуть не потерять ее еще раз, чтобы признать, наконец, одну совершенно простую и банальную вещь.
Индикатор на двери лифта моргает, створка жужжит, распахивается, и турианец видит ее.
— О, — Шепард задерживает шаг. — Я поговорила с Призраком, — сообщает она и усмехается. — Он дал понять, что мои решения его не устраивают, и, по-моему, назвал меня дурой. Теперь мы сами по...
Он не дает ей договорить: пальцы смыкаются на предплечье, Гаррус притягивает ее ближе и прижимает к стене. Ее руки он не выпускает, словно опасаясь: стоит отпустить — и Шепард растворится в воздухе, словно ее и нет. Запах ее волос, дыхание, удивленным вдохом коснувшееся шеи — важные мелочи, позволяющие реальности не обращаться сном наяву.
— Гаррус...
— Помолчи.
Ее ресницы вздрагивают. Шепард закусывает губу — и молчит, не отрывая от него взгляда потемневших от волнения глаз. Он бережно убирает прядь волос, слипшуюся от крови, от ее лба, обнаруживая в руках совершенно неестественную слабость. Кейлин запрокидывает голову, подставляя лицо под пальцы. Дыхание становится тяжелым, и Гаррус больше не противится порыву. Крепкие пластины брони не дают привлечь ее так близко, как нестерпимо хочется, но можно хотя бы коснуться лбом ее прохладной щеки, ткнуться в висок, чувствуя биение пульса, и выдохнуть до темноты в глазах, наконец, выпуская нервозную дрожь.
— Почему ты не взяла меня с собой? — негромко спрашивает он.
— Ты не выполняешь плохих приказов, — усмехается Шепард, прижимаясь щекой. Сердце ухает вниз, оставляя в груди ощущение полета. — Ты бы не оставил меня.
Понимание — как холодной водой за шиворот. Вакариан подается назад, ладонь с хлопком впечатывается в стену над ее плечом, заставляя Кейлин поднять глаза.
— Не оставил бы, — соглашается резче, громче, чем хотелось. Турианец хмыкает нетерпеливо, дергает мандибулами. — Один раз твою смерть я пережил — больше не собираюсь.
Ее рука, затянутая в бронеперчатку, знакомо ложится на шею. Кейлин привстает на цыпочки, тянется, касается мягкими губами — увлекает в поцелуй, осторожный, неловкий, будто Шепард только пробует, каково касаться мягкими губами кромки рта, смешивать ставшее поверхностным дыхание. Волнение переплавляется в нетерпение, нетерпение гонит прочь первую робость. Хочется больше, крепче; он бы клял собственную неумелость*, да только мысли совсем не удерживаются в ставшей легкой голове.
— Ну, — усмехается Гаррус, — ради этого стоило прогуляться в ад и вернуться.
Шепард щурится, встряхивает головой, цепляет ворот брони и тянет за собой в каюту.
***
Кейлин выгибает спину, едва коснувшись лопатками холодной стены душевой, и смеется. Под падающие капли, тонкие, прозрачные, она подставляет губы — а в результате ловит поцелуи. Ладони скользят вверх по изгибу спины — податливо прижимается, теплая и мягкая, заставляя замирать в восторженном предвкушении. Руки осторожно обводят багровые узоры синяков на светлой, почти белой коже, смывают засохшие следы крови. Шепард едва морщит нос, цедит воздух сквозь зубы — повод касаться человеческого тела, не защищенного жестким экзоскелетом, бережнее. Ее хрупкая нагота заставляет заново вспомнить: их коммандер, рвущийся в самую гущу боя, выкована вовсе не из стали. Новые, еще не зажившие до конца рубцы саднит. Хриплый рык вырывается из горла, пальцы впиваются в округлые ягодицы. Она обвивает коленом бедро, изгибается — манящая, зовущая, ждущая... Гаррус накрывает ее собой, вжимает в стену, и чувственный вздох становится ответом. Цепляется за панцирь, запрокидывает голову; струйки воды стекают по точеной шее — Гаррус языком касается кожи там, где пробежала прозрачная капля.
Жилка на шее Кейлин бьется горячо. Любить ее взахлеб, отдаваясь неудержимой пляске пульса, и выкрадывать рваные вдохи с распахнутых влажных губ — все сплетается, путается тонкой дурманящей вязью. Нетерпение подхлестывает жгуче, и движения бедер, быстрее и резче, заставляют искры сыпаться с глаз. Не могильному тлену сжимать эту женщину в объятиях, не холоду небытия ее целовать. «Моя», — оглушительно звучит в голове. Ни смерти, ни дьяволу, ни Жнецам, ни кому-либо еще не отобрать ее.
За закрытыми веками полыхает и тлеет — прямо как небеса, оставленные позади.
