Save my soul

Разгоняя клубы полупрозрачного тумана подолом своей мантии, молодой Хранитель спешил в апартаменты Верховного, надеясь получить обещанный ответ на беспокоивший его уже довольно продолжительное время вопрос, прижимая к груди теплую каменную пластину, которую рыжеволосый молодой человек не выпускал из рук даже во время сна. – Пап, ты сказал... – плотно прикрывая за собой дверь, тихо проговорил Иоанн, но вынужденно замолчал на полуслове, в большой светлой комнате вместо мужчины находя взглядом женскую фигуру. – Ой, прости, я думал отец здесь, – склонив голову в приветствии, разочарованно прошептал он, подходя ближе к повернувшейся к нему Хранительнице. – Незапланированная встреча с Советом, – махнув рукой в непонятном направлении, ответила женщина, заглядывая в печальные зеленые глаза рыжего парня и спуская взгляд ниже, в длинных бледных пальцах его находя причины к прочитанным на изумрудной радужке эмоциям и чувствам. – Как дела с..? – едва дотрагиваясь до каменной плитки ладонью, поинтересовалась она, следуя рукой дальше и аккуратно сжимая пальцами предплечье молодого человека. – Без изменений, – пожал плечами Иоанн, отстраняя от груди камень, разочарованно отмечая появление на нем еще нескольких тонких черных полос. – Отец сказал, что у него есть кое-какие догадки о причинах возникновения трещин, и я хотел поговорить с ним, – торопливо начал объяснять он, ногтями царапая испещренную шрамами поверхность, будто надеясь выскоблить их, но, как и сотня предыдущих попыток, эта также не увенчалась успехом. – А ты не пробовал еще раз поговорить об этом с самим мальчиком? – конечно, женщина знала, что рыжеволосый Хранитель сделал все возможное, чтобы самостоятельно узнать о причинах происходящего, но ее желание помочь отчаявшемуся молодому человеку не находило других вариантов. – Он уверяет, что с ним все в порядке или вообще не отвечает, – выдохнул Йен, кусая нижнюю губу в признанном поражении. – А если я начинаю настаивать, вообще прогоняет прочь, – потупил взгляд он, вспоминая недавнюю ссору с Микки, из-за которой вот уже почти неделю рыжий вынужден был наблюдать за ним лишь в отражении Чаши, не осмеливаясь спуститься к подопечному. – И ты так просто сдаешься? – отпуская руку зеленоглазого, нахмурилась Хранительница. – Твой парень говорит тебе уйти, и ты уходишь? – не скрывая в интонации осуждающих нот, покачала головой она, а Йен поспешил отвести взгляд, едва заметно вздрогнув от непривычного слуху слова, подобранного женщиной взамен привычному «подопечный». – Он говорит, что хочет побыть один, – неуверенно оправдался Иоанн, убеждая больше себя, нежели собеседницу в правильности принятого решения. – Не всегда нам нужно то, чего мы хотим, – философски изрекла она, взяв руку рыжеволосого парня в свою. – И, если ты вспомнишь о том, что происходит с плитой Микки, когда ты рядом, ты поймешь, что одиночество – последнее, что ему сейчас нужно, – тихо добавила Хранительница, несколькими словами разрушая стену непонимания и упрямства, выстроенную Милковичем, возле которой продолжал скромно переминаться с ноги на ногу Йен. – Я боюсь, что он попросит меня уйти навсегда, если я... – Не попросит, – перебила его женщина, сжимая пальцами дрогнувшую ладонь. – Ты нужен этому мальчику, сынок, – уверенно проговорила она, делая небольшую паузу перед тем, как продолжить, – и только ты сможешь узнать, что с ним происходит, и понять, как это исправить, – отпуская руку Хранителя и размещая ладонь теперь на его бледной щеке, заверила Шейла отпрыска. – Я не знаю как, – честно признался Иоанн, наклоняя голову и потираясь щекой о теплую ладонь матери. – Оно знает, – кончиками пальцев скользнув по острому подбородку молодого человека и одним легким движением спустившись ниже, едва слышно прошептала женщина, прижимая руку к груди сына, чувствуя под ладонью мерный ритм ударов любящего сердца и нежно улыбнувшись крохотной искре надежды, вспыхнувшей в его зеленых глазах. – Иди, – кивнув на дверь, распорядилась Шейла, подтолкнув нерешительно обернувшегося на выход парня. – Но отец... – Я скажу ему, что ты зайдешь потом, – оборвала его Хранительница. – Все равно я не думаю, что его догадки и планы смогут вам помочь, – покачала головой она, окончательно убеждая сына в необходимости вернуться к подопечному и своими собственными руками восстановить целостность полотна его души. – Им же не помогло, – едва слышно сама себе прошептала она, бросив печальный взгляд на большую шкатулку, хранившую главное сокровище ее мужа, когда Иоанн уже успел отойти от нее на несколько шагов. – Мам, – обернувшись в дверях, позвал Хранитель, – спасибо, – кивнул он и пропал за массивной створкой, ускоряя шаг и почти переходя на бег, желая поскорее вернуть пластину Микки обратно на место и материализоваться напротив только недавно вернувшегося домой подопечного. – Спасибо, – повторил слова сына Верховный, принимая четкие очертания и разгоняя остатки серебряного тумана взмахами рук. – Ты все слышал? – осуждающе качнув головой, улыбнулась мужу Шейла, в серых глазах Фрэнка не найдя и намека на вину за то, что тот подслушал ее разговор с сыном. – Всё, – кивнул мужчина в направлении шкатулки, лишь на секунду позволив своему взгляду вспыхнуть горьким разочарованием от свершенных ошибок. – Я не имела в виду... – Не важно, – перебил жену Владыка, – ты все правильно сказала, – предвосхитил он ее новую попытку оправдать произнесенные слова. – Я не смог спасти ее и не мне советовать Иоанну, как спасти эту душу, – признал мужчина, позволяя себе вернуться воспоминаниями на сотни лет назад и вновь увидеть пустоту в когда-то любимых глазах прекрасной девушки, выбравшей легкий путь смерти вместо тяжелой борьбы со своими демонами. – Фрэнк, это был ее выбор, – вновь попыталась оправдать случившееся Шейла, но, как и прежде, ее слова встретились с непробиваемой стеной. – Не всегда нам нужно то, чего мы хотим, – процитировал слова жены, произнесенные чуть раньше, Верховный. – Я не должен был слушать ее и оставлять Монику тогда одну, – вывод, сделанный когда-то давно и озвученный не одну сотню раз после, сорвался с его губ, лишая женщину возможности продолжать этот бесконечный спор, вынуждая ее согласно кивнуть и попытаться поддержать разочарованного в себе Хранителя легким прикосновением ладони к плечу. – И Иоанн не должен оставлять его. – Он не оставит, – заверила мужа Шейла, сжав пальцами ключицу, укрытую белоснежной мантией. – Он слишком сильно его любит, – выдохнула она последний неоспоримый аргумент и притихла. Так и не услышав ответа. Озвучить который Владыка осмелился лишь спустя продолжительное время, когда он остался один и смог вновь позволить себе недолгую встречу с остатками души погибшей возлюбленной, в паре осколков холодного камня сумев рассмотреть нежную улыбку и ярко горевшие глаза, запомнившиеся навеки: – Я тоже любил... Микки соврал бы, скажи он, что появлению в поле его зрения первых клубов искрящегося серебром тумана он не обрадовался. Но признаваться в испытанных эмоциях рыжему, постепенно материализующемуся в дальнем углу комнаты, он не спешил – пытаясь придать лицу самое непосредственное из возможных выражений, Милкович проглотил очередную вилку разогретого ужина, из-за сильного сосредоточения на поддержании маски безразличия забывая прожевать особо крупный кусок мяса и чуть не подавившись. – Здравствуй, – но все же поперхнулся глотком газировки, обещающей спасение его раздраженной глотке, когда Хранитель тихо его поприветствовал. – И тебе не болеть, – салютуя рыжему столовым прибором, прохрипел Микки, отставляя баночку обратно на стол и совершая очередную попытку зубцами вилки подцепить новый кусок. – Хули приперся? – рыкнул он, чуть повернув голову к собеседнику, встречаясь взглядом с яркими зелеными глазами, вмиг снизившими наигранную агрессию его интонации до отметки «ноль». «Спасибо, что пришел» – пронеслось в голове брюнета, но озвучить эти слова Милкович себе не позволил. – Я скучал, – осторожно, шаг за шагом приближаясь к подопечному, ответил Йен, улыбаясь голубым глазам, сумев в темных вкраплениях на небесного цвета радужке найти искренние эмоции их хозяина. – Рад за тебя, епт, – хмыкнул Микки, едва сдержав на языке «я тоже». – Прости меня, – останавливаясь напротив парня, заметно напрягшегося и несколько раз за пару секунд сменившего положение тела на диване, тихо проговорил Хранитель, медленно опускаясь на колени возле ног брюнета, замечая как тот постепенно расслабляется под его взглядом. – Ага, – кивнул Милкович, не сумев скрыть улыбки, тронувшей его губы, и глубоко вдохнул полной грудью, отмечая, что сковывающие ее в последнее время цепи уже не давят на ребра так сильно. Но рвущемуся изнутри «это ты прости, я был таким ебланом» наружу выбраться не позволил. Снимая с колен большую тарелку с ужином, кажется, и вовсе уже потеряв интерес к жареному мясу, оставленному для него сестрой, Милкович замер в ожидании ответных действий от Йена, тут же сменившего стекляшку и разместившего свою рыжую голову на бедрах Микки, довольно прикрывшего глаза и разрешившего себе первое прикосновение. – Как дела? – аккуратно поинтересовался Хранитель, наслаждаясь движениями пальцев брюнета в своих волосах, сожалея о том, что пришел только сейчас и потратил столько времени на поддержание упрямства и непонятной обиды этого парня. – Скажи еще, что ты не в курсе, – хмыкнул в ответ Микки, собирая отросшие пряди в кулак и сжимая, надеясь так показать рыжему, что он все еще злится, но ускорившее свой ритм сердце врать не позволило, окончательно убеждая и своего обладателя и простонавшего на его действия Хранителя в том, что Милкович давным-давно уже сдался. – Ну, ты же мне запретил наблюдать, – уже более смело и дерзко проговорил Йен, пытаясь освободить волосы от крепкого захвата кивком головы, но татуированные пальцы быстро утихомирили его пыл, вернув огненную макушку на место. – А ты типа меня послушался, да? – не сумел сдержать улыбки брюнет, прекрасно зная правдивый ответ (не зря же он на протяжении последней недели по полчаса расхаживал по квартире голышом, прежде чем направляться в душ). – Да, – соврал рыжий, получая несколько царапин на коже головы с легкостью выдавшие разочарование Микки, подтверждаясь тихим вздохом, раздавшимся сверху через секунду. – Ой, да не пизди, – решил не сдаваться Милкович, на мгновение укрывшую его лицо маску досады сменяя ехидной улыбкой, предвещающей ярко-розовые щеки Хранителя. – Хочешь сказать, ты за неделю ни разу не передернул, глядя в свое волшебное зеркало? – прыснул он, тут же ловя взглядом давно полюбившейся оттенок бледной кожи скул, заранее празднуя легкую победу в незамысловатом споре. – У нас нет никаких волшебных зеркал, – надеясь обойти стороной обозначенную тему и сосредоточить внимание подопечного на вопросе, в котором Хранитель чувствовал себя более уверенно, пустился в разъяснения тот. – Значит, все-таки дрочил, да? – но, видимо, рыжий забыл, с кем имеет дело. – Мик, – зажмурился Йен, на глазах покрываясь розовой краской более обширно и равномерно, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы дать четкий ответ и наконец закончить смущающий его разговор. – Я не... – хотел было соврать он, что никогда этого не делал, но тихое признание Милковича выбило из рассредоточенного мозга Хранителя все известные ему буквы: – А я дрочил, – широко растянув губы в победной улыбке, проговорил Микки, поднимая голову своего парня за волосы и останавливая ее в паре дюймов от собственного лица, – на тебя, – добил он Хранителя контрольным выстрелом в пах и притянул ближе, собирая все возможные ответные слова и звуки с его губ глубоким влажным поцелуем. Разрушая остатки обиды и злости на рыжего тихим стоном удовольствия, когда Йен ответил ему с не меньшим пылом и желанием. – Убри св рки, – хриплый голос привлек внимание едва ли задремавшего Хранителя, крепко сжимающего в своих руках горячее тело спящего брюнета, наслаждающегося первой совместной ночевкой с Йеном, не сумевшим устоять перед настойчивой просьбой своего подопечного остаться с ним до утра. – Мик? – тихо позвал молодой человек, перебивая сонное бормотание беспокойно заерзавшего в его руках Милковича. – Мик, проснись, – попросил он, но парень лишь тихо всхлипнул в ответ и продолжил молить: – Нт, н ндо, пжста, – простонал он, замотав головой и не на шутку испугав Хранителя, освободившего его от своего захвата и принявшего сидячее положение, аккуратно тряхнув Микки за плечо в попытке разбудить и избавить от прокравшегося в его сон кошмара. – Эй, проснись, – вновь попросил Йен, увеличивая амплитуду движения руки, замечая блеснувшие в уголках глаз парня маленькие капельки, одного взгляда на которые хватило рыжему, чтобы запаниковать. – Мик, пожалуйста. – Не трогай ее, блять! – намного четче и громче выдохнул Милкович, наконец распахнув глаза и хватая ртом воздух, не замечая напротив полный паники взгляд изумрудных глаз. – Сука, – выплюнул он себе под нос, садясь, крепко сжатыми кулаками взбивая пух общего на эту ночь с Хранителем одеяла. Вспоминая о присутствии в своей кровати того лишь когда он подал голос: – Микки, что случилось? – тихо прошептал Йен, накрывая ладонью один из кулаков своего парня, теплотой сконцентрированной на кончиках пальцев силы пытаясь утихомирить неожиданно появившуюся агрессию брюнета. – Ничего, – поспешил ответить молодой человек, выбираясь из-под одеяла и разрывая тактильный контакт, – курить, пиздец, хочу, – наспех оправдав свой скоропостижный побег, бросил он через плечо, подхватывая со стола пачку сигарет и прячась от непонимающего взгляда за углом коридора, ведущего на кухню. – Тебя просквозит, – и на минуту не оставив Микки одного, Хранитель остановился за спиной подопечного, стоявшего напротив распахнутого настежь кухонного окна в одних трусах, глотающего горький дым большими порциями под холодными прикосновениями ночного октябрьского ветра, быстро сумевшего высушить непрошенные слезы. – Ты заболеешь, – делая последний шаг и прижимаясь своей голой грудью к спине парня, закутав их обоих захваченным из комнаты одеялом, прошептал рыжий, обнимая Милковича. – Похуй, – совершив единственную слабую попытку оттолкнуть от себя Хранителя, бросил в ответ брюнет, затушив окурок в пепельнице и доставая из пачки новую табачную палочку. – Не мне, – мотнул головой Йен, опуская подбородок на плечо подопечного и ища в себе силы на то, чтобы задать свой вопрос еще раз, на чаши весов решимости водружая последствия прошлого подобного разговора в противовес словам матери. – Что тебе приснилось? – и Шейла с легкостью победила. – Ничего, блять, отъебись, – ожидаемо огрызнулся Милкович, но рыжий так просто теперь сдаваться не собирался. – Что это было, Микки? – поднимая голову с плеча брюнета, громче и строже проговорил он, крепко сжимая пальцами попытавшегося освободиться от захвата парня. – Что? – резко развернув Милковича в руках и выбросив его недокуренную сигарету в открытое окно, приказал ответить Йен, пристально глядя в блестевшие влагой голубые глаза, сжимая челюсти на новую попытку бегства, предотвращенную упавшим на пол одеялом, сковавшим ноги парня. – Отъебись, блять, че непонятного? – пихнув Хранителя коленом в бедро, Микки почти уже вырвался, но длинные тонкие пальцы, сверкнувшие яркими серебряными искрами в темноте, обожгли обнаженную кожу, обтянувшую напряженные бицепсы, заставляя замереть на месте и вскинуть голову, соединяя две пары горевших глаз взглядом, давая гонг к началу зрительного противостояния. – Го-во-ри, – четко и громко приказал рыжий, встряхнув за плечи Милковича, до крови закусившего нижнюю губу, чтобы не признаваться в своих страхах и слабостях Йену. – Говори, блять! – прогремел голос Хранителя на всю кухню, а на плечах Микки появилась пара красных следов ожогов от крепкого захвата рук рыжего, отправивших в его тело мощный поток энергии. – Батя, – прохрипел в ответ Милкович, не сумев устоять перед силой Хранителя, оседая в его руках и закатывая глаза под веки, перед тем как отключиться подумав о том, что рыжий, кажется, приступил к использованию его словарика. – ... на работу ко мне приперся, мудила, – продолжал свой рассказ Микки, кутаясь в одеяло и едва заметно подрагивая в отходняке после прошедшей по телу волны неизвестного рода энергии. – Я видел ваш разговор, но не придал ему значения, – разочарованно покачал головой Йен, понимая, что ответ был так близок. – Предложил мне бабла, чтобы я на слушанье этого ублюдка выступил, – прорычал Милкович, крепче сжимая в кулаках пододеяльник. – Он мать прирезал, сука, а я должен комиссии рассказать, как сильно по нему скучаю и жду, когда папочку выпустят, – снабжая каждое слово значительной порцией яда, скрипел зубами он, но замолкать не спешил, наконец позволив себе открыться Хранителю. – Нет, я, конечно, жду его, блять, чтобы глотку ему вспороть, как только увижу, но пиздовать на слушанье по УДО... – Микки, – заметив, что степень агрессии и ненависти в произносимых фразах достигли критической отметки, Йен поспешил немного успокоить подопечного – разжав один из его кулаков, рыжий переплел свои пальцы с татуированными, щекочущим танцем маленьких искр на коже его заставляя парня чуть расслабиться. – Извини, – мотнул головой брюнет, мысленно обругав себя за то, что озвучил самые темные свои мысли, но будто смотревшие прямо в душу зеленые глаза Хранителя больше не позволяли врать. – Почему ты мне не рассказал? – поинтересовался Йен, не отпуская руки Микки чуть двинувшись к спинке кровати, чтобы принять полу-лежачее положение и притянуть брюнета к себе, удобно устраивая того на своей груди. Честно ответить Милкович не смог – разместив голову на плече парня, он прикрыл веки, надеясь на то, что его молчание Хранитель расценит правильно. Ему не хотелось признаваться в своих слабостях Йену, и тот, кажется, принял его позицию, позволяя тишине стать законным завершением этого непростого разговора. Но одну крохотную деталь рыжий уточнить все же решил: – Когда слушанье? – спустя десяток молчаливых минут прошептал Йен в макушку притихшего Микки, заодно проверяя, не уснул ли тот. – Несколько дней назад было, – провернувшись в его руках и утянув молодого человека за собой ниже, прошептал в его ключицу Милкович, крепко обнимая парня поперек груди, надеясь на то, что теперь ему удастся уснуть. – Выпустили его.

Tbc…