Люди войны

Мы сидели в зале ожидания, наблюдая за тем, как мимо куда-то по своим делам спешат люди. Северус о чем-то тихо говорил с Гермионой, а мы с Роном вот уже в который раз просматривали брошюры с предложениями по продаже недвижимости в Дубровнике. Оказалось, что купить квартиру, а тем более — дом, практически невозможно. И дело вовсе не в том, что люди там не очень хотели сотрудничать с иностранцами — как раз наоборот, а в том, что цены на квартиры во всей Южной Далмации были заоблачными. Да и предложений продажи было не так уж много — в основном люди сдавали свои резиденции для приезжих. — А это что? — я ткнул в одно из предложений. Цена удивляла: чуть больше восьми тысяч долларов. Это было очень мало для такого дорогого города. Рон хмыкнул, быстро пробежавшись взглядом по этому предложению. — Восемь тысяч долларов за один квадратный метр, дружище. И к тому же, это Старый Город — если купишь квартиру там, то сможешь жить в ней только один месяц в сезон. Оно тебе надо? — Уизли перевернул страницу и задумчиво прищурился, посмотрев на симпатичный дом с террасой и бассейном под ней. Для нас стало откровением и то, что в Дубровнике был бассейн практически в каждом доме, который выставлялся на продажу. — Смотри, всего восемьдесят три тысячи долларов. Ну… По сравнению с остальными ценами, — усмехнулся Рон, чуть пожав плечами на мой удивленный и скептический взгляд, когда я услышал заветное «всего». — Он прав, — подала голос Гермиона, наклоняясь ко мне и заглядывая через плечо в брошюру. — Вам обязательно нужно туда позвонить, как только вы долетите. Дом выглядит прилично, находится на берегу моря — чем не райский уголок для жизни? — Если мы долетим, — скептически пробормотал Снейп, складывая руки на своей груди и непримиримо посмотрев на меня. Почти неделю мы спорили, каким образом полетим в Хорватию, и лишь за пару часов до покупки билетов мне удалось убедить Северуса, что в самолете нет ничего страшного. — Почти три часа полета… Просто прекрасный вояж. — И откуда только в тебе столько желчи? — поинтересовался я, насмешливо взглянув на Северуса. Тот сидел так прямо, будто вместо позвоночника у него была стальная палка, и всем своим видом выражал свое неудовольствие. — Я удивлен, что ты меня еще не отравил. После моих слов повисла неловкая тишина, нарушаемая мерным гулом толпы и частыми объявлениями служащих аэропорта. Я сказал глупость, с этим сложно было поспорить. Невольно я задел всеобщую больную мозоль. О том, что со мной что-то не так, переживали все, кроме меня. Такая вот нелепая ситуация. — Да бросьте, он же пошутил, — опомнился Рон, возмущенно переводя взгляд с Северуса на Гермиону. — Вы настоящие зануды. — А вы - настоящие задницы, — не преминула заметить Грейнджер, тоже складывая руки на груди и встряхивая своей роскошной, как всегда спутанной шевелюрой. Девушка гордо вскинула подбородок и с независимым видом отвернулась к табло, на котором ярко светились номера рейсов и время вылета самолетов. — Может, не будем ссориться? — попросил я, тоже посмотрев на табло. Наш рейс был через двадцать минут, а значит, очень скоро должна была начаться посадка. — У нас не так много времени, чтобы тратить его на такие мелочи. И как раз в этот момент механически приятный голос сообщил, что начинается посадка на наш рейс. Народ медленно начал стекаться к выходу из зала ожидания, мы тоже поднялись. Гермиона, пару мгновений разрываясь между своей гордостью и необходимостью нормально попрощаться, спешно, будто боялась не успеть, подалась вперед, обнимая меня за шею и тихо всхлипывая. — Глупости, Гермиона, — нежно произнес я, неловко погладив девушку по волосам. На душе было очень тепло от такого искреннего проявления любви. Я на минутку будто попал в тот день, когда я, первокурсник, должен был войти в огонь, чтобы сразиться со Злом… — Гарри, ты великий волшебник, — прошептала Гермиона мне на ухо. — Но я не так хорош, как ты, — произнес я, когда Гермиона разжала объятия. Я чувствовал себя смущенным, но мне было крайне приятно, что кто-то за меня волнуется. Это было очень важно, важнее всего, что я делал, и всего, на что я шел. — Я? — удивилась Гермиона. — А что я — ум и книги, вот и все! Но, оказывается, есть куда более важные вещи — например, дружба и храбрость. И, Гарри… будь осторожен! — Береги себя, ладно? Я все еще хочу тебя увидеть… снова, — прошептала Гермиона, буквально вытащив меня из нахлынувших воспоминаний. Я покрепче обнял подругу, а затем выпустил из объятий. — Все будет хорошо. Мы еще увидимся, — я улыбнулся Гермионе и подтолкнул ее к Снейпу. Тот довольно ловко перехватил ее, отведя в сторону. Я знал, что это далеко не просто тактичность с его стороны, хотя он никогда бы в этом сам не признался. Ко всеобщему удивлению, Северус и Гермиона довольно легко нашли общий язык и им было что обсудить перед тем, как мы улетим за сотни километров. — Рон, послушай, — я повернулся к нему и заглянул прямо в его голубые глаза, такие спокойные и печальные, что я будто бы смотрел в глаза Дамблдора. — Мы подумали и решили, что, если мне станет хуже, Северус непременно вызовет вас. Только вас с Гермионой. Оформи международный порт-ключ первым делом, как только я вышлю адрес нашей квартиры. Координаты рассчитают в Министерстве, с этим придется долго возиться, — дождавшись пока друг кивнет, я продолжил: - То, что я еду умирать, даже не обсуждается, решение проблемы из воздуха на этот раз не появится, так что подготовь, как можешь, Гермиону. Я знаю, что возлагаю на тебя непомерную ношу, но мне больше некого попросить, так как контракт с Марией вступит в силу лишь после моей смерти. Так ты обещаешь? — Обещаю, — кивнул Рон, подняв руку и возложив ладонь на мое плечо. Я улыбнулся, рассматривая его бледное лицо, на котором еще сильнее выступили веснушки. — И еще. Дом на площади Гриммо теперь будет принадлежать вам, я вас указал в завещании. Дом, который мы купим в Дубровнике, останется у Снейпа, думаю, так будет справедливо. Вы, конечно, можете поменяться, если будет желание, тут я вас ни в чем не ограничиваю, — я перевел дыхание, бросив взгляд на часы. Время поджимало, а мне надо было сказать еще так много. — А теперь внимание: деньги из моего хранилища. Половину я завещал твои родителям. И я очень тебя прошу, сделай их условия жизни достойными. Половину — вашему с Гермионой первенцу, если он появится в течении двадцати лет. Условие наследования такое: вы должны родить ребенка, иначе все деньги перейдут в фонд Святого Мунго. Кажется, все. — Это не так важно, — пробормотал Рон, увлекая меня вслед за Гермионой и Северусом к нашему гейту. До нас уже дошла очередь, и Снейп как раз предъявлял наши посадочные талоны. — Гораздо важнее, что мы страшно будем скучать по тебе. — Я знаю, — шепнул я, приветливо улыбнувшись измученной женщине, которая приняла наши посадочные билеты. — Я тоже буду скучать по вам, где бы я ни оказался. — Проходите к автобусу, — громким и приятным голосом попросила служащая аэропорта, и я, послушно пожав Рону руку и вновь обняв Гермиону, пошел в сторону выхода. За широкими стеклянными дверьми уже виднелся высокий светлый автобус, который повезет нас до самолета. Я не оборачивался. Не мог найти в себе сил обернуться и увидеть двух самых близких людей, которых я оставляю. Северус молчал, а я не стал начинать беседу. На душе было как-то тяжело, но одновременно я чувствовал ни с чем не сравнимую свободу, будто кто-то снял с моих плеч тяжелую бетонную плиту. Англия несомненно была и останется моим домом, я всегда буду скучать по ней — особенно по Хогвартсу! — однако желание уехать куда-нибудь подальше заставляло меня с каждым шагом идти все быстрее и быстрее. Говорят, куда бы ты ни поехал, ты всегда берешь с собой себя. Пожалуй, это не самое точное утверждение. Мне кажется, мы оставляем каждый раз частичку себя там, откуда мы уезжаем, и эта частичка больше никогда не будет с нами. Еще не сев в самолет, я уже чувствовал, как груз всемирной ответственности вместе с моим статусом героя, вместе с моими печалями и бедами, остаются где-то позади меня. Это было очень новое, необычное чувство, и я не совсем понимал, как правильно теперь жить. Из автобуса мы выбрались перед самым самолетом. Пассажиры невольно поеживались, выходя на прохладный сырой лондонский воздух, от которого не спасал даже огромный самолет, вблизи выглядевший, впрочем, весьма внушительно. Посадка проходила довольно муторно, мы с Северусом застряли в задних рядах из-за того, что я долго прощался с Роном, и это не прибавляло мужчине хорошего настроя. Когда пошел дождь, совершенно бессовестным образом заливая все вокруг, Снейп так и вовсе оскалился, смерив меня таким взглядом, что заговорить я с ним не решился бы, даже если бы от этого зависела моя судьба. В самолете было довольно душно, но продрогшие пассажиры были только рады наконец оказаться под крышей. Даже Северус, и тот чуть взбодрился, украдкой высушив нашу с ним одежду невербальным заклинанием. Не дожидаясь появления стюардессы, которой было поручено инструктировать нас во время полета, я крепко затянул ремень безопасности и помог это сделать Снейпу. — Добрый вечер, уважаемые пассажиры, дамы и господа! — из динамиков раздался приятный мужской голос. — Прошу минуточку внимания, с вами говорит командир воздушного судна. Меня зовут Джонатан Райт. Приветствую вас на борту самолета Airbus A319 авиакомпании «British Airways». Мы совершаем рейс из Лондона в Барселону. Прямое расстояние ― одна тысяча шестьсот девяноста два километра. Время в пути: два часа сорок минут. Через пару минут мы начнем запуск двигателей и руление на взлетно-посадочную полосу. Благодарю за внимание! Что-то еле уловимо зашуршало и командир отключил громкую связь. Совсем скоро к нам вышла стюардесса, не давая пассажирам времени на то, чтобы запаниковать или основательно подумать. Я не очень внимательно слушал ее речь, рассматривая людей, с которыми нам предстояло провести в замкнутом пространстве над землей три часа. Повернув голову, я случайно наткнулся взглядом на крепко сжатые дрожащие руки девушки, которая сидела справа от меня. На тонких запястьях я заметил следы от катетеров. — Вы в порядке? — негромко спросил я, поднимая голову и рассматривая свою временную соседку. Она была очень молода, возможно, чуть моложе меня. На первый взгляд ей и вовсе не дашь больше шестнадцати. Девушка была низенькая, темные волосы беспорядочно спадали на ее бледное лицо, едва не закрывая черные миндалевидные, чуть суженные глаза. — Всегда боялась летать… — очень тихо проговорила девушка, глаза которой скользили по моему лицу, на мгновение задержавшись на бледном шраме, который все еще можно было разглядеть, даже особо не приглядываясь. — Я — Кейт Мелроуз, а вы? — Гарри Поттер, — представился я и неловко протянул руку для рукопожатия, которую девушка пожала так слабо, будто бы только дотронувшись. — Северус тоже боится лететь. Вы не представляете, как долго мы спорили, на чем именно лучше всего переезжать, — я мимолетно указал на мрачного, как ночь, Снейпа и мило улыбнулся Кейт. — Представляю, — слабо улыбнулась она в ответ, вновь сжимая ладони в замок и озираясь по сторонам. — Я тоже очень долго спорила с сестрой, и она, к сожалению, победила. Самолет — наиболее щадящий для здоровья транспорт. Она сказала, что тряску в поезде мне просто… — …не пережить, — закончил я за нее, кладя ладонь на свою грудь. Тоже самое нам сказала Гермиона, когда я уже готов был сдаться пожеланиям Северуса найти альтернативный способ передвижения. Это, в общем-то, и было единственным аргументом, убедившим моего мужчину согласиться на перелет. — Врачи сказали, что в Дубровнике очень хороший климат, — ухватилась за возможность отвлечься Кейт, сжавшись в комочек на своем сиденье, когда послышалось три сигнала со стороны кабины пилотов. — Там… Там тепло, не то, что в Лондоне. — В мае было очень жарко, — не совсем к месту проговорил я, незаметно беря Северуса за руку. Тот сначала дернулся, словно я его ударил, но быстро смирился, едва заметно сжимая своими длинными пальцами мои. Этот нервный, доверительный жест отозвался теплом в моей груди. Уши начало закладывать от резких перепадов атмосферного давления, и я, для верности, предложил руку и Кейт, которая тряслась, как осиновый лист. Снизу послышался легкий шум, и Мелроуз схватилась за мою руку, как утопающий за соломинку. Оказавшись между двумя огнями, я находил единственный выход из сложившегося положения — делать вид, что все нормально и оказывать невербальную моральную поддержку. — Если мы разобьемся, то я тебя убью, — предупредил меня Снейп, весьма многозначительно посмотрев на меня, когда мы набрали высоту и давление пришло в относительную норму. — Обещаю, Поттер. Я усмехнулся и чуть качнул головой. Было несколько нелепо слышать это от такого человека, как Северус. Ведь я, лишь примерно представляя, что происходило на сходках Волдеморта, ощущал практически животный ужас от этой бесчеловечной жестокости, которую распространял вокруг себя Темный Лорд. А Снейп бывал у Волдеморта часто, практически на каждой сходке, и каждый раз отправлялся туда с железным самообладанием. И обратно приходил без единого следа страха на лице. Мгновенно, не подчиняясь никакому контролю, перед моими глазами вспыхнуло воспоминание, которое я случайно задел болезненными размышлениями… Я бесцельно смотрел в жарко пылающий огнем камин, ожидая, когда Северус вернется от Дамблдора. Это была очень сложная для нас неделя, и я едва ли мог представить, каково сейчас Снейпу. Директор, ни секунды не сомневаясь в правильности своих действий, вырвал моего до обморока уставшего профессора из его покоев в три часа ночи. А ведь Северус только два часа назад вернулся с очередного собрания Пожирателей Смерти. — Я же велел тебе идти к себе, — услышал я недовольный хриплый голос за своей спиной. Медленно повернувшись, я взглянул на Снейпа и чуть заметно упрямо покачал головой. Мужчина лишь тяжело вздохнул, смирившись с неизбежностью моего присутствия. — Что хотел Дамблдор? — тут же спросил я, поднимаясь из своего кресла и переходя на диван, чтобы быть поближе к зельевару. Я заглянул в его серое от усталости лицо, но наткнулся на непроницаемый взор черных глаз, сразу понимая, что Северус раздражен и даже зол. — Профессор Дамблдор, Поттер, — скривился Снейп, откидываясь на спинку дивана и складывая руки на груди привычным жестом. — Тебе не следует это знать. — Мы это уже обсуждали, — я не стал повышать голос, не опуская глаз. Я давно не проигрывал ему этого безмолвного противостояния. — И ты помнишь, к каким выводам мы пришли. Так что выкладывай, Снейп. Пока пожалуйста. Северус усмехнулся, и в его глазах промелькнул так хорошо знакомый мне отголосок тепла, но тут же скрылся за непроницаемой стеной, которую воздвигал вокруг себя мужчина после каждой новой встречи со своими хозяевами. И я ненавидел их двоих — и Дамблдора, и Волдеморта — за это. — Директор попросил завтра присутствовать на общем собрании, — чуть заметно поморщился Снейп, взмахнув рукой. Я в красках помнил описанную им картину подобных собраний. Если на сходках ближнего круга всегда было довольно тихо, и на разум давила лишь непомерная жестокая мощь Волдеморта, то на общих собраниях всегда царил мрак и боль. На них практиковались наказания провинившимся, собирались моментальные отряды для налетов, подвергались пыточным заклятиям пойманные жертвы и вообще царила чудовищная вакханалия, пропитанная ядом и кровью. — Он хочет, чтобы я… попытался вызволить из плена двух попавшихся в руки Пожирателей авроров. Они очень важны для Ордена Феникса. Они готовили особую операцию. — Как он может так с тобой поступать, — взвился я, поднимаясь было с дивана, но Снейп схватил меня за руку, заставляя сесть обратно. — Это ведь чудовищно, это неправильно, это… да чисто по-человечески, это страшно! — Мне не страшно, — спокойно проговорил Северус, с силой удерживая меня на одном месте. — Ни нашего насквозь ополитизированного директора, ни потерявшего свою человеческую сущность Темного лорда я не боюсь. Смерть мне не страшна, пока она не угрожает тебе. А угрожает она тебе постоянно, так что для меня нет иного страха. И я не собираюсь уступать им, не собираюсь давать им такое сильное оружие против себя, как страх. Не в этой жизни… Я вышел из своеобразного транса только тогда, когда Северус довольно грубо тряхнул меня за плечо. Моргнув, я с трудом сконцентрировался на реальности и растерянно улыбнулся мужчине, который внимательно, с легким прищуром смотрел мне в лицо, будто бы желая увидеть то, что видел я. — Не переживай, в этом случае у тебя будет средство спасения, — хмыкнул я, окончательно избавляясь от назойливого прошлого. Это вызывало некоторую тревогу, что я так и не избавился от поствоенного синдрома, раз картины нашей войны продолжают меня настигать даже здесь, в самолете, на полпути между Англией и Хорватией. — Мы уже говорили об этом, — отрезал Снейп, отворачиваясь к иллюминатору. Я вздохнул, понимая, что по прибытию нас ждет серьезный разговор. И вовсе не обязательно, что мы придем к счастливому соглашению. Северус не только не мог примириться с моей болезнью — он просто отказывался понимать, что происходит. Мы много раз говорили о том, что не будет ничего страшного, если при падении самолета он трансгрессирует, не сумев поймать меня. Нужно ли говорить, что он совершенно не собирался сдаваться. И это было так глупо, так по-гриффиндорски наивно, что я не мог найти слов, чтобы что-то противопоставить в ответ на категорическое: «Спасемся только вместе». — Не думай, что ты избавился от меня, — предупредил я, на мгновение задумавшись, а зачем, собственно, я это делаю. Если ему нравится думать, что он найдет способ вернуть мне жизненные силы, так пускай думает. В надежде не было ничего плохого. Оставалось одно принципиально важное «но», из-за которого я, собственно, и дергался — Северус не надеялся. Он был намного умнее и понятливее меня, и давно пришел к выводу, что дело заведомо проиграно. Просто он был слизеринцем, он был Северусом Снейпом, он положил всю свою жизнь на то, чтобы находить выход из безвыходных ситуаций. Именно поэтому я боролся, пытаясь заставить его смириться. Боролся, чтобы потом он не упал в пучину отчаяния, когда ничего не выйдет из его затеи. К тому же я не желал все время нашего отдыха слушать его размышления и быть частью его бесконечных экспериментов. Я переезжал в Дубровник, чтобы откусить немного от всеобщего пирога счастья, и для меня было принципиально, чтобы Северус воспринимал все так же легко, как и я сам. — Тебе придется отказаться от идеи бороться за меня в любом из возможных случаев. Северус ничего не ответил, с непроницаемым видом рассматривая окрашенные в лучах заходящего солнца облака. Я тоже отвернулся, не собираясь спорить в самолете. Обычно мы не на шутку расходились, начинали рычать друг на друга, кидаться разными громкими заявлениями и обвинениями. Для нас в этом не было ничего странного, но вот пассажиры лайнера могли подумать что-то не то. Да и была вероятность, что нас просто-напросто арестуют на борту самолета, а затем передадут полиции в Дубровнике, и наше знакомство с этим городом начнется с тюрьмы. — Моя сестра такая же, — вдруг подала голос Кейт, на которую до этого я почти не обращал внимания. — Она сказала, что продаст себя в рабство, но не позволит мне умереть. Я очень понимаю ее, ведь она — мой близнец. Я бы сделала тоже самое ради нее. Уехать для меня сейчас — значит обезопасить ее от необдуманных поступков. — Страшно? — вдруг спросил я, протягивая руку и касаясь следов от катетера на ее запястье. В тот миг нас связало что-то неведомое. Мы оба знали, к чему идем, и что нас ожидает, мы оказались вместе над землей так высоко, как не летали птицы, и мы были связаны через другой мир так крепко, будто были знакомы всю жизнь. — Иногда, — негромко проговорила Кейт, отворачиваясь. — Иногда я думаю, как это — когда меня не будет. Иногда я так хочу, чтобы все закончилось, чтобы боль поскорее прекратилась, что совершенно схожу от этого с ума. А потом я думаю о том, как мне ужасно хочется прожить каждую оставшуюся мне секунду жизни, — она повернулась, взглянув на меня своими черными глазами. — А тебе? — Лишь тогда, когда я думаю, сколько боли я причиню своим близким, — так же тихо ответил я, стараясь говорить так, чтобы услышала только девушка. — Я хотел бы защитить их от всего, даже от этого. Но я понимаю, что это невозможно, потому надеюсь только на то, что они успеют понять меня. — Они никогда не смогут этого сделать, — проговорила Кейт, вдруг отстегивая ремень безопасности и направляясь в сторону туалетов. Я повернул голову, взглянув на Северуса, который все еще смотрел в иллюминатор с непроницаемым выражением лица. И в этот миг мне отчаянно хотелось, чтобы слова Мелроуз не оказались пророческими.