Варитская ведьма

      Тёмная комната. На постели двое. Мужчина и женщина. Они обнажены, в комнате натоплено, так что почти невыносимо.       Вздохи, бормотание. Губы мужчины скользят по белому точёному плечу женщины. Он обнимает её, прижимается. Женщина лежит тихо, лишь иногда её тонкая рука поднимается, гладит худую, но мускулистую спину мужчины, и снова падает бессильно на смятую простыню. Лишь иногда она шевелится, раздвигает ноги, судорожно вздыхает. Глаза её закрыты, она мечтает о другом.       Мужчина охвачен страстью, охвачен желанием. Он не смотрит в лицо женщины, он не целует её. Лишь иногда он проводит рукой по её щеке. Лишь иногда он смотрит в её лицо. Но глаза женщины по прежнему закрыты. И он снова опускает глаза, снова скользит губами по лебединой шее, утыкается лицом в её грудь.       Тогда она шевелится, прижимается к нему. К нему ли? Её пальцы зарываются в его волосы, в его прямые чёрные волосы, в его прямые чёрные жесткие волосы. Глаза чуть приоткрываются, блестят в полутьме, губы шевелятся. Она дёргает его за волосы вверх. Мужчина удивлён её пылом, но подчиняется. Поцелуй, ещё один. Насколько хватит дыхания. Синеватый свет луны косо падает на кровать из щели между небрежно задёрнутыми шторами. Жарко.       Женщина стискивает бёдра мужчины ногами, изгибается. Он не против, очень даже не против. Толчок, ещё один. Даааа…       Он утыкается куда-то в ключицу женщины. Он весь в поту, влажные чёрные волосы липнут к коже, но это не важно. Он стонет, не смог сдержаться. Она так покорна, эта женщина, она так прижимается к нему, её лоно так гладко, так влажно, даже мокро, так… Это сводит мужчину с ума, он из всех сил держится, хочет продлить ощущение как можно дольше. Он забывает обо всём. Но нет, ещё толчок, и ещё. Его тело дрожит в напряжении удовольствия. Он снова стонет. Хорошо так, что почти невыносимо…       Женщина под ним ёрзает. Она отворачивается, кусает губы, чтобы не выкрикнуть, не прошептать имя, чужое имя. Ей тоже жарко и тело мужчины, её мужа, давит своей тяжестью. Но тяжесть эта ей неприятна в отличие от той другой. И всё же ей приятны прикосновения и поцелуи. Не раздражают так сильно сегодня. Может привыкает? Пот струится по её раскрасневшемуся лицу, она закусывает губы, выгибается.       Забыть.Забыть обо всём. Думать о теле, только о теле. Она старательно трётся о тело мужчины своим телом. Болезненное наслаждение начинает накатывать потихоньку. Если бы он только не мял так сильно её грудь!       Наконец внутри ощущаются толчки, и муж дёргается, стонет почти ей в ухо. Женщина облегчённо вздыхает: на сегодня всё. Наверное.       Мужчина продолжает сжимать в объятиях свою жену. Как приятно, как волнующе держать её в объятиях.       Он всё ещё не мог поверить, что она здесь с ним, живая, настоящая. Не сонное видение, не… Женщина чуть шевельнулась. Он, опомнившись, вышел из неё и сполз на бок от неё, не разжимая объятий. Уткнулся в её волосы, в её прекрасные волосы. Всё было прекрасно в ней. Знал бы он раньше, как она прекрасна…       Уснул. Его жена тоже закрывает глаза, но сон не идёт к ней. Снова открывает глаза. В них тоска.       «Fritz, Fritz» — шепчет она, смотря отрешенно на неровно задёрнутую шторку.       Но Фрица не было. А кто был? Женщина смотрит на вроде бы спящего мужа и быстро отворачивается. Глаза бы на него не глядели!       Она встаёт и, завернувшись в простыню, всё равно та упала с кровати, подходит к окну. Как же здесь жарко! Женщина откидывает с лица прядь волос и трясёт раму окна, чтобы открыть. Не получается. Ничего у неё не получается! Кусая губы, женщина прислоняется лбом к холодному стеклу. На горячую щеку снова падает прядь волос. Она накручивает прядь на палец и с силой её дёргает. Боль даёт лишь минутное облегчение.       Она кривит губы. Ловушка! Она в ловушке и не выбраться ей из неё вовек. Женщина обхватывает себя руками и откидывает голову назад. Призрачный свет луны скользит по её лицу.Проклятье какое-то, а не город. Мысли путаются. Женщина прижимается лбом к холодному стеклу, смотрит на луну, на снег, что искрится в лунном свете. Где-то вдалеке горит огонёк. Фонарь?.. И думает, и вспоминает. Она не замечает, что простыня сползла с плеч, что по её лицу текут слёзы. Она не замечает, что её муж не спит.

* * *

      Разгром тогда был как ушат холодной воды на голову. Вроде бы всё просчитали, но никогда не знаешь где споткнёшься. Разумеется всех собак повесили на них. Принц Фридрих. Это он послал Западный флот в тот злосчастный рейд к Хексберг, это он мутил воду, это он развалил армию, это он разворовал казну. Он и только он и его приближённые. Остальные, особенно Штарквинды были? разумеется? в белом. Гудрун как могла боролась, но лишь молча скрипела зубами, слыша как поносят её мужа. Разумеется, если бы авантюра удалась, все пели совершенно по-другому. Знание этого раздражало сильнее всего.       Фридрих злился, Фридрих пил, Фридрих не обращал почти никакого внимания на жену и Гудрун это сильно задевало. Она привыкла быть самой красивой, затмевать всех. Высокое положение, внешняя красота принадлежали ей по праву, удача всегда улыбалась ей. Фридриху тоже, он тоже был красив и высокороден, он был равен ей и она любила его за это. Она думала, да и все окружающие, может быть включая самого Фридриха, что она его любит только за это. И любить стоит лишь за это. Да любить принца Фридриха принцессе Гудрун было легко и приятно. Выдерживать первую опалу мужа было непросто. Она не выглядела таковой.       Подумаешь отправили из столицы «поправить здоровье». Гудрун тогда никуда не поехала. Нет, она понимала как это выглядит, но не поехала. Не могла она себя заставить это сделать. Ей казалось, что она будет там похоронена заживо. Фридрих был конечно уязвлён, но не удивлён. Не зря он всегда со смехом сравнивал цвет глаз жены с весенним синим льдом. Впрочем, Гудрун скоро стало скучно без него, конечно были поклонники, был в конце концов Вернер. Но ей было с ними скучно. Ей они надоели, эти… эти паркетные шаркуны. Душу томила неясная тревога, хотелось… хотелось… Чего-то иного.       Возможно она привязалась к мужу. Он при всех своих недостатках хорошо понимал её. Ей было с ним интересно.       К тому же Гудрун не хотела этого признавать, но время было неумолимо. Ею восхищаются, её красота сияет как никогда. Но замуж Гудрун выходила в двадцать восемь, сейчас ей тридцать два. И восторги окружающих были какие-то…вымученные, сколько раз Гудрун ловила момент, когда комплимент говорили ей, а глаза говорившего скользили по залу в поисках кого-то… посвежей. И почему красота так мимолётна…        Отец опять рядом, он всегда её баловал и любил. Но отец не вечен. И кто её ещё любил? Да и он не раз и не два намекал, да что там. Прямо говорил, что пора пора уже подумать о ребёнке, о наследнике. В общем Гудрун собралась и отправилась к мужу. Да прилепится жена к мужу или как там правильно. Хотя Гудрун не сильно уважала Эсператию, но не отрицала, что там написано много умных вещей.       Ей удалось помирить отца и мужа и добиться возвращения последнего в столицу. Наследника так и не случилось. И это вселило в сердце женщины, молодой женщины тревогу. Она теперь часто стояла у зеркала и вглядывалась в своё отражение. Неужели её красота с изъяном? Или дело в Фридрихе? Но тут до Дриксен дошли известия о смуте в Талиге и стало ни до чего. Фридрих рвался в бой, Гудрун его всецело поддерживала. Хотя и чувствовала какие-то сомнения. Всё-таки Излом и творилось, что-то странное вокруг. Но, и вот тут Гудрун всегда горько смеялась, вспоминая, в бой рвался не только Фридрих. О нет, многие при дворе живо смекнули, что можно половить рыбку в мутной воде.       Были, были и противники войны, партия мира. Против были и некоторые военные, особенно адмирал Кальдмеер, во всяком случае они были против войны именно сейчас, но голос их был не услышан. Ну в самом деле, как можно прислушиваться к мнению какого-то сына оружейника. Гудрун сама его высмеивала. Именно она и предложила его кандидатуру, когда решался вопрос о командовании флотом.       Не то, чтобы больше не нашлось у Дриксен адмиралов, но Кальдмеер был тем удобен, что к партии Фридриха и Гудрун никогда не принадлежал и в случае неудачи… Всегда нужно учитывать, что что-то пойдёт не так. В случае неудачи его легко будет сделать козлом отпущения.       Так говорила принцесса Гудрун своему мужу.       - О чём ты говоришь, дорогая? — смеялся он и целовал её. — Удача всегда с нами.       Гудрун улыбалась, но как-то без воодушевления. Её грызла тревога. Или это было предчувствие? Она ждала неудачи, но и не представляла какой она чудовищной будет.

* * *

      А потом всё понеслось и закрутилось. Неожиданный разгром и потеря Западного флота сильно ударил по положению принца Фридриха и его жены. Именно на них навесили всех собак. Люди, потерявшие сыновей, проклинали и поносили их обоих, все знали, что принцесса Гудрун принимает активное участие в государственных делах. Простые дриксенцы поносили ставшую одиозной пару и ничто, никакие свирепые запреты не могли им помешать.       Гудрун было плохо, отчаянно плохо. Тревога, однажды поселившаяся у неё в душе, икуда не исчезла, но лишь росла с каждым днём. О нет, принцесса не сидела сложа руки. Она многое сделала, чтобы уберечь, выгородить близких ей людей. С Фридрихом у неё получилось. С Вернером нет. Ну не то, чтобы он сильно ей нравился, Вернер фок Бермессер. Однако ей многое в нём импонировало, он умел быть ненавязчивым, он понимал, когда что ей сказать и когда нужно уйти. Этого умения, назовём это чувством такта, не доставало многим. К тому же он был просто красивым мужчиной. Иногда Гудрун подумывала о том, не взять ли его в любовники.       Да у неё были любовники, у Фридриха были любовницы. Что было в Фридрихе хорошо так это то, что он не мешал ей жить как ей хотелось. Однако Вернер был, не сказать другом, но довольно близким к мужу человеком и это было опасно. И потом, вдруг ещё зазнается?       Чего Вернера понесло вслед за молодым фок Фельсенбургом и опальным Кальдмеером, Гудрун не понимала. Впрочем, Фридрих ей сам сказал потом, что это был его приказ. Гудрун не поняла его.       - Зачем? Почему именно Вернер должен их ловить?       - Мне не нравится, что вы в последнее время так сблизились. — ответил Фридрих.       - А тебе не кажется, что сейчас не время для ревности? Ты что не понимаешь, что нам сейчас нужен любой союзник? — нервно фыркнув, спросила Гудрун. — Мне это не нравится.       Фридрих, прищурившись, смотрел на неё, а потом сказал:       - А мне не нравится твоё беспокойство за него. Ты с ним спала?       - Нет! Вот именно с Вернером я не спала! — выкрикнула, не сдержавшись, Гудрун.       - А с кем? С кем ты спала?       - Я не понимаю с чего вдруг такая вспышка ревности?       - С кем ты спала? — повторил свой вопрос Фридрих.       Гудрун смотрела в на мужа гневно и непонимающе. Что же на него нашло? Её так и подмывало перечислить всех своих любовников, но что-то её останавливало. То ли злоба в глазах мужа, то ли…       «Не надо. Не сознавайся. Вам так мало осталось быть вместе» — молил тонкий голосок внутри неё.       - Да не с кем, — солгала Гудрун, испуганно косясь на мужа.       - Лжёшь!       - Нет, не лгу. Да были объятия, поцелуи, но дальше этого дело не заходило, — стояла на своём Гудрун. — Милый, кто может с тобой сравниться?       С минуту Фридрих испытующе смотрел на жену. Она была растрёпанной, лицо её распухло и покрылось красными пятнами. Глаза, её глаза, синие как весенний лёд, были испуганными и блестящими от слёз. Он почувствовал как злоба, бессильная злоба человека, не властного над событиями, над своей жизнью, проходит. Он даже ухмыльнулся прежней своей ухмылкою. И правда, кто с ним сравнится?       - Ты не лжёшь?       - Ну что ты. Нет, конечно.       «Умничка».       Да Гудрун была умничкой. Гудрун слушала свой внутренний голос.

* * *

      О Ротгере Вальдесе Гудрун думала всерьёз целых три раза в жизни. Нет, она, конечно, слышала о нём. Но Гудрун много о ком слышала. Первый раз она подумала, когда ей рассказывали о его выкрутасах на море. Тогда принцесса подумала: «Ненормальный какой-то». Она и сказала это вслух. С ней конечно согласились. Поговорили и как-то забыли.       Второй раз думала дриксенская принцесса о талигском вице-адмирале, когда молодой Фельсенбург, захлёбываясь от новых впечатлений, рассказывал о своём пребывании в плену. Гудрун в тот вечер переела и большую часть рассказа пропустила, борясь с изжогой и пытаясь незаметно ослабить пояс платья. Впрочем что-то она услышала.       «Чего этот Вальдес так с Кальдмеером носился?» — удивилась она тогда и, не без ехидства, подумала, а уж не втрескался часом ли этот Бешеный в Кальдмеера, в этот ходячий айсберг. Она вспомнила постную мину опального адмирала и едва не расхохоталась в голос, представив себе домогающегося Вальдеса, который получает решительный отпор от Ледяного.       Потом завертелась эта малоприятная кутерьма с судом над Кальдмеером, его последующим побегом при помощи своего неутомимого адъютанта. Потом пришла весть о смерти Вернера. И тогда Гудрун подумала о Ротгере Вальдесе в третий раз.       «Задушу убл… своими руками!» — подумала она тогда.       А потом ей стало ни до кого. Потом умер Фридрих.       Умер он неожиданно. В тот день они обедали вместе. Всё было как обычно. Первое, второе, десерт. Потом подали вино и фрукты. А потом пришли гости, долго и нудно говорили о делах, потом решили сыграть в мяч. Гудрун играть не стала, хотя обычно с охотой присоединялась к компании. Но в этот день она чувствовала себя нехорошо. Она изнемогала от дурных предчувствий, к тому же месячные не пришли и в душе у женщины затрепетала робкая надежда.       День был жаркий, душный. Такие дни редки в этом северном краю, но всё-таки случались. Игра шла быстрая, азартная. Фридриху было жарко, он постоянно пил охлаждённое вино. Он выпил почти четыре кувшина. Неудивительно, что он не мог говорить к концу игры. Гости посидели ещё, но вскоре хозяин пожаловался, что ему нехорошо и все разошлись. Гудрун видела, что мужу и в самом деле дурно и они легли спать. В разных комнатах. В последнее время между ними возникло какое-то отчуждение. Принцессе хотелось бежать от мужа. Но почему, она не понимала этого. А среди ночи её разбудил слуга с известием, что хозяин мечется в бреду, то зовёт её, хозяйку, то собирается на какую-то войну. Гудрун поспешила в спальню мужа. Врача разбудили тоже. Но несмотря на его старания, проболев почти неделю, Фридрих Зильбершлоссе скончался от воспаления лёгких.       Гудрун будет помнить до конца своих дней тот момент, когда ей сообщили о смерти мужа. До того ей сказали, что он уснул и беспокоить его не надо. Ну что ж. Принцесса пошла в библиотеку и решила почитать, чтобы успокоиться. Через некоторое время дверь отворилась и в библиотеку вошёл слуга. Кто ей сообщил о смерти мужа? Хайнц, Калле? Неважно. Гудрун помнила, как встала из кресла, как загудело в голове, как в следующий миг она увидела стремительно приближающийся пол. И всё потемнело вокруг.       А ребёнка так и не случилось.

* * *

      Совершив чудеса этикета и дипломатии делегации Талига и Дриксен на маленький, ни на каждой карте отмеченный, островок прибыли почти одновременно. Посмотреть на «талигский зверинец» как говорили при дворе кесаря хотели многие. Гудрун в другое время поехала быс охотой. Но не теперь. Она только-только похоронила мужа и была на грани помешательства.       Такая неожиданная смерть Фридриха потрясла принцессу. И теперь на Гудрун навалилось тёмное и глухое одиночество. Она целыми днями сидела и ела себя поедом, безжалостно припоминая себе и своих же любовников, и каждую ссору, и каждое резкое слово сказанное ею мужу. И то, что она не последовала за ним в ссылку, и всё несказанное, не сделанное и… и…       Она почти не ела. Осунулась, побледнела. Под глазами появились круги, резче обозначились морщинки. Теперь принцесса выглядела почти на свой возраст. -Мы понимаем, Ваше Высочество, вы переживаете. Но всё же не изводите себя так, — пытались уговорить её фрейлины. -       Как будто вам на самом деле есть дело до меня! — вспыхнула тогда принцесса. — Пошли вон! Фрейлины понятно оскорбились. Кто-то из них всё-таки пробился к кесарю Готфриду и рассказал о бедственном положении его дочери.       У кесаря был хлопот полон рот, но всё-таки он вмешался. Ему было безумно жаль свою дочь. К тому же он нуждался в её хитроумии и смекалке. Однако, увидев потухшие глаза Гудрун, Готфрид понял, что обходиться придётся своими силами. Но всё же он взял с собой её. Так или иначе принцесса Дриксен нуждалась в проветривании мозгов, как деликатно выразился кто-то из мелких придворных.       Гудрун привели в порядок, хотя это стоило немало усилий. Очутившись в столице, она немного ожила, но всё равно придворная суета, такая желанная прежде, утомляла её. Впрочем, при дворе был объявлен траур и увеселений никаких не было. Тем более, что Дриксен находилась на грани катастрофы и было не до веселья. И всё равно Гудрун тянуло в уединение, хотелось забиться под корягу и не вылезать оттуда. Никогда.       Вместо этого ей пришлось облачиться в чёрное бархатное платье с высоким воротником и всюду следовать за отцом. Она быстро пожалела, что выбрала его. Было лето, было жарко, морской бриз лишь немного облегчал положение. Влажно, душно. Яркий солнечный свет резал глаза, навевал непрошенные воспоминания, как переливались на солнце светлые волосы мужа. Как от них пахло солнцем и…       Переговоры на островке, который теперь пафосно именовался о. Дружбы, прошли как-то мимо её сознания. Она присутствовала там только ради отца и почти не выходила из каюты. Лишь иногда на закате она прогуливалась по палубе вместе с отцом.       Иногда Гудрун останавливалась в каком-нибудь укромном месте, чтобы не мешать команде, и долго вглядывалась в закат. Вглядывалась долго, до тех пор пока последние отблески не исчезали со стремительно темнеющего неба. Говорят смотреть на закат плохая примета. Но что приметы ей, чья жизнь сейчас сплошной Закат. Да она не голодала, у неё была крыша над головой, у неё было высокое положение, свободное время. Она жила как вздумается. Но у неё теперь не было цели, не было ребёнка, не было мужа, от которого этот ребёнок мог бы появиться. А интриги, любовники, фанаберии молодых лет, всё надоело, всё приелось. Гудрун вдруг показалась себе старухой. Никому не нужной бесплодной древней старухой. Стоящей одной ногой в Закате…       А Закат, вот он, близко, плещется, мерцает в воде прощальными бликами. Всего лишь перегнуться через борт да наклониться пониже… Да наклониться и они с Фридрихом будут вместе, а все вокруг будут ахать и причитать: «Ах какая у них была любовь! Она пережила его всего на месяц!» Может даже какую балладу паршивую сочинят. И отец… Гудрун вздрогнула и выпрямилась. Нет, она не может его покинуть, только не сейчас.

* * *

      Ротгер Вальдес потёр свой свежевыбритый подбородок и попытался хоть немного оттянуть тугой ворот парадного мундира. Предстоял ещё один нудный приём, который давал дриксенцы в честь талигской делегации. Говорили на нём будет присутствовать дочь кесаря, знаменитая принцесса Гудрун. Ну и имечко! Тут Ротгера позвали и он вышел из комнаты. Хотел было жить на корабле, но Альмейда приказал ему не выделываться.       Собственно принцессу Вальдес видел издалека. Иногда на закате он смотрел в сторону флагмана дриксенской стороны и видел как ветер вздымает траурную вуаль. Интересно как она всё-таки выглядит. Дриксы всегда так хвастались красотой своей принцессы. Ну что ж больше им хвастаться нечем. Ротгер слегка улыбнулся своим мыслям. Посмотрим на их принцессу. Впрочеми о её характере и поведении Ротгер был наслышан и раньше. Если её внешность под стать характеру… То единственным правдивым варитом является Олаф Кальдмеер, ну и Руппи. Да Вальдесу было известно, что парню уже за двадцать, но всё равно он был для него Руппи.       Принцесса Гудрун оказалась совсем молодой женщиной. Надо же цвет траура в Дриксен чёрный… У принцессы было бледное слегка вытянутое лицо, правильные тонкие черты лица, синие глаза. Да такого цвета бывает лёд по весне, когда начинает таять и становится ненадёжным. Да принцесса Гудрун была красива. Высокая, стройная и гибкая. Под глазами у неё залегли круги, в уголках губ можно было заметить запёкшиеся корочки, от неё самой веяло печалью. Что она тут делает? И как же она была притягательна, даже в своём вдовьем одеянии. Хотелось смотреть и смотреть на неё. Может даже коснуться руки… В голове снова завертелись те обрывки слухов, что ходили о принцессе В Талиге. Не то, чтобы Ротгера они сильно интересовали, но часть всё же осела в его памяти, впрочем если учесть какое ничтожество досталось ей в мужья… Вальдес пренебрежительно хмыкнул вспомнив о Фридрихе Зильбершваншлоссе.       Когда их знакомили, принцесса скользнула по лицу талигского вице-адмирала равнодушным взглядом и пробормотала что-то вежливое. После чего отвернулась и не обращала больше на гостя никакого внимания. У неё был вид человека, мечтающего оказаться в другом месте. Ротгера увлёк поток людей. Все разбились на отдельные кучки. Гудрун заметила явный интерес гостя, но никак не показала, что это её хоть немного трогает. Хотя и она старалась держаться в тени, Ротгер быстро находил её взглядом. Хотелось подойти и завести с ней разговор, но принцесса ловко его избегала.       Траурная вуаль скрывала волосы женщины. Интересно какого они цвета? То что они светлые, Ротгер не сомневался. Цвет глаз, цвет лица… Впрочем учитывая все обстоятельства она могла быть и рыжей. Как лисичка. Тем более, что и характер у неё лисий. Ротгер почувствовал как в нём пробуждается любопытство и охотничий интерес. «Ловите нам лис и лисенят…» Но эту лису он поймает сам.       Тут его нежно подхватили под локоть и потащили в сторону. Оглянувшись, он увидел Ойгена Райнштайнера:       - Ты что задумал, Ротгер?       - О чём ты?       - Ты глаз не сводишь с дриксенской принцессы. Так что ты задумал?»       -Жениться — пожал плечами Вальдес.       - Прекрати паясничать!       Ротгер смотрел на своего друга открытым ясным взором:       -Я абсолютно серьёзен.       Он аккуратно выдернул руку из хватки Райнштайнера и быстро скрылся из виду. Ойген остался стоять на месте. В толпе мелькнул Олаф Кальдмеер, ходили слухи, что он подаёт в отставку. Интересно кого назначат на его пост?..       Оглядевшись, Ойген заметил сидящую в кресле у стены принцессу Гудрун, она разговаривала с какой-то женщиной, тоже вдовой. Райнштайнер нахмурился, Вальдес его в последнее время тревожил всё сильнее. Что его так тянет к дриксам? То он вокруг пленников выплясывает и ходит как в воду опущенный, когда те наконец уехали. Тогда даже сплетни пошли. Поговаривали, что он очень неравнодушен к… Тут мнения расходились, кто-то считал, что к Ледяному, другие, что к его адъютанту. Правда спросить напрямую никто не решился. И теперь вот эта принцесса… Что творится в голове у Ротгера Вальдеса? Жениться он собрался. А ведь они друг другу едва два слова сказали при встрече!       Марикьяре не устоял перед дриксенской принцессой. Устоит ли принцесса перед марикьяре?

* * *

      Принцесса поправила вуаль на голове, одёрнула платье и вышла в сад. Ей очень хотелось спать. И в последнее время она только и делала, что спала. Днём. Ночью заснуть не получалось хоть умри. Теперь Гудрун твёрдо решила не спать днём, а чтобы не спать нужно было занять себя каким-то делом. Может тогда и ночной сон наладится. Найти это дело она и решила в саду. Тем более, что врачи и вообще окружающие изводили её своим сочувствием и советами «как можно больше гулять». Как будто прогулки оживят Фридриха! Или вернут ей вкус к жизни. Но чтобы отвязались она каждый день выходила в дворцовый сад. Тем более никого, кроме садовников, там сейчас не было. А Гудрун настоятельно нуждалась в уединении.       Да кто ж её оставил бы в покое… Гудрун не спеша прошла почти половину сада, тяжёлые мысли ушли, в голове царил лёгкий туман, женщина даже начала бездумно улыбаться. Похоже от прогулок был толк… Только она об этом подумала, как заметила впереди, на садовой дорожке, по которой она шла, какого-то мужчину в талигской морской форме. Хорошее настроение улетучилось мгновенно, как его и не бывало. Это ещё кто? Принцесса нахмурилась. Он был ей незнаком.       Ротгер немного волновался. Он, можно сказать, нервничал. Вопреки сложившемуся мнению, он знал свои берега. И что такое деликатность. И чувство такта. Однако талигская делегация должна была пробыть здесь ещё только три дня, а мужчине надо было успеть многое. Например познакомиться с принцессой Гудрун поближе, так, чтобы она его запомнила. О она его запомнила…       - Кто вы такой? И что тут делаете? — спросила его принцесса.       - Позвольте представиться: Ротгер Вальдес, — мужчина поклонился и без спроса поцеловал ей руку. — Я заблудился в этом саду. Приношу свои соболезнования по поводу вашей утраты.       Гудрун некоторое время стояла в оцепенении. Потом она вспомнила его. Это был тот самый талигец, который постоянно во время приёма пялился, именно пялился, на неё. А потом до неё дошло, что это же Ротгер Вальдес. ТОТ САМЫЙ Ротгер Вальдес, который повесил Вернера, который утопил Западный флот, с помощью каких-то ведьм, во всяком случае так утверждал молодой Фельсенбург. Сердце у неё застучало как сумасшедшее. И отнюдь не от внезапной страсти.       Вальдес наблюдал за ней с лёгкой улыбкой, чуть склонив голову набок и поглаживая её руку, которую так и не выпустил из своей. Принцесса отмерла и вырвала свою руку. Её лицо начало превращаться в ледяную маску, она выпрямилась ещё больше и как-то закаменела. Но глаза заблестели. Это хорошо.       - Я имею в виду, что вы забыли в этом саду? Кажется ваша делегация проживает в другом месте.       - Я… задержался тут после приёма, а с утра гулял.       Ротгер рассеяно проследил взглядом за пчелой, что пролетела мимо. Он и не ложился сегодня. Как только закончился приём, он, вернувшись в посольство, быстро переоделся и вернулся во дворец. Конечно такое поведение не к лицу вице-адмиралу, но Ротгер Вальдес был немного пьян и эта идея показалась ему чудесной.       - Вам не нравится моё общество?       - Да как вам сказать…       Вальдес двинулся по дорожке и предложил руку принцессе. Та проигнорировала его предложение и, сцепив пальцы, пошла рядом.Всё равно не отвяжется. Некоторое время они молчали, поднявшийся ветерок ерошил волосы мужчины, трепал край вуали Гудрун. Она хотела что-то сказать, повернувшись, но натолкнулась на изучающий взгляд своего спутника. Прицесса вдруг вспомнила о вуали, которую забыла накинуть на лицо. И теперь, вдруг спохватившись, стала это исправлять.       - Вы позволите? — Ротгер остановился и протянул к ней руки.       - Нет!       - Простите, я забылся.       Гудрун остановилась и хотела уже высказать всё, что о нём думает, её ледяное молчание лишь забавляло талигца, марикьяре или кто он там есть. Но тут послышались взволнованные голоса. И через некоторое время перед принцессой и вице-адмиралом появилась группа людей, которая видимо искала Вальдеса.       «Как хорошо, что я успела накинуть вуаль на лицо» — подумала Гудрун. * * *       Когда на следующее утро, принцесса выходила в сад, она почти не сомневалась, что встретит там настырного Вальдеса. Если честно, она боялась этой встречи. Она боялась за свою репутацию. Она прямо слышала ядовитый шепоток кумушек по тёмным закоулкам: «Башмаков ишь не сносила, а уже с другим заигрывает. Да с кем!» А сплетни пойдут, если уже не пошли. Нет, о Гудрун сплетничали и раньше, но раньше она считала себя выше этого. Всё равно люди что-нибудь да скажут. Но смерть мужа сделала её уязвимой, Гудрун походила на моллюска, которого лишили панциря, обнажив мягкое, слишком мягкое тело. Своему навязчивому спутнику она ничего не объясняла. Это было бесполезно.       Сегодня что-то Вальдеса не было видно. Время шло к обеду, а он не приходил. Принцесса расслабилась и после обеда решила ещё немного посидеть в саду. Погода была хорошая, а сидеть в четырёх стенах ей было невыносимо. А Вальдес… может он вообще не придёт. Или не найдёт…       Её ждало разочарование. Она задремала в беседке за книгой, проснулась же от ощущения, что на неё кто-то смотрит. Она открыла глаза и вздрогнула. Ну кто-кто, конечно, Вальдес! Гудрун подумала вдруг, что Кальдмеер очень стойкий человек раз провёл долгие восемь или сколько там месяцев в обществе Ротгера Вальдеса и не совершил даже попытки убийства. Сама принцесса за свою выдержку не ручалась.       Между тем наглый марикьяре склонялся перед и что-то там говорил. У Гудрун закололо в виске. Да так, что в глазах потемнело. Она решила расставить все точки над «i» прямо сейчас.       Гудрун отложила книгу, встала и стала расправлять одежду, накинула на лицо вуаль. Вальдес что-то понял по её лицу и отступил чуть назад. Принцесса решила не терять времени даром. - Скажите, господин Вальдес, что вас заставляет искать моего общества? — спросила она. — Что вам от меня нужно? Вы ведь не ответили на мой вопрос вчера. В её голосе послышались визгливые нотки и Гудрун решила взять в себя в руки. Так дело не пойдёт, она должна была быть спокойной, очень спокойной. -Ответ прост. Я влюбился в вас. И предлагаю вам стать вашей женой. -Вас видимо не смущает, что я только месяц как овдовела. — Гудрун чувствовала как загораются щёки, она знала, что краснеет от волнения или слёз некрасиво. Все нормальные блондинки заливались нежным розовым румянцем, Гудрун же становилась пятнистой, что твой мухомор. Но она всегда умела держать лицо, никто не знал этого секрета кроме самых её близких людей. Ротгер Вальдес к ним не относился, но пусть полюбуется! -Но я же не предлагаю прямо сейчас… -И даже если бы я не была вдовой, не была женой, я не вышла бы за вас замуж. — Гудрун двинулась вперёд. Вальдес устремился за ней.- Во-первых наши государства враги, я не думаю что это перемирие перечеркнёт столетия вражды между нами и вообще, что оно продлится долго. Во-вторых я не имею никакого желания выходить замуж сейчас, а тем более за вас. -Почему же? Разозлённая Гудрун остановилась и повернулась к собеседнику. Раньше она срезала бы его парой фраз, но сейчас внутри неё штормило, она никак не могла собраться с мыслями, к тому же она мало, что знала о Вальдесе да и то это были слухи разной степени достоверности. Слухи… Может если оскорбить его, серьёзно оскорбить, он отстанет? -Послушайте меня внимательно, господин Вальдес. Нас многое разделяет. Я вас не знаю и знать не хочу! Нет не то. А Вальдес слушал её спокойно, лишь иногда улыбался, его глаза были темны и серьёзны. Его друзья не узнали бы его сейчас. Только сжатые кулаки выдавали его напряжение. -К тому же, если отбросить мой титул, я не такая уж завидная невеста. Мне тридцать три года, я вдова и бесплодна. А вы наверное хотите детей или захотите детей. Вашей семье наверное нужен наследник. Насчёт детей и продолжения рода Вальдес не беспокойтесь. У меня восемь братьев и сестёр, — ответил Вальдес. — «А что касается возраста, то мне тридцать восемь лет, я не хочу выставлять себя на посмешище, женившись на девчонке. К тому же вы очень красивы, и возраст вашей красоте не помеха. Мне жаль лишь, что мы так поздно встретились… Вот оно. -В любом случае мой ответ был бы нет. Так что господин Вальдес оставьте меня в покое, — Гудрун перевела дыхание и продолжила. — Обратите своё навязчивое внимание на… на господина Кальдмеера. Вальдес удивлённо моргнул: -Почему именно на него? -Но вы же так трогательно за ним… ухаживали, когда он был у вас в плену. Руперт фок Фельсенбург об этом много рассказал». — Гудрун неприятно усмехнулась, ей было жарко, узкий ворот давил на шею, но она продолжала. — О, он просто рассказывал, а уж выводы напрашиваются сами. Принцесса осталась недовольной последней фразой, но действие этой фразы оказалось таким, каким надо. Вальдес отшатнулся от Гудрун как от гадюки, его лицо так побледнело, что это стало заметным даже под густым загаром. А его взгляд стал таким холодным и колючим, что женщина поёжилась. Наверное такой взгляд видел Вернер перед тем как его повесили. Гудрун вздёрнула подбородок и сузила глаза, хотя в душе отчаянно трусила. -Вы… вы…! — Вальдес замолчал, потом сделав усилие над собой, проговорил: -Я прощаю вас, вы недавно овдовели и явно не совсем владеете собой. Всего хорошего, я больше вас не потревожу. Он коротко поклонился и ушёл. Гудрун осталась стоять и смотрела ему вслед. Он шёл и поднявшийся ветер трепал концы его распущенных волос. На душе у принцессы было противно. Она сама себе была противна. Ну что ж зато её оставили в покое. Но особенной радости эта мысль не принесла и солнечный свет как всегда резал глаза. * * * Ротгер Вальдес сидел на корме и смотрел на море. Плавание проходило спокойно и он мог себе позволить минуту отдыха. Внешне он оставался всё таким же. Ойген никому ни слова не сказал о его абсурдном плане женитьбы на дриксенской принцессе, и Ротгер был ему благодарен. И даже прикрыл его тогда во второй раз. Принцесса видимо тоже никому ничего не сказала, потому что как ни ждал Ротгер подколок и намёков со стороны дриксенцев ничего не было. Да были все взрослые люди, но нет-нет да и проскакивала совершенно неумная и обидная подначка. Для окружающих Ротгер Вальдес выглядел и вёл себя совершенно привычно. Ну разве, что обычные для него замечания и остроты были гораздо язвительнее, чем обычно. Но кто бы знал чего это ему стоило! Он говорил, улыбался, а внутри него всё горело. Ему было невыносимо стыдно и обидно. Да пожалуй он взял через край своим гостеприимством, но разве это был повод думать такую грязь… Он оглядывался и кажется подмечал глумливые усмешки на лицах дриксов или что ещё хуже на лицах своих друзей. Неужели они тоже так думают? А что если это правда и он просто себя обманывает? Впервые в жизни Ротгер Вальдес был в таком смятении. Одно хорошо, теперь, кажется, ветер дул в политические паруса Олафа Кальдмеера и возможно они никогда не увидятся… Как и с этой закатной кошкой Гудрун! Хотя любая кошка лучше этой самой принцессы. Ротгер сцепил руки на затылке, его взгляд рассеянно скользнул по зыбкой глади за бортом. А впрочем он сам виноват. Чего спрашивается полез к ней. И вообще чем же она его зацепила? Мужчина попытался вызвать в памяти облик принцессы Гудрун, но вспомнились ему лишь её немного сонные синие глаза. Что ж хороший знак, значит эта внезапная и нелепая влюблённость скоро пройдёт, выветрится из головы. Ничего, он съездит на Марикьяру, станцует с девочками… И забудет, забудет эту варитскую ведьму! А всё-таки немного жаль… Ротгер встряхнулся и убрал руки. Нет, не жаль, не жаль. Как Ротгер решил так и сделал. Сначала он съездил правда в Олларию. Столица только восстанавливалась после недавнего безумия, как впрочем и вся страна, ничего особенно интересного там не было и Вальдес долго не задержался в этом городе. Потом была Марикьяра, семья. Братья, сёстры, их жёны-мужья, дети… Интересно почему только он не осел на Марикьере?.. И наконец дом. Хексберг. С кэцхен он танцевал только раз, по прибытии. Хотя они встретили его уже на полпути и и сопроводили до самой гавани. Колокольчики звенели почти не переставая, они явно соскучились, он по ним тоже. Ну хоть кто-то по нём скучал… Нет дядя и тётушка тоже по нём скучали, но радость их встреч всегда омрачалась нотациями и причитаниями тётушки с общим лейтмотивом: «Тебе нужна хорошая женщина/девушка, которая о тебе позаботится и нарожает кучу детей». Сколько раз Ротгер объяснял ей, что не может совмещать танцы с кэцхен и размеренную семейную жизнь. Тем более, что никто из женщин и девиц, с которыми его знакомила тётя не трогали его сердца. Ну разве что Мэллит, но учитывая разницу в возрасте… да и не выдержала бы жизнь с ним эта душевно раненая девушка. А вот варитская ведьма, Ротгер только так называл про себя Гудрун, выдержала бы, да и сердце она его тронула… Ох как тронула, словно нож всадила! Да проклятая дриксенка преследовала его и на Хексберг. Он взошёл на гору и стал ждать девочек. Он развесил на дереве жемчуг. Нити распались почти мгновенно и жемчуг падал вниз, исчезая, а потом вокруг мужчины стали появляться астеры. Первая… Вторая… Третья… Четвёртая… Пятая… Шестая… Седьмая… Восьмая… Девятая… Да их было девять, девять стояло вокруг Ротгера Вальдеса женщин и печально смотрели они на него серо-голубыми глазами, девять траурных вуалей развевал ветер. Да что же это такое! Однако в тот вечер, в ту ночь они станцевали. А потом понеслось. Оллария, Марикьяра… Потом он вернулся в Хексберг. Со стороны дриксов было тихо. Их страну тоже потрепал Излом, им тоже нужна была передышка. «А как она пережила Излом? Что она ещё потеряла кроме своего никчёмного мужа?» Да у них были заботы и помимо дриксов. Так шли дни, скоро лето перешло в осень и вот уже надвигалась, наваливалась тёмная северная зима. Всё это время кэцхен, его милые подружки, порой Ротгер забывал, что они не люди, вились вокруг него, смотрели нежно серо-голубыми глазами, шептали нежно: «Жди, жди…» Однажды он и одна из них… Впрочем неважно. А потом пришло письмо. * * * Лето Гудрун провела на загородной вилле, к зиме перебралась в город. Никто её не тревожил, лишь иногда навещали родственники и Гудрун стала тяготиться своим одиночеством. Фрейлин она тоже распустила. Особенно тяжёло ей давались ночи. Днём ещё можно было как-то отвлечься. Почитать книгу или заняться хозяйственными делами. Да Гудрун опустилась до хозяйственных хлопот. Ещё можно было гулять, верхом или пешком. Правда одинокие прогулки не приносили особенного удовольствия. Впрочем всегда под рукой были слуги. А ещё Гудрун снова занялась собой. Ей было неприятно видеть в зеркале до чего она запустила себя. Не то, чтобы она снова хотела выйти замуж… Иногда после долгого хлопотного дня ей хотелось провести так всю оставшуюся жизнь, в глуши, на лоне природы… Однако она знала, что ей быстро наскучит подобный образ жизни. Да днём ей было чем заняться. А вот ночи, длинные одинокие ночи, были для неё испытанием. Конечно в поместье было много пригожих парней, которые непрочь были согреть постель венценосной вдовы. Но Гудрун всегда брезговала связью с простолюдинами, она считала это уделом только совсем отчаявшихся женщин, которые не могли заинтересовать мужчин своего круга. А сейчас она потеряла интерес к постельным играм, ей это попросту наскучило. Ну чего она там не видела, не пробовала? Тем более, что её терзала отнюдь не плотская страсть. Нет, ночь за ночью она лежала в большой, слишком большой для одного человека, постели и перебирала словно какая старуха всю свою жизнь. Она многое пересмотрела, чего-то даже устыдилась. Прошлого не изменить, терзаться из-за него бессмысленно, но Гудрун всё равно упорно перебирала воспоминания. Иногда она всё-таки проваливалась в сон. В неглубокий тревожный сон. Сны были яркие, настолько яркие и абсурдные, что скорее напоминали видения, что мучили её иногда перед Изломом. Она танцевала на балу с высоким светловолосым кавалером в белом мундире, с орденами. Почему-то Гудрун особенно запомнились его чёрные брюки с красными лампасами и коричневые сапоги для верховой езды. Сама Гудрун была одета то в розовое, то в голубое платье на корсете с пышной юбкой. Что было странно, корсеты принцесса сроду не терпела и носила крайне редко, предпочитая более удобную одежду на основе варитского национального костюма. Всюду горели свечи, много свечей. Но несмотря на это лицо кавалера упорно расплывалось, как ни пыталась Гудрун его рассмотреть. Однако всё же она была уверена, что это Фридрих. Они кружились в танце без конца и начала. Ещё один сон преследовал её. Будто она сидит в темноте и качает на руках младенца, он был призрачен и невесом. Однако сама Гудрун этому ничуть не удивляется и спокойно с ним возится. Где-то вдали навязчиво звенел колокольчик и звучал тихо женский смех. Это раздражало Гудрун, ведь она только укачала ребёнка! Однако унять колокольчик она не могла. Вроде бы ничего особенного в этих снах не было, кроме их повторяемости, но всё равно женщина просыпалась после них в холодном поту, с сильно бьющимся сердцем и долго лежала в темноте, успокаиваясь. Однажды ей приснился сон: она находится на корабле, вокруг него неправдоподобно синее море, а кто-то рядом, глаза принцессы слепило солнце, заразительно смеётся. Хороший приятный сон. Если бы не звенел в нём проклятый колокольчик. Впрочем, Гудрун склонялась к мысли, что это было всё-таки видением, как и сон с младенцем, разве в обычных снах слышны звуки? Беда Гудрун была в том, что они никогда не могла разгадать смысл своих видений вовремя и правильно. И разумеется она не могла рассказать о них своему мужу или кому-либо ещё. Они могли счесть её ненормальной. Да и не было у неё никаких сведений как это делать. Единственный источник подобного рода был старый истрёпанный сонник, который она нашла в кладовке. Из него она узнала, что младенцы снятся к неприятностям, а море и всё связанное с водой к беременности. Про колокольчики и смех там не было ни слова. Дело шло к зиме, Гудрун уже надоело пребывать на лоне природы, тем более, что вилла не была приспособлена для зимовки и она отправилась в город. Однажды вечером, затосковав, ведь впереди была ночь и то ли сны, то ли видения, Гудрун направилась к отцу. Она шла по освещённым комнатам и коридорам, кивая знакомым. Она вдруг ощутила себя здесь чужой. Ей стало от этого грустно. Разумеется были другие резиденции, виллы, особняки, но именно этот дворец вставал перед мысленным взором Гудрун при слове «дом». Дойдя до апартаментов отца, принцесса узнала, что он находится в кабинете. Она пошла туда и не обращая внимания на охрану, взялась за ручку. Гудрун имела полный доступ в любые комнаты отца. Постучав, Гудрун приоткрыла дверь и как в детстве заглянула в кабинет. Увидев дочь, Готфрид положил на стол бумаги улыбнулся ей. Гудрун зашла и быстро пересекла комнату. Дверь закрылась за ней с приглушённым стуком. Принцесса поцеловала отца в щёку: «Вы ужинали, отец?» Готфрид погладил дочь по щеке: «А почему так официально? Да я поел здесь. Садись». Гудрун устроилась в кресле и выжидательно посмотрела на отца: «Ты хочешь со мной просто поговорить? Или что-то важное?» Готфрид коротко вздохнул и потёр глаза. Сегодня он читал много и почти все бумаги представляли важные донесения. Нет, в Кесарии была и Тайная канцелярия и обычная, но Готфрид предпочитал быть в курсе дел.Для Дриксен новый Круг начинался неудачно и чтобы выправить дела требовалось много усилий и от её кесаря. Однако сейчас Готфрид хотел просто поговорить со своей дочерью. Ему было приятно замечать, что она чуть ожила после смерти Фридриха. Кесарь Фридриха недолюбливал и если бы не заступничество и мольбы дочери, изгнанием Фридрих после гибели Западного флота не отделался бы. И сейчас, глядя на совершенно раздавленную дочь, Готфрид жалел, что у них не было детей. Может тогда «Нет, Гудрун» — кесарь откинулся тяжело на спинку кресла.— «Я хочу с тобой просто поговорить. Расскажи мне, как тебе жилось на вилле?» Гудрун мягко улыбнулась отцу: «Ты же приезжал ко мне. Так хорошо жилось, что мне даже захотелось там остаться насовсем. Но потом пришли холода и всё испортили». Кесарь рассмеялся. И они заговорили о пустяках. Они говорили долго, вспоминая, строя планы на будущее и Гудрун расслабилась, расслабилась настолько, что пропустила момент, когда разговор неожиданно свернул на летние переговоры, а затем на талигскую делегацию и неизбежно на Ротгера Вальдеса. Кесарь тоже заметил, что тот не сводил на приёме глаз с Гудрун. Это наполняло его отцовской гордостью. Даже в трауре и убитая горем его дочь привлекала взгляды мужчин. Было Готфриду известно и о двух прогулках его дочери в обществе талигского вице-адмирала. Правда садовники донёсшие ему об этом талиг не знали и сказать о сути разговоров не могли. Да не прислушивались они. Гудрун талиг знала, она выучила этот язык на спор с Фридрихом. Правда говорила она с акцентом, но вполне сносно и понимала, что ей говорили. Донесли садовники и о гневе принцессы. Готфрид, щадя чувства дочери, не расспрашивал её тогда о произошедшем, но всё же ему было интересно. И в этот вечер он счёл момент подходящим для расспросов. «Скажи мне, что произошло между тобой и Ротгером Вальдесом. Пожалуйста». Гудрун вздрогнула и отвела глаза. Ротгер Вальдес с некоторых пор стал её личным наваждением. Да он ей тоже снился. Не каждую ночь, и не так уж часто. Но нет-нет да и промелькнёт где-то вдалеке, а то вдруг возникнет, вынырнет из темноты перед самым лицом. А однажды Гудрун снилось, что она то ли летает, то ли танцует в воздухе вместе с этим проклятым Вальдесом. После таких снов она просыпалась и радовалась, что его нет рядом с ней наяву. Да и ту сцену в саду Гудрун вспоминала без особой радости. «Он сделал мне предложение. Пожениться». — ответила принцесса и сжала губы. «Однааако» — протянул Готфрид и поднял брови, ожидая продолжение. Он неосознанно провёл пальцами по губам. Его мозг быстро заработал прикидывая плюсы и минусы подобного союза. Жалко, что Ротгер Вальдес не король Талига или его регент. Однако и здесь можно найти выгоды. Кесарь и отец отчаянно боролись в нём, когда Гудрун дрожащим голосом рассказывала подробности, вспоминала детали. »…я ему отказала. Очень грубо, даже… оскорбила. Больше он не рискнёт». — Гудрун скривила губы при воспоминании о своих словах. Могла бы придумать и что-нибудь и поумней. «И вообще я не хочу выходить замуж. Ни за кого», — торопливо добавила она, видя что её отец собирается что-то сказать. «Почему?» — удивился Готфрид. — «Ты не создана для одиночества, а я не вечен». «Я… никто не может сравниться с Фрицем. Он же… » Лицо Гудрун стало таким нежным и светлым, что у Готфрида перехватило дыхание. Он многое мог сказать о Фридрихе, но упрямая девчонка всё равно пропустит всё мимо ушей. Некоторое время отец и дочь молчали. Глаза Гудрун скользили по стенам кабинета, обитых золотисто-коричневыми деревянными панелями, по шторам на окне, в цвет стен. Полки и шкафы с бумагами и книгами были из дуба, женщина посмотрела прямо перед собой. На столе у отца на стопке бумаг стояла тяжёлая бронзовая статуэтка, в виде женщины в длинной одежде, она держала в руках огромный шар. -Во всяком случае не за Вальдеса. Он мне не ровня и к тому же вице-адмирал враждебного государства. И кроме того… А почему ты вообще заговорил о моём возможном замужестве? И при чём тут Ротгер Вальдес? -Бешеный? Не при чём. — Готфрид чуть улыбнулся и выпрямился в своём кресле Гудрун ласково и широко улыбнулась в ответ. Она встала обошла стол и наклонившись положила руки на плечи отца: «Мой дорогой отец, что вы задумали?» «Опять этот официальный тон… Ну ладно». -Готфрид погладил дочь по руке. — «Я тут подумал, что если Бешеный женится на дриксенке, то он перестанет быть вице-адмиралом». «П-ф-ф! Что за абсурдный план!» — воскликнула Гудрун, отстраняясь. Она убрала руки с плеч отца и отошла от стола. Она прошлась по комнате и остановилась перед большой картой на стене. — «И главное не вижу смысла в этом. Ну перестанут доверять Вальдесу, хотя всё же сомневаюсь в этом, настолько, что он выйдет в отставку, ну назначат другого человека на эту должность и…» «Верного нам человека», — прервал свою дочь кесарь. Гудрун замерла и удивлённо посмотрела на отца: «Но у нас теперь мир с фрошерами». «Хочешь мира, готовься к войне», — пожал плечами Готфрид — «Не помню кто сказал, но сказал правильно. Видишь ли, Гудрун, мир всегда весьма шаток, но следующую войну, если она начнётся, должны начать уже не мы». Гудрун вспыхнула и отвернулась. Ей было неприятно это напоминание о гибели Западного флота. Всё же и она, пусть и косвенно, приложила к этому руку. Иногда ей снилось, что это она захлёбывается в мутной холодной воде, это она погибает от ран и ожогов. Сейчас-то нет, но тогда… Тогда её часто мучили подобные кошмары. Или видения? Овладев собой, она несколько вымученно улыбнулась отцу: «В любом случае, я не думаю, что предложение повторится. Таких оскорблений не прощают. Я имею в виду не на словах, а на деле. Если бы ты мне сказал тогда, я бы была с фрошером более… более обходительна». «Признаюсь, тогда на приёме мне не показалось важным то как кто на кого смотрит. Были другие заботы». «Да это так». Гудрун снова села в кресло и опустила глаза на сцепленные руки. В наступившей тишине было слышно, как пробило девять. «Напиши ему письмо». Принцесса вздрогнула и вопросительно посмотрела на отца. Тот пояснил: «С извинениями. Ты же так и не извинилась перед ним». «Н-нет. Я уехала на следующий день». Готфрид кивнул: «Вот. Только напиши правильно, это должна быть не сухая отписка. А с… с» — Готфрид потёр пальцы, подыскивая нужное слово — «Со словесными кружевами». Гудрун не удержалась и фыркнула. Вот ещё, перед фрошером извиняться. «Скажи мне, папа, ты выдумал «верного человека»? И ты просто хочешь держать меня подальше от…» — принцесса вопросительно посмотрела на отца. Заскрипело кресло. Кесарь встал и подошёл к дочери. Он аккуратно расправил складки её вуали, прежде, чем ответить: «Нет, почему же. Имени его я конечно же тебе не скажу. Но ты права я хочу, чтобы ты была подальше сама знаешь от чего. Я боюсь, что Излом ещё не кончился и произошедшее в Паоне, Олларии и Эйнрехте только цветочки». «Ты забыл Агарис. Ведь всё началось в Агарисе. И почему ты думаешь, что брак с Ротгером Вальдесом меня защитит?» Готфрид переменил тему. Он взял ладонь Гудрун в свои руки и сказал, перебирая пальцы дочери: «Ты умна и хитра, Гудрун. И даже умеешь держать свой норов в узде. Но главное оружие женщины это её красота и скажем так обходительность. И когда вы встретитесь снова…» «Если мы встретимся», — вскинулась тут же Гудрун. «Не перебивай. Когда вы встретитесь, ты будешь мила с вице-адмиралом Талига. Но, пожалуйста, не пересоли». Вернувшись в свои покои, Гудрун еле разделась и без сил упала на постель. Её ждала очередная наполненная призраками ночь. * * * Следующие несколько дней Гудрун провела в обществе книг и словарей. Она только говорила на талиг, да и то язык стал забываться. А писать на этом языке принцесса умела плохо. Откровенно говоря она тянула время. Но всё же она в один прекрасный день приказала принести ей плохой бумаги и принялась сочинять письмо. Чтобы и ни сухо, но и давать лишней надежды принцесса ему не собиралась. Впрочем само письмо, да ещё с извинениями было само по себе поводом. Письмо она писала целый день с краткими перерывами. Наконец, в три часа ночи, Гудрун аккуратно переписала на тонкую бумагу готовый вариант, подписала его и пошла спать. Запечатать его она решила рано поутру. Всё равно спала она плохо и… Спала она в эту ночь крепко и сладко. Проснулась она от какого-то лязганья. Это служанка, разжигая огонь, неосторожно задела кочергой каминную решетку. Гудрун недовольно вздохнула. Ей так хорошо спалось! Ради разнообразия ей никто не снился. Ничего не звенело. Отдёрнув полог, принцесса встала с постели. «Видели бы меня мои поклонники сейчас» — подумала женщина, мельком взглянув в зеркало. Не то, чтобы из зеркала глянуло страшилище, но в общем-то её утренний облик сильно отличался от привычного всем вида блистательной красавицы. При виде принцессы, служанка вскочила и, виновато потупившись, пробормотала что-то вроде: «Доброе утро, Ваше Высочество». Зевнув, Гудрун уже приготовилась распекать служанку, как случайно глянула в сторону окна. К её удивлению, за шторами было светло. И вместо разноса принцесса спросила: -Сколько сейчас времени? -Девять часов, Ваше Высочество. Девять часов! Гудрун схватилась за голову. Почта уходила в десять. Не говоря ни слова, принцесса унеслась в свой кабинет. Он находился в смежной со спальней комнате. Там камин уже горел. Роняя листы, женщина в спешке стала заворачивать листы. Осторожно, чтобы не измять и порвать листы. Гудрун всё время не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Но что именно времени понять не было. Наконец, роняя всё на свете, принцесса запечатала сургучом пакет и, наспех приведя себя в порядок, позвонила к колокольчик. Пришедшая служанка взяла пакет и ушла, чтобы отдать курьеру. Гудрун взволнованно смотрела ей вслед. Теперь дороги назад не было. Хотя если пакет затеряется в пути, ведь такое может произойти, правда? Не затерялось, дошло. Его даже не вскрывали. Хотя Вальдеса, конечно, вызвали, чтобы расспросить с чего это дриксенская принцесса шлёт ему письма. Он не смущаясь показал это письмо. На трёх листах тонкой бумаги принцесса приносила в обтекаемых и немного замысловатых выражениях извинения за сказанные «при известных вам обстоятельствах» слова. -И что это за слова? Ротгер уклончиво, но решительно отказался пояснить. -Это очень личное дело — сказал он таким тоном, что сразу стало понятно, что ничего не скажет. От него отстали, но осадочек остался. Гудрун, убирая со стола черновики, обнаружила пропажу. На сочинение письма она истратила десять листов, но сейчас, перебирая их, она видела только девять. Куда подевался десятый? Слугам было запрещено трогать бумаги, лежащие на столе или около него. Однако десятого не было. Не было! Гудрун старательно отвергая самый очевидный вариант, вызвала служанку, что в тот день разжигала камин. Может это она взяла бумажку на растопку? Однако как Гудрун ни расспрашивала девушку, та стояла на своём: не трогала, не брала, к столу даже не подходила. Под конец принцесса расплакалась, однако служанка была тверда. Собственно девушка боялась до дрожи, но её не покидало подозрение, что принцесса её испытывает. И если она, Лизхен, сейчас дрогнет и солжёт, ей не поздоровится. А в далёком городе Хексберг Ротгер Вальдес читал и перечитывал пожелевший листок дешёвой бумаги. Дорогой Уважаемый Ротгер Господин Вальдес, Вице-адмирал Талига… Прошу меня простить за те слова, которые я произнесла во время нашей последней встрече. В саду. И перестаньте мне наконец сниться… И вот одним холодным утром Ротгер Вальдес расположил перед собой на столе лист бумаги, очинил перо и придвинул к себе чернильницу. Это невежливо, всё-таки, некуртуазно, не ответить на письмо дамы. * * * Переписка между ними завязалась быстро. Гудрун сразу взяла вежливо-язвительный тон в этих письмах. Она порой засиживалась до рассвета, придумывая фразу, которая должна была поразить её… собеседника? Впрочем Ротгер не уступал ей и принцесса иногда ловила себя на мысли, что начинает увлекаться. В середине зимы Вальдес внезапно замолчал. Неделя прошла за неделей, началась третья, а он всё не писал. Гудрун даже забеспокоилась: неужели она опять его чем-то оттолкнула? Как только эта мысль пришла ей в голову, она снова ощутила раздражение и усталость. Ну что ему от неё нужно?! Может написать ему первой? Письмо пришло на исходе четвёртой недели молчания. Оно было непривычно коротким и серьёзным: «Дорогая эреа, я извиняюсь за своё молчание, но мне многое надо было обдумать и решить некоторые важные вопросы. Не буду мучить вас пространными рассуждениями и перехожу к сути дела. Гудрун… Эреа, я снова прошу вашей руки. Смею вас заверить, что это не розыгрыш и не шутка. Я не шучу такими вещами. Не отвечайте сразу, подумайте. Я пойму любое ваше решение. Ротгер Вальдес.»

Ответ от принцессы пришёл на удивление быстро и был кратким: «Я согласна». Легко сказать, нелегко сделать. Чтобы эта свадьба состоялась нужно было решить массу важных вопросов: брачный контракт, где и когда, в присутствии кого должна была проходить свадьба. Что объявлять ошеломлённым подобным известием, шила в мешке не утаишь, подданным. Впрочем как раз с этим особенных проблем не было. Среди народа быстро возникло и распространилось мнение, что… -Околдовал он её, бедняжку, — заявила Эльза, сметая разбитые черепки. — Зуб даю, околдовал. Хозяин одного из многочисленных столичных трактиров недоверчиво хмыкнул, но ничего не сказал. Эльза работала у него не первый год и он к её выдумкам привык. Да и не сказать, что его сильно волновали брачные игры сильных мира сего. Тут до утра дожить бы да до весны протянуть… Однако немногочисленные в этот час посетители оживились. -Да зачем это ему нужно? Эльза отставила метлу и заявила: -А он в неё того влюбилси. А она в него нет! Вот он и решил любым способом… Вы ж мужики обижаетесь ежели не падаешь спелым яблоком к вам в ноги. -Да ну тебя, Эльза! — обиделся за весь мужской род кто-то из посетителей. — И где же он её мог увидеть, спрашивается? Но Эльза не смутилась. -Да в прошлом году, на этих самых как их… -Переговорах, — подсказал кто-то. -Вот на них. -А я считаю, что это никакое ни колдовство, а политика, — заявил рыжеватый, плотного сложения, парень. Все обернулись на него, кто с насмешкой, кто с уважением. Вон какое слово знает. -Да неужели? — подбоченилась служанка, — а скажи-ка тогда, что за корысть нашему кесарю любимую дочку за фрошера-то выдавать? Этого парень не знал и кажется уже пожалел, что вмешался в разговор. Впрочем беседа увяла и некоторое время в полутёмном помещение слышалось звяканье сметаемых черепков и стук кружек о стол. -А может, Эльза-то и права, — з

адумчиво сказал один из посетителей, ставя кружку на стол, — у моего племянника жены дядя попал с нашим адмиралом к фрошерам в плен. И пока он там сидел, то слышал будто этот Бешеный с какими-то ведьмами на ихней горе хороводится… Сразу стало неуютно как-то, все, ёжась, стали переглядываться. Но тут сердито шмыгнув носом, парень сказал: -Ну хороводился бы с ними и дальше. Чего ему надо от нашей принцессы? -А чего надо мужику от бабы? Все ожили, засмеялись. Все, кроме парня. -Ты кого бабой назвал?! -возмутился он. -Ну-ну, тише, не горячись. Всё равно тебе не светит… Всё происходило очень быстро. И не успела Гудрун оглянуться, как ей уже шили свадебное платье. Однако тут обнаружилась маленькая, но очень щекотливая проблема. Жених принадлежал, по крайней мере официально, к олларианской церкви, а невеста исповедовала, тоже официально, эсператизм. И непонятно было как решать эту проблему. Гудрун, успевшая пожалеть о своём решении, радостно ухватилась за эту соломинку. Переходить в олларианство она отказалась наотрез. Ротгер было пришёл в отчаяние, но быстро придумал выход из положения. Оставалось лишь убедить в этом остальных. Время между тем шло. Кончилась зима, отцветала весна. Первая весна без Фридриха… Приближалась первая годовщина его смерти и тоска принцессы, было притупившаяся за этот год, вспыхнула с новой силой. И впервые за всё это время, Гудрун приснился тот странный бал. И она снова танцевала с умершим мужем. И снова было очень жарко и светло. И тут принцесса впервые задумалась. А почему на муже сапоги для верховой езды? Ведь это же бал. А на бал в такой обуви не ходят. Она подняла голову, чтобы спросить и оцепенела, заледенела от ужаса. Сквозь розовато-бежевое пятно лица проступали лиловые глаза. Закатная тварь! Всё это время она танцевала с закатной тварью! Теперь понятно почему вокруг так светло и жарко. Она в Закате! Лживый образ тем временем исчезал, становился прозрачным, а сквозь него проступало истинное обличие твари. Гудрун в ужасе закричала и отчаянно рванулась прочь. С трудом, но ей удалось вырваться и убежать. Вслед, как ей почудилось, раздался чей-то глумливый хохот и принцесса проснулась. Очнулась она на полу, болело ушибленное плечо, в комнате было прохладно и тёмно. Раздался настойчивый стук в дверь. -Ваше Высочество! Ваше Высочество! — закричали за дверью. -Что случилось? — хриплым со сна голосом спросила Гудрун, поднимаясь с пола. —Вы кричали, Ваше Высочество. Принцесса подошла к двери и открыла её. —Мне просто приснился кошмар. Идите спать, Хелена. Тут Гудрун представила, что останется одна, наедине со своими снами… —Хотя нет, стойте! Посидите со мной немного, — остановила она фрейлину и чуть слышно вздохнула. Скоро она с ними расстанется. Госпоже Вальдес фрейлины не положены. —Как вам угодно, Ваше Высочество. Гудрун пропустила фрейлину в комнату и легла на постель. Хелена поставила с тихим звяканьем на столик у кровати металлическую плошку со свечой и села рядом с принцессой. Некоторое время женщины разговаривали, тихо потрескивал фитиль свечи и Гудрун успокоилась. Глаза её неумолимо закрывались и вскоре она провалилась в спокойный сон без сновидений. Наутро она попыталась осознать, почему к ней привязалась закатная тварь. Ей вспомнилось как давным давно она слышала краем уха, что закатные твари иногда приходят к неумеренно горюющим вдовам и высасывают из них душу. И при этом принимают образ их умерших мужей. Гудрун тогда была подростком и лишь пренебрежительно фыркнула, услышав такую чушь, старые сказки. Однако Излом уже доказал, что старые сказки не совсем сказки… Отбросив от себя подобные мысли, Гудрун принялась за дневные заботы. В конце концов от твари она убежала, избавилась. Ведь, правда же, избавилась? * * * Ротгер Вальдес продвигал свой свадебный браслет. Он сидел как влитой, ни давил, кожу не тянул. Мужчина опустил голову, чтобы никто не заметил его усмешки. Кто бы мог подумать… Кто бы мог подумать… Уж не он сам точно. Марикьяре посмотрел на свою жену. Наконец-то она его жена! Он так долго этого ждал, а препятствия на его пути были неожиданным и трудны… Ротгер Вальдес впервые в жизни хотел свернуть с полпути к цели, отказаться от задуманного. Да и друзья, и родня отговаривали его от этого брака, не жалея голоса. «Зачем она нужна тебе, эта кошка закатная?» — говорили они. «Неужели ты бросишь своих кэцхен ради какой-то варитской ведьмы?» — недоумевали они. Вальдес сначала отшучивался, потом стал стремительно терять свою веселость. С некоторыми из друзей, не будем показывать пальцем, он перестал разговаривать на несколько месяцев. И всё же эти уговоры понемногу стали действовать на него. Тем более, что «варитская ведьма» отнюдь не спешила падать в его объятья, выставляя одно условие за другим. Только мысль, что она просто набивает себе цену (ох уж это женское кокетство и жеманство) и природное упорство в достижении цели не давали Ротгеру сдаться. Да и потом ему хотелось увидеть как изменилась принцесса через год. Может дриксенка подурнела, в одном из писем она обмолвилась, что плохо спит, и её чары больше не властны над ним. С венчанием всё решилось как нельзя удачно. Сначала молодых венчали по эсператистскому обряду, а потом по олларианскому. На это было выдано специальное разрешение. День своей свадьбы Ротгер запомнил кажется навсегда. Как он стоял и ждал вместе с друзьям, они же официальная делегация от Талига, в соборе. Собор был огромен и гулок. Каменная громада его немного давила, было прохладно, но в широкое окно лился солнечный свет и в его широком луче клубились пылинки. Ротгер стоял опустив голову и обдумывал не поздно ли… Тут раздался еле слышный скрип двери. Хор запел несколько вразнобой: «Вот входит невеста». И невеста вошла. Ротгер поднял голову и красота Гудрун ударила его в глаза, ослепила, как ударяет в глаза солнце, когда выходишь на улицу из тёмного помещения. В ней было красиво всё, в этой женщине, что шла к нему. Рядом с ней шли ещё какие-то люди. Но Ротгер видел только её. На ней было синее платье с серебряной вышивкой по краю высокого высокого ворота и по краям широких рукавов и подолу. Дорогая ткань мягко и пышно облегала фигуру принцессы, о там было что облегать… Ротгер почувствовал как его губы растягиваются в улыбке, когда за его спиной кто-то шумно сглотнул. Он почувствовал себя отомщённым. Однако хор пел, невеста шла к нему. Не шла плыла, а как она держала спину, а голова женщины чуть клонилась под тяжестью собранных в причудливую прическу волос. Вальдес не стесняясь глядел на неё, отмечая новые желанные детали. И шея, и грудь, видневшиеся в вырезе платья. И бледно-розовые пятна на лице его, его! , невесты. И задумчивую улыбку, и её глаза… Эта женщина была красива и осознавала это. Она то опускала их, то снова смотрела на Вальдеса. Они сейчас потемнели у неё от волнения.Как можно сравнивать синие глаза, её глаза с сапфирами, разве у камней бывает такой мягкий влажный блеск, такая глубина? Дальнейшее он помнил весьма смутно. Потом лицо его невесты, теперь уже жены, оказалось очень близко от его лица и он поцеловал её. Губы Гудрун сперва сжались под его губами, но почти сразу разжались. И Ротгер целовал Гудрун долго и с наслаждением. А в душе у него росла радость и гордость: он всё-таки добился своего! Ну, а что же невеста? Гудрун тоже помнила не все события этого дня. Ночь она, впервые с той далёкой весенней ночи, почти не спала. Подняли её рано, нужно было сделать причёску, а это всегда было долго, нужно было затянуться в этот кошачий корсет. Сначала переусердствовали и затянули так, что у принцессы, пока ещё принцессы, потемнело в глазах. Хм, неудивительно, что эта кошка дохлая Катарина Оллар всё время в обморок падала. Как вообще можно в таком ходить? Пришлось устроить небольшой скандал. Потом Гудрун едва не посадила пятно на платье за завтраком. Потом… Впрочем вся эта суета отлично отвлекала от бессмысленных переживаний, к которым Гудрун стала очень склонна за весь год вдовства. Год, всего лишь год вдовства и она уже на грани умопомрачения. Гудрун схватилась за голову при этой мысли и вызвала мученический стон у своих камеристок. Прическу пришлось поправлять. Но вот наконец приехала карета, в которую Гудрун и села. Кроме неё туда сел и её отец. Нет конечно Гудрун не невинная девица, но с отцом ей предстояла долгая разлука, а может они вообще расстаются навсегда. Принцессу вдруг охватила нервная дрожь. Она вдруг осознала, что это не длинный запутанный сон, а самая настоящая явь. Гудрун обхватила себя руками и Готфрид спросил дочь, что с ней. -Всё н-н-нормально, папочка, просто мне немного прохладно, — ответила принцесса, натягивая на плечи накидку, богато отделанную мехом, приготовленую специально для такого случая. Да день был хоть и солнечный, но ветреный и прохладный, накануне шёл дождь. Но Готфрид всё равно нахмурился. «Папочкой» дочь не называла его лет с десяти. Он с усилием улыбнулся и сжал руку Гудрун своей. Но было уже поздно. Карета в сопровождении праздничного эскорта уже катила по переполненной народом улице в сторону собора, в котором принцесса Гудрун Зильбершваншлоссе превратится в просто госпожу, или как говорят в Талиге эреа, Вальдес. Карета катилась, а Гудрун вспоминала свою первую свадьбу. О тогда было всё не так. Тогда вся столица украсилась синими и белыми цветами, кто-то, принцесса слышала, жаловался, что у него скоро будет морская болезнь. Всем щедро раздавались от имени молодожёнов подарки и устроили гуляния для простолюдинов. Всё ликовало и Гудрун ликовала. Наконец-то! Наконец-то она добилась своего! Фридрих тоже выглядел радостным и довольным. Гудрун тогда сшили прекрасный свадебный наряд. Нижнее платье было белым, а верхнее нежно-розовым. И никакого корсета! Да, а фата у неё была такая длинная, что Гудрун в конце концов запуталась в ней. Танцевать было очень неудобно. А в диадеме белого золота сверкали сапфиры и бриллианты. И многие дорогие ей люди были живы… Принцесса отвернулась к окну, смаргивая слёзы при этой мысли. Проклятье, она совсем раскисла с этим вдовством! Сегодня тоже устраивался праздник, но до размаха того первого, ему было далеко. И вообще всё было не то, не так и в соборе ждал её не тот мужчина. Подавив вздох, Гудрун взяла себя в руки и попыталась успокоиться, в конце концов дороги назад не было, хотя внутри неё всё отчаянно протестовало против этого брака. Нет, принцесса могла приказать повернуть лошадей назад и уж такое ей Ротгер Вальдес никогда не простит. И она отделается от него навсегда. Но дело было в то, что после такого Гудрун не смогла бы уважать саму себя, да и в глазах отца она упала бы очень низко. И принцесса осталась смирно сидеть на месте. Всё когда-нибудь заканчивается, закончилось и эта бесконечная поездка. Кто-то торопливо одёрнул и расправил юбку, поправили причёску, куда-то унесли накидку и Гудрун, волнуясь, вступила под своды собора. Она попыталась представить, что её ждёт не вице-адмирал Талига со своей… своей бандой, а Фридрих. Да Фридрих. Гудрун на миг прикрыла глаза, она шла медленно, пел хор, шуршала дорогая ткань платья, и в какой-то момент ей это удалось. Но потом ей всё же пришлось поднять свой взгляд, идти с закрытыми глазами и не упасть очень трудно. Потом Ротгер её поцеловал. Гудрун не единым звуком не выразила свой протест, только сжала губы на миг и всё. А этого… ну её мужа видимо это только распалило, поскольку он целовал её очень долго. Наконец он от неё оторвался и священник завершил церемонию. Первый день свадьбы выдался очень насыщенным. После венчания их ждали длинные официальные речи. И Гудрун, и Ротгер имели опыт участия в подобных собраниях. И они с вежливой улыбкой кивали головой в ответ на поздравления, что-то даже говорили в ответ, а сами думали о своём. А остальные всё говорили, говорили и говорили… Гудрун размышляла о том, зачем всё-таки её отец настаивал на этом браке. Она не верила в «наш человек среди командования военно-морского флота Талига». Он явно хотел убрать её из Дриксен прежде, чем начнётся… Что начнётся? Женщина обвела взглядом залу и наткнулась на острый взгляд Бруно и отвернулась. Они никогда не ладили. »…залог братства и дружеского сотрудничества двух великих держав…» Кстати о братстве, может стоит попытаться отколоть Бергмарк от союза с Талигом… да между Горной маркой и Дриксен многовековая кровавая вражда, но сколько можно враждовать? Тем более, что от Бергмарк до Дриксен гораздо ближе, чем до Талига. Нет сразу ничего не получится, но ведь можно посеять так сказать семена раздора. Между Талигом и Бергмарк, разумеется. А там глядишь что и взойдёт… Губы Гудрун тронула лёгкая улыбка, в глаза заиграли огоньки от свечей. «Новый Круг должен открыть новую эпоху в отношениях…» Ротгер оставил браслет в покое и посмотрел на свою жену. Её золотистые волосы были столь густы, что прическу поддерживала снизу сетка. Ротгеру просто не терпелось распустить их, вынуть тяжёлую серьгу, что виднелась из-под тяжёлых кос, погладить покрасневшую мочку, а может и поцеловать её, а может не только мочку поцеловать… Он заметил как Гудрун переглянулась с главнокомандующим Дриксен и чему-то улыбнулась. Весь мечтательный настрой мужчины как ветром сдуло. Так-так что же задумала его жена? Его северная белая лисичка, кажется их называют песцами… Наконец и этот день закончился. Ротгер сидел в своей комнате и размышлял чем бы ему заняться. Они считались женатыми не до конца, а посему никаких брачных ночей пока… Стук в дверь прервал его размышления. -Войдите! — крикнул он. Дверь открылась и на пороге оказалась его жена, держащая в руках свечу. На ней было длинное свободное одеяние, а волосы её были по-прежнему заплетены. Она снова улыбалась и в её глазах снова отражался свет от свечи. Ротгер поспешно вскочил и рванул застёжку мундира. Ну в самом же деле, не на клавикордах его жена сюда пришла играть! * * * Гудрун вздрогнула и проснулась. Ей приснилось, что её накрыла огромная каменная плита. Как же ей надоели эти сны… А ещё кто-то назойливо сопел под ухом. Она открыла глаза и сразу поняла в чём дело. Это был её новоиспечённый муж, чтоб его кошки разодрали с верху до низу! Это он во сне навалился на неё, что не вздохнуть. Женщина с тоской подумала, что так будет каждую ночь, но что поделать сама замуж выходила, никто по сути её насильно не тащил… Гудрун осторожно упёрлась Ротгеру в грудь и потихоньку выползла из-под него, благо ширина кровати позволяла. Она свободно вздохнула и уставилась в верх полога. Сна не было ни в одном глазу. Что можно было сказать. Неплохо, очень даже неплохо. Гудрун понравилось, очень даже понравилось. Конечно Ротгера Вальдеса не назовёшь таким уж изощрённым любовником. Да и где бы он этой изощрённости ещё набрался… Но всё что надо он знал и Гудрун этой ночью было хорошо.Однако беда была в том, что брак не ограничивался постелью и Гудрун думала будет ли ей хорошо с ним вне её. О-о-о зачем она вышла замуж за Ротгера Вальдеса?! По мужику в постели стосковалась? (ох уж эти простонародные словечки, до чего прилипчивы) И это тоже. А ещё…, а ещё… «Она потеряла любимого мужа и рассудок её помрачился». И откуда выскочила эта фраза? А так ли уж был любим ею Фридрих в последние годы их брака? Ну сначала понятно. Она не видела и не слышала никого кроме Фридриха. Сколько усилий она приложила, чтобы расстроить его помолвку с гаунаусской принцессой! Как же долго добивалась не просто отношений, а брака. И добилась же. И всегда, всегда добивалась, проявляла инициативу она, только она! Ну, а Фридрих милостиво принимал всю её любовь. Гудрун почувствовала нарастающую злость на него. И впервые в жизни на себя. Она села на постели и обняла колени, скрытые одеялом. Лёгкий сквозняк колебал полог и холодил обнажённую спину, но женщина не обращала на это внимания. А может и не было любви? Может была прихоть избалованной упрямой девчонки, которой впервые в жизни сказали «нет»? Ведь Фридрих сначала, довольно слабо, сопротивлялся её хм… напору. Но нет, она же продолжала любить его и тогда, когда вышла за него замуж. И в первые годы брака она всё ещё была заворожена им. Изменять она начала позже. Перед самым концом. Она тогда начала разочаровываться в Фридрихе, в своём первом муже. Сначала это чувство было почти незаметным, а потом только нарастало. И в итоге… Гудрун снова легла и вытянулась на краю, натянув на себя одеяло, колеблющиеся края полога раздражали её и она, снова сев, раздвинула его. Снова легла. Комнату заливал голубоватый свет луны, наверное шторы раздвинуты. Было видно, что дверь так и осталась приоткрытой. Оттуда и тянул сквозняк. Гудрун улыбнулась, вспоминая как её встретили в этой комнате. Однако мысли её быстро вернулись к прошлому. Первая измена случилась спонтанно. У Гудрун был такой обычай дарить тёмно-синие ленты особо отличившимся офицерам. Однажды, когда она подавала ленту одному из них, он, этот офицер, задержал в своей руке её пальцы чуть дольше чем нужно было, и смотрел он чуть дольше, чем требовалось. А она, тогда ещё принцесса, не возмутилась, лишь опустила глаза. Потом они не раз переглядывались, Фридрих не заметил, никто не заметил. И однажды, когда она проходила мимо него, их руки случайно соприкоснулись и случайно крохотный кусочек бумаги скользнул из одной ладони в другую. Там было время и место тайного свидания. Переспать с другим мужчиной оказалось трудно. Она ласкала чужого мужчину, а он ласкал её. Чужая ладонь скользила по её телу, чужие губы прижимались к её губам, Гудрун было хорошо, Гудрун было приятно, но кончилось всё тем, что она прикрыла глаза и представила на месте своего любовника мужа. Да в первый раз было трудно. В следующий раз было уже легче. Это оказалось лишь вопросом практики. Раздался шорох, этот звук отвлёк женщину от воспоминаний. Повернув голову, она увидела, что это её нынешний муж перекатился к ней ближе и собирается снова навалиться на неё. Женщина вздохнула, ну что за наваждение. Она вышла снова замуж, её муж любит её или скорее влюблён в неё. А она вспоминает о другом! Она отвернулась от Ротгера и вздрогнула. Ей показалось, что в полумраке комнаты сверкнули лиловые глаза и раздался слабый отдалённый хохот. Гудрун вздрогнула и встала. Она прошла к двери, прижимая к груди одеяло. Женщина закрыла дверь и быстро метнулась обратно на постель. Ну как маленькая, в самом деле. Гудрун нервно фыркнула и прижалась к своему новому мужу. Погладила его по щеке. Щека была тёплая, чуть влажная, немного кололась отросшая щетина. Ротгер что-то пробормотал, притянул к себе, закинул ноги на неё. Гудрун вздохнула, снова начинается… * * * День был погожий, светило ярко солнце, дул свежий ветер, море осторожно покачивало на своих волнах корабли. Много сегодня кораблей вышло в море, распустив белоснежные паруса-крылья. Сегодня Дриксен провожала свою бывшую принцессу в долгий путь, в Талиг. Да этот Круг начался для Дриксен неудачно, даже её, пусть и неофициальный, символ покидал страну. Однако Гудрун пожалуй была рада отъезду. Она конечно будет скучать по родине, по близким людям, которые остались, по своему прежнему положению, но она всё же понимала: так будет лучше. Тогда после разгрома Западного флота ей постоянно мерещились чьи-то рыдания, а ещё она как-то раз заблудилась около виллы на сотне раз хоженой тропинке. И ей постоянно казалось, что она куда-то проваливается и летит, летит… А уж то как легко Ротгер Вальдес находил её во время своих визитов… Да и когда они бежали из столицы, из прежней столицы, ей вечно доставалось: то камень отскочит в лицо, то нога подвернётся на ямке… Это наводило на определённые размышления. Раньше она не поверила бы в такие совпадения, но теперь после всех страшных чудес Излома, Гудрун верила всему. Некая могущественная сила определённо не желала её видеть на земле Дриксен и собиралась выдворить бывшую принцессу вон. Любыми средствами. Куда угодно. Хоть в Талиг, хоть в Закат. Так что когда Ротгер спросил её как она хочет прибыть в Талиг по морю или по суше, Гудрун выбрала море. И вот теперь она стояла и смотрела на палубе корабля, держалась за какой-то канат, или что это такое, и, щурясь, смотрела как исчезает, размывается ломаная линия дриксенского берега. Что ж может это и был наилучший выход из положения, однако счастливой она себя от этого не чувствовала. Её чувства к мужу, к Ротгеру, напомнила она себе, так вот её чувства к новому мужу были противоречивы. С одной стороны, чаще всего ночью, Гудрун он нравился, её влекло к нему. Но с другой стороны многое женщину в нём раздражало, её утомляло уже само его присутствие, не говоря уже об его постоянных шуточках. Хотелось взять что-нибудь тяжелое и ударить этим тяжёлым по голове этого невыносимого полукровку. А присутствие Ротгера Вальдеса в её жизни было постоянным. Вот и теперь он не оставит её в покое, стоит и смотрит, слава всем богам, варитским богам, молча. Гудрун не по себе от его выжидающего взгляда, она не выдерживает и резко поворачивается к мужу. Ну что, что ему надо?! И замирает. Можно сказать она впервые как следует может разглядеть своего мужа как он есть. Ну не то, чтобы бывшая принцесса не знала как он выглядит, но… Итак перед ней стоял высокий мужчина, тонкий, но мускулистый, сильный. Очень загорелый, на обветренном лице виднелись резкие морщины у глаз и рта, ну да при таком образе жизни. Лицо некрасивое, а скорее запоминающееся. Чёрные волосы были собраны в хвост, на нём был форменный мундир и штаны, однако по тому, что он то и дело дёргал плечами, он был привычен к другой одежде. Гудрун вдруг почувствовала себя рыхлой и неуклюжей. Чтобы придать себе уверенности она провела тыльной стороной ладони по своей щеке. Её муж продолжал на неё смотреть как, избитое сравнение, чёрный кот смотрел бы на белую мышку.не осмотрительно обратившую на себя его внимание. Собственное сравнение вывело Гудрун из себя, ну какая она мышка. Она кошка и Ротгеру Вальдесу придётся с этим смириться! -Скажи мне, ми… — нет это отдаёт лицемерием, никакой он ей не милый, — Скажи мне Ротгер, а почему, ты никогда со мной не м-м-м не шутишь как с другими? -Разве? — удивился мужчина и шагнул ближе к жене. -Да, со мной ты так убийственно серьёзен, что мне кажется это насмешкой надо мной, — сказала бывшая принцесса и подумала: «Совсем я одичала на лоне природе. Двух слов связать не могу». -Ну вот видишь, я впервые в жизни серьёзен как никогда, а ты считаешь это насмешкой. — Ротгер взял руки жены и осторожно сжал её пальцы, — я боюсь ты не поймёшь моих шуток. Ведь так? Ему всё время хотелось касаться своей жены, не выпускать её из объятий, однако он видел, что ей это неприятно. Когда схлынул первый восторг, он обнаружил в жене многое, что ему не нравилось. И особенно эта её манера держаться: «вы должны быть благодарны, что я снисхожу до общения с вами». Это его и раздражало и смешило. Не раз и не два ему приходилось сдерживать острое словцо. Ведь обидится, замкнётся в себе окончательно. Да он конечно знал, что придётся трудно с ней, но чтобы настолько… Впервые знаменитое обаяние Ротгера Вальдеса не подействовало в полной мере. Это было немного обидно. Он уткнулся в макушку жены, он и не заметил, как она оказалась в его объятиях. Лицо немедленно залепила вуаль, что она упорно цепляла, то есть её камеристки цепляли к её причёске. Раздался грохот, потом ещё один и ещё. Это дриксенские корабли давали прощальный салют в честь своей бывшей принцессы. Ротгеру почему-то вспомнилось, как он однажды был в порту и один из его ребят стал задирать дриксенских моряков. Мол и в войне вас победили, и принцессу вашу увозим. Кто-то из дриксов бросился было в драку, но его остановили, а какой-то белобрысый парень ответил с вызовом в голосе: -Ещё не вечер, фрошер. Круг только начинается и кто знает, как он закончится. И почему ему это вспомнилось? Гудрун пошевелилась в его объятиях, ну почему он вечно так сильно её сжимает? Она освободила руки и попыталась поймать вуаль, она ей была нужна, чтобы защищать лицо от солнца и ветра. Но её увы всё время сдувало ветром, а море сверкало так ярко, что у Гудрун заслезились глаза. Ротгер видимо это понял потому что прижал рукой вуаль и прошептал жене на ухо: -Пойдём я отведу тебя в каюту. Плавание проходило довольно однообразно. Все дни и ночи слились для Гудрун в одно сплошное пятно, ей казалось, что она погрузилась в один из своих снов-видений. Ротгер выматывался за день и поэтому часто просто ложился и засыпал рядом. Бывшая принцесса постоянно перебирала его волосы. Прикосновения к мужу её успокаивали и давали чувство реальности. Что ей снилось в эти ночи? Ничего особенного, малопонятные видения ушли будто их не было. Правда не все. Иногда Гудрун всё-таки мерещился тот самый младенец. С ним произошли изменения, он стал плотнее и тяжелее, а неизбежный колокольчик звенел гораздо тише. Если прислушаться можно было даже услышать как дышит младенец. По утрам Гудрун проводила время со своими служанками. Потом ненадолго выходила на палубу. Затем снова возвращалась в каюту, или читала или дремала. Так проходил день… Ротгер заходил редко, что-то у него не ладилось. Однако всё когда-нибудь кончается. И вот однажды впереди на горизонте показался сначала смутно, а потом всё яснее берег и гора, а потом и город, в котором Гудрун предстояло провести всю оставшуюся жизнь… Бывшая принцесса стояла у борта до побелевших костяшек вцепившись в перила. Внезапно раздался перезвон колокольчиков у неё над головой. Гудрун удивлённо вскинула голову. Это что такое? Она же не спит! Или она всё-таки сошла с ума? К колокольчикам прибавилось чьё-то хихиканье. Гудрун приняла решение не обращать внимания на звон и смех, пусть хихикают и звенят сколько влезет. Она не позволит выставить себя полоумной! Однако звон нарастал, а в лицо Гудрун подул сильный ветер. У неё заломило скулы и Гудрун подняла к лицу руки, чтобы защититься. Её немедленно стало сносить к противоположному борту. Ветер усилился, теперь он дул со всех сторон. Смех звучал тоже со всех сторон и мало доброго было в этом смехе. Гудрун пыталась как-то заслониться, уцепиться, но это у неё не получалось. Сквозь гудение ветра ей слышались крики кто-то кого-то звал. Вуаль её улетела, по палубе застучали выпавшие из волос шпильки. Гудрун стало страшно, но тут ей удалось за кого-то уцепиться. Ветер продолжил рвать на неё одежду, но теперь её кто-то крепко держал и она схватилась за волосы. Ей казалось, ещё чуть-чуть и их унесёт ветром. Наконец смех и звон стихли. Гудрун отстранилась от мужчины, что держал её. Это оказался её муж, разумеется. -Ты в порядке? — спросил он, отводя спутанные пряди от её лица. — Успокойся, всё закончилось. Гудрун не слушала его, после пережитого её била дрожь. -Это были ведьмы, да? — спросила она наконец. -Да, они захотели познакомиться с тобой. По-моему ты им понравилась. Гудрун вспомнила недобрый смех ведьм и подумала, что её муж принимает желаемое за действительное. -А что бывает с теми кто им не нравится? — спросила она. -Они оказываются на морском дне, — ответил Ротгер, бездумно перебирая волосы жены. Гудрун резко отстранилась и отвернулась от него: -Я… Мне надо привести себя в порядок. Я пойду? -Пойдём. Ротгер обнял её за талию. Гудрун вывернулась: -Нет, я… Смотав кое-как свои волосы в неопрятный пучок, она подобрала свои шпильки и, покачиваясь, пошла к каюте, в которой размещались её служанки. Ротгер стоял и смотрел ей вслед, сжимая кулаки. Он не улыбался. Нет он ни о чём не жалел. Но как никогда ему хотелось, чтобы Западный флот никогда не появлялся в окрестностях Хексберг. Тогда бы ничего не стояло между ним и его женой. Тогда бы они никогда не встретились бы. И кто знает может быть… Тут что-то толкнуло его ногу. И послышалось чьё-то шипение. Очнувшись от своих мыслей, Ротгер заметил служанок Гудрун, они собирали шпильки, ругаясь по-дриксенски. Три часа! Три часа они причёсывали свою госпожу и делали ей причёску, а весь их труд пошёл прахом почти мгновенно. Ротгер вдруг понял, что ему придётся выбирать. Его жена не из тех, кто будет коротко стоять на заднем плане. Да женился он. * * * В Хексберг они вошли на закате. Кто-то мог сказать, что это плохая примета, но Ротгер Вальдес всегда смеялся над приметами, даже сейчас после Излома. Гудрун же так волновалась, что и не вспомнила об этой примете. Что же её тут ждёт? До олларианской церемонии жить её определили к родственникам Ротгера. Дядя его тот самый Курт Вейзель был ещё ничего. Как бы он не относился к дриксенцам вообще и к ней Гудрун в частности, он был неизменно с ней вежлив и тактичен. Его жена, «зови меня тётушкой Юлианной, дорогая», тоже была вежлива, вроде бы. Однако чтобы оскорбить или показать своё истинное отношение слова не всегда нужны. Взгляды, интонация, выражение лица, оставленные без внимания фразы. Иногда «тётушка Юлианна» вдруг начинала говорить на языке бергеров, хотя весьма сносно владела талиг. Гудрун это и смешило, и злило. Ротгера она видела теперь редко, почти никогда наедине, его тётя бдительно охраняла «целомудрие невесты», точнее то, что от него осталось. То, что Гудрун вроде как вдова Юлианну Вейзель не смущало. До свадьбы ни-ни. Как-то Гудрун подслушала как она жаловалась своей подруге, та знала только талиг, поэтому бывшая принцесса была уверена, что её заметили. -И с детства он был такой… беспокойный, вечно ему было надо быть не таким как всем. Уж с какими хорошими девушками я его знакомила, — причитала Юлианна Вейзель. — Взять хотя бы ту же Меланию. Милая кроткая девушка. А эта… ведьма варитская глазищами так и сверкает. Ох наплачется ещё с ней Ротгер, чувствую, с этой чёрною вдовой… -А может ему и не нравятся тихие девушки, — предположила подруга тётушки Юлианны, — потом может ты пристрастна. Что ответила на это тётушка, Гудрун не узнала. Случайно глянув в коридорное окно, она увидела своего жениха. Бывшая принцесса отскочила от двери гостиной и прижав юбки к ногам быстро спустилась вниз. Входная дверь распахнулась. Ротгер Вальдес хотел уже оповеститьто своём присутствии, но Гудрун быстро приложила палец к губам, а потом прошептала: -У твоей тётушки гости и я ре… Ротгер не дал ей договориться, зажав ей рот поцелуем. Тут раздался звук колокольчика. Это тётя Юлианна звала служанку. Ротгер, приобнял свою жену-невесту за талию, открыл ближайшую дверь и они спрятались. Это оказалась кладовка. Оказавшись наедине с Гудрун, Ротгер не стал себя сдерживать. Вдоволь нацеловашись, Ротгер села на какой-то ларь, хотелось большего, но размеры кладовки не позволяли развернуться, да ещё это корсет кошачий… Разомлевшая Гудрун поместилась на его коленях. Он чуть сполз с крышки, чтобы ей было удобней. -Скорей бы… — пробормотала она, склонив голову ему на грудь. Её руки — слабые, тонкие — лежали у него на плечах, а держали казалось крепче рыбацких сетей. В голове туман после этих поцелуев. И сколько раз он поднимался на гору? Правильно, один раз и то это было как-то не очень. Несравнимо. Думает он о ней постоянно, о своей дриксенской лисичке.Может тётушка права, зря она думает, что он не слышал её причитаний, и его принцесса-гусы… лебедь действительно ведьма? Ну ничего, Ротгер погладил невесту-жену по боку, он справится, в конце концов не привыкать. -Ничего, ещё пару дней. С Марикьяры долго плыть. -М-м-м, причём тут Марикьяра? -Так мои братья и сёстры должны приехать. Не могут же они пропустить такое событие как моя свадьба. Уверен, — Ротгер хмыкнул, — они думают, что это очередной мой розыгрыш. -А если они не приедут через пару дней, — Гудрун подняла голову и захлопала огорчённо глазами. -Тогда поженимся без них! Точно ведьма, точно! Ведь просто смотрит, а сердце заходится, стучит так, что в голове отдаётся. Семья, друзья, кэцхен, море… Ничего не нужно, только сидеть в полутёмном кладовке и целоваться с дриксенкой. Ну и не только целоваться… Ха-ха, свершилось Ротгер Вальдес всё-таки сошёл с ума. -Ты ж моя рыбка… Он чуть отстранил от себя Гудрун и стал теребить шнуровку её платья. Сама же Гудрун ловила воздух ртом, пытаясь не чихнуть. Как он её назвал?! -Как ты меня назвал? -Что не нравится? — Ротгер попытался не улыбаться, глядя на возмущённую супругу. Ведь они уже поклялись перед лицом Создателя или кого там ещё, вот. Так, что… -Тогда будешь птичкой, гусочкой, — он потянул к себе её и поцеловал куда-то в шею. Гудрун заёрзала у него на коленях и Ротгер понял, что ещё чуть-чуть и его ничто не остановит: ни корсет, ни собственное намерение сделать всё «куртуазно», ни то, что дверь в кладовке не запиралась… -Что-о-о? — Нет Гудрун понимала, что её то ли муж, то ли жених так шутит, но удержаться не могла. -Ну хорошо, как тебе лисичка? А кошечка? — Ротгер держался из последних сил. -Не называй меня разными животными, — промямлила Гудрун дрожащим голосом, устраиваясь поудобней. Она тоже была не из железа. Она чуть отстранилась и стала вытаскивать рубашку Ротгера из штанов, он что-то одобрительно пробормотал, его рука скользнула по ноге Гудрун, но тут дверь кладовки заскрипела и открылась. Их застукали. И застукала сама хозяйка. Когда Гудрун не пришла в гостиную, Юлианна рассердилась. Своенравная девчонка приносила ей столько хлопот. Когда же Гудрун не обнаружилось в своей комнате, Юлианна извинившись начала поиски. В кладовку женщина заглянула случайно, услышав шум. И вот… После минутного столбняка, Гудрун слезла с колен Ротгера и стала поправлять причёску. -Гм. Здравствуй, тётя, — Ротгер принял вертикальное положение, — а мы тут… разговариваем. -Я вижу. Но вот всё уладилось. Все кто хотел приехать, приехали. А пара дней действительно промелькнули незаметно. И вот Ротгер Вальдес наконец перенёс через порог своего дома свою жену. * * * После свадьбы потекла тихая скучная жизнь. Днём Гудрун в компании Юлианны Вейзель постигала тонкости ведения хозяйства и знакомилась с местным высшим обществом. Она уже извинилась перед почтенной дамой за историю с кладовкой. Не то, чтобы она прониклась сильной приязнью к госпоже Вейзель, но опыт подсказывал, что с ней лучше не ссориться. Хотя бы потому что она была родственницей Ротгера. Юлианна тоже общалась с женой своего племянника вполне доброжелательно, она тоже не питала приязни к дриксенке. Однако понимала: пока Ротгер любит, точнее пока влюблён в эту самую… принцессу, задевать её не стоит. А то ещё настроит мальчика против родственников. В общем они обе соблюдали вооружённый нейтралитет. А вот с кем Гудрун вполне искренне подружилась так это с Меланией. Рыжая девушка, судя по всему гоганни, оказалась весьма начитанной и умной особой. Гудрун было приятно её общество. Да судьбы их были чем-то схожи. С остальными дамами в Хексберг бывшая принцесса держалась вежливо и холодно. Как и они с ней. И так дни Гудрун были заполнены хлопатами по вживанию в местное общество, хозяйскими хлопотами, на уровне общего руководства, да и нужно ещё было позаботиться о тех слугах, что приехали сюда с ней из Дриксен. А вечером…, а вечером домой приходил Ротгер Вальдес, её муж. Да шло время. В свои права вступила осень. Скоро должна была прекратиться навигация. Гудрун дописывала письмо Хелене, своей фрейлине. Они очень сблизились в месяцы перед замужеством принцессы. Конечно, почта её проверялась. Однако поскольку речь в этих письмах шла преимущественно о женских делах: месячные, чисто женские болезни, травы с помощью которых эти болезни должны излечиваться, последние сплетни, наряды и прочее. Бывшая принцесса предпочитала общество мужчин, точнее своего мужа, однако она интересовалась и женскими заботами. А уж теперь когда с её мнением не очень-то считались и подавно такие разговоры с приятным ей человеком были настоящей отдушиной. Она с печалью думала о зимних штормах, что преградят путь кораблям. Впрочем не только хозяйственными хлопотами была заполнена жизнь Гудрун. Когда дороги во внутреннюю часть Талига стал более или менее безопасным, она и Ротгер поехали представляться ко двору регента. Всё-таки не птичницу за конюха выдали. Та поездка в общем-то не очень отложилась в памяти Гудрун. Она запомнилась разве что вечером в компании Райнштайнера. О этот эталонный бергер или скорее ледяная статуя, по какой-то причине научившаяся говорить, сразу напомнил Гудрун незабвенного адмирала Кальдмеера, о чём она не преминула сообщить ему. Да тот бокал какого-то красного вина был определённо лишним. Поскольку на дуэль вызвать дриксенку не было возможным, опять драться с Ротгером у Райнштайнера желания не было, то новый Повелитель Волн ограничился замечанием, что польщён. Сказано было не без язвительности, но придраться к словам было нельзя, однако Гудрун не унималась. В конце концов её муж, не стерпев такого поведения, аккуратно вывел её из-за стола. Когда же они остались одни, Ротгер закатил ей сцену ревности. Сначала Гудрун смотрела на него испуганно, медленно трезвея, потом опомнилась и разом припомнила ему и ведьм, и всё того же Кальдмеера. От упоминания несчастного адмирала Ротгер взвился ещё больше. Наконец, обессилев, он остановился, глядя на неё безумными, по-настоящему безумными глазами, и, отдышавшись, сказал: -До чего ты меня довела… Я и так тебя ко всем ревную, но я не Фридрих и не потерплю такого развязного поведения. Пусть я всё время шучу… Тут Гудрун отмерла и перебила его: -Что?! Да как ты смеешь… Откуда ты вообще знаешь, что было между мной и Фрицем! -Слухи на пустом месте не появляются, — усмехнулся Ротгер. Гудрун зло сощурилась: -А чего же ты женился на мне тогда? Что же тебя тогда не остановили эти слухи? -Я тогда не верил им. -А сейчас поверил, да? — по щекам Гудрун потекли слёзы от злости. — Теперь поверил, да? Не владея собой, она вслепую схватила серебряный подсвечник, стоявший на столе и обожглась о свечу. Свеча потухла и в комнате стало темно. Наверное поэтому бывшая принцесса промахнулась, бросив подсвечник в мужа. Ротгер едва увернулся и ушёл, громко хлопнув дверью. Оставшись одна, Гудрун долго сидела за столом, плакала и дула на обожжённую ладонь. Не получалось, не получалось у неё ничего… Да, а пить ей всё же было меньше или вообще не пить. Ведь уже во второй раз она попадает в двусмысленные ситуации из-за вина. Например однажды, ещё при жизни Фридриха, она тоже сидела и пила вино, но в гораздо в более приятной компании для неё. Точнее это Фридрих и Вернер фок Бермессер обсуждали какие-то свои дела, а она напросилась в компанию. Ночь тогда была летняя, душная, звёздная. Гудрун это точно помнила, потому что окна в комнате были открыты. Сидели, болтали И Фридрих в какой-то момент, перебрав с вином, уснул в своём кресле. Какое-то время она и Вернер продолжали разговор ни о чём. Они могли оба часами переливать из пустого в порожнее флудильщики, а потом в какой-то момент замолчали, глядя друг другу в глаза. Гудрун не уловила тогда, не вспомнила сейчас как Вернер оказался около неё, его рука обвила её талию, а пальцы другой перебирали пряди её волос, скользили по виску, щеке. Его глаза были близко-близко, как его губы. Гудрун сначала застыла, а потом потянулась к нему, как заворожённая. Она уже чувствовала горячее дыхание Вернера, чувствовала запах, смесь запахов вина, духов и чуть-чуть пота. Ещё чуть-чуть и… Но тут в своём кресле завозился и всхрапнул Фридрих. Этот звук отрезвил их и они отпрыгнули друг от друга. Да после вина Гудрун тянуло на приключения. Наверное надо было найти Ротгера, попросить у него прощения, смазать чем-нибудь обожжённую ладонь… Но внезапно обессилев, Гудрун уронила голову на руки и уснула, невзирая на жжение в ладони * * * Вальдес принял её извинения и на людях вёл себя с ней как обычно. Но без привычной уже теплоты и сердечности. Да и ночи, прежде дарящие если не наслаждение, то покой, вовсе превратились в пытку. Что ж какую себе постель постелила, в такой ей и спать. Что-то надломилось, испортилось в их отношениях. Впрочем Гудрун быстро стала ощущать раздражение. В конце концов невинной фиалкой, святой, как её там, Октавией она никогда не была и никогда не притворялась. Ротгер сам себе придумал деву в беде, принцессу-лебедь. Сам придумал, сам поверил, сам влюбился. А Гудрун давно не была невинной девой, а что касается лебедя… Ну кто придумал, что лебедь кроткая птица? Хотя признаться ревность мужа ей польстила. В Хексберг они вернулись, едва разговаривая друг с другом и в растрёпанных чувствах. Что-то надо было менять, но как ннепонятно Собственно в своём письме, что писала сейчас, Гудрун и спрашивала совета у своей бывшей фрейлины. Бывшая принцесса откинулась на спинку стула и посмотрела в окно. Этот стул как и остальная обстановка её кабинета была привезена из Дриксен. Преимущество быть принцессой! Впрочем Гудрун сумела бы настоять на своём в любом случае. Она со вздохом оперлась локтями о край стола и потёрла глаза. И за какими кошками её опять понесло замуж? Да ещё за Вальдеса. Впрочем Бешеному не откажешь ни в настойчивости, ни в известном обаянии. И всё-таки она ждала от него подвоха. Да он говорил ей комплименты, признавался ей в любви, но как бы в шутку. И постоянно ждал от неё реакции. Какой именно Гудрун не понимала, но видела, что он постоянно разочаровывается. Дриксенка вздохнула, поправила свечи и снова принялась за письмо. Ей нужно ещё было написать своей троюродной сестре Марте. Читать письма самой Марты было сущим мучением. Дорогая родственница обожала разводить пустые рассуждения на десять страниц, однако в потоке этого бреда словоблудия ненужной информации нет-нет да и проскальзывало что-то стоящее. К сожалению Марта ждала таких же подробных излияний в ответ. Что же остальных родственников… Перетопчутся. Особенно дорогая кузина Фельсенбург. Ведь она особенно старалась выдать Гудрун за Вальдеса. А то ещё совратит бедняжку Руппи. Парню двадцать лет, а он всё Руппи. Ну с такой-то мамашей… Гудрун снова отвлеклась и зло усмехнулась, вспомнив это нелепое происшествие, когда она приезжала в гости к «волшебнице». О Создатель! Да какая она волшебница, обычная мозгоедка! Собственное сравнение развеселило Гудрун и, закончив с письмо фрейлине, она принялась за письмо Марте. Воспоминания придали женщине вдохновения и злоехидства. И она довольно язвительно и подробно описала встреченных ею мужчин (женщинами Марта интересовалась исключительно в плане нарядов, а что там в голове и на сердце у той, на ком платье надето, это дражайшую родственницу не заботило. Из-за этого она частенько попадала впросак). Особенно лихо Гудрун прошлась по Ойгену Райншиайнеру. И уложилась как ни странно всего в три с половиной листа. Чтобы избавить себя от чтения бессмысленных упрёков, она добавила в постскриптуме: «P.S.: Я написала бы тебе, дорогая, подробнее, но в нашем доме ведётся строгий учёт бумаги. Целую.» Запечатав письма сургучом, она положила их к остальной почте, а потом вернулась в кабинет. На этот раз она села в кресло и стала бездумно смотреть в окно, перебирая воспоминания. Она снова ощутила себя старой и никому ненужной. В дверь робко постучали. -Войдите! -Ваше Высочество! — служанка торопливо присела, хотя Гудрун сидела спиной к ней и головы не повернула. -Да? Дриксенские слуги упорно продолжали титуловать её. Гудрун исправляла, исправляла их, а потом махнула рукой. Кроме того ей было приятно, что для кого-то всё ещё оставалась принцессой. -Вы когда ужинать будете? Сейчас или когда придёт господин Вальдес? Гудрун выпрямилась и удивлённо моргнула. Что уже так поздно? Она глянула в окно, но за стеклом стояло всё то же серое марево и разобрать время суток было нелегко. -Н-нет, не сейчас. Чуть позже, — ответила бывшая принцесса, встав и обернувшись к служанке. — Можете есть сами. Если что понадобится, я позвоню в колокольчик. Понятно? Служанка кивнула, снова присела и, испросив разрешения, исчезла за дверью. Гудрун осталась одна. Она снова села в кресло, но от былого настроя не осталось и следа. Вспомнилось снова то происшествие в 400 году круга Скал. Тогда она прилегла вздремнуть после как всегда слишком сытного обеда. В какой-то момент ей послышался голос Фридриха. Он звал её почему-то в библиотеку, Гудрун правда что-то смутило тогда. Но когда дело касалось Фридриха, всякое благоразумие всегда отказывало ей. Ну, а потом она шептала какую-то чушь, целовала, как она думала своего мужа. А потом морок спал и она очнулась раздетой в компании ошалевшего от такого зрелища Руппи и его родственника, Мартин кажется его звали. Этот прямо облизывался, чтоб его кошки драли! Гудрун тогда весьма неудачно прикрылась подушкой-думкой. Ну, а потом заявилась эта оскорблённая добродетель и велела ей, принцессе тогда, убираться, говорила как с нашкодившей девчонкой! Они тогда месяц не разговаривали. То есть не писали друг другу. Ну, а потом этот самый Руппи отколол номерок и всё пошло по-старому. Внезапно Гудрун пришёл в голову вопрос: а кто же тогда позвал её тогда в библиотеку. Кто? Вспомнилась та тварь из сна. И Гудрун поёжилась, неужели она целовала закатную тварь, нечеловека? При этой мысли ей стало тошно, её охватила дрожь отвращения и страха. В камине с треском развалилось горящее полено. Женщина вздрогнула от резкого звука. Она оглядела кабинет. Камин был загорожен экраном, свечи догорели и комната тонула в полумраке. Гудрун вдруг резко стало не по себе. Женщина снова вздрогнула, ей померещилось, что в тёмном углу блеснули лиловые глаза. Сердце у Гудрун заныло: ну что твари нужно, ну чего она привязалась к ней? Женщина как-то резко осознала, что дома она одна. Да были ещё слуги, но они все наверное собрались на кухне у тёплого очага. А она сама ещё не опустилась до того, чтобы искать компании простолюдинов. Однако минута бежала за минутой и ужас всё сильнее овладевал бывшей принцессой. Она то хваталась за колокольчик, то отпускала его в нерешительности. Ну где же этот Ротгер, где его носит?! Когда не нужно, ходит как пришитый, а вот сейчас не дождёшься. Небось крутится со своими ведьмами… танцует. Знаем мы эти танцы! Гудрун металась по комнате, кусая губы. У неё вырвался жалобный всхлип и она одновременно наткнулась бедром о стол. От боли в голове немного прояснилось. И к женщине пришла мысль. Тварь никогда не мерещилась ей на улице, на воздухе. Правда сейчас там неуютно, но Гудрун была готова на всё. Она нашла свечу в столе, зажгла от камина и, вставив в подсвечник, пошла в свою комнату. Одеться нужно было потеплее. * * * Ротгер остановился и посмотрел на смутно видную в этом тумане гору. День выдался холодным, с туманом и ветром. Иногда начинал идти мелкий дождь, Люди сидели по своим домам, выходя на улицу лишь по необходимости. Вот и его жена сидела дома и писала письма. Лишь Ротгер бродил сейчас по пустынному берегу. Друзья звали его, однако у него не было настроения для попойки. Ему нужно было решить, выбрать. За ворот попали холодные капли. Мужчина поморщился и поправил ворот. Мокрые волосы неприятно липли к лицу, однако Ротгер не собирался уходить. Ему необходимо было подумать, сделать наконец выбор. И лучше всего если он будет один. Это было ему несвойственно, но он начал уже уставать от своей жизни. Он всегда искал разнообразия в ней, однако в последние годы этого разнообразия и не хватало. Излом тоже сказался на нём, хотя вроде бы это не было заметно. А потом… потом он встретил свою жену. Ротгер снова посмотрел на гору, туман над ней рассеялся настолько, что можно было увидеть одинокое дерево на выступе. Или ему кажется? Его жена… Как же странно что он всё-таки женат, да ещё на дриксенке. Гудрун, Гудрун. Что ж возможно тётя права и его жена ведьма. Потому что другого объяснения, почему он влюбился как… как Джильди, у Ротгера не находилось. Да он влюбился, а она нет. И всё-таки она вышла за него замуж и большую часть времени была весьма обходительна и мила с ним. Однако мужчине хотелось не этого. Ему хотелось взаимности. Да он понимал, что Гудрун вышла за него под давлением, что она ещё не забыла своего предыдущего мужа, что ей нужно время, чтобы привыкнуть к нему, Ротгеру. Умом. А вот сердцем он уже устал ждать. Ротгер сцепил руки на затылке. Его взор снова обратился к горе. Сколько времени он провёл там! А теперь ему и хочется идти туда и что-то не пускает его. Эта странная раздвоённость тоже появилас после его женитьбы. Вопреки всеобщему мнению, Ротгер знал женщин, в далёкой юности он даже влюблялся. Но не надолго и не всерьёз. Никто не мог сравниться с астерами. Какая смертная женщина может подарить полёт? И Гудрун не могла. Вместо этого она спустила его с небес на землю. Пожалуй он уже был готов к этому. Однако и отказаться от «девочек» он не мог. Или мог? Ротгер почувствовал что продрог и двинулся по пустынному берегу вперёд. Его мысли снова обратились к жене. Что она теперь делает? Гудрун вышла из дома не сразу. Она торопилась и у неё всё валилось из рук. Пришлось остановиться и взять себя в руки. Она так торопилась, что выскочила из дома в лёгких туфлях и без головного убора. Пришлось возвращаться и переобуваться. На капор женщина махнула рукой и просто накинула на голову капюшон. Она была готова на что угодно лишь бы убраться из дома. Страх сжимал ей грудь и Гудрун задыхалась, ей казалось ещё немного и стены сомкнутся над ней и обрушатся на голову. На улицах Хексберг было холодно и пустынно, лишь у поворота налево, стояла гружёная телега и какой-то мужчина возился с упряжью и лошадьми. Из города она выбралась довольно быстро, дойдя до пристани и идя вдоль берега. В какой-то момент ей показалось, что её окликнули, но обернувшись Гудрун никого не увидела. Она шла довольно быстро. Встречный ветер сдувал с её головы капюшон, бросал мелкие брызги в лицо, под ногами шуршал и чавкал мокрый песок. Идти по нему было трудно и женщина наконец остановилась, держась за бок и тяжело дыша. Перед ней громыхало и шумело светло-серое, как туман, море. Оно тяжело обрушивалось на берег, обдавая всё вокруг брызгами и мелкими песчинками. Казалось оно кипело. Гудрун стало не по себе перед лицом такой мощи. Она отошла подальше и отёрла пот со лба. Бывшая принцесса устала и успокоилась, теперь её тянуло в сон. Ужас разжал зубы и теперь женщина могла мыслить здраво. Ветер немного разогнал туман и женщина, повернув голову, смогла увидеть смутно проступившие очертания горы. Она смотрела прищурившись и приставив ладонь ко лбу, пытаясь понять: случайно не та ли это гора, на которой живут местные ведьмы и в честь которой назван город? Тут Гудрун кольнула мысль, а не причастны ли часом эти самые ведьмы к её кошмарам? Что им стоит узнать мысли и слабости каждого живущего здесь человека. А встретили они её неласково, да и уже тут случилось пара… происшествий. Она хотела рассказать мужу да вспомнила, что он ей сказал тогда, на корабле. «Девочки шутят» — сказал он тогда и кажется удивился, что она смогла их услышать. Вспомнила, захотела его задушить и говорить ничего не стала. Да если бы и сказала, чтобы изменилось? Как может человек противостоять подобным существам? Могучим, почти всесильным и весьма своенравным. Вряд ли им понравилась женитьба своего любимчика? Игрушки? Питомца? Кто он, Ротгер Вальдес этим астерам? Представив своего мужа в ошейнике, на поводке с подпиленными ногтями, Гудрун рассмеялась хриплым смехом, быстро перешедшим в кашель, холодный северный ветер, привет из родных мест, пронизывал насквозь. Она немного потопталась и решила пойти домой. Она и так замёрзла, а от её простуды ничего уже не изменится. Ровным счётом ничего. Гудрун бросила прощальный взгляд в сторону горы и с удивлением заметила ещё одного человека. Что же он тут делает? Она окликнула его. Слабый хриплый возглас потонул в грохоте прибоя. Но человек видимо случайно обернулся и заметил всё-таки её. Гудрун пошла к нему. Ей очень хотелось узнать, что погнало из дома её товарища по несчастью. Он просто стоял и смотрел, пока Гудрун не поскользнулась на какой-то склизкой раковине и не упала. Тогда он, это был мужчина, бывшая принцесса теперь это видела, поспешил к ней. Он помог ей подняться и Гудрун с изумлением узнала своего мужа. -Что ты тут делаешь? — удивилась она. -Гуляю. — Ротгер дёрнул плечом и посмотрел на море. Он сразу понял, что перед ним жена, а не видение. Кэцхен могли принять любой облик, но в общих чертах. У них никогда не было красных от ветра и слёз тусклых глаз, они никогда не шмыгали носом. Его жена плакала. Опять. Однако она никогда не рассказывала ему о причинах, никогда не рассказывала, что за кошмары ей снились ночью. А они ей снились. Она постоянно то звала своего покойного мужа, то со страхом в голосе гнала от себя. Дриксен Ротгер знал поскольку, по стольку, но ему было известно кого можно было звать «Фриц». И лежать в одной постели с женой и слышать как она зовёт другого мужчину было горько и обидно. Ему принадлежало её тело, а ему хотелось большего. Но мог ли он принадлежать всецело? А по-другому нельзя. Что ж придётся выбирать. Он снова посмотрел на гору и перевёл взгляд на жену, она по-простецки вытирала рукавом нос. Гудрун была не уверена, что взяла с собой платок. Она вообще ни в чём не была уверена! На мгновение её охватила бессильная ярость, но также быстро схлынула. -Я думала, ты с друзьями. -Нет. Я гуляю. — Ротгер упорно смотрел на море. — А ты чего вышла? -Я… — слова застряли в горле. Лицо Гудрун напряглось. Она по-прежнему не доверяла своему новому мужу. Но Создатель, как ей надоело таиться! Может он что-нибудь да подскажет. И она решилась. Ротгер отвернулся от моря и выжидающе смотрел на неё. Если она сейчас не откроется, то пусть живёт как хочет! Ему надоело добиваться взаимности. Может это и неправильно, но так больше он не мог. Все его усилия пропадали даром. Заминку очень удачно замаскировал кашель. Откашлявшись, Гудрун шагнула ближе к мужу и уткнулась неловко в его плечо. Его рука машинально легла на её волосы, влажные от брызг и дождя, стала их перебирать. Глаза Ротгера смотрели в пустоту. Решившись, женщина подняла голову и сказала: -Ротгер, кажется, я схожу с ума. Через несколько минут на берегу нникого не было и лишь море всё также шумно обрушивалось на берег, а ветер гонял туман. А через несколько дней выпал снег… * * * Тёмная комната. На постели двое. Мужчина и женщина. Они обнажены, в комнате натоплено, так что почти невыносимо. Вздохи, бормотание. Губы мужчины скользят по белому точёному плечу женщины. Он обнимает её, прижимается. Женщина лежит тихо, лишь иногда её тонкая рука поднимается, гладит худую, но мускулистую спину мужчины, и снова падает бессильно на смятую простыню. Лишь иногда она шевелится, раздвигает ноги, судорожно вздыхает. Глаза её закрыты, она мечтает о другом. Мужчина охвачен страстью, охвачен желанием. Он не смотрит в лицо женщины, он не целует её. Лишь иногда он проводит рукой по её щеке. Лишь иногда он смотрит в её лицо. Но глаза женщины по прежнему закрыты. И он снова опускает глаза, снова скользит губами по лебединой шее, утыкается лицом в её грудь. Тогда она шевелится, прижимается к нему. К нему ли? Её пальцы зарываются в его волосы, в его прямые чёрные волосы, в его прямые чёрные жесткие волосы. Глаза чуть приоткрываются, блестят в полутьме, губы шевелятся. Она дёргает его за волосы вверх. Мужчина удивлён её пылом, но подчиняется. Поцелуй, ещё один. Насколько хватит дыхания. Синеватый свет луны косо падает на кровать из щели между небрежно задёрнутыми шторами. Жарко. Женщина стискивает бёдра мужчины ногами, изгибается. Он не против, очень даже не против. Толчок, ещё один. Даааа… Он утыкается куда-то в ключицу женщины. Он весь в поту, влажные чёрные волосы липнут к коже, но это не важно. Он стонет, не смог сдержаться. Она так покорна, эта женщина, она так прижимается к нему, её лоно так гладко, так влажно, даже мокро, так… Это сводит мужчину с ума, он из всех сил держится, хочет продлить ощущение как можно дольше. Он забывает обо всём. Но нет, ещё толчок, и ещё. Его тело дрожит в напряжении удовольствия. Он снова стонет. Хорошо так, что почти невыносимо… Женщина под ним ёрзает. Она отворачивается, кусает губы, чтобы не выкрикнуть, не прошептать имя, чужое имя. Ей тоже жарко и тело мужчины, её мужа, давит своей тяжестью. Но тяжесть эта ей неприятна в отличие от той другой. И всё же ей приятны прикосновения и поцелуи. Не раздражают так сильно сегодня. Может привыкает? Да и это пот струится по её раскрасневшемуся лицу. Только пот. Забыть.Забыть обо всём. Думать о теле, только о теле. Она старательно трётся о тело мужчины своим телом. Болезненное наслаждение начинает накатывать потихоньку. Если бы он только не мял так сильно её грудь! Наконец внутри ощущаются толчки, и муж дёргается, стонет почти ей в ухо. Женщина облегчённо вздыхает: на сегодня всё. Наверное. Мужчина продолжает сжимать в объятиях свою жену. Как приятно, как волнующе держать её в объятиях. Он всё ещё не мог поверить, что она здесь с ним, живая, настоящая. Не сонное видение, не… Женщина чуть шевельнулась. Он, опомнившись, вышел из неё и сполз на бок от неё, не разжимая объятий. Уткнулся в её волосы, в её прекрасные волосы. Всё было прекрасно в ней. Знал бы он раньше, как она прекрасна… Уснул. Его жена тоже закрывает глаза, но сон не идёт к ней. Снова открывает глаза. В них тоска. «Fritz, Fritz» — шепчет она, смотря отрешенно на неровно задёрнутую шторку. Но Фрица не было. А кто был? Женщина смотрит на вроде бы спящего мужа и быстро отворачивается. Глаза бы на него не глядели! Она встаёт и, завернувшись в простыню, всё равно та упала с кровати, подходит к окну. Как же здесь жарко! Женщина откидывает с лица прядь волос и трясёт раму окна, чтобы открыть. Не получается. Ничего у неё не получается! Кусая губы, женщина прислоняется лбом к холодному стеклу. На горячую щеку снова падает прядь волос. Она накручивает прядь на палец и с силой её дёргает. Это из-за волос она попала в такую переделку! Она кривит губы. Переделка! Какое грубое, некрасивое слово! И не очень точное. Из переделки-то можно выбраться. Если она конечно точно поняла смысл этого слова. А вот выберется ли она из этого… капкана? Проклятье какое-то, а не город. Мысли путаются. Женщина смотрит в окно на луну, на снег, что искрится в лунном свете, и в свете фонаря напротив. И думает, и вспоминает. Она не замечает, что простыня сползла с плеч, что по её лицу текут слёзы. Она не замечает, что её муж не спит.