Сквозь дым

      Я засел в небольшом ресторанчике неподалеку от станции метро, чтобы побыстрее добраться до дома Хаджиме, когда придет время. И так как я здесь надолго, то стянул с себя шарф и куртку. Удивительно, почему-то именно сейчас, когда на мне моя собственная рубашка, рядом нет ни Ива-чана, ни Ушиджимы.       К моему столику подошла официантка с грустным выражением лица. Проблемы с учебой? Парень обидел? Подруга купила такое же платье? Хотелось как-то ее ободрить, а причина ее печали меня мало волновала. Поэтому я улыбнулся ей. Девушка уставилась на меня своими стеклянными глазами, с чуть припухшими щеками под ними, видимо до этого она излила реки слез. Уж как я пополнил мировые запасы соленой воды год назад, лучше не вспоминать. Улыбки не хватает, чтобы зажечь огонек во взгляде девушки, и я отпускаю ей пару комплиментов. Легких и не навязчивых. Цель достигнута, официантка смущенно опускает глаза в свой блокнот для записей, щеки ее сразу зарумянились.       Теперь все довольны. И я – посетитель, и она – официантка. Теперь никто мне не плюнет в чай, не перевернет на меня поднос. А вообще если есть возможность доставить человеку удовольствие, то лучше сделать это. Если бы только моя улыбка решила все мои проблемы с Хаджиме и Ушиджимой.       Пока девушка ушла на кухню к повару с моим заказом, я снова достал телефон. Стоит просмотреть сообщения и на некоторые даже ответить. А то потом оглянуться не успею, как меня занесут в список пропавших или вообще к мертвым причислят. На сообщения от родителей я отделался одним своим «Скоро приеду». Ушиджима напоминает, что у него сегодня матч, и он приедет домой поздно. Стоит отправить ему пожелание удачи, но боюсь, что из моих уст это прозвучит слишком лживо, с большой долей желчи. Листаю сообщения дальше и натыкаюсь на присланную фотографию с лицом Куроо, позади которого смазанный Бокуто вытворяет что-то непонятное с мячом. В приписке было это: «Давай уже возвращайся в строй! А то Бокуто отрабатывает подачу пасов. Скоро у тебя появится поистине опасный конкурент!». И это мне прислали парни, которые до сих пор топчутся во втором составе.       От телефона меня отвлек негромкий звон чашки, которую официантка поставила на стол. Я также с улыбкой благодарю ее. Когда она уходила от моего столика, то чуть виляла бедрами, надеясь, что я смотрю ей вслед. Теперь не попросить ее номер телефона будет грубо с моей стороны. Я дал надежду этой очаровательной девушке. Может, ну их всех? К черту этого чопорного Хаджиме, любителя меня попинать или как-то поддернуть. К черту Ушиваку с его навязчивой заботой, такой же легкой и нежной, как топот слона по поляне с цветами. Сбегу с этой девицей, забуду про волейбол и глупых парней, один из которых не может разобраться в собственных чувствах. Заведу детей и буду жить обычной жизнью обычного человека.       Я глотнул свой чай, в который забыл добавить сахар и как-то сразу протрезвел. О чем я вообще думаю? Жизнь без волейбола? Ни за что! От мысли, что скоро я снова смогу стоять на площадке, пасовать, проводить подачи на вылет, мне показалось, что чай стал слаще. Я даже ответил еще на пару сообщений в телефоне. Подумать только, а раньше после тренировки или матча, я сразу хватался за свой смартфон, проверяя почту, отвечая на письма фанаток и друзей. Это доставляло мне неимоверное удовольствие. Когда-то…       После посещения врача не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Только один Ива-чан, который потом сменился Ушиджимой. Почему-то Хаджиме всегда считал, что он поступает правильно и делал все, основываясь на каких-то собственных понятиях о том, что нужно мне. «Ты думаешь, что это надо обсуждать именно сейчас?», - вот его слова, после очередного моего скомканного признания. Я потерял возможность играть и надеялся получить хотя бы любовь. Жалкая попытка, теперь я это понимаю. Но что мне тогда оставалось делать? Я чувствовал себя совершенно разбитым. Слишком хочется узнать, как бы все сложилось, не получи я травму. Но это все пустая болтовня и я смотрю на часы в телефоне, считая про себя, во сколько должны были закончиться пары у Ива-чана. Можно уже медленно направиться в сторону его дома.       В этот раз я не бежал, а спокойно доехал на метро. Почему-то на душе было спокойно, несмотря на то, что произошло в больнице. Вполне возможно, что это слова врача так подействовали на меня, ведь он сказал, что я смогу вернуться к своей команде. После операции, но ведь смогу же я играть. Сколько спортсменов с травмами участвует в Олимпийских играх? Сколько из них выигрывает золото? Именно такое упорство, такая целеустремленность и получают высшую награду.       Я был бы не я, если бы в нерешительности топтался на пороге перед дверью, поэтому, только завидев искомую квартиру, с силой надавил на звонок, размышляя о том, что давно не получал хороших пинков от Хаджиме. Около года? Или больше? Словно Ива-чан старался меньше меня касаться. Теперь в основном я первый подбивал хоть на какие-то соприкосновения, назвать которые лаской будет слишком громко. Дверь начала открываться и сердце в этот момент перестало биться, замирая вместе с дыханием. Можно ли мне будет кинуться к нему на шею, как я обычно это делал? Будет ли это правильно?       Дверь открылась, на пороге стояла девушка. Сердце глухо стукнулось о ребра и снова замерло. Невысокая, с белоснежной кожей, длинными мокрыми волосами, спадающими ниже плеч и с прилипшими к оголенной коже прядями. Только тоненькая маечка с еле различимыми бретельками и короткие шорты прикрывали ее тело. Я хотел громко поприветствовать Ива-чана, поэтому так и застыл с раскрытым ртом. Ей бы стоило постесняться встречать гостей в таком непотребном виде, от которого даже у меня шевельнулось что-то в далеких закромах души. - Хаджиме, это к тебе! Это Ойкава-сан, - произнесла девушка, как и ожидалось, голос ее был так же приятен на слух, как и ее внешность для глаз. Она сделала шаг назад, безмолвно пропуская меня в квартиру. Но я так и застыл на пороге. Из гостиной вышел Ива-чан, он был в одних джинсах, и на ходу надевал футболку. Какого черта происходит? Ты должен был сегодня торчать в своем поганом универе все это время. Вам бы не хватило времени ни на что, кроме как добраться до этой душной тесной квартирки. - Тебе телефон на что? Ты мог позвонить? – недовольным тоном произносит Хаджиме и подходит ко мне. – Я же предупреждал тебя. - Ну, если бы я тебе сообщил, что скоро приду, то не застал бы эту милую девушку в твоей квартире, - я натягиваю улыбку, чувствуя, как трескается кожа на лице. – Представишь нас друг другу? Хотя, похоже, что эта особа уже знает меня. А я чертовски популярен, да? Смотри, как бы я не увел это прелестное создание прямо из-под твоего носа. - Ты зачем пришел? – спрашивает Ива-чан, обуваясь и надевая свою куртку. – Что-то случилось? - Нет. Все прекрасно, - я плююсь этой неправдоподобной ложью, которую даже Ушивака при всей его не проницательности раскрыл бы. – А ты куда собрался? Наверно твоей девушке тоже интересно это узнать. - С тобой поболтать. Прочитаю тебе лекцию по этикету. Глядишь, ты научишься предупреждать людей о своем приходе, - Ива-чан застегнул свою куртку и оглянулся на девушку, которая приобняла себя за плечи, так как я до сих пор торчал на пороге с распахнутой дверью, впуская в квартиру холод с улицы. – Киоко, я выйду ненадолго. Мы прогуляемся с Ойкавой.       Пока Хаджиме разговаривал с девушкой, я полез рукой в карман и нащупал там пачку сигарет, которая словно загорелась, как только я ее коснулся. Меня охватил жуткий озноб. Чуть дрожащей рукой я вытащил одну сигарету. Дешевая зажигалка, которую купил Тобио, работала через раз, и у меня никак не получалось разжечь нужный мне огонек, единственный он мог меня согреть сейчас, унять эту дрожь. Глупые мысли путались в голове. Только у меня получилось раскурить сигарету, как ко мне обернулся Хаджиме. Сладостная горечь заполнила легкие. Дышать было тяжело, но думать стало легче. Я выдыхаю дым, наблюдая за реакцией Иваидзуми.       Глупый и идиотский поступок. Что я пытаюсь этим показать? Неужели так я хочу добиться внимания? Раньше люди задерживали на мне взгляд, когда я проводил шикарные подачи, отдавал лучшие пасы из, казалось бы, невозможной точки, а теперь всего этого нет. Ива-чан, смотри на меня, я делаю пакость, в твоих мыслях должен быть только я. И все равно какой. Хороший, который сидит смирно и ждет, когда колено заживет, подбадривающий нового связующего, занявшего мое место, или плохой, который забивает на себя, на свою карьеру, на окружающих, раскуривающий в квартире любимого человека яд и ожидающий от него любой реакции.       Забудь о ней. У тебя есть я. Хреновый, но какой есть. Прости, но милым мальчиком я был в старшей школе. Теперь я испорченный взрослый.       Я хочу сделать еще одну затяжку, но Хаджиме с перекошенным от злости лицом выхватывает у меня сигарету и тушит ее о стену. Моя рука так и застыла на уровне лица. Я ждал от него удара, пощечины, пинка, хоть какого-нибудь прикосновения, он не заставляет себя ждать и выпихивает меня из квартиры, выходя за мной следом. - Какого черта ты делаешь? – выпалил Ива-чан, хватая меня за запястье. Он заметил, как рука снова хотела скользнуть в карман за новой порцией яда. - Да вот, побесить тебя захотелось, - с вымученной улыбкой отвечаю я. – Кажется, у меня получилось. - Ты совсем больной?! – Хаджиме не отпускает мою руку и тащит меня вниз по лестнице, чтобы выйти на улицу. Не хотел беспокоить соседей. Как на него это похоже. Мы могли и дома поговорить, но он там оставил эту девушку. И почему именно мы должны были выйти? Бесит, что с девушками нужно так церемониться, с парнями куда как проще обходиться. Возможно, поэтому самые долгие отношения у меня были с Ушивакой, а не с прекрасным полом.       Ива-чан выволок меня на свежий воздух. От белоснежного снега, лежавшего тонким слоем под светом фонарей, сразу заслезились глаза. Из-за свежести я еще острее ощутил прожженное горло и дым. Без понятия, о чем думает Хаджиме, а у меня все крутились гадкие мыслишки о том, чем эти двое могли заниматься наедине в квартире. Особенно, если учесть, что девушке нужно было принять душ после этого. Может они готовили? А так как ростом девушка не вышла, то потянувшись за мукой на верхней полке, уронила случайно ее на себя. После такого точно голову мыть придется. Или они поливали цветы? И случайно полили друг друга, намочив Хаджиме футболку, а Киоко вообще всю окатило.       Я бы еще так долго мог придумывать различные варианты, лишь бы не думать о том, который был вероятнее всего, но Ива-чан вырвал меня из мира грез: - Бросай тупую привычку хвататься за сигареты, когда нервничаешь. Я хочу, чтобы ты знал, что мы с ней не переспали. Ты ведь этим сейчас себе голову забиваешь? - Меня не интересуют твои отношения, - стараюсь выглядеть как можно более безучастным. – Но твои слова звучат не убедительно после того, что я увидел. Даже если ты с ней не спал, то все равно явно собирался этим заняться, - уже с какой-то толикой раздражения произнес я. Еще мгновение, и я бы не сдержался и фыркнул в лицо Хаджиме. Посмотрим, сможет ли он увильнуть от этого, найти какое-нибудь оправдание себе. - Да, - спокойно соглашается с моими последними словами, разбивая хрупкие крупицы надежды. - Это отвратительно, Ива-чан. Нельзя быть таким жестоким, - внутри все сжалось, в голову стали лезть неприятные образы, где эти двое занимаются тем, на что рассчитывал Хаджиме. – Как ты можешь говорить мне такое, зная о моих чувствах? Мы ведь с тобой вроде как лучшие друзья, - в этот момент я совсем не задумывался о неправильности моих слов и суждений. Просто совсем не укладывалось то, что происходило с нами в реальности. Это разрушало мою идеальную картинку. Я, испытывающий чувства к Хаджиме, имел право быть с кем угодно, но не позволял этого ему, тому, кто сказал, что не любит меня. Внезапно появились эта девушка и желание Ива-чана переспать с ней. Словно кто-то пролил банку с краской не того цвета на мою картину, которую я нарисовал в своей голове. - Вот именно, ты мой друг, - ответил на это Хаджиме. – Представляешь, как мне тяжело прятать от тебя все мои чувства, чтобы не задеть твоих? Это ведь не первая девушка, которая появилась в моей жизни. Знаешь, я уже устал балансировать между дружбой и этим неправильным ощущением. А ты каждый раз дергаешь меня на себя, срывая в пропасть. Все эти твои прижимания, жадные поцелуи, касание тех мест, которые трогать тебе нельзя, да даже эти идиотские фотки ног, локтей или черт знает, какую часть своего тела ты еще фоткал, присылаемые мне, все это сводит с ума, вырывая сердце с аортой. Как думаешь, из-за какой сцены сегодня утром, мне пришлось вести Киоко к себе домой? Ты думаешь только о себе, даже не представляя, каково мне в таких ситуациях.       Я остановился и уставился на Ива-чана, понимая, что никогда не ставил себя на его место. Да и что бы я увидел, если бы примерил его точку зрения? Я представил ситуацию наоборот. Ива-чан признается мне в чувствах, а я ничего не испытываю к нему кроме дружбы. Представить такое слишком сложно, но, все же поморщив нос, я продолжаю примерять этот образ. Как бы я поступил? Что бы сделал? Остался бы с ним другом, игнорируя его чувства? Дальше мысль не шла, а Хаджиме, заметив мое замешательство, снова возобновил разговор: - Черт возьми, Ойкава, я вспомнил наш с тобой сегодняшний поцелуй этим утром и возбудился! Прямо на лекции! Я ведь просил тебя так не делать. Мне повезло, что только Киоко заметила это, так как мы садимся с ней обычно на задний ряд. Это ее идея была уйти с пар. Ты ведь знаешь, что я как белка в колесе ношусь с этой учебой, не пропуская ни одного даже дополнительного занятия. Я не хотел никуда идти, я не хотел делать это с ней. Но я вспомнил рубашку Ушиваки на твоих плечах, этот гребаный укус на шее и еще пару засосов, на которые ты наверняка не обратил внимания. Говоришь, что ты девственник? Да кто тебе поверит, ты слишком соблазнительный, чтобы не завалить тебя, - тут видимо Хаджиме понял, что ляпнул уже лишнего и чуть отвел взгляд, стараясь не смотреть мне в глаза.       Я бы мог сейчас как-нибудь отшутиться, глупо улыбнуться, но удивление не сползало с моего лица. Биение сердца участилось, а температура в теле поднялась на пару градусов точно. Передо мной стоит Хаджиме, злой, недовольный, с нахмуренными бровями, но такой смущенный. Мы были освещены только уличными фонарями и разноцветными вывесками магазинов, но легкий румянец на щеках Ива-чана я заметил. Такой сдержанный, всегда контролирующий любую ситуацию, сейчас он сорвался. Мне в резюме стоит добавить: «Могу вывести из себя любого человека».       Если я правильно понял, то Хаджиме предпочел бы переспать со мной, а не с этой девушкой. Наверно это было единственное, что я уловил из его слов. Но почему он всегда все сводит к каким-то физическим ощущениям? Даже когда я рассказал ему о моих отношениях с Ушиджимой, первое, что его заинтересовало, как раз касалось того, что мы с Вакатоши когда-нибудь займемся сексом. И как он тогда разозлился! Я не понимал причины его недовольства. Но теперь все постепенно встает на свои места. - Ива-чан, значит ли это, что ты… - негромко проговорил я, боясь своим голосом спугнуть разговор, возникший между нами, а вернее то течение, которое он принял. Хаджиме в последнее время стал более замкнут, из него все слова приходится клещами вытягивать. Он с какой-то неохотой говорит по душам, старается избегать таких тем. С одной стороны это правильно. Мысли, как скелеты в шкафу, пока ты их никому не показываешь, то они никого не пугают. - Нет, - резко обрывает меня Хаджиме. – Это лишь значит, что я так и не научился контролировать свои желания. Сначала мне показалось, что ты перепутал свои чувства, и я тебе отказал, но ты не сбавлял своего напора. Мне не хотелось разрушать ту дружбу, что была между нами. Казалось более логичным оставить все как есть. - Может, ты просто испугался? – спрашиваю я, чуть склонив голову набок, он и до этого рассказывал мне о том, что не хочет портить нашу дружбу. Но если есть чувства, то не хуже ли, когда они запрятаны глубоко внутри? Любовь, как опухоль, без должного ухода растет, поглощает не только орган, в котором появилась – сердце, но и остальные внутренности, которые постепенно гниют, если не вскрыть рану, не дать волю эмоциям, заглотившим тебя. Меня это чувство уже сожрало всего изнутри, пустоту остается заполнять только дымом сигарет. - Да, это все обычный страх, - Иваидзуми неожиданно соглашается с моими словами, я от удивления не смею и рта раскрыть. – В школе было страшно потерять друга, и я испугался мнения людей. Мне было все равно, что подумают обо мне, но ты собирался в большой спорт. Такой факт в твоей жизни, как я, доставил бы тебе только проблемы на твоем пути становления известным волейболистом. И то, что я испытывал, это было слишком неправильно по отношению к тебе. В конце концов, ты мог просто ошибиться или сказать, что это признание было шуткой. И чтобы мы тогда делали с возникшей между нами неловкостью? – Хаджиме говорил, продолжая сжимать мое запястье в своей горячей руке, а я не прерывал его, стараясь уловить каждое слово и осмыслить его. – Тогда я подумал, что будет лучше, если я пойду учиться в университет. У меня нет такого таланта, как у тебя. Прыжками и игрой в мяч я бы явно много не заработал. Но основной причиной, конечно, был ты. Я бы не выдержал находиться с тобой рядом постоянно. Но и быть слишком далеко я не мог. Поэтому выбрал университет в Токио. Но, черт возьми! Ты стал встречаться с Ушивакой! – Ива-чан крепче сжал мою руку, мысли о Вакатоши явно не давали ему покоя. – Все мои доводы, все размышления из старшей школы показались мне полнейшей глупостью. - Да уж, это был явный идиотизм, - я нахмурил брови и выдавил из себя эту фразу. Из-за этого Ива-чан отказывал мне? Неужели дело было не в том, что он не любит меня? Все это время наши чувства были взаимны? Тогда зачем, зачем все это? Мне хотелось рвать и метать. А особенно хотелось ударить Хаджиме. Оказывается, у этого парня слишком жирные тараканы живут в голове, они выкурили оттуда весь его мозг с остатком разума. Мы могли быть вместе еще с моего первого признания, если бы не эти глупые мысли. Кто вообще позволяет влюбленным думать? Я вот не думал и просто отдался своему чувству, хоть из него и не вышло ничего хорошего, но зато я не врал самому себе. - Ты все равно переплюнешь меня в идиотизме, - сказал Хаджиме, собирая свою гордость. – Зачем ты принял его предложение? Ты ведь любил меня, но зачем-то решил ответить на признание Ушиваки. - Я тебе уже рассказывал все причины моего поступка, - недовольно произнес я и вырвал запястье из ослабевшей руки Хаджиме. – И знаешь, Вакатоши хороший парень. Мне с ним очень нравится. - Что же ты тогда ко мне пошел, а не к своему распрекрасному Вакатоши? – резко оборвал меня Ива-чан. Теперь можно было понять его резкие выпады на Ушиджиму. Это просто ревность. Хорошие новости для меня, мне бы радоваться, но я не могу. Глупый смех застрял в горле, если раскрою рот, то он может вырваться. К чему было изводить меня столько времени? Ива-чан, ты идиот. Врезать бы тебе хорошенько. Из-за тебя я мучил себя и Ушиджиму. От мыслей об этом все тело покрылось неприятными мурашками. Нужно было скорее все решить. - Да потому, что людям свойственно влюбляться в говнюков вроде тебя. Если бы это была книга, то ты был бы отрицательным персонажем, а Вакатоши – положительным. А я просто придурок, который ради злодея обманывает главного героя. - Значит, я злодей? – Ива-чан нахмурился, явно мои слова больно ударили по нему. Не стоило мне говорить такие вещи. Иногда нужно просто заткнуться и позволить другим выговориться. – Могу тоже и о тебе сказать. Ты тот еще засранец. - Мы стоим друг друга, да? – отвечаю я со слабой улыбкой. - Ойкава, как можно быть таким? Ты единственный человек, который вызывает во мне столько чувств! Столько противоречивых чувств! – Хаджиме берет меня за руки и притягивает к себе, совсем не заботясь о том, что мы стоим на улице. - Какие именно? – с нетерпением спрашиваю я, надеясь среди всего калейдоскопа услышать именно то, что будет греть меня холодными ночами, проводимыми в одиночестве. - Злость, гнев, ярость, неприязнь, досада, - чуть ли не рыча, выдавливает из себя Хаджиме, но чуть опустив взгляд, произносит уже слова другого оттенка. – Нежность, восхищение, доверие… похоть и страсть, - на последних эмоциях щеки Хаджиме покрываются еле различимым румянцем. - А у меня только одно чувство, но могу сказать, что оно включает в себя все остальное, - я вытаскиваю руки из ладоней Ива-чана, чтобы иметь возможность обнять его. – И чувство это – любовь. Как бы я ни старался, я не могу забыть тебя, не могу отдаться и быть верным кому-то другому. Ты словно мое проклятие. Почему так? В мире полно других людей, но я зациклился на тебе. Из-за этого поглощающего меня чувства, люди, которые любят меня, вынуждены страдать. Я не хочу причинять им боль. Не хочу, чтобы они чувствовали себя непризнанными и потерянными, - говоря все это, я думал об Ушиджиме. Невыносима мысль, что я не могу быть с ним так, как он этого заслуживает. Как же мне хотелось иметь два сердца. Одно я бы отдал ему, а другое Хаджиме. – Я тону в этом холодном океане, состоящем из одних только чувств к тебе. Мне нужен глоток воздуха. Хотя бы один, и возможно я еще продержусь какое-то время под водой. - Ойкава, прости… - произносит Хаджиме и в ответ обнимает меня.       Нам стоило еще что-нибудь сказать друг другу, нужно было разъяснить все, но мои глаза щипало от подступающих слез. Если я еще что-нибудь скажу, то точно не сдержусь. Ива-чан легко целует меня в губы, заметив, что я отключаюсь от реальности и тону в своих эмоциях. Он шепчет мне на ухо еле разборчивое признание, и я понимаю, что получил свой глоток воздуха под водой. - И почему наши поцелуи вечно с каким-то привкусом? То дым, то мята, - уже громче произносит Хаджиме. – Если ты мне позволишь, то я бы хотел получить еще один поцелуй со вкусом тебя. - Ива-чан, ты идиот, - говорю я эти слова уже вслух и утыкаюсь лицом ему в плечо.       Предстояло еще одно погружение - разговор с Ушиджимой. Я не вынесу больше мучить его. Кажется, я обретаю свое счастье, хочу, чтобы и он чувствовал тоже самое. Ведь, когда тебя любят в ответ – это самое прекрасное, что только может произойти в жизни. Отклик чувств.