Холодные камни Арнора (8) Лесной принц

Лесная тропа, которую, впрочем, из них двоих видел только Ниндарас, была легкой, провожатый – словоохотливым, орешник не бил по лицу, ельники разбегались в стороны, а когда надо было выйти на открытое пространство, то и болотистые луга уползали куда-то прочь, оставляя идти по разнотравью. В высокой траве сиреневыми лучиками пушился осот, возносила свои головки ромашка; о ручье, скрытом в травах, предупреждала роскошными белыми зонтами сныть, а о болотце – убого подражающий ее короне ядовитый вех и желтый вербейник с длинными стрельчатыми листьями. Одолев полпути, вышли к роднику. Напились, поели ячменных лепешек, взятых в дорогу. Ниндарас принялся спрашивать про Ривенделл. На вопрос, какие там дома, Гэндальф стал было описывать ажурные ограды террас и узорочье резьбы внутри… но по напряженному молчанию спутника понял, что этот просто никогда в жизни не видел обычного дома. Бревенчатого, каменного… никакого. Сколько ему? пятнадцать? семнадцать? родился в пещере, живет в лесу. Что такое дом – ему рассказывали. И, видимо, так: это сруб, как у схрона, только не под землей, а на ней, а входят туда не через крышу, а сбоку, как в пещеру. Сразу, конечно, поймешь, что такое дом… Ну, Арамунд, нет на тебя… Под увлеченную беседу о дивной архитектуре Имладриса они легко и быстро начали подъем на очередной холм, на этот раз – лесистый; петляли по чаще, а потом неожиданно для Гэндальфа остановились. Лес как лес, косогор как косогор. Разве что дуб растет, красавец, века три ему, не меньше. Ниндарас свистнул. По стволу дуба упала толстая веревка с узлами, но сбросивший ее не собирался ею пользоваться – она висела неподвижно. Листва зашевелилась – и наконец на нижней ветви показался мальчишка в обычной для следопытов бурой одежде. Он повис на руках, примериваясь, – и пружинисто спрыгнул с высоты раза в три больше своего роста, считая от ветки. – Добрая встреча, – чуть поклонился он им обоим и спросил уже у Ниндараса: – Что случилось? – Тебя отец отзывает. Я на смену. Гэндальф ожидал логичного вопроса, почему, но Арахаэль его не задал. Только кивнул. Ниндарас молча полез по веревке. Да, при их росте иначе забраться на этот великан трудно. – Если тебе нужна вода, здесь родник. Если устал, – он видел, что маг изумлен, но мальчик не мог понять причину, – я принесу. Ужинать будем, когда стемнеет. – А почему ты не спрашиваешь, кто я? – Ты сам расскажешь. Тебя же отец прислал. – Кхм! Он меня не то чтобы прислал… Н-да, недалеко это яблочко от яблоньки с дуба падает… Разве что улыбаться пока не умеет. Глаза вон какие серьезные. И губы сжаты. – Я Гэндальф. Ты слышал обо мне? – Который приплыл с Хэлгоном? – Кхм! Ну да… Митрандиру на миг представилось, что этот принц – вот как есть – стоит в одной из зал Ортханка. И говорит Саруману, что он – тот, что приплыл с Хэлгоном. И на закономерный вопрос Белого мага, кто такой Хэлгон, отвечает, что это простой эльф-разведчик. …Саруман бы не оценил шутку судьбы. А зря! Последние годы он слишком серьезен. Он разулыбался своим мыслям, а потом почувствовал, что что-то не так. Действительно, не так. Любой бы на месте Арахаэля спросил, что смешного. А мальчик молчал. Привык, что ему доложат всё необходимое, а прочее неважно? Он вообще умеет задавать вопросы? И как прикажете с ним разговаривать? Размышления мага прервал пришедший Брог, хмурый мужчина лет семидесяти. Или моложе, если нуменорской крови у него меньше. О напарнике принца Аранарт сказал, что у него есть одно свойство, достоинство или недостаток в зависимости от: он не умеет и не хочет принимать решения. Брог молча посмотрел на Арахаэля, на незнакомого старика, снова перевел взгляд на принца. На поясе у следопыта висел свежий заяц. – Сварим, и на всех хватит, – сказал мальчик. – Я за водой. И умчался. Брог молча занялся ужином. Гэндальфа он больше не замечал. То есть Арахаэль, по здешним меркам, – болтливый и любопытный?! Костер, хоть и бездымный, развели уже в густых сумерках: даже если бы дым был, увидеть его невозможно. Дрова лежали так, что пламени почти не видно, хотя мясной бульон весело булькал. Потом они втроем ели из котла (к зайцу досыпали овса, так что было и более чем сытно), вокруг черно-синей стеной стояли деревья, в просветах неба сияли звезды, и то ощущение уюта и дома, которое встретило Гэндальфа на границе королевских земель, пришло и сюда. А может, не так и страшно, что эти дети не знают, как выглядит дом? Зато они знают, что такое домашнее тепло. И даже в таком возрасте способны его создать. Многие ли жители каменных зданий могут похвастаться этим? И неважно, что Брог молчит. Рядом с этим мрачным лесовиком чувствуешь себя за каменной стеной. Лучшего телохранителя для наследника не найти, тут Аранарт прав, не поспоришь… Брог свистнул, спустился Ниндарас, принялся уплетать свою долю. А воин, подпрыгнув, ухватился за нижнюю ветку дуба и исчез в темной листве. Мальчики переложили костер, чтобы жар шел всю ночь, принесли из схрона шкуры. – Это тебе, – сказал Арахаэль, кладя у костра одну поверх другой и третью рядом. – Так тебе не будет холодно. – А вам, – нахмурился маг, – одна на двоих? Вы замерзнете. – Ты не из наших, – спокойно возразил мальчик. С ним, в отличие от его отца, совершенно не получалось спорить. Потому что ребенок? Потому что не готов к тому, что с детского лица на тебя смотрят недетские глаза? …вот почему он с такой охотой согласился отпустить наследника в Ривенделл. Неполные десять, надо же! Шли обратно. Арахаэль молчал, но как-то странно. Напряженно. Будто что-то происходило неправильно. – Ты не хочешь поговорить? – не выдержав, спросил Гэндальф. – Хочу, – с готовностью отозвался принц. – Тогда почему ты молчишь? – Молчишь ты. «К Элронду, завтра же ¬– к Элронду! Научить разговаривать!» – Скажи, – магу понадобилось усилие воли, чтобы говорить с ним тоном, которым обращаются именно к ребенку, – ты хотел бы отправиться в Ривенделл? – Как отец решит, – ровным голосом ответил мальчик. – Кхм! Я о другом: ты сам этого хотел бы? Ты? Тем же тоном: – Я не знаю. «Аранарт! Ты что же натворил?!» – Хочешь, я расскажу тебе о нем? – Да! – просиял голос принца. Голос сиять не может, сияют глаза. Но глаз Арахаэля маг сейчас не видел, его маленький проводник шел впереди. Только голос – мгновенно оживший, наконец-то ставший детским, наконец-то радостный. Значит, не совсем еще его замучили… Гэндальф принялся рассказывать – взахлеб. Неизвестно, кто из них двоих был сейчас счастливее – принц, жадно как губка впитывающий каждое слово, или волшебник, сам по-детски радующийся. Радующийся обычному восторгу мальчика, обычному, но неожиданному здесь, в этих зачарованных лесах (кто похож на Тингола? он похож на Тингола?! он похож!), где чувства людей подчинены их воле настолько, что и на людей они уже не очень походят. Хэлгон понимал, что ему довелось стать свидетелем зрелища не просто редкого, а такого, которое бывает раз в Эпоху. Или реже. Посланец Валар изволит гневаться на одного из эрухини, а тот его слушает, всем своим видом говоря: «Твои слова ничего не изменят». Предыдущий раз это было… н-да, лучше не вспоминать. Зато сейчас самым трудным стало – не рассмеяться. Невежливо по отношению к Гэндальфу. Маг поминал судьбу Фарамира, злосчастного сына Ондогера, едва не кричал о том, что именно желание короля Гондора полностью подчинить себе детей и привело к трагедии, что Аранарт упивается своей властью над мальчиками и как же может наследник не знать, чего он хочет?! как же он будет править, если собственной воли у него нет?! Вождь дунаданов его спокойно слушал, явно (на взгляд Хэлгона) усилием сдерживая улыбку. – Гэндальф, – сказал он, когда волшебник наконец устал и занялся своей трубкой, – я не спорю с тобой в главном: ты хочешь, чтобы Арахаэль ушел с тобой в Ривенделл, и я не против. Больше того, я хочу предложить тебе взять с ним несколько мальчишек постарше. Учиться в компании всегда полезнее, чем одному. Что скажешь? – Хм… – То есть ты согласен? – Кхм! – Тогда тебе придется побыть моим гостем еще пару, а может быть и тройку недель. Пока их приведут. Если они дома – это быстрее. Если хоть один в дозоре – это дольше. Маг запыхтел трубкой. – Хэлгон, – вождь кивнул нолдору, и тот подошел. – Дорон из Бобровых Заводей. Эльф выразительно посмотрел на небо, словно спрашивая у него, как обернуться в такую даль и обратно за две недели. – Вот именно, – согласился Аранарт. – Так что бегом. – А если он в дозоре? – Тогда тем более бегом, – улыбнулся вождь. …так маг задержался у дунаданов еще надолго. Это возвращение домой оказалось для Арахаэля самым неинтересным: отец сразу же отправил его в ближний дозор. Как маленького! Стоило ради этого возвращаться… Повезло Ниндарасу – он сейчас с Брогом, и когда не его очередь сторожить, то он по-взрослому охотится, и вообще там всё… всерьез. А тут… девчачья елка. Ну и что, что сосна? Всё равно – ёлка и девчачья. Несмотря на досаду, Арахаэль исправно оглядывал окрестности. Вдруг ему захотелось обернуться и посмотреть туда, откуда ну никак не могла исходить угроза. Он обернулся. По лесу шел его отец. Не особо таясь, но привычным бесшумным шагом. Аранарт понял, что замечен. Кивнул: слезай. Мальчик быстро спустился. Вождь сел на поваленное дерево: выворотень сосны с могучими корнями. До осени полежит, потом на дрова порубят. – Садись. Нам нужно поговорить. Уловил настороженный взгляд сына, скользнувший по оставленному наблюдательному посту. – Ничего не произойдет, уверяю тебя. Я, – он чуть усмехнулся, – уверяю. Арахаэль забрался на бревно. Просто сесть – высоковато над землей. Ему еще высоковато. Он молчал, напряженно сжав губы, и будь здесь, скажем, Хэлгон, его бы изумило, насколько по-отцовски он молчит, ожидая разговора, который будет, несомненно, тяжелым. – Ты уйдешь в Ривенделл. Значит – да?! Значит, Гэндальф говорил с ним и он согласился?! Значит, он увидит… увидит всё то, о чем рассказывал волшебник?! Отец ждал, пока мальчик нарадуется этой новости и станет способен слушать. Ждать пришлось довольно долго, но так и должно быть. Наконец Арахаэль увидел, что лицо отца вовсе не сияет радостью. Удивился. Не понял. Насторожился. Хочет услышать. Готов услышать. Пора. – Ты уйдешь в Ривенделл, – Аранарт говорил, не глядя на сына. – Ты увидишь жизнь, которая тебя не просто удивит. Ты и представить себе подобного не можешь. Ты не просто увидишь дома – а одни из самых красивых домов, которые и мне доводилось видеть. Ты узнаешь, каково это – есть хлеб каждый день, спать на тонких простынях и даже зимой не вдыхать дым торфа. И ты спросишь себя: почему мы не живем так же? Я хочу, чтобы ты узнал ответ раньше, чем спросишь. Мальчик неотрывно смотрел ему в лицо. Аранарт обернулся к нему: – Арахаэль, я не стану лгать тебе, называя тебя взрослым. Ты ребенок. Но жизнь не спрашивает, вырос ли ты и готов ли ты. Никогда не спрашивает. Запомни это. Он чуть наклонил голову, и мальчик ответил зеркальным движением. – Я предпочел бы отправить тебя к Элронду чуть позже. Через три, пять лет. Тогда ты бы смог понять меня. Сейчас – просто поверь и запомни. Арахаэль кивнул. – Да, мы могли бы жить как лорды, а не хуже, чем крестьяне. Но мы не лорды, Арахаэль. Мы – наследники Элендила. И мы обязаны думать не только о том народе, судьбы которого нам вручены сегодня, но и о том Арноре, который будет через сотни лет. Жизнь в достатке сейчас ¬ –это война завтра и гибель впереди. Принц снова кивнул. – Когда-то я своими руками сжег Форност. Так вот, запомни, Арахаэль: всё, что я делаю, я делаю для того, чтобы Форност был отстроен снова. Ни я, ни ты до этого не доживем. Внуки твои не доживут. Хэлгон доживет, если постарается. Но чтобы когда-нибудь Форност был отстроен, сейчас мы должны жить так и только так. – Понимаю, – не по-детски серьезно ответил мальчик. – Пока ты еще не понимаешь, – очень мягко поправил отец, – пока ты только веришь. Но и это очень много. Солнце вышло из-за древнего ельника, и молодые, еще тонкие листья лещины зазолотились, перепутав лето с октябрем. – А если ты когда-нибудь сочтешь, что я неправ… Мальчик округлил глаза в изумлении: мысль о том, что отец может быть неправ, казалась ему более невероятной, чем утверждение, что деревья могут летать. – …что ж, пусть так. Но. Это «но!» – словно удар обухом, вгоняющий сваю в землю, вернуло пошатнувшийся было мир на место. – Пусть это будет твое несогласие со мной. Не Гэндальфа. Не Элронда. Твое. Принц снова кивнул и спросил, ища слова: – А разве Гэндальф..? – Гэндальф хочет нам только добра, – перебил, поняв его, Аранарт. – Но Гэндальф – не человек. Он менее человек, чем Элронд, хотя на вид иначе. Гэндальф видит то, что скрыто от людей. Но не видит того, что видим мы. Всегда внимательно слушай Гэндальфа. Но прежде чем послушаться его – серьезно подумай. И только если согласен с ним, сделай то, что он хочет. Солнце окончательно высвободилось из хватки ельника и теперь било им в глаза. Оба дунадана пересели выше по стволу, в тень. – Арахаэль, вот еще что. Ты увидишь в Дольне Глорфиндэля – это он решил исход битвы с Королем-Чародеем. Ты прочтешь там много книг о славных сражениях; иные завершались победой, другие – нет, но все они заняли свое место в хрониках. Ты будешь мечтать стать героем сам. Если тебе расскажут о последнем сражении с Королем-Чародеем те, кто там был, ты будешь воображать себя со мной ли рядом на скале, или впереди войска и будешь уверен, что, живи ты тогда, уж ты бы не дал Моргулу уйти! Не спорь, – пресек он готовое сорваться возражение, – так будет. И я не скажу, что в твои годы мечтать быть героем – плохо. Мальчик знал, что сейчас прозвучит «но!» И оно прозвучало: – Но. Чего ждет от тебя Арнор, Арахаэль? Что спустя века должны написать о том времени, когда ты будешь править этой землей? – «Мирно было»? – осторожно спросил мальчик. – Да, – резко кивнул Аранарт. – И это всё. Или еще меньше. Имя. Год рождения. Год начала правления. И год смерти. Запомни, – он смотрел сыну в глаза, – если в хрониках кроме имени и трех цифр от тебя не останется ничего, значит, ты выполнил свой долг перед Арнором. Когда будешь сомневаться, как поступить, всегда сверяйся с этим. Принц медленно наклонил голову. – Ну и, – ласково улыбнулся Аранарт, – не дергай за косы леди Арвен, если увидишь ее. Арахаэль засмеялся. – Полезай. – Он качнул головой в сторону наблюдательной сосны. – Я, конечно, могу отменить собственный приказ, но ненадолго же. – Отец, а если ты точно знаешь, что ничего не произойдет, то зачем сидеть там? – Затем, что это научит тебя всегда быть настороже. Лезь. Прошло две недели. Аранарт исчез на сколько-то дней, вернулся с отроком лет тринадцати, который на следующий день, сменив шелка и серебряное узорочье на домотканые штаны, смешался с толпой здешних мальчишек, так что не найти. Больше Король не уходил, занятый то в огородах, то еще где. Появление других спутников наследника Гэндальф проглядел. В этот день волшебник играл с маленьким Нефваланом, крутя ему из травы фигурки зверей, а малыш радостно требовал «Ихё, ихё!», что в переводе означало «Еще, еще!» К ним подошел Аранарт, с ним двое. Маг с первого взгляда понял, что это отец и сын. Только они могут так держаться рядом, когда чувствуешь, что двое – это одно. Так говорило сердце, но глаза… глаза утверждали обратное! Сын был молодым аристократом. Так и никак иначе. Дело было не в шелке и… погодите, белое золото, а не обычное серебро? – нет, одеть можно кого угодно. Не в аккуратно подровненных волосах (большинство, начиная с Короля, позволяли им расти свободно). Дело было в том, как этот юноша держался. Изящное достоинство. Магу захотелось зажмуриться и, открыв глаза, увидеть его на мраморе дворцового пола. А рядом стоял… он не мог быть его отцом! Рядом стоял самого мерзкого вида бродяга: драная одежда, борода клочьями, волосы мыты последний раз дождем… и все остальные разы тоже. Шрам через лицо, шрам на правой кисти, мизинца и безымянного нет. – Гэндальф, – сказал Аранарт, – позволь представить. Это Ринвайн и Гвендел. И оба поклонились. Одинаково. Всего лишь приложив руку к груди, но этот плавный выразительный жест был прекраснее движений опытного танцора. Маг смотрел на них такими глазами, какими давеча принцы смотрели на огненного зайчика. Смесь восторга и непонимания, как такое может быть. – Аранарт, – укоризненно сказал Ринвайн, – ты бы не пугал Митрандира. Я иду в Тарбад, – обратился он к Гэндальфу, – надо выглядеть так, чтобы не вызывать подозрений. И добавил на всеобщем: – Такое дело, понимаешь. Вечером устроили пир. Волшебник, сидящий напротив Ринвайна, не мог оторвать от него глаз. Будь дунадан одет в парадную одежду, как все, и то он бы выделялся за этим столом. Рядом с ним и Аранарт смотрелся простолюдином… ну, ладно, не простолюдином, но обычным воином. А этот не просто держался прямо, но каждое его движение, разрезал ли он мясо или подносил кубок ко рту, было сдержанным, но при этом продуманно-отточенным, что дается лишь годами непрерывных упражнений. …или не годами. Веками. Веками жизни семьи. Его сын на нижнем конце стола производил такое же впечатление на молодежь. При этом, как заметил Гэндальф, ни нотки превосходства не было ни в лице, ни в манерах молодого Гвендела. Да, он держится так, да, они, даже принцы, так не умеют, но это ровным счетом ничего не значит. Но юноша хотя бы одет соответственно, а Ринвайн..! Дунадан усмехнулся, навалился грудью на стол, вольготно раскинул локти и, чавкая, принялся уплетать мясо руками. Гэндальф сначала обомлел, потом расхохотался. В одиночестве. Для остальных поведение Ринвайна (что то, что это) было совершенно естественно. – Расскажи про горностая, – сказал ему Аранарт. – Гэндальф не знает этой истории, да и молодежи послушать полезно. – А вы не рассказали? – удивился Ринвайн. – Ни в коем случае. История твоя, рассказывать тебе. – Лады, – ответил он на всеобщем. – Щас. Согнул колесом спину, уселся, расставив ноги… и кто пустил такое чучело за стол лордов?! – Как ты это делаешь?! – не выдержал маг. – Запросто, – отвечал тот, не выходя из образа. – Это как с чужаками трепаться: чем больше наречий на слуху, тем легче в новое въехать. А телом говорить еще проще. В меня пацаном еще отец… ну, не то чтобы вбил – но лучше б он бил! – как себя держать. А он был крут… ой, крут. После него всё – запросто. Он сделал глоток из кубка. – Ну так вот про горностая. Мой старший прожужжал мне все уши: пусти да пусти в дальний дозор, я воин, всё такое. Ладно. Говорю ему: кончай трепаться, настреляй мне хотя б дюжину горностая, чтоб пристойно, купцам, всё такое. Он у меня упёртый, за зиму набил даже больше. Ладно. Парня в дозор, как обещал, а сам беру того горностая, прихожу в Тарбад. Иду в кабак. Типа пью, а сам ушки на макушке: про что трендят. Он снова отпил, обвел стол хитрым взглядом. Молодежь и Гэндальф смотрели на него одинаково завороженно. Те, кто знал эту историю, просто наслаждались рассказом. – И вот один чувак другому бла-бла-бла, что там-то видел у купца ткань, типа, из червяков. Тот, конечно: гонишь и всё такое, а я думаю: ни фига ж себе, в какую даль шелк завезли. И ведь не по роже-то мне идти за шелком… а блин. Тянет. Не утерпел. Прихожу. Опять сделал глоток. – Купец чуть… э-э-э… говоря за столом… стражу ни позвал, когда мою морду увидел. Не боись, говорю, не ограблю, а правда ли, что у тебя шелк есть? А он видно матёрый, соображает, что когда грабить приходят, то вопросов не задают, а сразу нож к горлу. И этак с опаской, но достает. И был у него там кусок… эх… Он залпом допил кубок, Аранарт взглядом показал: передайте мне кувшин, налил Ринвайну еще. – Да… дед мой, как меня первый раз с отрядом отпустить решили, отдал мне свою рубаху. Поддоспешную, значит. Бери, говорит, мне уже без надобности. А шелк – он же живуч, зар-раза. Что ему двести лет… плотнющий, не вытрется. Да… и вот вижу я у того купца… не глазами, пальцами вижу – такой же шелк! – Куда же делась твоя рубаха? – негромко спросил Аранарт. – Этого ты не рассказывал. – И не спрашивай! Потому и не рассказывал, что дурень кто-то и невезуха дурням! Тогда, летом, ранило меня, и не то чтобы всерьез ранило. Ну и хватило у меня ума ее снять – зашить, типа, постирать решил тоже. Она ж от пота уже сама как доспех стоять могла… Да… Ну а назавтра нас и выбили… Он резко выдохнул и вернулся к рассказу. – Короче, держу я тот шелк, у самого чуть ни слезы к горлу, а купец, ушлая морда, видит, что я не первый раз такое в лапы беру. И спрашивает меня этак вежливенько: «Вижу, сударь, вам нравится». Сударь, значит, уже. «Только ведь денег-то у вас нету». А денег у меня при себе и впрямь – медяки на харч и угол. «Так давайте, говорит, договоримся расплатиться работой». Уж не знаю, какую-такую работу он мне предложить хотел… добро, если охранником, а то и зарезать кого, морда-то у меня подходящая… Да… Ну а я ему молча моего горностаюшку рядом с тем шелком и выложил. Ринвайн снова пригубил. – Рожа, я вам скажу, у него стала… глаза – на лоб, челюсть – на колени, лапы – к меху. И дышит, как карась на песке. На нижнем конце рассмеялись. – Да… вот с той поры они шелк хар-рашо так стали в Тарбад возить. И наших морд больше не пугаются, привыкли. Еще отпил, сел прямо. – Кстати, – чуть хмурясь, заметил Аранарт. – Насчет охранников к купцам. Это ведь неплохая мысль. Не сейчас, лет через пятьдесят… стоит подумать. – Согласен. – А что ты сделал с тем шелком? – спросил Гэндальф. – Старшему рубаху сшили, – ответил дунадан как об очевидном. – Это ведь его горностай. Пусть не под доспехом носить, но… семейные традиции нарушать нельзя. Всё-таки наш род был не последним… и в Форносте, и в Аннуминасе… – он помолчал и закончил: – и в Андуниэ.