Холодные камни Арнора (8) Лесной принц

Гэндальф проснулся – скорее от предрассветного холода, чем от шепота Раэдола, потому что мальчик будил сына Лутвир очень тихо: – Вставай, отец режет вам торф. Бежим. – Иду, иду, – сонно отзывался тот, натягивая одежду. – Тише, разбудишь, – едва слышно шипел принц. Волшебник перевернулся на другой бок и стал досматривать сон. Хорошо быть гостем в этом поселке: можно быть твердо уверенным, что тебя ни к какому делу не пристроят. Проснулся он, когда солнце уже поднялось высоко. В пещере никого не было. Выйдя, Гэндальф обнаружил хозяйку и обоих мальчишек, выкладывающих куски торфа хитрыми пирамидками по склону холма: она брала их из ручной тележки (вторая стояла рядом пустой) и передавала мальчикам, которые их и клали досушиваться на солнце. Судя по числу ажурных торфяных горок, ребята сбегали до болота и обратно уже не один раз. – Проснулся? – обернулась к гостю Лутвир. – Подожди, мы сейчас закончим, и я покормлю тебя. От еды Гэндальф отказался, попросив лишь чашку козьего молока. А потом быстрым шагом отправился догонять мальчиков. Где было ближайшее болото – догадаться нетрудно: по склону вниз, а дальше разберемся. Мальчишки шли, болтая, но вполголоса. Вот же он их выдрессировал! Тропинка вильнула пару раз, огибая косогоры, и Гэндальф увидел Аранарта. На сей раз королевское облачение состояло из простых крестьянских штанов и широкой полотняной ленты на голове – чтобы пот не заливал глаза. Две другие тележки, уже полные торфа, стояли рядом с ним. Увидев Гэндальфа, он кивнул, не прерывая своего труда. Маг, разумно решив не отвлекать, присел на пригорке под березами. Тенек, листва чуть лопочет от ветерка, выше по склону пронзительно розовеет болиголов, а впереди гладь болотца, пересохшего по этой жаре, и Наследник Элендила, который занят так, что и не взглянет в твою сторону: надо успеть от дождя до дождя, пока болото уже подсохло и еще есть день-два, чтобы нарезанный торф окончательно высох к зиме. Аранарт трудился неспешно, не позволяя себе устать, но и не давая остановиться. За то время, что мальчишки отвозили полные тележки, он как раз успевал нарезать на две другие. Мерный, спокойный труд. Думается, наверное, под него хорошо. …вот, значит, где у него палантир, через который он будущее прозревает. Дело шло к полудню, солнце раскалялось, спина Короля блестела от пота, но он не прерывался. Аккуратными движениями лопаты с изогнутым креплением задавал размеры куску торфа, потом подрезал снизу, укладывал на тележку. Гэндальф далеко не первый раз видел, как режут торф, но любой крестьянин бы давно отдыхал. А этот – здесь с ночи… что только нового не узнаешь о потомках Элроса. Арамунд, точно. Мальчишки привезли обед (корзина побольше – от Матушки, поменьше – от Лутвир), укатили полные тележки. Аранарт поднялся к Гэндальфу, достал полотно из корзины, долго и с наслаждением вытирал лицо и тело. Вынул кожаную флягу, сделал несколько глотков. Он был голоден, но еда пока не шла в горло. – Что смотришь? – спросил, почувствовав взгляд Гэндальфа. – У меня там вода, ничего интересного. – Я не об этом… Маг смотрел на кольцо Барахира. На королевской руке, черной от торфа, с землей, набившейся между валинорскими самоцветами так, что древнее золото и не блестит. – А, это? Полагаю, руки Элендила были чище. – Элендила – да, – отвечал Митрандир. – А вот у Барахира или Берена, пожалуй, и погрязнее могли быть… – Ну, куда мне до них, – качнул головой Аранарт. – Поговорить можем? – осторожно спросил маг. – Или ты устал? – Давай… – выдохнул дунадан. – Пока солнце жарит, времени у нас хватит. – Я давно хотел спросить тебя… Насчет ваших девушек. – М? – он лениво повел бровью. – Ну, я вижу, вы растите их вместе с мальчишками. А что потом? – По всякому, – пожал плечами. – До двадцати лет – да, вместе. Учатся владеть оружием, лук он лук и есть, копье, нож, топор… меч, – он поморщился, – если сама захочет, меч в женских руках – баловство, ей силы недостаёт, разве подбирай под нее рукоять на два хвата. По дозорам: ближний, средний. А после двадцати… кто как. Кто к матери, ну и опять же не дальше среднего дозора, а кто всерьез – те уже и в дальний. В самые спокойные места. Ну а после тридцати – замуж. – А если она не захочет? Аранарт качнул головой, не сочтя нужным что-либо говорить. – Нет, подожди. А если она хочет быть воином, а не… – Да пусть хочет. Выйди замуж, роди детей, подними их… и бегай потом по дозорам хоть до старости, если муж не против и без детей не тоскливо. – А если она вообще не хочет выходить замуж? Он взглянул на мага искоса. Молча. Сжав губы. Такого его взгляда боялся весь Арнор. Он означал примерно «ты сказал такую глупость, что я сделаю вид, что ничего не слышал». Но Гэндальфа этим было не смутить. – Но ты же не станешь выдавать ее замуж силой? – Не стану. – Значит, она может не выходить? – Нет. Он стал разбирать корзину: – Давай поедим? Сытыми мы лучше поймем друг друга. У обоих в корзинах были ячменные лепешки, яблоки (еще прошлогодние? хорошо хранят!), у Аранарта – несколько больших кусков вареного мяса. – Ну и? – спросил волшебник, закончив обед и доставая трубку. – Всё просто, – Аранарт привалился спиной к березе. – Любая из наших девушек, когда придет возраст, захочет выйти замуж. Даже если пока нет любви к кому-то из мужчин, она захочет выйти. Потому что любит свой народ. Потому что знает, что замужество – ее долг перед Арнором. Ну и найдет… не по любви, так по согласию. – Ну вот что ты хочешь мне сказать, – перехватил он не успевшее прозвучать возражение Гэндальфа, – что я не оставляю им никакого права на свободу? Хорошо, давай говорить о свободе. Для начала – о нашей с тобой. Так скажи мне, бродячий волшебник, – он усмехнулся, давая понять, что отлично знает, кем на самом деле является его собеседник, – ты свободен? Или ты всё же служишь… кому-то? А? Он выдержал паузу, но Митрандир промолчал. Есть имена, есть слова, которым не стоит звучать в Срединных Землях. Даже если вокруг никого нет. Кроме оглушительно стрекочущих кузнечиков. – Вот. – Аранарт был вполне удовлетворен ответом. – Теперь возьмем меня. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что я свободен? Свободен от долга? Свободен от того самого служения, о котором мы не хотим говорить? И снова маг промолчал. – Теперь, раз уж мы молчим начистоту, – он улыбнулся, – ответь: тяготит ли тебя твоя несвобода? Тебе от нее горько? Ты мечтаешь от нее освободиться? – Но они, – рассерженно перебил маг, – не мы. Они простые люди! – Именно, – Аранарт был доволен его возражением так, будто его и ждал. – Они были простыми людьми, когда пошли за мной. Но что отличает простого человека от лорда, Гэндальф? Настоящего лорда; я не о тех бездельниках, которые похваляются перечнем предков. Что, как ни подчиненность жизни долгу, с раннего детства и до последнего вздоха? Ты хорошо одет, сыт, образован, перед тобой открыт весь мир… но хоббит в беднейшей из норок свободнее, чем ты! Гэндальф внимательно слушал. Пожалуй, Хэлгон прав: такому трудно советовать иначе как молча. – Только вот, – продолжал Король, – мы любим нашу несвободу. И когда судьба говорит: делай что хочешь, ты никому больше ничего не должен, Артэдайна больше нет… – Мне судьба такого не скажет, – тихо заметил Митрандир. – Неужели? – прищурился Аранарт. – Я, конечно, в молодости больше думал об оружии и рейдах, книжки читал на бегу и невнимательно… но что-то про Диссонанс Мелькора там было… Гэндальф ожег его негодующим взглядом, и дунадан умолк, послушно наклонив голову. Но глаза его весело блестели. – Ну и теперь вернемся к нашим девушкам. А точнее – к моему народу. Гэндальф, скажи мне, только честно: ты действительно против того, чтобы дунаданы Арнора были бы только знатью? – Кхм! – сказал Гэндальф. Аранарт захрустел оставленным про запас яблоком. А жарко, должно быть, сейчас на солнце. – Ты так рассуждаешь о долге, – волшебник явно был намерен отыграться, – а сам-то женился по любви. – Кто тебе это сказал? – хмыкнул Король. – Твои глаза. Жених на свадьбе так не смотрит на невесту! – Жених и не может так смотреть, – он запустил огрызок в густую траву. – Я женат одиннадцать лет! На свадьбе я смотрел совсем не так. – И ты не любил ее, когда женился? – строго глянул на него волшебник. – Врешь. Мне ли, себе ли, но врешь. – Я не знаю… – вздохнул Аранарт. – Мне тогда казалось: я просто выбираю из свободных девушек. В первом же поселке, а это был поселок, где жил Голвег, светлая ему память. Когда я приезжал туда раньше, я, конечно, видел ее. Но не замечал. Может быть, сердце и говорило… только я тогда его не слушал. Не знаю. – Не в этом ли твоя ошибка? – сверкнули глаза мага. – Ты полагаешься на разум, но не доверяешь сердцу. Ты умен и во многом прав. Я признаю больше: ты прав в главном. Но то, как ты это делаешь… Мы говорим начистоту, ну так скажи: почему тебе нравится быть жестоким? Почему тебе нравится быть зверем, Арамунд? Какая-то пичуга засвистела над ними. Аранарт ответил чуть устало: – Вот поэтому я и не доверяю сердцу. Сердце-то звериное… Гэндальф ждал возражения или удивления. Но никак не спокойного согласия. Король продолжал – ровно, буднично: – Я не стану жаловаться, Гэндальф, рассказывая, как это тяжело: жить со зверем внутри. Зная, что зверь может вырваться. Зная, что будет, если он вырвется. Я кажусь тебе жестоким? Это ты не видел… Хэлгон видел. Может быть, это правда, что из меня хотели сделать Феанора среди людей. Может быть, сказки… Мне всё равно. Думаешь, я не пробовал с ним справиться? Думаешь, я не хочу быть похожим на отца? Думаешь, мне нравится быть таким? Он пружинисто встал, вынуждая и мага подняться тоже. – Гэндальф, давай смотреть правде в глаза. Я жесток. Этого не изменить; поверь, я пытался. Но если ты хочешь, чтобы нож не убил человека, не надо тратить силы на то, чтобы его затупить. Достаточно вложить его в руку, которая не станет наносить удара. Это разумнее и проще. Волшебник чуть кивнул. – Я буду нести разрушение, – продолжал тот спокойно. – Но от меня зависит, что я буду рушить, почему, а главное – ради чего. Так что мой зверь сидит на прочной цепи под названием «долг Короля». – Ты хороший человек, Аранарт, – выдохнул Гэндальф, – но… – Но я уже объяснял, почему я так суров со своим народом. Моргул и новая война. До которой я не доживу. – А договориться с теми, кто доживет, ты не хочешь? Или твоя гордость не позволит тебе обратиться к эльфам раньше, чем беда уже придет на порог? Взгляд Аранарта полыхнул так, что маг невольно отшатнулся: – Что я такого сказал? – А ты действительно не понимаешь? – он нахмурился и тихо пояснил: – Отец. Это была его главная… может быть, его единственная ошибка. – Прости старика… Аранарт смотрел поверх торфяника, но видел Форност. Еще живой Форност. – Я долго думал, была ли у нас возможность выиграть эту войну… Она была. Если бы отец послал гонцов к Кирдану и Элронду хотя бы тогда же, когда и в Гондор, если бы Глорфиндэль перевел отряд через Сероструй, пока Последний мост был еще свободен, если бы конница Броннира и отряды фалафрим пришли бы… да. Может быть, мы бы и без Гондора справились. А может быть, и Эарнил бы поторопился. И не резал бы я сейчас торф… – Э-хмм… – Ладно. Хватит о прошлой войне, давай о будущей. Я охотно верю, что эльфы нам помогут. Только одно «но»: войны выигрывают не армии, а те, кто их направляет. – Он продолжал, не глядя на мага. – Владыка Кирдан незаменим на военном совете: он найдет ошибки в любом плане. Но своего взамен он не предложит. Лорд Броннир – командир лучшего из отрядов, какой только в мечтах может быть. Но он исполняет приказы, а не отдает их. Лорд Глорфиндэль… о его поединках поют песни, что в той жизни, что в этой… Владыка Элронд? Не знаю… но за всю Эпоху он не вступил в войну ни разу. Сомневаюсь, что сделает исключение. Вот так. Аранарт выразительно замолчал. Гэндальф сел на землю и стал набивать трубку. – Впрочем, я знаю еще одного бессмертного. – Хэлгона, что ли? – нахмурился маг. – Нет, что ты. Хэлгон – прекрасный чело… то есть, я хочу сказать, вернейший из друзей, но он действительно простой разведчик. Десяток бойцов – его предел. Нет, – Король улыбнулся, – я о другом. – Это о ком? – Да вот есть один любитель решать в уме судьбы народов. – Кхм! А не мало ли табаку взял с собой? Закончится, и что тогда делать? Аранарт присел рядом: – Пойми меня правильно: я не жду, что ты помчишься впереди войска на белом коне, в белом плаще и с древним эльфийским мечом у пояса. – Кхм! С какой стати – в белом плаще? – Так заметнее. И я сказал, я этого не жду. Кому вести войска – найдется. Вопрос, кто укажет, куда вести. Что скажешь? Гэндальф долго молча курил. Король ждал. – Как ты сам сказал, – проговорил наконец Митрандир, – я просто бродячий волшебник. – Ну что ж, – Аранарт встал, поднял ленту, перевязал ею голову. – А я просто житель глуши, которому надо нарезать торф соседке на зиму. Жара ушла, и хватит разговоров. Пора и делом заниматься. Через несколько дней пришли Хэлгон с Дороном, и на послезавтра Аранарт назначил выход. Той же ночью человек и эльф сидели у пещеры. – Знаешь, а ведь небо меняется, – говорил Хэлгон. – Вон та звезда, посмотри. Во времена Маллора она летом… – На этот раз всё по-другому, – твердо сказал Аранарт. – Не прячься за своими звездами. Мы думаем об одном и том же. – Раз по-другому, то и отправил бы с ним другого. – А я еще тебе ничего не сказал, – эльф услышал его усмешку. – А зачем говорить, когда и так понятно, что пойду я? – Мне нет нужды брать с тебя слово, что наследник будет в безопасности, – тихо проговорил Король. – И не только потому, что я знаю, что значит – быть под твоей защитой. Ему ничего не грозит на этой дороге… – Вот и отправил бы другого. Раз не грозит. – Хэлгон. Ты действительно настолько не хочешь идти? – Я вспоминать не хочу… – выдохнул нолдор. – Тогда тебе тем более надо идти. Перебить те воспоминания новыми. – Надо… Маленький отряд – пятеро мальчишек, самому старшему семнадцать, маг и нолдор – шли довольно быстро, за неделю добравшись до Последнего Моста. По дороге Гэндальф увлеченно рассказывал разные истории, молодежь слушала его взахлеб, а Хэлгон думал о том, как быстро земля поглотила следы былой войны и былой вражды. И вздумай он рассказать, как Аранарт некогда ненавидел рудаурцев сильнее, чем орков, его бы ждал вопрос, кто такие рудаурцы. То есть Арахаэль и его спутники это знали, конечно, знали… им же объясняли… им и что такое «дом» – объясняли. Былые поселения зарастают крапивой и лещиной, только дозорные башни еще стоят – ненужной, позабытой стражей. Перешли Последний Мост. Три изящные арки (кто строил? эльфы? нуменорцы? вместе?) над седыми от гневной пены волнами Сероструя. Как это странно, непривычно и, что уж – приятно – просто взять и пройти по тому полю, где чуть не погиб. Буднично перейти мост, стоивший, если Аранарт прав в своих расчетах той войны, – стоивший жизни Северному Княжеству. По давней привычке разведчика, Хэлгон сошел с тракта и повел их холмами южнее (не заходить же в Троллью Чащу!). Он знал, что дозоры Ривенделла уже видели их, но раз пока к ним никто не вышел, будем идти так, словно мы тут одни. Впрочем, в последний день пути придется вернуться на дорогу: там ущелье, а есть ли обходной путь к броду – Хэлгон не знал. Как раз перед ущельем их встретили. Это был не дозор, отнюдь. Одежда благородных оттенков, поблескивающие на солнце украшения, и никакой настороженности во взгляде. Свита. Их речь несравнимо более певуча, чем выговор дунаданов, хотя – тот же синдарин. Мальчишки было оробели, но дело спас Гвендел. Будто всю жизнь вел беседы с посланцами дружественного владыки. Раскланялись, пошли дальше. Под учтивую беседу. Красота. И можно теперь идти последним. Перешли брод (вода в самом глубоком месте была Арахаэлю по колено) и углубились в лабиринт скал по ту сторону. Отроги всё выше, небо всё темнее (как рано здесь наступают сумерки!), вдобавок небо стало затягиваться хоть и высокими, но тучами, так что в этом горном лабиринте настала уже почти ночь в то время, когда мальчишкам было привычно только заканчивать занятия, да и то не всегда. Хмурые горы, крутые склоны, развилки ущелий… было бы… ну, не то, чтобы страшно, но мрачно и неуютно, ни веди их эльфы. Дивный народ словно плыл над каменистой тропой, и Арахаэль смотрел на их походку с завистью: сам он пока мог только мечтать о том времени, когда каждый его шаг будет только с носка, только с мизинца, и он сможет совершенно не думать о ногах, это станет привычкой, это станет частью его… Следя за своей походкой безо всякого напоминания любого из наставников, мальчик перестал замечать и серую темноту, и подъем, и каменистую дорогу, и собственную усталость от дневного перехода. В ушах стоял голос Хэлгона: «Правильно идти легче. Когда почувствуешь, что тебе легче, значит, идешь правильно». То, что нолдор шел сзади молча, ничего не меняло. Они остановились, словно налетели на незримую стену. Впереди был свет. Впереди простирались сумерки, кажущиеся синими от обилия золотистых и оранжевых огоньков: диковинное кружево, повисшее в воздухе. Мальчики медленно осознавали, что же освещено этими светильниками; их взгляд скользил по кровлям, окнам, фасадам… и Арахаэль задал вслух вопрос, который вертелся на языке у них всех: – Вот это и есть – дома? Эльфы непонимающе переглянулись. – Да, – отвечал Гэндальф. – И немного найдется в мире домов красивее, чем эти. Дальше они шли, как во сне. Следопыты все до одного, несмотря на возраст, они нашли бы дорогу в незнакомом лесу, но сейчас… они перешли какой-то мостик… статуи и витая резьба при входе, потом миновали сколько-то… а это что? оно похоже на дом, только всё насквозь… ну, как несколько деревьев сплелись ветками… а, то есть это не дом? а зачем оно такое? для красоты?.. да, для красоты… куда их ведут – они уже не знали, изумленные, очарованные, тропа стала подниматься к скалам, послышался звонкий голос небольшого водопада… опять дом – весь в сиянии золотых светильников, деревянные стены кажутся такими теплыми, мощеная площадка с узорными перилами перед ним, а там эта, как Гэндальф ее назвал… ну, которая перепутавшиеся деревья, а, вот: разговорка! или как-то так… Это – им? они будут жить здесь? он же такой красивый… и такой большой… Ванна с горячей водой, ужин – всё это прошло мимо их сознания. Очнулся Арахаэль, только когда его привели в комнату, где стояла кровать шире и длиннее, чем та, что была у родителей. Мальчик смотрел на нее настороженным взглядом, он подобрался и напрягся. – Что не так? – спросил его Хэлгон. Эльфы Элронда, застилавшие постель, остановились. – Н-ничего, – ответил принц. – Мы здесь будем спать, да? Нолдор приподнял бровь: – Боишься, впятером вам будет тесно? – Н-нет, – Арахаэль старался, чтобы голос не выдал его. Нолдор перестал мучить ребенка: – Это не на пятерых. – На двоих? – нахмурился мальчик. – Но она слишком большая. Здешние эльфы слушали их с искренним непониманием. – Нет, – улыбнулся Хэлгон. – На одного. …вот это и называется: окаменеть от изумления. – Ложись и спи. Или я должен тебя укладывать, как маленького? – А… они? – У них у каждого – такая же. – Он сурово посмотрел на принца. – С каких пор ты не веришь моему слову? Мальчик стоял, боясь забраться в… на… это. – Арахаэль, это Ривенделл. Это другая жизнь. Тебя предупреждали. Это – здесь – обычная кровать. Кивнул слугам: вынесите светильники. – Спи, мой мальчик. Завтра тебе говорить с владыкой Элрондом, так что отдохни хорошенько. Впрочем, здесь всегда отлично спится. Хэлгон не хотел спать. Выспаться можно и в поле под кустом. А здесь слишком хорошо, чтобы тратить эту ночь на сон. Он вышел в… как ее назвал Арахаэль? разговорку? облокотился на перила. Небо было по-прежнему затянуто высокими тучами, где-то на юге урчал гром – очень далеко, но ветра здесь южные, гроза может добраться к утру… зато сейчас тихо. Мудро выбран дом: рядом водопад и, кроме его шума, ничего не слышно. Вот там танцуют, всё освещено, судя по быстроте танца – весело… и ни звука здесь. Только мерный голос воды. Надо будет завтра поблагодарить владыку. Или Арахаэлю сказать, потом поблагодарит. Если удастся обойтись без разговора самому. Кто-то из эльфов быстро шел снизу. Светловолосый. Скрылся за поворотом тропы. Сюда? – Добрая встреча, Хэлгон. – Добрая встреча, лорд Глорфиндэль. – Как твоя рана? – Я уже забыл о ней, – качнул головой нолдор. – Да, о твоем исцелении говорили много… Я не помешаю? – Отнюдь. Глорфиндэль стал спрашивать о жизни дунаданов, Хэлгон отвечал, но одно чувство не покидало его: ваниар пришел не за этим. Его привело нечто важное, и он не знает, как начать. И услышав очередное «лорд Глорфиндэль», он сказал: – Хэлгон, не пора ли тебе перестать звать меня лордом? Мы приплыли на одном корабле. Мы сражались в одной битве. Средиземье уравняло нас. – Но ты лорд, а я… –…простой разведчик? – улыбнулся ваниар. – Хэлгон, ты не путаешь Эпохи? Дома Золотого Цветка давно нет. А ты – давно не пес Келегорма. – Но ты лорд здесь, а я… – А ты – кто? – он посмотрел ему в глаза. Нолдор не нашел, что ответить. – Скажи, Хэлгон, ты называешь этого мальчика племянником только про себя? Или и вслух тоже? – Это так заметно? – нахмурился он. – Мне заметно. То, как ты о нем рассказываешь… это заметно, да. Хэлгон вздохнул, раздосадованный. Разведчик не любит быть обнаруженным. Даже когда обнаружил кто-то из своих. – Называю... Я ему действительно почти дядя, но… Глорфиндэль кивнул: – Я ему тоже – почти дядя. Элронду. И замолчал с улыбкой. – Зачем тебе это нужно? – спросил Хэлгон после долгого молчания. – Не всё ли равно, как я обращаюсь к тебе? – Не всё равно другое, – в голосе Глорфиндэля была печаль. – Вас с Элрондом что-то держит в Первой эпохе. Вас двоих. Я говорил с ним: он добром вспоминает Маглора и спокойно говорит о Маэдросе, хотя, если уж ненавидеть кого-то из вас, то его… Но о тебе он и слышать не хочет. – Считает, что Келегорм виновен во всех его бедах? – нахмурился Хэлгон. – Я не знаю, – вздохнул ваниар. – И, пожалуй, хочу не узнать это, а вернуть вас обоих в сегодняшний день. Упрямство Дома Феанора знаменито: всех, начиная с самого Феанора и заканчивая, – нолдор услышал в его голосе улыбку, – последним простым разведчиком. И всё же мне думается, что из вас двоих проще будет уговорить именно тебя сделать первый шаг прочь от прошлого. – Хорошо… Глорфиндэль. Назавтра, стоя за спинами мальчишек (одеты достойно, выглядят прекрасно, но запах торфа всё портит… привыкли, к зверю с подветренной заходить умеем, а тут не зверь, тут эльфийский владыка! ну как могли это не продумать?!), Хэлгон держал себя как на памятном совете, когда прятался от Броннира. Элронд его, конечно, видит… но в его сторону не смотрит. И сегодня же вечером уйти. Вернуться в сегодняшний день – это хорошо, но не попадаться на глаза – лучше. Тем более, что всё в порядке, Элронд ласков с Арахаэлем, приветлив с остальными… и даже от запаха торфа не морщит нос. …хотя, если бы подумали заранее, что бы могли сделать? одежду Арахаэля проветрить? а остальных? Ладно, из них этот запах здесь выветрится. Закончили? Можно идти? – Хэлгон. Останься. Я хочу говорить с тобой. …интересно, если Арахаэль мне – почти племянник, а он ему почти дядя в не сосчитаю каком поколении, то кто мы с ним теперь друг другу? Почти родичи? – Владыка Элронд. Остались вдвоем. – Гэндальф рассказал мне, как вы живете. Это ужасно. Не спорить. Зачем? – Я должен вам помочь. Чем? Говори. – Мне нечего сказать, владыка. Аранарт ни в чем не нуждается. – Я слышу это сорок лет! – Владыка Элронд, если ты хочешь спорить с Аранартом – спорь с Аранартом. Я простой разведчик. Хочется верить, что Глорфиндэль не рассказал ему… Молчит. Не знает. Это проще. – Всё, что я могу, владыка, это унести что-то в своем мешке. Но он не велик. – Хорошо. Что ты возьмешь? – Не знаю. – Реши и приходи ко мне. …а так надеялся уйти сегодня! Но когда вечером того же дня мальчишки обрушили на него восторги от здешней библиотеки, сложный выбор перестал быть сложным. И Хэлгон унес столько книг, сколько поместилось в его мешок. Целых восемь. Миновало несколько дней. И как-то вечером Арахаэль сказал своим товарищам: – Почему мы едим хлеб каждый день? Так нельзя. – Но отказываться невежливо, – возразил Гвендел. – За столом невежливо, – парировал принц. – А если я поговорю с владыкой Элрондом, то нам перестанут его приносить. – Правильно! – поддержал его Дорон. – Если наш народ, наши братья и сестры не могут хлеб есть, то как мы можем есть его! Двое других кивнули, Гвендел в сомнении молчал. – И раз уж всё равно просить владыку, – Дорон увлекся, – то надо отказаться от этих вечерних ванн. Приносят нам горячую воду… заболели мы, что ли? Вон водопад, и ничего носить не надо! – А зимой ты как будешь? – спросил Маэфор. – Да тут тепло! Ну или пусть зимой приносят… не знаю. Арахаэль, ты что думаешь? Наследник Элендила посмотрел на водопад и сказал: – Правильно. – Постойте, – строго заговорил Гвендел, – вы понимаете, что мы можем обидеть владыку Элронда этим? Заводить свои порядки в чужом доме – это неучтиво и неприлично! – А нам потом возвращаться в наш дом! – запальчиво возразил Дорон. – Кем? Неженками с эльфийских перин?! – Я поговорю с владыкой, – подвел черту Арахаэль, и на том первый в его жизни совет был распущен. Элронд чувствовал, что пол качается под его ногами. Этот мальчик стоял перед ним и говорил, детским голосом решая недетские проблемы. Элронд уже знал, какой приказ отдаст потом: пусть те из слуг, кто занимается ими, спросит у Арахаэля, что им нужно, и выполняет впредь все распоряжения принца. Владыка Ривенделла сейчас понимал едва ли одно слово из десяти в том, что говорил маленький дунадан. Он смотрел на него – и видел брата. Каким он был тогда, на Химринге. Когда детским голосом тоже говорил о недетских делах.

Туманы прошлого

– Брат, мы должны простить их, – Элрос говорил, глядя прямо перед собой. – Сейчас, когда Сильмарил нас больше не разделяет, мы должны прекратить эту вражду. – Но они погубили маму… – Наша мать жива, – не допускающим возражений тоном отвечал Элрос. – Откуда ты знаешь?! – Она жива. Просто поверь мне. И верилось – безоглядно. Потому что он так сказал. – Мы простим их, – твердо продолжал сын Эарендила, – потому что когда эльдар ненавидит эльдара, это на пользу Морготу. – Мы простим их, – эхом откликнулся Элронд. – Ты скажешь им об этом? – Нет. Мы простим их сами. Для себя. В своем сердце. Он подумал и добавил: – А они это поймут. – Откуда он такой взялся?! – тем же вечером спрашивал Элронд Гэндальфа. – С дуба, – отвечал волшебник. – Что? – Элронд чуть не пролил вино, которое разливал им по кубкам. – С дуба спрыгнул, говорю.