Любовь слепа

Сегодня торопиться было некуда, и как назло спать не хотелось. Впрочем, Тсузуки не был уверен, что на часах сейчас не начало первого. С другой стороны, это же абсолютно не важно. Он в гостях у человека, который ради него отложил все планы, а не дома в одиночестве, где за течением времени надо следить, а то еще остановится... В какой-то мере Асато боялся именно этого – что после того крутого поворота, который сделала его судьба, все так и останется в неизменности. По прямой, незаметно, словно вокруг сомкнулись прутья клетки, сплетенные из темноты и бесполезности... этого не произошло. Очень скоро все снова изменится, а точнее – вернется на круги своя. Ведь изменение могло быть и другим, несмотря на все усилия... как бы ни была мала вероятность устранения. Сейчас, когда причин паниковать нет, можно взвесить все трезво. Темнота – это ненадолго. Несколько дней – и все кончится, надо только потерпеть. Хотя, собственно, и терпеть особо нечего, пока что все идет довольно хорошо. Странно – теперь его пугает как раз возвращение. То, что снова придется видеть чужие смерти, боль и кровь. И чуть ли не так же страшно потерять Алистера – даже если получится его отстоять перед коллегами, рано или поздно расставание неминуемо. Можно лишь убедить себя в том, что есть разница между двумя конечным сроками в несколько дней и несколько лет... А тут еще упорно снится работа. Не смерти, за что личное спасибо Будде Амиде, а какие-то призраки, но все равно не слишком приятно получить во сне такое напоминание. Причем сам по себе сюжет был не таким уж и тяжелым – просто в какой-то момент на грани восприятия появилось сверхъестественное существо не самого высокого класса опасности. Тсузуки встряхнул головой, прогоняя сон. Наверное, это просто совесть давит. Он так и не позвонил. Хотел, но у телефона сел аккумулятор, как раз когда они приехали домой. Можно было опять воспользоваться стационарным, конечно, но Асато и так устал... и потом, он ведь уже предупреждал их. Говорил, что все в порядке. И зачем торопиться с оглашением результатов? Пока они не знают, хоть не представляют, куда можно влезть... где щели в его продуманных планах. Так ведь всегда и со всем – скажешь, что собираешься убрать на столе завтра, спросят, почему не сегодня... и то же самое легко проецируется на более серьезные аспекты жизни. Диагноз известен – есть повод по крайней мере спросить, почему не попробовать быстрее и дешевле. Заодно один специалист-совместитель потренируется. Но все равно нехорошо так думать о людях. Надо заехать домой и взять зарядку. Если действительно будут пропущенные звонки – перезвонить и сказать чистую правду. В конце концов, телефон этой квартиры у них тоже есть. Если бы правда волновались... Вполне возможно, что они еще заняты. Можно ведь надеяться на лучшее... а еще можно не торопиться. Минуты ничего не решают, правда? Вспомнив примерное расположение стен и дверей, Асато встал с кровати и поплелся в ванную. Умыться, позавтракать, расспросить хозяина о планах... и только потом уже можно заниматься неприятным делом. Это ведь уважительные причины для небольшой отсрочки... Впрочем, все банальные мысли о коллегах вылетели из головы разом вместе с уверенностью в собственной безопасности Тсузуки всего лишь искал на зеркале пасту, которой не обнаружил на старом месте, и вначале даже не понял, на что натолкнулся пальцами. Может, странный мелкий предмет так и остался бы незамеченным. Если бы шинигами не смахнул его с полочки, не поймал на лету и не ощупал при этом. Нет ровным счетом ничего крамольного в круглой сережке-«гвоздике», которую мог здесь забыть кто угодно, и даже если она принадлежит хозяину... стоп, а если нет? Асато вздрагивает и громко зовет Алистера по имени, боясь услышать другой голос. К счастью, отзывается именно его друг, сразу же и чуть обеспокоенным тоном. Видимо, заметил страх в голосе... –Ничего, – Тсузуки убеждает себя, что стук его сердца на таком расстоянии не слышен. – Я уже все нашел... Рука действительно наталкивается на злополучный тюбик, когда он возвращает серьгу на место. И рамки настоящего опять сужаются. Уверенность в будущем пропадает полностью. Он чистит зубы, но думает только о тех подозрениях, что на сей раз давят даже сильнее, чем раньше. Запах мяты перебивает едва заметный, тонкий аромат того самого одеколона, стоящего сейчас в одном из шкафчиков, но не может отогнать мысли. Асато понимает, что может просто задать вопрос. Что серьга может оказаться чьей угодно... и вообще женской. Алистер же не монах, блюдущий обет целомудрия. Но все равно не думать о возможных проблемах страшно, а думать – глупо и стыдно. Слишком много совпадений, причем таких, что ничего не доказывают. Лишь пугают и будоражат так, что от почти хорошего, несмотря на сон, утреннего настроения ничего не остается. Похоже, Алистер это замечает, и Тсузуки неумело лжет в ответ, рассказывая про сон, который вполне мог бы показаться кошмарным обычному человеку, а потом – о коллегах, с которыми надо все же поделиться новостью. Совесть запускает клыки глубже, когда собеседник принимает все за чистую монету. Хотя Асато кажется, что его ложь распознал бы и ребенок. Раньше его всегда упрекали в неумении врать, хотя притворяться кем-то для работы у него получалось не так уж и плохо. Впрочем, когда говоришь неправду человеку, который тебе доверяет, наверное, выходит еще легче, чем если собеседник просто не может представить себе настоящее положение дел. Легче – в смысле, добиться доверия. На самом деле куда как тяжело. Даже если убеждаешь себя, что тебе тоже врали... потому что на самом деле как раз с тобой никто душой не кривит. Алистер вполне искренне сочувствует насчет кошмара, говорит, что тоже плохо спал, предлагает прогуляться, благо погода на его взгляд неплохая... и его взгляду хочется доверять безоговорочно. Отчасти Тсузуки молчит про находку именно поэтому – любое объяснение, произнесенное этим голосом, он примет на веру. И, не выдержав, признается, что продолжает подозревать, а это обидит друга. Не хочется так поступать с человеком, который не только заботится о нем, но и не требует за это ровным счетом ничего. Просто доверять и быть рядом... это же несложно. Насчет коллег Алистер полностью согласен, что торопиться не стоит. Да, новость в какой-то мере радостная, но сама по себе она ничего не меняет. Времени на коррекцию планов у них будет еще предостаточно, после операции неизбежно последует реабилитационный период, сразу вернуться к делам Асато не сможет... напоминание об этом успокаивает, и Тсузуки с чистой совестью соглашается немного прогуляться. Несколько часов в их собственном распоряжении пролетают так быстро, что кажется, будто время никогда не тянулось. Впрочем, когда оно вот так просыпается песком сквозь пальцы, тоже не слишком хорошо... но это закон подлости, наверное. Чем сильнее хочется остановить мгновение, тем стремительнее пролетают секунды, и даже в памяти остаются лишь фрагменты – того, как Алистер описывает происходящее вокруг, как эти картины встают перед глазами.... это так же прекрасно, как снова видеть, только при этом не попадает в поле зрения ничего тревожащего или неприятного. Наверное, друг просто уже привык не обращать внимания... Так же приятно сидеть на скамейке, чувствуя кожей лица легкий ветерок, и слушать, как Алистер негромко читает вслух захваченную с собой книгу стихов. Тсузуки, к стыду своему, не запоминает авторов, но строки будят в душе что-то невыразимо теплое. Как по-разному люди смотрят на вещи в разном возрасте – даже смена времен года для одного символизирует вечные перемены, для другого – что все возвращается на круги своя, а третий вспомнит о колесе перерождений. И кто-то все равно сделает вывод, что сама природа не позволяет человеку закостенеть в неизменности, существованием времен года напоминая о том, что в любой ситуации есть хорошие стороны, а вслед за зимою приходит весна. Да, где-то вечно цветут сакуры, но сейчас Асато в мире людей и чувствует себя человеком. Это так правильно – принять правила игры и согласиться с тем, что от него ничего сверхъестественного не ждут. Но расслабиться полностью не дают проклятые подозрения, казалось бы, опровергаемые каждой минутой, проведенной наедине с другом. Мураки хитрил и вел свою игру по вполне понятной причине – в открытом столкновении с богом смерти шансов победить было намного меньше. А в чем прелесть игры с тем, кто и так почти беспомощен? Конечно, может существовать какой-то план, требующий продолжительного времени, но разве доктор не потратил бы его с большей пользой для себя? Лучше просто забыть об этой белой тени. Перестать думать о дурном. Ведь само по себе доверие нужно лишь тому, кто бескорыстен или не знает, что бы еще попросить, а Мураки не подошло бы ни одно из этих определений. К сожалению, доктор слишком расчетлив... Именно об этом сожалении Тсузуки умолчал, рассказывая о преследовавшем его убийце. Да, Мураки каленым железом прошелся по тем чувствам, которые успел вызвать у легковерного шинигами, но что-то еще осталось. Возможно, потому, что жизнь сама по себе местами бывала еще хуже, чем смерть от его рук. Но сейчас все наконец-то наладилось, и о сходстве надо просто забыть. Ненадолго. До того дня, когда собственные глаза скажут достаточно. Сейчас банально не хватает фантазии, и получается сплошная глупость на выходе. У доктора –если это он изменил голос и отчасти внешность, – нет причин быть настолько добрым. Да ни у кого, кто желал бы зла, нет. Не так же долго, и не так упорно. Если... если только не предположить, что Мураки зла не желает. Наматывающие который круг мысли спотыкаются об еще большую глупость, и наконец получается остановиться, но странная идея все-таки застревает в голове. Подобрать для доктора не содержащий изначально каких-то безусловно плохих стремлений мотив – все равно что выбрать мелодию для погребальной службы из дисков с саундтреками детских мультфильмов. Практически нереально, слишком уж не сочетаются о сути своей две идеи... Мураки и чье-то благо. Хотя – он все-таки не только убивал, но и спасал, причем многих. Мысль отходит на задний план, просто продолжает покалывать, как неудачно пришитый к одежде ярлычок. Асато не хватает знаний, чтобы разгадать эту головоломку. Когда они с Алистером выходят из парка, разговор все же заходит о том, сколько у последнего осталось времени – в смысле, от отпуска... –Вообще-то я не в отпуске, просто временно не работаю, – Алистер осторожно берет его под руку. Очередная лестница, да еще и без перил. Хорошо, что рядом – готовый помочь человек. Куда лучше утерянной трости. – Я могу себе это позволить. Тебе не надо думать о том, не отнимаешь ли ты у меня время, Тсузуки. Мне нравится проводить его с тобой. Когда он так говорит, сразу чувствуется, что спрашивать «почему?» будет феерической глупостью. Куда более идиотской, чем задумываться о том, как мог так сильно измениться голос. Нравится и все, и никаких причин нет, кроме очевидной – Алистеру интересно с таким, как он. Интересно все – и читать стихи, и перечислять сорта мороженого в маленьком уличном кафе, и просто разговаривать. Вместо того, чтобы ценить это, один глупый шинигами постоянно идет на поводу у своей паранойи. Из-за какой-то сережки, словно она способна перевесить последние несколько дней. Хорошо еще, не вызвал к нему домой коллег, хотя телефон уже дал... Забытое мороженое капает на рубашку. Легкий звук и прикосновение холода. Асато окончательно чувствует себя ребенком, неспособным довериться «врагу»-взрослому. Ведь поддаться, показать «наивность» – это тоже неправильно. За это наступает неминуемая расплата. «Но я же не собираюсь оправдывать его, если он попробует сделать что-нибудь плохое, – Тсузуки отводит руку в сторону, позволяя Алистеру убрать каплю носовым платком. Еще один повод заехать домой, как нарочно. – Я обязательно это замечу, глаза тут не особенно нужны. Пока у меня нет поводов его подозревать, я уже все выяснил...» Собственная квартира кажется каким-то абсолютно чужим местом. Там даже пахнет иначе, словно никто вовсе не жил здесь, а не отлучился всего-то на пару дней. Во рту все еще стоит привкус мороженого, когда они вдвоем пересекают порог. Найти чистую рубашку куда проще, чем зарядку для телефона, второй квест затягивается надолго. Стыд за созданный своими руками завал на целый час перекрывает все остальные мысли. Перебирая содержимое одного из ящиков комода, куда зарядку вполне можно было по неосторожности сунуть, Асато слышит, как хлопает дверь уборной, и почти одновременно кто-то нажимает кнопку звонка. Это вполне может быть домовладелец, поэтому шинигами не медлит, но предположение не оправдывается. –Почему звонишь? – после обмена приветствиями спрашивает Тсузуки у напарника. Хисока отвечает, что увидел включенный свет и решил не рисковать, материализуясь... –Ты ведь тут не один? –Да, – Асато кивает. – В одиночку я тут год искать буду... Как ни странно, вполне получается чуть покривить душой и объяснить, почему он ночует не дома, а сюда зашел только за мелочами. Тем временем Куросаки, судя по звуку, отодвигает верхний ящик тумбочки, в нижнем отделении которой обувь, и сует в руки напарника потерянный предмет. –Я тебя лучше знаю... Ну ладно, раз все хорошо, я пойду тогда... ты только отзванивайся чаще. Я хочу быть в курсе, – к счастью, малыш не чувствует сейчас причины волнения, все еще охватывающего Тсузуки. Алистер все еще там, где и был, прошло совсем немного времени... И почему-то совсем не хочется, чтобы они с Хисокой встретились. Придется слишком много врать и объяснять. –Пока надежда вроде бы есть. – обтекаемая формулировка, но напарник заслужил кусочек правды. – Можно обойтись без... радикальных методов. И счет за лечение никто не выставляет... –Это Тацуми скажешь, – эмпат снова дотрагивается до его руки. – Для меня главное, что ты вернешься... и что с тобой сейчас все в порядке. Я не чувствую зла, – эту фразу малыш произносит вполголоса, и Асато прекрасно понимает, что она означает. Куросаки не обязательно видеть человека, чтобы описать его намерения в общей форме. Мысли об убийстве, например, остаются и на вещах... кстати, где-то тут висит плащ Алистера. Тсузуки выдыхает с облегчением, и ему кажется, что дыхание он задерживал с самого утра. Да, это тоже своего рода жульничество, но... еще немного неизвестности он не выдержал бы. Он и так слеп, для игры можно не завязывать глаза. –Чего бы Алистер-сан ни хотел, сам он считает, что желает тебе добра, – наконец подбирает четкую формулировку Хисока. – Конечно, он все еще может навредить тебе по недомыслию, но сами по себе его эмоции, знаешь... светлые. Эмпат как-то объяснял суть своих ощущений. Если по комнате пронесли букет цветов или ведро мусора, то по запаху всегда можно сказать, что именно несли. Хотя зло может затмить собой добро. И еще очень важно, как сам человек относится к своим мыслям и поступкам. Ведь можно упиваться властью над жизнью, получая удовольствие от чужой смерти, а можно помогать другу сохранить лицо... но ведь при разном подходе и поступок классифицируется по-разному. Конечно, эмпатия – это не чтение мыслей в прямом смысле слова, но как короткий проверочный взгляд через замочную скважину неплохо работает. –Он заботится обо мне, – Асато пожимает плечами и тут же спохватывается: – Как о пациенте, понимаешь? И ему так проще, не надо каждый день крюк делать, чтобы меня до клиники довезти... –Мы об этом уже говорили, – осторожное поглаживание по руке успокаивает. – Я понимаю, ты за него тоже волнуешься. Можно и возразить напарнику, но он прав. Благодаря своему дару Куросаки всегда попадает в цель, если находится рядом. Действительно, судьба Алистера заботит старшего шинигами до крайности... если это и в самом деле другой человек, конечно же, а не маска. Но последнее Хисока только что опроверг. Процентов на девяносто. –Да, я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось, – соглашается Тсузуки. Оба понимают, что речь в основном даже не об известном им обоим злом докторе, а об их общем коллеге, который вполне способен как-нибудь подойти к человеку и наговорить ему всяких ужасов. Да, тайну их организации следует сберегать, но это не значит, что забывать должны все и всегда. – Я-то могу справляться в одиночку, но... Тут Асато немного кривит душой, но совсем чуть-чуть. Он помнит о том, как давит одиночество... только оно ведь действительно терпимо. А вот оставлять друга наедине с чужими представлениями о благе правда не стоит. Это не просто удобное обоснование, которым можно прикрыться от других друзей, тоже мечтающих побыть рядом. Или от тех, кто осудит такое неприличное паразитирование. –С Тацуми я еще поговорю, – Хисока вздыхает, явно представляя перспективу. В принципе, убедить секретаря можно. Чем хороша их работа, так это условной возможностью толковать некоторые правила в разные стороны. – И если он к тебе соберется, предупрежу... Ладно, мне пора уже, у нас все еще аврал. –Правильно, пусть Сейчиро не говорит, что я тебя учу работу прогуливать, – улыбается Тсузуки. Все-таки умения малыша расставлять некоторые вещи по местам ему очень не хватало в последние дни. И неважно, что он при этом постарался спрятать от Куросаки свои подозрения. Они ведь такие несущественные... Хисока уходит, спустя пару минут Асато слышит плеск воды. Алистер уже моет руки, значит, сейчас можно будет сказать, что все нашлось. Пора ехать домой.