Любовь слепа

Будничная неприятность, свалившаяся на голову так неожиданно, почему-то не столько волнует, сколько... успокаивает. Проблема настолько обыденная, что совершенно не вписывается в контекст уже почти отложенной идеи. Ну да, доктор действительно мог бы заставить Хисоку сказать неправду, если бы хотел дополнительно прикрыть тылы. Но не такими же словами. Мысль о принципиальной возможности такой комбинации, конечно, немного мешала – но не больше, чем мокрый носок, который так легко сменить. И цепляться за нее было так же глупо. Нельзя пользоваться версией, сложенной из такого количества домыслов, особенно если единственная вещественная улика в фундаменте – мелкая и ничего не доказывает. К этому мнению Тсузуки окончательно приходит, когда Алистер отлучается в первый раз. За это время шинигами успевает не только сменить носки, но и найти розетку, к которой и подключает мобильник, втайне надеясь, что эта дрянь сгорит от перепада напряжения. Впрочем, выключенный телефон так же безопасен, как и змея в надежно закрытом ящике. Если забыть, что позвонить могут и сюда – а забывать Асато себе не позволяет. Он прекрасно представляет количество пропущенных звонков, которое услышит, стоит включить мобильник. Хотя, возможно, Сейчиро экономит и пишет бесплатные смски через Интернет, помнится, ему Ютака показывал этот способ. А уж к сети-то доступ и на задании предоставляется, причем заранее оплаченный. Телефон Тсузуки хоть и старый, но настройка голосового воспроизведения в нем имеется. Голосовую почту, опять же, никто не отменял... Алистер возвращается, и все вопросы строем отходят на второй план, кроме чисто бытовых. Тсузуки наконец-то может поговорить с кем-то, дать дельный совет, не чувствуя себя идиотом – к его мнению прислушиваются, а не отмахиваются с видом знающего. Пока хозяин дома возится с компьютером, можно наслаждаться чаем, хорошей музыкой, отчасти разговором... все-таки отвлекать поглощенного чтением и размышлениями человека неправильно. Когда музыка заканчивается, Асато вслушивается в едва заметный звук крутящегося колесика мышки, время от времени заглушаемый ветром. Этот тихий стрекот, как и чужое дыхание, кажется лучшим звуком на земле, который можно слушать постоянно. Увы, ничто не бывает вечным. Алистер все же намерен еще раз зайти к виновникам затопления... впрочем, это не требует большого количества времени. Тсузуки советует ему оставить записку на случай того, если вдруг никого на месте не окажется. Приличные люди должны сами зайти и извиниться. Сложно понять, берет ли Алистер с собой ручку и визитку, такое Асато еще не научился определять на слух, но на словах согласие с предложением получено. И хорошо – не хочется слишком много времени тратить на решение проблемы, в которой виноваты другие. Наверное, это эгоистично – хотеть, чтобы все время Алистера принадлежало только его гостю... но, с другой стороны, разве плохо желать кому-то поменьше думать о неприятных вещах? Пусть голова болит у того, кто не следит за трубами. Которые, кстати, как раз гудят... что может значить: соседи таки вернулись и их не придется искать с собаками. Оставаясь в одиночестве, начинаешь слышать то, что раньше отфильтровывал. Трубы, электроприборы... скрип паркета. Уже вечер, шум с улицы не забивает эти звуки, особенно четкие для засыпающих и слепых. Но окно все равно стоит закрыть. Слишком холодно. И это проще, чем попытаться в одиночку найти, например, плед. Как-то неожиданно похолодало. Такое ощущение, что ветер дует с реки или озера, хотя поблизости вроде ничего такого нет... а может, есть? Представить карту города мысленно не получается, а когда едешь на пассажирском сиденье и ничего не видишь, автомобильный мост над автострадой по ощущениям не отличить от обычного, да и набережную просто так не идентифицировать. Тсузуки встает, и в этот момент откуда-то доносится странный шум, напоминающий падение тяжелого предмета. Средней мягкости. Шинигами замирает, прислушивается и только спустя несколько секунд понимает, что это, скорее всего, упал ковер в ванной. Надо будет Алистеру сказать. Сам Асато за такое сложное дело не возьмется. Окно найти намного проще, тем более что подсказка ощущается всей кожей. Труднее разминуться с рамой и поймать ее только рукой. Не хотелось бы к возвращению Алистера обзавестись стремительно заживающей травмой носа. Или, например, разбить собой стекло. Поэтому Тсузуки идет в обход и приближается к цели с противоположной стороны подоконника. Наконец ладонь нащупывает пустоту. Окно, похоже, распахнуто настежь, то есть, угол или прямой, или тупой... Асато поглощен медленной проверкой каждого сантиметра открытой рамы – можно, конечно, небрежно провести рукой, но даже в пластиковых окнах бывают стружки-занозы. Очередной порыв ветра заставляет вцепиться в пластик. Ощущение такое, словно ноги оторвались от пола. Тсузуки не боится упасть, он умеет летать, но потом вряд ли сможет вернуться в нужную квартиру и объяснить, что произошло. Вот эта перспектива пугает и заставляет разозлиться. Странное чувство – словно кто-то изгоняет шинигами из квартиры, – отступает невероятно быстро, как хулиган, осознавший, что врезался в сумотори. Но осадок остается. Асато невольно припоминает приснившегося призрака. Неужели с домом, который стал Тсузуки ближе собственной квартирки, что-то неладно? «А может быть, это я притягиваю и бужу все сверхъестественное, – мысль не выдержит критики, но критиковать ее Асато не собирается. – В любом случае, это моя обязанность – разобраться, если здесь что-то творится. Участок, правда, не мой. Но не вызывать же сюда наших... лучше оформить задним числом...» Пальцы наконец-то нашаривают край рамы, петли... теперь только найти ручку и сделать наконец намеченное. Холод никуда не делся, в нем нет ничего сверхъестественного. «Нужно хотя бы запечатать квартиру... только бы понять, откуда берется эта дрянь и как ее идентифицировать без возможности посмотреть, – задача нетривиальная даже для специалиста с семидесятилетним стажем. – И потом – как сделать это незаметно для Алистера? Можно стать для него невидимым, но фуду на двери он в любом случае заметит. И будет задавать вопросы...» Пока засекреченность работы – всего лишь общая шутка, устраивающая обоих... но как отреагирует Алистер, узнав правду? Вот от чего по спине точно носятся мурашки с очень холодными ногами... Ответа на этот вопрос Тсузуки не знает и знать не может. По его мнению, Алистер скорее материалист, как и многие гайдзины. Хотя они просто не обсуждали эту тему, не разбирали пристально, по понятной причине... Надо прощупать почву. Поговорить о кажущихся обычному человеку необъяснимыми вещах в жизни, а не в искусстве. Если в существование души Алистер верит, то в теории может и представить, что происходит с душой после смерти. Нужно только объяснить как следует. Правда, при мысли о том, что придется сказать всю правду, во рту пересыхает. Алистер – не Минасе, чтобы выслушать все и принять как есть, а потом жить с тем, что узнал. Нет, вряд ли он наотрез откажется от помощи, но ведь вся картина мира от такого может перевернуться в одночасье. И неизвестно, насколько обидно вдруг узнать, что вовсе не был единственной надеждой – хотя Асато вроде не пытался никого в этом убедить, но мало ли... За время, которое требуется, чтобы найти на столе чашку и убедиться в том, что она пуста, мысли наконец укладываются в более-менее ровное русло. Тсузуки не может прозреть без посторонней помощи, это уже доказано. И тут не особенно важно, что он – не живой человек, общего достаточно, чтобы принятая помощь не оказалась бесполезной, а результат тут – главное. Не внешняя сторона дела, а то, что хотя бы в своей болезни Асато чувствует себя человеком. И неважно, что в других сторонах жизни у него есть какие-то привилегии... наверное. Почему-то очень хочется верить, что друг это поймет. И не примет молчание за признак недоверия – как не принимает сейчас, когда о нечеловеческом происхождении речи не идет. Скрежет ключа в замке отодвигает проблемы на второй план. Тсузуки поднимает голову и поворачивает в сторону двери, на звук. Внутренний голос эгоистично шепчет, что нельзя портить не такой уж и плохой вечер. А если Алистер уже расстроен итогами общения с соседями, тем более не стоит валить на него новую проблему, на фоне которой протечка ерундой покажется. И неважно, почему именно сказать правду так же страшно, как и самому вылететь в окно. Да, Асато не считает всерьез, что его выбросят из этого дома на ночь глядя, он не может обижать ставшего за последние дни близким человека такими подозрениями... это просто страх, который с детства не получается изжить. Страх быть отвергнутым. Страх за того, кто не отвергает. –Ну что, хоть кто-то был дома? – Тсузуки старается произнести это легко, но все равно получается немного натужно. –Дверь не открыли, – Алистер ненадолго задерживается в прихожей, разуваясь. Затем проходит в комнату и включает свет, который гасил, уходя. – Ничего, разберусь, должна же у них совесть проснуться. По крайней мере, не так все страшно выглядит, чтобы поднимать шум. Хочешь еще чаю? –Да, – Асато кивает, понимая, что все это время не выпускал чашку из рук. Со стороны наверняка смотрится однозначно. Отдавая чашку, шинигами невольно задумывается над тем, как, собственно, для зрячего смотрелся этот потоп коридорного масштаба. Лужа на полу – но никакого запаха сырости... Может быть, затопления и не было, а просто проявила себя сверхъестественная сила? – И правда, шуметь незачем... –Я посмотрю в условиях аренды, кто вообще должен дергаться на этот счет, – отзывается Алистер уже по дороге на кухню. – Что к чаю будешь? –А что осталось? – этот вопрос звучит уже практически искренне. Нет ничего проще, чем принять решение отложить серьезный разговор на следующий день. В конце концов, Алистеру ничего не угрожает. Дух не рискнет проявиться так скоро после прямого столкновения.