Любовь слепа

Они любили друг друга и много смеялись... так, пожалуй, можно было бы вкратце описать эти дни. Визиты друзей запомнились куда хуже и менее подробно, чем забавная сценка тем первым утром, когда Асато проснулся в одной постели с доктором. Объяснять Мураки, почему проснувшегося с ним в обнимку шинигами так радует чужая утренняя эрекция, было очень сложно, а когда наконец удалось, оба уже смеялись так, что чуть не скатились с кровати. «Я рад, что у тебя там все в порядке» надолго стало их личной шуткой. И, если честно, после этого бояться экспериментировать просто не получалось, слишком хорошо запечатлелось на подкорке мнение о том, что обоим должно быть хорошо, иначе это называется не занятием любовью, а терапевтической процедурой. В исполнении хирурга. Что касается последнего, то Казутака неизменно оставался образцом нежности и предупредительности. Учиться у него было более чем приятно и неизменно интересно. Тсузуки почти никогда не пользовался правом остановиться – ему просто не хотелось прерываться, да и не было так уж больно. Доктор старался быть осторожным и ласковым, и даже позволял повторять пройденное, меняясь ролями. Вот на это как раз решиться было сложнее всего, но потом Асато втянулся. Еще до того, как зрение вернулось полностью – прикосновения давали более точную картину, чем могли бы глаза. Возможно, из-за еженощной практики «зоркость пальцев» никуда не делась и после того, как из мира цветовых пятен начали выступать контуры предметов. По крайней мере, относительно тела Мураки – его «географию» Тсузуки выучил на все сто баллов. Пожалуй, даже лучше своей. А вот то, как постепенно менялся голос доктора, приходя в норму, шинигами поначалу упустил. Возвращение зрения заняло почти месяц – конечно, более-менее пристойно Асато ориентировался в окружающем пространстве и раньше, но прислушался к совету врача и тут. Мураки вполне логично обосновал – по большей части перед Ватари, неизменно выступавшим в роли второго члена консилиума, – вред резкого перехода к обычным нагрузкам. Ютака согласился и с тем, что для работы требуется хорошее периферическое зрение, и с тем, что использовать тот же компьютер или рыться в бумагах Тсузуки пока рано, даже на условиях неполного рабочего дня. Так что логичнее не прерывать отпуск, раз пока что на горизонте не намечается ничего серьезного. Тацуми приходил с ученым только первые пару раз. Поначалу молчал. Потом, воспользовавшись тем, что Казутака вышел из комнаты, начал извиняться, но так сумбурно... в общем, Асато не поверил, что секретарь в принципе понял, где именно ошибся. Но уже сама попытка исправить навороченное заслуживала некоторого уважения. Поэтому Тсузуки постарался не портить вполне терпимый задел и извинения принял. Затем не без опаски объяснил, что чувствует к доктору. Интуиция подсказывала только одну стратегию, если это вообще можно было так назвать. Попытаться доказать, что Сейчиро все еще занимает определенное место в жизни старого друга, что они могут, несмотря на некоторые разногласия, снова общаться... что дружба все-таки подразумевает уважение к чужому выбору, а откровенно лезть в жизнь человека, даже если он нуждается в помощи и доверии – так же глупо, как делать на кухне операцию ножом для разделки мяса, когда ты не хирург и время вполне позволяет дождаться «скорой». Что допустимо в безвыходной ситуации, на необитаемом острове там или подводной лодке, в жизни только увеличивает риск неблагоприятного исхода. Эту подхваченную от Мураки идиому Тацуми принял, слегка скрипнув зубами, но возражать не стал. –Я просто не хотел, чтобы ты подвергал себя опасности, – сказал он. – Мне хочется уничтожить каждого, кто тебе угрожает, и я не могу забыть, как ты выглядел, когда этот маньяк... Он замолк на секунду, оглянулся, словно вышеописанный маньяк сейчас мог стоять за дверью и внимать полученной характеристике. Асато слышал, что доктор все еще на кухне с Ватари, но говорить об этом не стал. Лишь поднял голову, показывая заинтересованность. Лица секретаря он не увидел бы, даже сняв нашлепки, так что судил по голосу. До черты, которую нельзя переходить, вроде еще оставался какой-то зазор. –Понимаю, он помог тебе, доказал, что изменился, ты его простил и полюбил... ладно. Ты говоришь, что он был в какой-то степени одержим, когда творил все то, что нет нужды перечислять, тут ты эксперт, конечно, – Тсузуки закусил губу, шпилька ему не понравилась. Да, он растолковал бывшему напарнику в максимально профессиональных терминах, почему Мураки ведет себя совсем не так, как раньше, и почему от него не стоит ждать повторения пройденного. Это было известное упрощение. Асато недоставало уверенности в том, что его любимый откажется от всех составляющих своего прежнего образа жизни. И пока что он не хотел поднимать эти темы, слишком все было хорошо. – Но я все равно боюсь, что он снова причинит тебе боль. Пусть даже неумышленно... ты слишком привязан к нему, Тсузуки. А он всего лишь человек, ты сам знаешь, что это значит, – Сейчиро неожиданно протянул руку над разделявшим их столиком и коснулся ладони Асато. Старший шинигами вздрогнул, вторжение в личное пространство ему не понравилось, но он понимал, что Тацуми просто хочет привлечь внимание. Неуклюже, как всегда. –Знаю, – во рту появился солоноватый привкус. – Я не хочу об этом думать сейчас. «Что ты можешь предложить?» – этот вопрос так и не прозвучал, слишком грубо вышло бы... Но секретарь все еще был настроен на примирение и подтекст понял без обиды. –У него еще много лет впереди, – уверенно сказал Сейчиро. Не было нужды переспрашивать – речь явно шла об информации, полученной использованием служебного положения, возможно, с неблаговидной целью, но мотив не так важен. Главное – результат. – Мы еще вернемся к этому разговору. Тсузуки, потом, когда все станет яснее. А пока что... мне нравится, что ты умеешь быть благодарным, только хотелось бы, чтобы это касалось и меня. Последнюю фразу он сказал с горечью, и тут же отпустил руку Асато. –Я помню все, что ты сделал для меня, – Тсузуки откинулся на спинку дивана, чтобы оказаться от повелителя теней немного дальше. – Как ты меня прикрывал, как спасал... Тацуми, если бы не это, я считал бы, что ты меня терпеть не можешь. Причем за дело, у меня недостатков больше, чем пятен на луне, ты сам говорил. Для невыносимого существа вроде меня найти того, кому со мной не тяжело, очень сложно. –И Хисока... –Я не игнорирую его мнение, но мне кажется, что он тоже долго не продержится. Не из-за моих отношений с Мураки, а из-за меня, – говорить это было так легко... а что, фактически же правда. И большей частью собственные слова Сейчиро, которые он не может не узнать. –Он хотел прийти вместо меня. Сюда, – начал Тацуми и тут же осекся. – Ты зря себя недооцениваешь, – наконец сказал он, и Асато решил не напоминать больше о тех характеристиках, которые слышал от секретаря. В этот момент вернулись доктор и Ютака, так что разговор окончился ничем. А в следующий раз ученого сопровождал уже Хисока. В квартире Мураки ему было неуютно, но только психологически. Эмпат так и не почувствовал ничего враждебного. Об этом Куросаки сказал почти сразу, открытым текстом, потом пояснил, что доктор позволил ему, еще в клинике, «заглянуть» в себя. –Если не верить тому, что я чувствую – то чему еще верить? – тихо сказал Хисока. Они как раз сидели рядом, на диване, Мураки оставил их наедине нехотя, но сам подал идею, что им стоит поговорить. – Пусть даже он как-то все искажает... в тебе-то я достаточно почувствовал. –Достаточно для чего? – даже на таком расстоянии мальчика было видно нечетко. Но сама поза, как у нахохлившегося птенца, уже позволяла делать выводы. Тсузуки закрыл глаза. – Извини, устают быстро... –Не извиняйся, – мальчик вздохнул. – Достаточно, чтобы понять, что переубедить тебя ни в чем не получится. И вообще, мы сами во всем виноваты... я Тацуми-сану так и сказал, когда он у меня спрашивал. Я же видел, как ты уцепился за этот шанс прозреть. Я все время был с тобой, сколько мог... если я ничего не заметил, то и ты бы ничего не раскусил, конечно. Асато кивнул. Он не хотел говорить о тех подозрениях, которым все время боялся или стыдился дать ход. Пусть напарник считает себя умнее и круче, ему это важно. Пусть чувствует себя уверенным, даже за счет Сейчиро. –И самое главное – он тебе дал все, что ты хотел, – продолжил Куросаки. – Он к тебе прислушался. Помнишь, я говорил о том, что мне не важно, кто тебе поможет? «Я тогда подумал, что Казутака будет исключением», – старший шинигами действительно хорошо запомнил тот разговор. Но, судя по всему, не ощутивший подтверждения эмпат решил иначе. Хорошо еще, напоминать о подробностях не стал. –Тсузуки, все до сих пор так и обстоит. Это не значит, что я его простил... но перед тобой он свои преступления действительно загладил, хотя бы частично, – на сей раз то ли вздох, то ли фырканье. – Тацуми-сан пытался нарыть хоть какой-нибудь компромат на последние месяцы. И ничего не вышло. Мураки действительно ведет себя иначе. Оказалось, правда, что он все время крутился возле твоего дома, но ведь не стал же сам подстраивать несчастный случай... –Он мне сказал, что мы тогда не случайно столкнулись, – подтвердил Асато, немного не понимая, к чему клонит Хисока. – Все равно хорошо, что он оказался рядом. Вон, они там с Ютакой уже договорились до того, что без операции у меня вообще никогда бы ничего не восстановилось... пришлось бы тебе все время быть моим поводырем. –Ага, причем собакой, – смешок напарника прозвучал райской музыкой. Тсузуки нравилось это слышать. Подростки должны смеяться, радоваться жизни, а не жить прошлым. – Если не лучше. А еще у меня спрашивали, не буду говорить кто, правда ли я собираюсь тебя бросать, так вот, лично тебе повторяю, что неправда. Не хочу из-за него терять еще и лучшего друга, который у меня когда-либо был. Асато слышал это признание не впервые, но именно сейчас оно прозвучало как-то по-особенному. Или он раньше, когда мог видеть нормально, не различал этих немного смущающих ноток? Видимо, ослепнув, избавляешься не только от предубеждений... Куросаки не к лицу быть зависимым. Нужно стать ему действительно другом, а не играть, меняясь ролями, в няньку и младенца. –Я опасался, что тебе будет больно слышать о Мураки, – осторожный намек. Тсузуки приоткрыл глаза и был вознагражден зрелищем: напарник расправил плечи и, похоже, уставился на него. Асато пожалел, что не может различить выражения его лица. –Зато я не пропущу, если тебе все-таки сделают больно, – подростковая самоуверенность тут же сменилась более мягкой интонацией: – Тсузуки, у меня напоминания о нем и так по всему телу... лучше уж слышать о том, что он никому не причиняет вреда, из первых рук, чем гадать, что там с ним творится. И что он творит. Все-таки он зря опасался. Хисока смог сладить со своими эмоциями, хорошо, что он умеет быть рациональным. Асато не понравилось лишь воспоминание о проклятии. Он ничего не сказал, но мысленно сделал заметку: надо поговорить с Казутакой на этот счет. Без «прямой линии» напарнику будет легче. Откладывать в долгий ящик это дело Тсузуки не стал, и поднял тему уже за ужином. Доктор согласился, что проклятие им всем скорее мешает. Куда сложнее оказалось потом уговорить мальчика сотрудничать, Не то чтобы Куросаки цеплялся за причиняющие боль и неудобства рисунки на коже, но просто так взять и стереть их было нельзя. Для начала Мураки требовалось разобраться в том, как они сохранились после смерти, что даже гениальный диагност на глазок определить не может. Отчасти проблему решило присутствие Асато на каждом этапе, а вот на удовлетворение своего любопытства Ватари выпрашивал разрешения сам и отдельно. В конечном итоге вопрос все-таки уладился. Тсузуки был искренне рад, когда увидел наконец чистую кожу на месте воспаленных алых шрамов. Эту разницу его глаза уже могли уловить, ведь все дело заняло недели две. Режим посещений доктор ради Хисоки менять не согласился. Последние дни были больше похожи на отдых. Специальные упражнения для глаз можно было делать и лежа, отравляла душу лишь мысль о грядущем возвращении к работе. Асато прекрасно знал, что никаких особых проблем с коллегами не возникнет, максимум придется выдержать неприятный разговор с Графом, но сам рабочий процесс оставался необходимым многоликим злом с редкими проблесками добра. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Тсузуки принял предложение любимого наконец-то нормально съехаться вместе, благо перетаскивания каких-то особых тяжестей оно не предполагало. Идея себя оправдала, на глупости времени не осталось. Только на кое-какие безумства, ограниченные постелью, ванной и еще парочкой удобных мест. Одеваясь утром первого рабочего дня, шинигами понял, что не чувствует больше неуверенности или страха. Даже перспектива общения с Хакушаку не нервировала. Асато уже знал, что скажет ему. Нет, будущее не было безоблачным, конечно же, но тучи на горизонте пугают не так сильно, если есть дом, где можно укрыться от грозы.