Забавы госпожи Смерть

Глава первая Утро. Звон будильника. Встать, одеться наспех, сполоснуть лицо водой и бежать вниз по ступенькам, лишь бы успеть. В горле першит, глазные яблоки, исчерченные красными нитками полопавшихся сосудов, непрозрачно намекают на то, что надо бы чаще спать. Но не сейчас. Еще не время. Шум оживлённой автомагистрали. Жара, гул моторов вставших впереди машин, удушающий смог мегаполиса, дым, выхлопные газы и вонь переработанного мазута. Пробка. Пальцы нетерпеливо постукивают по рулю, изредка переставая набивать беспорядочный ритм, и в этот момент крепко сжимают разогревшуюся кожу на обивке. “Еще не время,” напоминает он себе. Откидывается в кресле, открывает бутылку газировки и неторопливо пьёт, отсчитывая глотки. Раз-два-три-четыре. Где-то впереди два лихача - водитель и мотоциклист - станцевали своё последнее дорожное танго. По какой-то иронии судьбы, хозяина мотобайка не намотало на внушительных размеров колеса дорого внедорожника, а ударом отбросило на несколько метров и… выбросило за ограду моста. Вот так полёт. Вряд ли он, конечно, остался жив, а тело найти будет крайне сложно. “Пусть земля тебе будет пухом, друг,” - шепчет про себя Минсок и закручивает крышку на бутылке. На западной части неба собираются тучи, птицы неприятно шумят, уносясь прочь от грядущей грозы. Прохладные волны, подгоняемые нарастающим ветром, грозятся стать не меньше, чем штормом. Минсок считает свой пульс. Раз-два-три-...четыре... пять… шесть… семь… Еще не время. Нужно сохранять самообладание и ледяные нервы. Позволить холодному штормовому ветру выбить все нервы и вопросы из головы и унести их куда-нибудь подальше, чтобы Минсок их снова не нашел. Желательно - никогда. С трассы убирают разбитый байк, едва пострадавший автомобиль. Движение восстанавливается. Одна за одной, машины выходят на положенные шестьдесят и продолжают свой путь кто куда. Минсок жмёт на газ и прислушивается, как сердце вдруг переселилось из груди в висок и начинает настукивать свой ритм и там. Он шепчет, не открывая губ, про себя, но шепчет, боясь даже в собственной голове рождать слишком громкие звуки. “Не-вре-мя. Не-сей-час. Ра-но.” По радио начинает наигрывать знакомая до отвращения мелодия - уже в который раз. Что-то там про беспокойное сердце, которое не даёт уснуть. Внезапная музыкальная вставка прерывает мелодию и размеренный голос диктора извещает слушателей, что на дворе полдень, вторник, двадцать второе июля. Температура за бортом - тридцать шесть градусов по Цельсию, всем неустойчивым к жаре гражданам рекомендовалось остаться дома. Судя по забитым пробками городу - жили в нем исключительно люди с отменным здоровьем и никак иначе. Минсок утёр выступивший на лбу пот - не от жары, - от нервов. До точки Х оставалось меньше трёх минут, а разделяло их больше километра оживлённой автомагистрали. Есть риск не успеть, но еще рано волноваться, рано. Вот оно! Резко дав по тормозам, Минсок открывает дверь и вываливается наружу, не обращая внимание ни на водителя, чуть не поцеловавшего его в “зад”, ни на загомонившую вереницу вставших следом за ним машин. У бетонной опорты моста стоит человек. Среднего роста, худой, одет в модную клетчатую рубашку и синие джинсы. Смотрит вниз. Казалось бы, ничего особенного, если бы не… автомагистраль. Переходы для пешеходов здесь предусмотрены не были. Проезжавшие мимо водители подозрительно косились на человека, решившего полюбоваться видами с хайвэя, ведь подсознательно понимали, чем это в итоге закончится, а стать свидетелем самоубийства в самом начале рабочего дня не хотелось никому. Весь день насмарку. Минсок прёт напролом через оживлённую трассу, не сводя глаз с человека в клетчатой рубашке. Как крутой. Как в кино. Вот было бы забавно, подумал он, если бы меня, такого крутого, сейчас переехал более крутой грузовик. Получившуюся кровавую лужу на земле можно было бы потом выставлять в музее вместе с куском асфальта, как образец небывалой для человека крутизны. Но ему и в самом деле не было страшно. Минсок знает, что ему нужно сделать, что он ДОЛЖЕН сделать, потому что у него такая судьба. Он не сводит взгляда с человека у перил. Когда между ними остается меньше пяти метров, он вдруг ощущает странное. Ноги тяжелеют, будто их заковали в бетон, время замедляется для него, но не для человека в клетчатой рубашке. Тот поднимает слегка оборачивается через плечо и Минсок видит красивый профиль со вздернутым носом и аккуратным ртом. “Красивый,” думает Минсок. “Только вот какого чёрта происходит со мной?” Потенциальный самоубийца оборачивается и вот уже широко распахнув глаза смотрит на своего потенциального спасителя. Какого. Секундой спустя он, как кошка, бросается к нему, и буквально в последний момент оттаскивает Минсока от большегрузной фуры, которая должна была сделать из него крутую лепешку на асфальте. Чёрта. ― С ума сошёл?! ― кричит “самоубийца”, тряся его за плечи. ― Жить надоело?! Тут происходит. “Что-то здесь не так…” - удивлённо думает Минсок, глядя на вздёрнутый нос картошкой. Он привлекает так много его внимания, словно до этого Минсок до этого вообще ни одного носа не видел. Небольшой, но кажется огромным, потому что лицо маленькое. И рот маленький. А глаза большие. Инопланетянин какой-то. Наконец, до него доходит. ― … это же я должен был тебя спасти… ― озадаченно и ноткой обиды в голосе произносит он. Инопланетянин моргает своими большими глазами. “Я что-то сделал не так?”, запоздало думается Минсоку. * * * ― То есть, тебе приснилась какая-то хрень и ты побежал меня спасать. Хрень, ага. Это больше было похоже на видение, но никак не на “хрень”. В конце концов, Минсок знал, что именно в полдень “инопланетянин”, которого, как оказалось, зовут Лу Хань, и который не инопланетянин, а иностранец, будет на мосту. ― Ты мог видеть меня раньше, ― предложил не терпящим возражений голосом инопланетный китаец. ― Просто забыл. (На самом деле, это звучало как: “Я тут всеми силами пытаюсь сделать вид, что ты адекватный человек, так что не сопротивляйся и не мешай”). ― Я тебя не видел раньше. Точнее, видел. Во сне. Я уже говорил. Так и было. Во сне Минсоку явилась женщина, которая не назвала своего имени, но сказала, что завтра в в двадцать пять минут первого один человек попытается совершить самоубийство. Спрыгнет с моста. Почему он это сделает, ему не сказали, просто сделает - и всё. И Минсок поверил. Он никогда особой филантропией не выделялся, но в этот раз почему-то почувствовал острую необходимость помочь. Хотя бы попробовать. И не зря. Сейчас Минсок честно пытался смотреть китайцу прямо в глаза, но его взгляд то и дело спускается вниз, как у некоторых мужчин бывает, когда они видят декольте с четвертым размером груди. Да и вообще видят грудь. У Ханя груди не было, но был нос - картошкой и чуть-чуть вздернутый. Минсок думает, что, если этот нос выставить в музее, вокруг него всегда будет толпиться куча народу - просто потому, что его очень интересно разглядывать. Вот сам Минсок таращится так, что это, в конце концов, начинает раздражать Лу Ханя. ― Куда ты смотришь? ― хмурится он. ― У тебя красивый нос, ― Мин делает самое невинное лицо, на которое только способен и на мгновение фокусирует взгляд на глазах Ханя. ― Я знаю. ― Обычно люди говорят “спасибо”, а не “я знаю”, когда слышат комплименты. ― Ты делаешь странные комплименты. И совсем не к месту. Я пытаюсь выяснить, нужно ли мне вызывать скорую для одного психа с хайвэя или он нормальный и случилось какое-то недоразумение. А? Как думаешь? ― Псих - это я? Прости, но это не я пытался покончить с собой. ― Я не несу ответственности за хрень, которая тебе снится. ― Что ты делал у ограждения? ― в лоб спрашивает Минсок. ― Любовался пейзажами? ― А если и так? В конце концов, это я вытащил тебя из-под машины, так что ты свою миссию в любом случае провалил. Официант своим появлением на несколько минут прекращает их перепалку. На столе по всем правилам сервировки оказываются разложены тарелки, ножи, вилки, а еще большой деревянный поднос, похожий на лопату. На нём лежит пицца. Горячая, аж дымится. Минсок оборачивается и видит, как кто-то из посетителей попросил пульт от телевизора, что висел прямо у барной стойки. Хань снова что-то говорит, но всё внимание Мина приковано к плазменной панели и мелькающим каналам. Экран замер на трансляции новостей. В прямом эфире журналист, находясь на том самом мосту, с которого полчаса назад выбрались Минсок и Лу Хань, вел репортаж о том, как какой-то несчастный студент собирается покончить с собой, прыгнув с моста. Гудели машины, этот участок хайвэя второй раз за утро встал в пробки. Камера передавала, как мальчишка по ту сторону ограждений моста обернулся, посмотрел в объектив, отсалютовал, оттолкнулся и прыгнул. В зале кофейни воцаряется напряженная тишина от которой тяжелеет в груди, а голова без единой мысли начинает гудеть, как пустая кастрюля. “Только что, на ваших глазах, дамы и господа, покончил с собой совсем юный представитель человечества”, ― сообщает экскурсовод в музее Крутизны имени Ким Минсока. ― “Он сделал это очень впечатляюще: в прямом эфире национального телевидения прыгнул с моста самой крупной дорожной развязки в городе, предварительно подмигнув в объектив оператору новостей”. ― Скотина. Минсок вздрагивает и оборачивается к Ханю, который это произнёс. ― Тебе его не жаль? ― Ты точно меня во сне видел? ― Ну… Я теперь не знаю… ― Минсок теряется. ― Ты думаешь, мне нужно было его спасти? Хань мрачнеет, как туча. Глазами, превратившимися в щелочки, он продолжает смотреть на экран. ― ....а… а почему “скотина”? Жалко же… ― Его - нет, ― сказал, как отрезал. ― Ты его знаешь? ― Еще как, ― продолжает гневно щуриться китаец. ― С...со...соболезную, Хань… ― Не стоит, ― он усмехается. ― Значит так, экстрасенс. Ты идешь со мной. Давай, поднимай свой зад. Поможешь мне найти эту заразу. Мина беспардонно стаскивают со стула и под аккомпанемент его возмущенных возгласов тащат в уборную. Люди оборачиваются в их сторону и кидают удивлённые, а то и недовольные взгляды, но никто и не думает вмешиваться. Молодежь, что с них возьмешь. Ни ума, ни манер. Минсок вдруг чувствует неладное, когда сердце начинает выбивать свой ритм в висках: раз...два...три…-четыре-пять-шесть-семьвосемьдевятьдесять Хань закрывает дверцу в кабинку туалета и прижимает ошалевшего Мина к стене. ― Вдохни глубоко. Мин послушно выполняет, но увидев, как китаец достает из-за ремня брюк пистолет, едва не визжит от ужаса. ― Это не больно, ― врёт он. ― Увидимся на небесах, Минни. И кореец даже не успевает сообразить, что происходит. Ледяное дуло за долю секунды разогревается до температуры поверхности солнца и обжигает кожу, а потом… Продолжение следует…