***
На следующий день Большой встречал свою солистку привычной суматохой. Все суетились, распевались, разминались, откуда-то доносились звуки оркестра, тут и там мелькали знакомые лица, звучало: «Добрый день», «Здравствуйте, Елена Васильевна» и прочие приветствия. От этой родной атмосферы на душе становилось теплее, а на лице расцветала, подобно весенним подснежникам, счастливая улыбка. — Лена! — раздался за спиной знакомый голос. Обернувшись, Образцова увидела спешащего ей навстречу Жюрайтиса. — Альгис! Как я рада тебя видеть! — еще шире улыбнулась Елена. — Ну что, ты готова? — таким счастливым этого мужчину она не видела уже очень давно. — К чему готова? — не поняла вопроса Образцова. — Как это? Оперетта. Через три дня концерт, мы даже выпросили большой зал… — на смену улыбке пришла растерянность. Ей понадобилось около минуты чтобы понять, о чем говорит мужчина. — Альгис, какой концерт?! Я ведь даже ноты не видела. Это же надо учить! — женщина наконец вспомнила тот разговор в коридоре и отрицательно замотала головой. Она и не предполагала, что Жюрайтис организует все за такой короткий срок. И тут он на неё так посмотрел — абсолютно растерянными и убитыми глазами. Внутри что-то предательски дрогнуло от этого взгляда. Поняв, что она не в состоянии его выдержать, Образцова выпалила: — Хорошо, Альгис, мы споем этот концерт. Но мне нужно сейчас же начинать репетировать! Жюрайтис, немедленно просияв, вручил ей ноты. И только открыв их и начав петь, Елена поняла, какую глупость она совершила. Двухчасовой концерт, и практически все на немецком, которого она совсем не знала…***
Образцова сидела в гримерке, пыталась накрасить ресницы и молча паниковала. Никогда ещё ей не было так страшно перед выходом на сцену. Руки предательски дрожали, щеточка от туши то и дело норовила угодить в глаз, и, бросив безнадёжно занятие, Елена встала, поправляя золотистый, в тон платья, цветок на шее, который с каждой секундой все больше мешал ей дышать. До начала оставалось всего несколько минут, а её трясло как в лихорадке. Вдруг женщина почувствовала лёгкое прикосновение на своём плече, повернув голову, она увидела Альгиса. — Не волнуйся, — он слегка сжал ее руку. Стало легче. Она, благодарно улыбнувшись, кивнула, — очень красиво, — пальцы мужчины коснулись цветка на ее шее, почему-то вызывая мурашки. Она не успела ничего ответить, со сцены прозвучало: — Увертюра к оперетте «Прекрасная Галатея», исполняет оркестр, дирижер Альгис Жюрайтис! Опустив руку и ещё раз ободряюще улыбнувшись ей, Альгис пошёл к пульту… С каждым аккордом, приближающим ее выход, паника нарастала. Хотелось плюнуть на все и убежать как можно дальше. Было слишком душно. Воздуха не хватало катастрофически. Спустя несколько минут, когда чувство страха достигло апогея, она услышала своё имя. Расстегнув и бросив на столик сжимавшее горло ожерелье, Образцова, собрав всю волю в кулак, направилась на сцену.***
Каждый шаг отдавался болью в висках, лица зрителей мелькали перед глазами, вызывая головокружение. Но стоило Альгису взмахнуть палочкой, как страх сменился чувством эйфории и чего-то ещё. Чего-то непонятного и совершенно нового. Оперетта. Такая лёгкая и беззаботная, что кажется, можно петь всегда. Легар, Целлер, и вот, наконец, очередь Штрауса. Звучат первые аккорды, и перед глазами появляются кадры из самого любимого фильма. Только на месте главной героини Елена видит себя. Вновь просыпаются детские мечты, взгляд падает на Альгиса, а он улыбается. И тут что-то очень-очень важное, будто недостающий кусочек мозаики, зарождается в душе. «Красивая улыбка» — проносится где-то в голове, но так и не доходит до сознания. А Лена поет, кажется, не нужны ноты, не нужен текст, она и так чувствует, что нужно спеть, музыка ведет ее за собой… Остается последняя ария. Она заходит за кулисы, кладя цветы на столик и делая несколько глотков воды. Взгляд падает на лежащее рядом с букетами ожерелье. «Очень красиво…» — проносится в голове фраза Альгиса, и она решительно надевает украшение, расправляя цветок. Сейчас оно совершенно не мешает дышать. — Готова? — на талию опускается теплая ладонь. — Да, последний рывок, — она встречается с его взглядом. Альгис улыбается, заметив вновь появившийся на ее шее цветок, и они вместе идут на сцену.***
Счастливый Жюрайтис буквально спрыгивает с дирижёрского подиума, улыбается абсолютно счастливой улыбкой и целует руку Образцовой. Она заглядывает в его глаза и видит в них столько восхищения и обожания, что на долю секунды перестает ощущать мир вокруг, а затем жизнь будто становится ярче, легче и гораздо счастливее. Именно это ощущение заставляет Елену улыбаться, а ещё то, что Он держит её за руку. И больше в ее мыслях нет Штрауса, да и зачем ей детская фантазия, когда рядом стоит такой настоящий, но не менее волшебный Жюрайтис.