Что нужно клиенту

Первые несколько дней Марк следует за Романом верной овцой, заглядывая в рот, когда Рома вежливо и предельно корректно разносит в клочья его идеи, а когда тот замолкает, Марк продолжает умоляюще выискивать глазами невербальную критику или похвалу. Босс терпит и пытается держаться подальше от нового сотрудника, потому что такое откровенное заискивание немного подбешивает. К мягким попыткам спихнуть его на коллег Марк относится с мятежным упорством бумеранга, уверенно залетая назад в кабинет начальника с очередными вопросами и озарениями. Рома обреченно вздыхает. Из-за постоянно упирающегося в лицо взгляда он чувствует себя некомфортно, но не припирать же Марка к стене с требованием перестать пялиться! Терпеть нельзя выходить из себя. Казнить нельзя помиловать. На четвертый день Марк все же врубает в то, что от него требуется, и прекращает так отчаянно зацикливаться на боссе. Только на четвертый день Рома позволяет себе как следует разглядеть своего нового сотрудника, потому что встречаться взглядом с щенячьими глазами Марка ему категорически некомфортно, а комфорт занимает второе по важности место в его жизни (первое, конечно, принадлежит дочке). У Марка нависающие веки, яркие светло-голубые радужки, золотистые волосы и такая же золотая щетина, которую уже можно назвать скромной бородой. Рома видит в нем что-то скандинавское, расцветку финских выжженных скал и норвежских тающих ледников, которые они с Катей видели еще до свадьбы (нужно срочно свернуть с мысли о бывшей жене), он немного ниже Ромы, но создается впечатление, что Марк смотрит на километры вверх, будто он подвисает каждый раз или даже любуется (пора сворачивать с мысли прямо сейчас), он одевается как студент-хипстер, который после лета на даче еле влез в свои шорты и божится теперь есть одни смузи, но Рома уже всмотрелся и знает, что в узких брючинах прячутся не остепенившиеся килокалории, а сильные развитые бедра (подальше от этой мысли к чертовой матери). На пятый день Марк выдает концепцию, о которой Роман Сергеевич может только сказать: «Это не то, что нужно клиенту. Совсем не то». Босс понимает, что придраться особо не к чему, кроме футуристического видения проекта, и наконец решает, что больше не может продолжать мысленно называть бородатого тридцатилетнего мужика овцой. — Ром, послушай, зачем ты взял меня на работу, если я не справляюсь? — Марк прекращает корчить обнадеженную морду и последовательно переходит к хмуро-обиженной. А если не овцой, то кем? Выхухолем? Роман Сергеевич не имеет ни малейшего понятия, как эти животные выглядят и соотносятся ли они с Марком по какому-либо признаку, кроме комичного названия. Марк тоже комичный и, кажется, не до конца сформированный, как будто забитого тинейджера посадили в шкуру матерого высоченного мужика, и подросток в панике мечется по взрослому телу, не зная, за что и как хвататься в первую очередь. Учитывая, что соображает он быстро и вопросы задает правильные, Рома зачем-то его взял на работу, хоть за неделю уже раз триста пожалел об этом. Может, ему к психологу походить? Роме. И Марку, у него явно какие-то конфликты в голове. — Ну, видишь ли, — начинает босс, — у меня принцип: если меня просят, я всегда даю шанс. — Ты всем даешь шанс? «Поглядите-ка какой въедливый!» — думает Рома. — «Выхухоль тоже не подойдет». Правда в том, что шансы босс дает только мужчинам, а на женщин в своей жизни у него строгая квота, вакантные места которой распределяются исключительно среди самых компетентных соискательниц, которые и без дополнительных шансов всего добьются. Шансы для прекрасных дам у Ромы кончились очень давно. Он так и отвечает: — Женщинам не могу помочь, у них другая энергия. — Ты реально похож на сектанта, — вырывается у Марка, и он отводит взгляд, рассматривая монитор. Рома немного оскорбляется и решает не упускать возможность вставить пять копеек про себя как человека, обеспечивающего эффективную работу бюро и создающего необходимые условия для профессионального роста сотрудников: — Можешь думать обо мне, что угодно, но у меня есть одна суперсила, — заводит он старую шарманку своей речи о том, как помогает всем развиваться и самореализовываться. — Какая? — Марк переводит свои грустные овечьи глаза обратно на Рому, и шарманка со скрипом останавливается. «Я могу отсасывать настолько основательно и долго, что партнер подо мной дрожит и ноет от кайфа». Роме смутно интересно, как отреагировал бы Марк на такие откровения, но быстро обрубает такие мысли на корню. — Ммм, я вскрываю в других людях их суперсилу, — возвращается он на проторенную дорожку любимой речи. — И всё? — Марк не выглядит впечатленным. «А ещё я могу вылизать твой зад так, что ты будешь мечтать о повторении всю свою оставшуюся скромную гетеросексуальную жизнь», — вертится на языке, и Рома сглатывает. — И всё, — глухо соглашается он. Стук каблуков выводит его из транса ледниковых глаз Марка, и он видит, как быстро новый сотрудник вскакивает с места, чтобы поприветствовать эффектную блондинку, вошедшую в офис. Ну, все здесь ясно. — Лера, моя подруга, — спешно представляет Марк, пока Рома без восторга окидывает её взглядом. — Очень приятно, — девушка ласково вцепляется в Ромину ладонь и улыбается. — Я у Марка комнату снимаю. И, судя по голодному взгляду, она давно хочет переехать в место потеплее, только Роман Сергеевич специалист совсем не этой области, тут он ничем помочь не сможет. — Мальчики, а не хотите кофе попить? — с ходу предлагает Лера, и Рома мысленно закатывает глаза, отчетливо чувствуя расставленные женские сети. — Вообще-то мы работаем, — вежливо намекает он. — А, ну окей, — подозрительно быстро соглашается Лера и выплывает из офиса, покачивая бедрами. Марк вздыхает, трет глаза, и садится обратно за рабочий стол, а босс отходит к коллегам, которые немедленно разворачивают свои проекты. О работе упорно не думается, и Рома снова чувствует на себе чужой взгляд, поэтому он прекращает насиловать себя и подчиненных и идет в свой кабинет. — Роман Сергеевич, — зовет Алена с ресепшена, — я к вам перенаправила женщину, которой вы сказали подождать в кабинете. — Я никого не просил подождать, — напрягается Рома, и видит, как рука девушки медленно тянется к телефону, чтобы вызвать охрану. — Ладно, Алён, я сам разберусь. Спасибо, что предупредила. Подсознательно он боится, что зайдет в свой кабинет и увидит полный разгром, а в середине в огромной луже бензина стоит его бывшая жена и щелкает зажигалкой. С другой стороны, Катя никогда не увлекалась поджогами, а развороченный кабинет — это не так уж страшно. К тому же, она отлично знает, где что находится в здании офиса, и точно не стала бы спрашивать на ресепшене. Рома уговаривает себя не драматизировать. В кабинете, закинув ноги на стол, восседает подруга Марка, и Рома облегченно вздыхает, но напоминает себе, что, во-первых, так вламываться в чужой кабинет — это хамство, а во-вторых, видимо, придется сказать этому белобрысому питбулю, что он гей, иначе она от него не отстанет. То, что Рома расскажет ей, обязательно будет передано Марку, и тогда все может кончиться конфликтом, а успокаивать оскорбленные гетеросексуальные чувства боссу совсем не улыбается. Это не здорово. — Роман, — с хищной улыбкой тянет Лера, — а вы знаете, что я могу сделать вас самым счастливым мужчиной на свете? — Это вряд ли, — фыркает Рома и проходит из приемной к своему столу. Самым счастливым мужчиной на свете его может сделать только Катя, если она отдаст ему дочь, выйдет за кого-нибудь замуж и навсегда уедет в Бангладеш. Каково это — бояться свою бывшую жену? У него руки успели вспотеть в те минуты, когда он думал, что Катя решила наведаться в офис. Роман предпочтет каждый день отшивать от себя назойливых дамочек или даже бодаться с инфантильными клиентами, которые сами не могут понять, чего хотят, чем полчаса потерпеть истерические крики и угрозы бывшей. Лера вскакивает на ноги и идёт следом за ним, спрашивая: — Отчего же? — У меня на женщин аллергия: чешусь, — отвечает Роман Сергеевич и раскрывает первую попавшуюся папку, желая показать, что у крайне занятых людей нет времени на подобную ерунду. — Ну так я могу почесать, — участливо предлагает подруга Марка, садится на рабочий стол и аккуратно проводит босоножкой вверх по его бедру. Рома хмыкает и опускает папку вниз, отталкивая неуёмную женскую ступню подальше от своего паха. — Лер, вы очень обаятельная барышня, — Роман проматывает в голове ехидное «но не для вас моя роза цвела», — но это не поможет. Я гей. Выражение лица девушки меняется, она качает головой, заявляя, что это невозможно, ведь в России подобное запрещено. Роман Сергеевич отлично в курсе, насколько это запрещено, и, видимо, его физиономию немного кособочит от таких слов, потому что Лера сдается, говорит: «Окей-окей, гей так гей», — и уходит. «Хоть грязью напоследок не полила, уже хорошо», — думает Рома и обрубает беспокойные мысли о будущей реакции Марка на откровения этой дамочки. Ориентация Романа Сергеевича не связана с профессиональной деятельностью, а в друзья он к подчиненным не набивается. «Даже к роскошным бородачам», — уговаривает он себя. Удивительно, но на следующий рабочий день Марк не бежит возмущенно выяснять отношения, а выдаёт очередную футуристическую идею, и из овцы/выхухоля нерешительно мутирует сначала в дятла, а потом увереннее — в оленя. Крупного лесного оленя с мягкой на вид золотистой шерстью и неземными глазами морозного севера, с мускулистым крупом (снова о задницах, хватит уже) и огромными роскошными рогами, благодаря которым Марк не вписывается даже в широкие двустворчатые двери Роминого терпения. Может, дело в том, что это самое терпение заточено под мелкую дичь и сельскохозяйственных животных: с тупыми курицами и наглыми свиньями он хорошо справляется, а что делать с оленем, который настолько красив и недалёк, что его стыдно обидеть грубым словом? Видимо, Марк начинает чувствовать себя увереннее, прекратив намеренно выискивать повод подойти к шефу, и это ли не облегчение, потому что прилипчивый взгляд нового сотрудника уже успел растеребить у Ромы все рудименты паранойи и был на полпути к тому, чтобы заставить босса позвонить любому из «приятелей», пригласить в бар и начать гасить душевное неспокойствие чем-нибудь до отвращения крепким — абсентом? — одновременно вываливая свое возмущение на мужика, который, в принципе, приехал не ради спиртного или задушевного разговора, а ради интересного продолжения вечера. Надо собраться. Роман собирается и жмет на контакт «Дима НП-Недвиж», но зовет мужчину не напиваться, а сразу к себе. Время до конца рабочего дня тянется медленно, и нет деловых встреч, на которые можно выехать часа за два, лишь бы скорее свалить из офиса. Рома рассеянно просиживает кресло, подписывает пару бумаг и даже наконец-то сортирует новые файлы по полкам, делает себе приторно-сладкий кофе, потом решает, что раз от него сейчас нет пользы, то от других она обязана быть, и созывает всех в конференц-зал. Подчиненные не разочаровывают, и Рома уже почти не замечает, как златошёрстый олень бороздит своими глазами его физию из дальнего угла. Наконец-то он вымыливается из офиса, звонит любовнику с вопросом, куда за ним заехать, и поворачивает авто в сторону Сити. Дима садится в машину молча — нормально поздороваются они всё равно в квартире. Рома вдавливает газ и крепко сжимает руками руль, лавируя по дороге, когда его мужчина на сегодняшний вечер спрашивает: — Что случилось? — Работа, — отвечает Рома, выходя из успокаивающего дорожного транса. — Ты уставился на дорогу, как на смертного врага, и пытаешься почесать бровями усы, — хмыкает Дима в ответ. — Неадекватные клиенты, в конец охуевшие партнеры, женщины-нимфоманки или сотрудники-аутисты? Видимо, Роман Сергеевич уже достаточно натерпелся постоянных истерик и манипуляций, что сейчас ему кармически воздается адекватными людьми за все печали. «Какие все, блядь, понимающие», — думает Рома. — «Где же вы, незаменимые мои, были всю мою жизнь?» Нельзя вымещать свои психи на хорошем человеке, нельзя этого делать, особенно когда хочется слить реку эмоциональных отходов на чужой сочувственный интерес. — Хочешь поговорить о моей работе? — наконец выдает Рома, с сарказмом поднимая брови, пытаясь увести тему подальше от своей трескающейся нервной плотины. Дима улавливает намёк и пожимает плечами, мол, совсем и не хочу. Рома паркует машину возле своего дома, набирает код домофона, и вместе они поднимаются к квартире. Как только захлопывается дверь, Рома берёт шею своего любовника в захват и присасывается к губам, с кайфом втираясь в чужую колкую щетину. — Ну привет, — улыбается тот и выворачивается из рук, быстро расправляясь с ширинкой Роминых джинсов, стягивает белье вниз. Рома глухо стонет в ответ и благодарно трет ладонью чужой затылок, левой рукой пытаясь стащить с себя куртку, рубашку и футболку сразу. Дима отстраняется, скупыми движениями сбрасывая свою кожанку, расстегивая рубашку и избавляясь от брюк, быстро, но аккуратно складывает их на тумбе. — Раздевайся и нагибайся, — любовник подталкивает Рому в сторону кровати, и тот без сопротивления ведется, заползает поверх покрывала, хватает подушку и подсовывает ее себе под бёдра. Лубрикант и презервативы всегда в верхнем ящике, и Дима бывает в этой квартире достаточно часто, чтобы без лишних слов найти все нужное. Рома растягивается поперек кровати, трется губами о шероховатую ткань покрывала и хочет только, чтобы нервная пружина в его животе наконец-то разжалась. Ничто не может расслабить его лучше хорошего оргазма, а его любовник — мастер этого дела, он льет лубрикант на пальцы и без прелюдий проталкивает их в Ромин зад, щедро смазывая, потом наваливается сверху. Рому ведет от чужого веса на себе, от давления на грудную клетку, когда не получается глубоко дышать, а только делать частые неглубокие судорожные глотки воздуха, когда массивный член таранит его прямую кишку. Грубая текстура покрывала трет его лицо и грудь, и подушка под бедрами, сшитая из того же материала, невыносимо шарпает по чувствительной головке. Он непроизвольно дергается, мучительно стонет в матрас, и внезапно для самого себя кончает, будто оргазм прокатывается по нему скоростным поездом: в один момент он стоит на путях, в следующий момент он растекается по металлу на радость машинисту. Дима скатывается с его спины, стаскивает презерватив, а Рома заторможенно поворачивается, всасывает каменный член любовника в рот, расслабляя горло, упирается носом в темные волосы в паху. Нервная пружина в животе постепенно разжимается, Рома довольно мычит, и Дима спускает ему в рот. Его отпускает. Любовник дышит, как загнанный зверь, и разваливается на кровати, упираясь стеклянными глазами в потолок. — Ну так в чем дело? — отдышавшись, наконец спрашивает он. — Ты не возмущался, когда я разложил тебя жопой кверху, значит, что-то серьезное. — Сотрудник новый, — после минутного молчания отвечает Рома. — Пялится постоянно как-то не так. Как олень. — Когда это тебя в последний раз задевали гомофобы? Уволь его к чертям, — здраво советует Дима, и, повернувшись, начинает разглядывать Рому. — Нет, не так пялится, и я от него не то что слова, даже тона плохого еще не слышал. Сначала он за мной как за нянькой ходил, а теперь… Он будто… — Роман задумывается, пытаясь объяснить, — смотрит на меня и проваливается в Нарнию. — В Нарнию? — хохочет Дима. — Загаси, у меня дочь пятилетняя, я до сих пор наизусть имена всех трех поросят из сказки помню. Его олень действительно ничего особенного не делает, только смотрит, но Роме даже этого хватает с лихвой. — Ты очень красивый мужик, — немного помолчав, отмечает Дима. — Думаешь, он на меня член точит? — Кто его знает? — фыркает любовник, переваливается на бок и смачно целует Ромины губы. — Я бы точил. Они лениво целуются и гладят друг друга, потом Дима задумчиво отрывается от его шеи и спрашивает: — Что ты его вообще трудоустроить решил, раз олень? Рома пожимает плечами и поворачивается метафорическим задом к вполне реальной проблеме: — Сам не знаю.