Сплетение. Часть первая - Лита

      Считается, что самый здоровый и восполняющий силы сон бывает, если лечь спать сразу после заката, а утренние рассветные часы — лучшее время для медитации и самопознания. Поэтому каждый будущий маг, обучаясь в академии, обязан ложиться вскоре после наступления сумерек, а потом вставать ни свет ни заря и, совершив утреннее омовение, проводить два, а то и три часа за медитацией, очищая разум, познавая себя, восполняя и увеличивая резервы внутренних сил. Стоит ли говорить, что, закончив обучение, маги в первые несколько лет спят чуть ли не до обеда и только потом возвращаются к рассветной медитативной практике?       Что Келлор, что Мелис вставали поздно, а вот Лите нравилось просыпаться рано, выбираться из ставшей душной за ночь каюты, вдыхать свежий морской воздух, греться на солнышке и любоваться тем, как играют на волнах золотые блики. Конечно, просыпалась она не с рассветом, но искренне считала, что утренние часы, полные тишины и покоя, самые лучшие за день. Все еще спят, никто тебя не тревожит, только одинокий вахтенный наблюдает за горизонтом, да Сар-Самир, вставший совсем спозаранку, медитирует на носу корабля, раздетый по пояс, на пронизывающем морском ветру, даже смотреть на него холодно. Видать, последователь философии Маахира: «В сильном теле — могущественный дух».       Зябко кутаясь в плащ, Лита стояла, облокотившись о высокие резные перила палубы, и довольно долго наблюдала то за торопливым бегом облаков по небу, то за рябью волн. Взгляд ее то и дело возвращался к тонкому золотому ободку, украшавшему один из пальцев, а губы трогала мечтательная улыбка.       Кольцо подарил Келлор на прощанье. Или, вернее, это он думал, что дарит на прощанье, чтобы Лита помнила о нем, пока в далеких землях эльфов он борется с некромантским злом. Но Лита была не из тех девиц, что томно вздыхают в замке, ожидая, пока их мужчина вернется. Она твердо решила, что отправится с ним, потому что судьба Келлора — это и ее судьба, а его путь — это и ее путь, каким бы он ни был.       Каждый раз, как Лита смотрела на резной золотой ободок, у нее в груди разливалось приятное тепло. Этот маленький артефакт, зачарованный совсем простой иллюзией, был для нее дороже всех сокровищ мира. С одной стороны, это была лишь волшебная безделушка, и Келлор ничего такого не говорил, но с другой, почему из всех возможных форм он выбрал именно кольцо, да еще и сам надел на ее палец? Это могло ничего не значить... А могло и значить. Например, то, что они наконец-то будут вместе, просто вместе, без каких-либо тайн и препятствий... Эх, почему Мелис, как всегда, явился так некстати? Лита, вздохнув, вновь обратила взгляд к водной глади, погрузившись в бережно хранимые воспоминания.       Как обычно, на исходе месяца Кровавой луны Лита и Мелис вернулись в академию к началу очередного триместра и первым делом отправились за книгами. Литу всегда отличала страсть к познанию, да и Мелис тоже любил читать, так что в библиотеку они наведывались одними из первых. Смотритель библиотеки, старенький Иль-Зорхан, их прекрасно знал, всегда рад был видеть и не прочь поболтать. Двойняшки собирались, как всегда, рассказать старому магу за пиалой чая, как и где они отдыхали на этот раз, что прочли и что теперь хотят почитать.       К их удивлению, Иль-Зорхана не оказалось на привычном месте. Вместо него на ковре, со всех сторон окруженном стопками книг, сидел другой маг, совсем молодой и незнакомый. Услышав шаги близнецов, он поднял голову от книги, которую лениво листал: — О, первые посетители... Добрый день, — и, встав, чуть склонил голову в приветствии. Так обычно здоровались с учениками все магистры.       Лита точно помнила, как в тот момент у нее екнуло сердце. Звучит, конечно, немного глупо, но ведь так оно и было! Замерло на миг в странном предвосхищении... и застучало дальше. Хотя, в общем-то, в незнакомом магистре не было ничего особенного. Он был хоть и старше, но ненамного. Такой же высокий, как и Мелис, но не так широк в плечах. Черные, слегка вьющиеся волосы выглядывали из-под белого тюрбана и опускались чуть ниже плеч. Он был одет в белую тунику, бишт сдержанно-синего цвета и синие же шаровары — словом, очень неброско для мага Серебряных Городов. Даже неизменные артефакты были серебряными, с белыми или синими самоцветами. И глаза у него тоже были синие. Очень красивые и глубокие. Лите тогда было шестнадцать. Лучшего возраста, чтобы влюбиться, сложно придумать.       Мелис как ни в чем не бывало заговорил с незнакомцем: — Мир вам! А где Иль-Зорхан? — Тот маг, что служил здесь раньше? Решил, что уже слишком стар, чтобы здесь работать, и отправился на заслуженный отдых в свое имение. Так, по крайней мере, мне сказали. — А вы кто? — Я? Белкет, зашел ознакомиться с литературой последних поколений... — и, глядя на удивленно вытянувшееся лицо юноши, усмехнулся. — Очевидно, я магистр и новый смотритель библиотеки. Меня зовут Келлор. — Келлор... — Мелис сделал неопределенное движение руками, словно бы прося продолжения. — Магистр Келлор ибн Михаэль Лассаби. — А, — снисходительно отреагировал Мелис, уже прекрасно умевший разбираться в замысловатых именах взрослых жителей Серебряной Лиги. Значит, рожден в Империи Грифона, в герцогстве Волка и, скорее всего, маг в первом поколении. Все просто и ясно.       Магистр не обратил на его не слишком почтительную выходку никакого внимания — видать, к подобной реакции уже успел привыкнуть: — А вас как зовут? — Я Мелис, а это вот Лита... Эй, Лита, ты там уснула, что ли?       Лита, сообразив, что она до сих пор стоит, молчит и пялится на восхитительного мага, смутилась, залилась краской и склонилась в вежливом приветствии: — Здравствуйте. — Задумалась, — пояснил брат. — С ней бывает. — А вы... — Келлор указал сперва на одного ученика, потом на другого, приметив их явное сходство. — Брат и сестра. Близнецы. — И оба с Талантом? — Ага. — Большая редкость, — заметил маг. — Все так говорят, — пожал Мелис плечами. — А по мне, так ничего особенного... — Так чего вы хотели? — наконец спросил Келлор. — Получить артефакты Сар-Иссы, — сказал юноша. Библиотекарь вопросительно поднял брови, на что Мелис снисходительно сообщил: — За книжками пришли, — и довольно добавил: — Очевидно.       Лита и раньше была в библиотеке частой гостьей, а теперь стала читать еще больше. А как иначе, раз другого повода встретиться с Келлором у нее не было? Он, конечно, еще читал лекции по истории Империи, но прошлое других государств изучалось на младших курсах, Лита и Мелис уже благополучно прослушали их пару лет назад. Так что иного шанса увидеться с чародеем, что занимал место в ее сердце, у ученицы не было.       Келлор просто не мог не обратить внимания на постоянную посетительницу. Конечно, с его появлением девочки стали заглядывать в библиотеку куда чаще, чем прежде — неудивительно, хранитель книг был новый и взрослый маг, но совсем еще молодой, всего пару лет назад окончивший академию, а большинство прочих магистров уже разменяли сотню лет. Но касательно этого и закон был всем известен, и при приеме на работу ему напомнили еще раз: никаких связей с адептами. Ничто не должно отвлекать юных будущих магов от процесса познания. Между собой пусть заводят и делают что угодно, таков уж возраст — научные исследования еще много веков назад показали, что искоренить чрезмерную и зачастую безрассудную тягу к противоположному полу, присущую всем людям в юности, не затронув личности, не получится. Пусть влюбляются, раз с этим ничего не поделаешь, но потакать обучающимся ни к чему. Никаких связей со взрослыми магами, юноши живут отдельно от девушек, одинаковая форма одежды — уныло-синие мантии (цвет не случаен, он помогает концентрироваться, не отвлекаться на пустяки и лучше сосредотачиваться на обучении) и светло-серые головные платки, аскетичная пища, минимум наслаждений, труд на пользу общества, глубокие медитации. Ничто не должно мешать процессу внутреннего роста. Вот выучатся, выпустятся, станут магами и тогда смогут вкусить жизнь сполна. Среди адептов ходила глупая шутка про то, что они как некроманты, только наоборот: те сперва живут полноценной жизнью, а потом ограничивают себя во всем во имя служения Асхе; а адепты, пройдя через строгие лишения во время учебы, становятся магами и начинают полноценную и яркую жизнь...       Так или иначе, запрет существовал и был непреложен, и Келлор о нем прекрасно помнил, пресекая все попытки учениц. Но когда Лита о чем-то спрашивала, было сразу видно, что книги она берет не просто так, а действительно читает, и спрашивает не потому, что хочет просто поболтать, а потому, что ей действительно интересно стороннее мнение на их счет. Откуда ему было знать, как тщательно девушка продумывала, как себя вести и что сказать, чтобы ни словом, ни жестом себя не выдать? Ни в коем случае нельзя было, чтобы он понял, ведь если догадается, то всему конец. Можно будет забыть о тех минутах, что они проводят вместе, беседуя о тех или иных трактатах, делясь мнением по поводу древних манускриптов и выстраивая самые невероятные теории о толкованиях пророчеств. Можно будет забыть о коротких, но оттого не менее волшебных путешествиях к самому сердцу библиотеки за очередным древним свитком. О, эти моменты были поистине бесценны, когда шум академии сменялся тишиной, нарушаемой лишь звуками их шагов, яркий день оборачивался полутьмой, насыщенной запахами вездесущей песчаной пыли и старых книг, — пергаментам был вреден яркий солнечный свет, и потому в библиотечной башне не было больших окон, только тонкие вертикальные прорези, чтобы не застаивался воздух. Там, в этом царстве знаний, тишины и покоя, время будто бы останавливало свой бег, и во всем мире, кроме стоявших повсюду книг, оставались только они двое. Конечно, подъем на верхние ярусы библиотеки обычно не разрешался адептам, но, правда, и не запрещался. Лита пришлось много читать, много спрашивать и еще больше слушать, чтобы заслужить это право.       Она не просила о большем: куда уж ей, ученице, ничем не примечательной и не выдающейся, тягаться со всеми красавицами Аль-Сафира, доступными взрослому магу... Ей достаточно было просто быть рядом. Слушать голос, любоваться, чувствовать, иногда, как бы нечаянно, прикасаться... И потом бережно перебирать в памяти эти незначительные, но для нее счастливые мгновения, словно драгоценные жемчужины.       Все это длилось достаточно долго. Лита взрослела, переходила с одного курса на другой, из ученицы стала адетпом, но ничего не менялось: даже оставаясь безответной, влюбленность не проходила. Но, видимо, человеческие чувства, подобно волшебной энергии в известном всем законе Сар-Аггрета, имеют свойства влиять на то, на что направлены, потому что постепенно Лита стала замечать... что-то. По отдельности ничего не значащие, но чуточку иные, чем прежде, жесты, взгляды, иногда проскальзывающие фразы...       И Лита, наконец, осмелилась. На традиционном для всех курсов вечере в честь окончания триместра подошла к любимому магистру и робко спросила, не откажется ли он с ней... потанцевать? В этом не было ничего такого: женщины среди магов встречались редко, а в академиях работали еще реже; поэтому иногда магистры танцевали с ученицами, если им хотелось присоединиться к общему веселью.       Келлор, смерив ее странным взглядом, ответил отказом. Не грубым, конечно, в своей привычной несерьезной манере. Но оттого отказ не перестал быть крахом всех ее робких надежд, не стал менее обидным и горьким! Одни Драконы знают, каких сил стоило Лите не расплакаться на месте, а, коротко кивнув, уйти, как будто ничего не произошло.       Потом был, как обычно, месяц отдыха в одном из прекрасных оазисов Сахаар — все те же исследования, что запрещали ученикам отвлекаться от учебы на всякие глупости, гласили, что недолгие перерывы в обучении жизненно необходимы, иначе молодые маги устают, начинают хуже усваивать материал, и плодотворность обучения падает, поэтому трижды в год адепты прерывали занятия и отправлялись отдыхать. Счастливчики, рожденные в Серебряной Лиге, могли поехать домой, к родственникам, а остальные отправлялись в оазисы, щедро разбросанные по пустыне. К воде, чистому свежему воздуху и живой природе, подальше от суеты и искушений парящих городов, словом.       В начале триместра Лита, как обычно, пришла в библиотеку, и встретили ее тоже как обычно. Она попросила принести очередной том трудов очередного почтенного мага. Келлор, кивнув, направился в лестнице, а она осталась стоять на месте. Минуты наедине, пустая надежда... Зачем все это? Глупо, совершенно по-детски и зря. Ей не на что рассчитывать, да и кто она пока что такая? Очередная неприметная адептка, только и всего... Но Келлор, увидев, что Лита стоит на месте и не собирается идти с ним, спросил: — Не составишь мне компанию?       Она вообще-то не собиралась — зачем лишний раз душу бередить? — но решила, что все-таки сходит. В последний раз, а больше не будет. Вообще в библиотеку не придет, будет Мелиса за книгами присылать.       Книга, которую просила Лита, была редкой, старой и располагалась где-то на верхних этажах башни, но, поднявшись всего на несколько лестничных пролетов, чародей остановился. Светильник выпорхнул у него из рук и завис над потолком, освещая небольшую площадку перед очередным залом с книгами. Келлор обернулся, смерил девушку внимательным взглядом и, глубоко вздохнув, сказал: — Есть разговор.       Сердце Литы камнем упало куда-то вниз. — В этом... нет нужды, магистр, — вежливо поклонилась она, чтобы скрыть выражение лица. — Говорить нам не нужно, я и так все понимаю.       И повернулась, чтобы поскорее сбежать отсюда по бесконечным ступенькам вниз, чтобы не знать и не слышать того, что и сама прекрасно знала. Ну что он может ей сказать? Что она ему не интересна и не нужна?       Но Келлор неожиданно поймал ее за руку, не дав уйти: — Да постой ты! — и, притянув к себе, не стал ничего говорить и ей тоже не дал. А просто взял и поцеловал ее, ошеломленную и растерянную, прямо в губы. А потом, отстранившись, но не отпустив, сказал тихо и ласково: — Ты права. Говорили мы с тобой и так достаточно.       И похоже было, что ни то, что она еще адепт, ни то, что Лита целоваться не умела и просто стояла, ошарашенная, даже не разжав губ, его совершенно не смутило.       Конечно, потом все стало еще сложней. Это только раньше Лите казалось, что изнывать от безответного чувства тяжелей, чем знать, что тебе отвечают. Но оказалось, что скрывать грусть и тоску было куда проще, чем радость и восторг, которые ее переполняли, особенно в первое время. К счастью, у Литы не было близких подруг, которым она бы доверяла все свои сердечные дела, а только несколько друзей из сокурсников, которые были по-мужски нечувствительны к таким мелочам. Мелис-то сразу заметил, что сестра, приходя из библиотеки, сияет от радости не хуже, чем лучезарная глория, и, конечно же, очень скоро все из Литы выудил и узнал. Пришел сперва в ужас, а потом в возмущение. Нет, про то, что сестра сходит с ума по Келлору, он, конечно, знал, но и предполагать не мог, что тот не просто тоже втрескается в нее, но и окажется настолько то ли безмозглым, а то ли смелым, чтобы вот прямо в стенах академии... Ух!       Мелис не знал, что делать: рассказать не получится, сестре тоже достанется, с Литой разговаривать бесполезно, но оставлять без внимания такое тоже нельзя! Поэтому он пришел в библиотеку и, отыскав там Литину любовь всей жизни, сурово заявил: - Я пришел поговорить насчет моей сестры.       Но Келлор, негодяй, сделал вид, что не понимает, о чем речь: — О чем ты, Мелис? У Литы все в порядке, к ней нет никаких претензий. Она все книги возвращает в срок и в отличном состоянии. — Я все знаю, — попытался адепт еще раз, сдвинув брови и стараясь выглядеть как можно более сурово. Но молодой магистр ответил, как всегда: — Всего даже сам великий Сар-Илам не знал... Хотя можешь обрадовать этим фактом кого-нибудь, кто оценит. — Вы должны это прекратить! — вышел юноша из себя. — Прекратить что? — Келлор был спокоен, как медитирующий старец. — Я по-прежнему не понимаю, о чем речь. — Да всё вы... — сердито сплюнул Мелис, поняв, что и здесь его слушать не намерены. Поэтому и не стал договаривать, а только пригрозил: — Если с ней... чего-нибудь, я тебя, — сделал выразительную паузу, — прибью.       Келлор кивнул: — Буду в курсе, — и хоть он говорил серьезно, глаза его смеялись. Как Мелису казалось, он насмехался над юным адептом и всеми его тревогами с высоты превосходства старшего над младшим.       Мелис сурово сжал губы, но ничего больше говорить не стал, хотя многое хотелось, а просто пошел к выходу из чертога. — Мелис, — окликнул его Келлор. Юноша, уже отворивший дверь, все-таки остановился и обернулся. — Тебе не о чем волноваться.       На что Мелис только фыркнул в ответ и ушел. Не о чем волноваться, как же! Он там ее... трогает! И целует! И ладно если только трогает и целует, тьфу, даже думать не хочется!       Мелис, не переставая, пытался образумить сестру весь остаток учебного года, но так в этом начинании и не преуспел. Правда, его мрачные пророчества не оправдались: эти двое при посторонних вели себя очень прилично (если не считать случая на выпускном, когда его безрассудная сестричка опять попыталась вытащить Келлора танцевать, но у того, к счастью, хватило ума отказаться) и никто так ничего не понял и не заметил. Но зато оправдались самые худшие ожидания, потому что учебный год-то закончился, обучение Литы в академии — тоже, а вот роман с Келлором — нет.       Они с сестрой, наконец, стали взрослыми магами, полноправными гражданами Серебряной Лиги. Получили право к имени, данному при рождении, добавлять гордое «бинт Джора ум-Сафийри», что каждому сведущему говорило о том, что они маги уже не в первом поколении и закончили академию столицы. Сменили строгие ученические мантии на разноцветные одежды и яркие артефакты и переехали, наконец, из башен для адептов при академии в дом, ранее принадлежавший их матери. Мелис вступил в ряды городской стражи — для молодого мага клинка в мирное время лучшей работы было не найти, а Лита решила идти тропой познания, то есть остаться в академии, заниматься исследованиями в области боевой магии и учиться дальше. Мелис пытался ее отговорить, уверяя, что класть свою жизнь на алтарь познания в столь юном возрасте глупо, но Лита настояла на своем, и брат сильно подозревал, что причина была вовсе не в любви девушки к науке — в конце концов, она не волшебницей была, а боевым магом, — а в том, что в при академии была библиотека, в которой работал Келлор. Которого, в отличие от унылых мантий и прочих прелестей жизни адептов, Лита не собиралась оставлять в прошлом, чем приводила брата в сильное негодование.       В общем, нормальными и человеческими отношения Келлора и Литы даже после выпуска так и не стали, все было почти как прежде. Лите даже нравилось выскальзывать из дома под покровом ночи, тихо, чтобы брат не проснулся. Или днем, во время дежурств Мелиса, пробираться по улочкам Аль-Сафира, по самые глаза укутавшись в накидку, чтобы брат не узнал, если случайно встретит. Внимательно вычислять его отсутствие дома, чтобы можно было спокойно побыть с Келлором вместе. Забегать в библиотеку, как прежде, и, убедившись, что никого нет, торопливо и быстро целовать любимого, торжествуя, что можно позволить себе все то, о чем прежде не смела и мечтать. Все это придавало их отношениям привычный вкус запрета и тайны.       Нельзя сказать, что Келлора все это устраивало. С одной стороны, отношения с Литой были замечательно свободны и необременительны, в них не было упреков за немытые пиалы и унылых обязательств вроде похода на рынок каждый выходной. А с другой стороны, прятаться ему изрядно надоело. В общем-то, на Литиного братца и его реакции чародею было плевать. Он не раз порывался все с Мелисом обсудить и как-то разрешить сложившуюся ситуацию, но Лита каждый раз отговаривала его. Она прекрасно знала, что мирного разговора с братом не получится. Он обязательно вспылит, будет вопить, бросаться оскорблениями, а то и драться полезет... Нет уж.       С момента их выпуска прошло несколько месяцев, когда Келлор на одной из встреч сообщил о том, что ему приказывают отправиться в Поход Очищения. Лита от таких вестей расплакалась: любая разлука казалась ей вечной и невыносимой. Конечно, вскоре она смирилась — не оспаривать же распоряжения капитолия. А потом решила, что дома сидеть, пока любимый рискует жизнью, не станет и отправится в путь вместе с ним.       О своем выборе она не сожалела ни мгновения... И даже умей Лита предсказывать будущее и знай, что ожидает ее на пути, своего решения бы не изменила. Влюбленным и юным, увы, не свойственны ни здравомыслие, ни рассудительность.