Ответный укус

Обычно интуиция не подводит Уэсли - должно быть, история с маской сделала его слегка рассеянным, притупив бдительность. Конечно, подмешивая какую-то дрянь в его вино - весьма креативно, как раз в духе русских, - этот идиот Владимир не задавался целью убить его. Но до сих пор в общении с русскими Уэсли проявлял куда большую осторожность. Его толкают на грязный матрац, и он морщится, зачем-то пытаясь представить, когда в последний раз менялись чёртовы простыни. Интересно, догадывается ли Владимир, насколько нарочитой выглядит эта попытка унизить его достоинство? Неужели он думает, что после этого Уэсли больше не осмелится появиться рядом со своим работодателем? Что ж, лучше бы он подумал о том, какой ад ждёт его самого, когда всё это закончится. Когда Уэсли вернёт контроль над своим телом. Он слышит, но больше чувствует, как рвётся его одежда - плюс один к списку вещей, за которые русскому придётся заплатить: это был его любимый костюм. Забавно, Владимир всерьёз полагает, что с Уэсли никогда не происходило ничего подобного. Ты можешь плакать, можешь пытаться сопротивляться, но много лет назад он понял одну вещь: это именно то, чего они хотят. Вид твоей боли, твоего страха, твоей беспомощности придаёт им сил и тешит их самолюбие. Сквозь наркотический туман Уэсли ощущает, как руки Владимира блуждают по его телу, как грязь, соскальзывающая с чужих пальцев, прилипает к его коже. Ему становится трудно дышать, и он объясняет это действием препарата. Он поворачивает голову, пытаясь сделать медленный глубокий вдох, но воздух в комнате насквозь пропитан парами алкоголя и сигаретным дымом. - О, да тебя накрыло...всё-таки. - Слушая, как Влад коверкает слова, трудно было сказать наверняка: он настолько пьян или всё дело в ужасном акценте? - Что, уже не смотришь свысока, как раньше? - На самом деле, сейчас я достаточно "высоко", и это твоя заслуга. Влад хватает Уэсли за волосы и, чуть потянув на себя, бьёт наотмашь по лицу. Из разбитой губы течёт кровь. Уэсли улыбается, обнажая окровавленные зубы, а потом плюёт в лицо Владимира. - Он убьёт тебя, - смеётся Уэсли, и он абсолютно уверен, что это действие наркотика. - В отличии от тебя, я так не думаю, - Влад снова толкает его на матрац, потом плюёт на ладонь и смазывает свой член. Даже для такого непроходимого болвана, как Владимир, это просто верх тупости. Что ж, чем дольше ты работаешь с животными, тем больше вероятность, что рано или поздно тебя укусят. Но многие из тех, с кем ему приходится иметь дело, забывают, что Уэсли способен укусить в ответ, в противном случае он не был бы правой рукой своего работодателя. И не только правой рукой. Не собираясь кричать, доставляя удовольствие своему мучителю, он прикусывает губу до крови. Влад груб и небрежен в сексе, но его не должно это удивлять, учитывая, сколько беспорядка во всех остальных аспектах его жизни... с какой стати секс стал бы исключением? Впрочем, молчание Уэсли только злит русского, который с остервенелой жестокостью вбивается в его неподготовленное тело - он абсолютно уверен: ему понадобится медицинская помощь, когда всё закончится. Но это просто ничто в сравнении с участью, которая ждёт Владимира. Омерзительные звуки, исторгаемые его насильником, расходятся волной мурашек по коже, Уэсли почти физически ощущает, как грязь просачивается внутрь через каждую микроскопическую пору на её поверхности. Но каким бы сильным действием не обладал этот дикий коктейль, отравлявший его организм, заставляя по-иному воспринимать ход времени и почти верить в то, что его мучения будут длиться вечно, Уэсли был совершенно уверен, что Влад даже не возбудился полностью... Возможно, последнюю мысль ему не стоило произносить вслух: последовал мощнейший удар по рёбрам - по меньшей мере одно из них точно было сломано. В конце он получает очередную порцию избиений и плевок в лицо, его очки валяются разбитые где-то на полу, и этот факт расстраивает его куда сильнее всего остального. Он всё ещё не может пошевелить пальцами. Он чувствует отвращение и отчётливое желание спалить этот мир. Когда к Уэсли наконец-то возвращается способность двигаться, он подбирает с пола клочки своей одежды - кретин забыл отобрать у него телефон и бумажник... Снова эта раздражающая небрежность. Джеймс звонит Фиску, и рассказать ему о том, что произошло, оказывается труднее, чем он ожидал. Но всё, о чём он должен думать, это разрешит ли ему Фиск сделать то, что он хочет, когда узнает о планах Уэсли. После некоторой вполне оправданной, но не слишком характерной для Фиска суеты, он решает взять больше своих людей. Дорога до склада, или где там, ради всего святого, находился Джеймс, не занимает у Уилсона много времени - он благодарит Бога за GPS на своём телефоне. Уэсли уже видел прежде это выражение тихой ярости на лице своего работодателя: когда кто-то позволял себе заговорить о его матери или доставлял какие-либо неудобства... этот взгляд заставлял кровь стыть в жилах Джеймса. Хотя, если быть честным, в данный момент он не испытывал ничего подобного. Уилсон привёз ему одежду и их личного врача: никаких больниц и полиции - они всё уладят самостоятельно, и с этим Джеймс был абсолютно согласен. Он не ошибся по поводу сломанных рёбер и, как оказалось, ещё и копчика, который причинял куда больше боли и дискомфорта, чем рёбра. Он терпеливо ждёт, пока доктор занимается его повреждениями - всё это время Фиск не сводит с него глаз. Его работодатель даже достаёт запасные очки Уэсли из кармана своего пальто. Когда врач заканчивает с Джеймсом, Фиск отказывается везти его домой и решает доставить в свой пентхаус. Джеймс надевает очки, и мир вновь обретает чёткость, с которой как будто приходят в порядок некоторые из бурлящих внутри него чувств. Всё, о чём он в состоянии думать сейчас, это душ в пентхаусе и захочет ли он вообще выходить из него. Они молча садятся в машину: их отношения никогда не были многословными в присутствии посторонних. Но когда Фиск смотрит на Уэсли, и его большой палец касается разбитой нижней губы Джеймса, что-то звериное вспыхивает в его глазах. - Я единственный, кому позволено отмечать тебя, - его голос, подобно раскатам грома, проносится по салону. Их водитель Фрэнсис не произносит ни слова - они знают, что могут полностью доверять ему. Джеймс пожимает плечами. - Я не хотел, чтобы он...- всё, что он способен произнести, внося хоть какую-то ясность. - Я знаю это, здесь нет твоей вины, - Уилсон шумно выдыхает. - Даже я никогда не заходил так далеко. Губы Уэсли слегка вздрагивают. Он откидывается на сидение, всё ещё ощущая опьяняющее действие наркотиков. - Что ж, на самом деле Вы никогда и не пытались причинить мне боль. Он чуть морщится, когда колёса наезжают на ограничитель скорости. - Никогда, - кивает Уилсон. Видя, как Уэсли морщится, он чуть повышает голос: - Фрэнсис! Веди аккуратнее. Пальцы Фиска мягко проводят по его ранам, словно пытаясь стереть чужие отметины своим прикосновением. - Как бы ты хотел разобраться с этим? - спрашивает он, и Джеймс понимает, что сейчас его ждёт приятный сюрприз, потому что в этот самый момент машина проезжает мимо пентхауса и направляется к докам. Уэсли сейчас не в том состоянии, чтобы по достоинству отблагодарить босса за столь шикарный подарок - его слегка трясёт, когда настойчивые пальцы Фиска касаются его тела... но он довольно быстро расслабляется, освобождая Уилсона от необходимости остановиться. Есть что-то успокаивающее в прикосновениях мужчины, и всё же он предпочёл бы сконцентрироваться на этом позднее, после душа или продолжительной ванны. Оба варианта звучат одинаково заманчиво. - Пусть это будет медленно, - произносит он, облизывая губы. Во рту до сих пор сохраняется привкус меди: медленно заживающие ранки неприятно стягивают нежную слизистую - проводя по ним языком, он испытывает довольно странное ощущение. - Это то, что я хотел услышать, Джеймс. Я положил в багажник твои инструменты - если желаешь... Но я не обещаю, что смогу долго сдерживать себя. - А это именно то, что хотел услышать я, сэр. Он не глуп и прекрасно понимает, что от русского ему понадобится гораздо больше, чем может позволить Фиск, но ведь и он никогда не был приверженцем стандартных методов решения проблем. Он знал это с того самого дня, когда, будучи ребёнком, обнаружил у себя пристрастия, которые больше никто не разделял. Его израненные губы кривятся в хищной ухмылке, когда они наконец-то заходят на склад и в центре комнаты его взору открывается восхитительная картина подвешенной за запястья жертвы и чуть поодаль - стола с разложенными на нём некоторыми из любимых игрушек Уэсли.