Завоюй моё сердце

      Рин теперь больше не захаживал и даже не звонил, но Мики и не думал обижаться. Он понял, что началась летняя сессия, а в такие периоды его друг впадает в книжную спячку, не видя перед собой ничего кроме необходимых для очередного зачета источников информации. Аки всё больше был занят общением со своими друзьями как по интернету, так и в жизни с теми, кто приходил его навещать. Мики мысленно был рад за него, глядя, как тот сияет, снова погружаясь в свою стихию скорости. Просто стало чуточку одиноко. Совсем чуточку.       Мики жутко скучал по радио. Пусть ночью его особо никто и не слушал, но по ту сторону эфира казалось, что юный ди-джей вовсе не в пустоту бросает слова и музыку. Даже от этой иллюзии становилось на душе тепло. Оттого и так сильно хотелось вернуться в тесную норку студии, что хоть на стенку лезь. Как бы ни пытался Мики скрыть это грызущее его изнутри одиночество за привычной мягкой улыбкой, у него на лице было написано огромными буквами: «Пожалейте меня, кто-нибудь, срочно!»       На обходе даже Юу не выдержал, когда встретился взглядом с жалостливыми глазами Мики, словно у больного, обреченного, брошенного всеми под холодным дождем котенка. Тяжело вздохнув, он поинтересовался в обычной своей манере, не знавшей, что такое деликатность:       — Что, выгнал, я смотрю, однокурсника своего?       Глаза Мики стали ещё более жалостливыми.       — Нет, я не выгонял, — однако говорил парень вполне спокойно. — Ему некогда. Сессия началась.       — А я вот только похвалить тебя хотел, что правильно сделал. Нефиг шастать тут всяким… — Юу казалось, Мики сейчас расплачется, как маленькая девчонка, у которой собрались единственную конфету отобрать. Ещё отвернулся так демонстративно, губки поджал. Впервые в жизни доктор почувствовал, что перегнул палку своими словами. До этого совесть в нем, как и чувство меры, дремали вечным, беспробудным сном.       Ничего в ответ Мики не сказал. А что он мог сказать врачу, которого не прошибешь ничем, который циничен настолько, что над «Титаником» только смеяться будет. И в конце концов, это личное дело Мики, кто приходит к нему, кто нет, нечего Юу лезть куда не просят.       — Эх, брат, — хлопнул соседа разгипсованной рукой счастливый, быстро идущий на поправку Аки, — ты держись. Одиночество ведь и не такая уж плохая штука, если подумать. Я вот, когда моя девушка на учебу в Штаты укатила, как из воды вынырнул и воздуха глотнул! А то она запрещала мне на гонки ночные выходить, прикинь…       Продолжая весело тараторить, Аки и не ведал, что сейчас спас друга от хандры, растущей в душе не по дням, а по часам. Неплохая штука, значит, одиночество? Так говорят только те, кто его не ведал никогда. Снисходительно улыбаясь, Мики слушал соседа, но думал о своем. И прежде всего о скорой дате своей выписки…       Перед тем, как уйти с работы, в палату снова пожаловал Юу. Строго посмотрел на полную тарелку с ужином, стоящую на прикроватной тумбочке у Мики, и готовый метать молнии двинулся к нему.       — Немощный, ты какого черта не жрешь? Я и так трещины в твоих костяшках через кожу вижу! Быстро взял тарелку и сожрал всё до последней крошки! Проверю, — прорычал он и, когда Мики молча забрал тарелку, положил на тумбочку пакет с фруктами.       — И это тоже чтоб сожрал до утра. Всё. Вздумаешь раздавать — узнаю, и до выписки ты у меня не дотянешь!       Но Мики вдруг недовольно свел брови и буркнул, строго глядя на врача:       — Мне ничего не надо. Тем более от вас.       — А тебя, медузообразное, никто и не спрашивает. Ешь давай. Займи рот более полезным делом.       — А я говорю, мне ничего не надо. Нечего проявлять свою псевдо-заботу ко мне. Лучше, вон, бабушке из шестой палаты отнесите… — договорить Мики не смог. Подняв глаза на грозную фигуру врача, стушевался и тихо буркнул себе под нос, искренне надеясь, что тот не услышал. — Сам отнесу.       — Я. Сказал. Ешь, — вколачивал слова Юу. — Сейчас. При мне.       Усевшись на край кровати Мики и сложив руки на груди, он внимательно смотрел прямо в светло-карие глаза паренька, отражавшие ничуть не меньшее упрямство. С пару минут шел их безмолвный бой, и наконец Мики сдался, начав есть свой ужин.       — Минимум два апельсина ты съешь при мне. А ты, — Юу повернул голову к вздрогнувшему от неожиданного обращения Аки. — Ты проконтролируешь, чтобы этот немощный не раздавал потом то, что я принес.       Мотоциклист, сглотнув, только кивнул в ответ.       — Может, вы ещё с ложечки кормить меня будете? — усмехнулся Мики, но тут же пожалел, что не удержал эту фразу в мыслях.       Юу свирепо скрипнул зубами, мысленно досчитал до десяти — говорят, это помогает пережить проявления врожденного дебилизма окружающих, — а затем прорычал:       — Буду. Сломаю тебе руки за твои долбанные ухмылки и буду кормить с ложечки. Нравится такой расклад?       Мики мотнул головой и молча принялся чистить себе апельсины.       Тем временем в палату заглянула медсестра, принесла очередную порцию таблеточек на ночь и удивленно покосилась на врача. Натянув на лицо полную дружелюбия улыбку, она поинтересовалась:       — Такано-сенсей, а вы ещё не ушли? Я думала, у вас уже закончилось сегодня дежурство…       Юу метнул в ее сторону буквально испепеляющий взгляд.       — Ушел, клона вместо себя оставил. Таблетки раздала? Брысь отсюда!       Дожевывавший апельсиновую дольку Мики безмолвно смотрел вслед уходящей медсестре так, словно она была его единственной надеждой на спасение от происходящего безумства. Но, увы, пора было привыкнуть, что в борьбе с твердолобым и деспотичным доктором каждый сам за себя.       Юу действительно ушел, только когда Мики осилил пресловутые два апельсина, больше мучить ни себя, ни пациента он не захотел и отправился домой. Задержка на работе ему даже пошла на пользу — не было пробок и добрался он до своей пустой квартиры меньше, чем за полчаса.       С чего бы ему, всегда грубому и хмурому, вдруг решить заботиться о каком-то студентишке? Во-первых, конечно, врачебный долг. Потому как Мики помимо полученных травм поступил ещё и с крайне истощенным организмом. Если б его не сбила та дамочка, кто знает, может быть он через пару шагов сдох бы на тротуаре. А теперь ещё и не ест почти. Вот что за идиот! Сам же себя доводит! Так что надо заставлять этого паренька жрать. Брал бы пример со своего соседа по палате! Этот, даже закованный по самую макушку в гипс, за троих жрать умудрялся.       Во-вторых, Юу не понаслышке знал, что такое одиночество. Полное одиночество. Когда Мики сказал, что он сирота, Юу невольно вспомнилось его собственное детство: рано покинувшая мир мать, пьющий беспробудно отец, избитая сестра, которую забрали в приют… По сути, он и сам был почти сирота, выживал самостоятельно, как мог, и выгрыз себе путь силой, став востребованным врачом, лучшим в своем деле. Отец умер именно тогда, когда Юу уехал на практику за границу. Последняя ниточка родства и надежды на существование родного дома в этом мире для него оборвалась с пронзительным звоном. Фиктивная жена, с которой он расписался, только чтобы получить разрешение на вылет в Штаты, естественно, не желала видеть его в своем доме, но хотя бы помогла найти съемную квартиру, в том же доме только на этаж ниже. Создавалась даже некая иллюзия семейной жизни, когда она каждое утро приходила готовить измученному молодому врачу завтраки. Но и эта ниточка резко оборвалась, когда однажды она застала Юу в постели с парнем. Шутку про «осмотр на дому» не оценила и подала заявление на официальный развод, не желая иметь никакой связи с, по ее выражению, «грязным гомиком». С тех пор ни одни отношения Юу не длились дольше пары ночей. Лишь одна девушка осмелилась с ним жить, но через месяц съехала с настолько бурным скандалом, что молодой врач вылетел из больницы. А когда его снова приняли — пошел слух, будто он с сыном главного врача спит, хотя на самом деле Юу даже в глаза его не видел. Но, кто ж его знает, может он и был одним из тех, кто попался врачу в одинокую ночь под острый приступ спермотоксикоза. В любом случае, куча неприятных слухов и сам скверный характер Юу лишили его друзей и семьи. Заходя в пустую квартиру, где ночевал и то изредка, он отчетливо ощущал, что ему не хватает кого-то, кто вышел бы его сейчас встречать с улыбкой на лице…       «Собаку себе завести, что ли? — размышлял он, бросая вещи на пыльный диван. — Жаль тваринку, сдохнет же от голода, пока я по дежурствам шляться буду. Или соседи отравят… гады ж последние».       Он понимал такого же одинокого Мики, и не уставал удивляться тому, как этот мальчишка, будучи на свете совсем один имеет силы улыбаться и прощать других, тому, что он совсем не зол на мир за свое одиночество. Странный какой-то. Точно основательно головой об асфальт ударился…       Поймав себя на том, что снова думает о Мики, только уже не с тихим бешенством, а с умилением, Юу чертыхнулся. Приготовив на скорую руку ужин, наконец-то он позволил себе расслабиться перед монотонным зудением телевизора, вещавшего о спортивных новостях и не заметил, как, запрокинув голову на спинку дивана, отключился.       Но его приятную дремоту прервал рев Металлики — зазвонил мобильник. Юу успел вспомнить все ругательства, какие только знал, за то время, пока до него дотягивался.       — И какой бляди я понадобился в два часа ночи?       — Мне, — произнес усталый голос главного врача. — У нас ЧП. Ты очень нужен.       Мики и не подумал слушать вопли Аки о том, что Такано-сенсей снесет ему голову за эти чертовы фрукты.       — Не снесет. Он даже не узнает, если ты будешь молчать. На, держи лучше апельсинку. А я пойду других угощу. Не переживай, я оставил себе неприкосновенный запас, — утешил его Мики, но Аки, схватив апельсин, со стоном сполз на подушку.       — Делай как знаешь. Если что, я пытался тебя остановить, но в тебе внезапно проснулся халк, и ты снес все преграды на своем пути.       — Договорились, — засмеявшись, ответил Мики и покинул палату, оправляясь к ближайшим своим соседям делиться угощением.       Едва успел он до отбоя, чтобы не попасться на глаза медсестрам, быстро запрыгнул в свою койку и усиленно изображал спящего, пока приходили контролировать. Но сон не шел. Мысли роились и гудели в голове, словно надоедливые насекомые, отчего сон убегал подальше, оставляя Мики наедине с ними. Потому одним из первых он уловил быстрые шаги и возню в коридоре.       Всхрапнув, открыл глаза и Аки, недовольно покосившись на дверь, звуки за которой мешали нормально окунуться обратно в негу сна.       — Чего хоть там? — тихо пробурчал он.       — Не знаю… — Мики встал и приоткрыл дверь, глядя на то, как по коридору к лестнице одна за другой везли кушетки, а за ними бежал наспех надевающий свой белый халат Юу.       В ту ночь произошло страшное: в больницу поступило почти полсотни детей после аварии, произошедшей с экскурсионным автобусом из Киото. Очень многие были в тяжелом состоянии, и Юу бегал из отделения в реанимацию и обратно третьи сутки к ряду. Его, как одного из лучших хирургов срочно рекрутировали в связи с экстренной ситуацией, и приходилось совмещать свои обязанности с тяжелыми операциями, забыв про еду и сон вовсе. Обходы он почти не проводил, оставляя все на парочку подчиненных ему интернов. Лишь иногда, при встрече в коридоре пересекался с сочувствующим взглядом высовывавшегося из палаты Мики и ловил себя на мысли, что скучает по этому длинному дураку и спокойным денькам в его обществе. А тот, похоже, обладал тайным умением читать мысли, раз уличил свободный момент в напряженном графике доктора и заскочил к нему в ординаторскую.       — Такано-сенсей, выпишите меня, — заявил он с порога.       Уставший Юу потер рукой глаза, решив, что длинная безмозглая палка в дверном проеме ему привиделась.       — Брысь отсюда, — почти шепотом брякнул он, заменив интонацию ярким размашистым жестом.       — Я серьезно. Я видел, как детей укладывали в коридоре… А так, хоть одно место освободится! Пожалуйста, Такано-сенсей! Я здоров, можете осмотреть меня и убедиться. Правда!       Юу слушал его, как сквозь сон, даже не замечая, что на его губах сейчас была какая-то странная, устрашающе-добрая улыбка. Добрая, но вымученная. Тяжело вздохнув, он опять махнул рукой.       — Иди в палату, Хлыст. Не дури. Здоров он, гляньте-ка. Иди, пока я из тебя больного не сделал.       Всё же Юу нравилось, когда Мики злился. Когда, как сейчас, поджимал он губы, сдвигал к переносице тонкие ниточки бровей, морщил нос и безмолвно играл желваками, будучи не в силах хоть как-то возразить.       — Да что Вам стоит, я не пойму… — разочарованно выдохнул Мики.       — Иди, я сказал, — гаркнул наконец Юу, но потом произнес уже спокойнее. — Не парься. Нормально всё будет с детишками.       Как ни странно, но то, как произнес доктор эти слова, вселило в Мики слепую надежду.       Спустя несколько минут он зашел ещё раз, передать врачу справку Аки, но застал Такано уже спящим прямо за столом с ручкой в руках. Прокравшись к кушетке, он стянул с нее плед, аккуратно накинул его на плечи врача и быстро прошмыгнул из ординаторской в свою палату. Ведь, каким бы Юу ни был, он заслужил хотя бы несколько минут покоя…