«Я торжественно любезен, и я торгую лампочками!»

      21:19. Чёрт, как бы я хотел остановить время, повернуть вспять!..       Выйдя из машины, Алекс сделал очень непривычное движение головой — поднял её, устремив взгляд в небо.       Но там уже не было того, что он искал. Вероятно, огненный диск уже успел закатиться — в любом случае, закатиться за двухметровую стену, что отделяла цивилизацию от диких земель.        — Неужели я опоздал? — только и смог прошептать он, беззвучно, одними губами.       С нарастающей паникой направился к вековому дубу, что врос рядом со стеной — тому самому дубу, который должен был благословить их. Благословить их на первый и последний закат вместе.       Алекс позвал самую необыкновенную, самую драгоценную девушку, самого родного человека на свете. Слова вырывались тяжело, летели обрывками.        — Хоуп… Хоуппи! Где же ты?!        — Прости… прости, я рвался к тебе, как мог, но… меня задержали. Где же ты, л?..       Слёзы текли против воли, а голова туманилась от чёрных мыслей, что, возможно, под этим небом он стоит уже один.       И наконец она вышла из-за дуба, который всё же благословил их.       — Долго, очень долго… Я боялась, ты уже не придёшь…       Он подбежал, обнял её и, целуя растрепавшиеся волосы, шептал снова и снова:        — Прости, родная. Но у нас всё ещё есть мы. Пока есть…       Сказать, что Хоуп была сама на себя не похожа — не сказать ничего. Её глаза, щёки и тело горело жгучим пламенем, возможно, оно спалило бы всех, кроме Алекса. Верхняя часть «одежды» была разодрана, образовывая декольте, оставлявшее не так много свободы воображению. Но важнее, что жар, казалось, сконцентрирован здесь в разы сильнее.       Горели неестественным жаром даже волосы, которые он целовал, и, казалось, слёзы, на секунду посмевшие появиться на её щеках, тут же исчезали и становились частью этого огромного неба.       Она схватила родную руку, и Алекс почувствовал, как девушку бьёт крупная частая дрожь.        — Мы ещё можем успеть! Подсади меня!       Не было времени спрашивать, удивляться и спорить. Алекс понял её недосказанные мысли и поднял над своей головой, чтобы Хоуп могла забраться на стену.        — Я вижу его! Оно ещё здесь! Как красиво… Прошу тебя — скорее, ведь это пламя мы должны разделить вместе!..       Алекс отошёл на пару метров от стены для разбега и, набрав неплохую скорость и беря в расчёт расстояние, подпрыгнул, зацепился руками за противоположный край стены. Родная рука пришла на помощь, хоть в этом и не было нужды — Алекс уже почти взобрался на стену. Ещё пара секунд — и они уже сидели вместе, обнявшись, борясь со сбитым дыханием, с чувствами, и отпуская всю свою жизнь до этого момента.        — Я счастлива, что мы здесь. Путь был долог и труден, но мы здесь… Я твоя… А ты мой… И этот огненный шар, что венчает наш союз… Это наш с тобой закат, только наш, — и, не в силах сдержать слёз, она плакала и целовала самого дорого человека в мире.        — Да, это наш первый и последний закат. Я счастлив, что я здесь, с тобой… Если бы я даже захотел, на этом месте я не мог бы представить никого, кроме тебя… Спасибо, родная, что ты со мной…       Но в этом мире счастье не длится вечно. Солнце уже почти закатилось за дикий хвойный лес, а позади слышны сирены и звуки машин преследователей.       Впереди — пятидесятиметровый обрыв до диких земель.       Они переглянулись — и все тревоги, страхи, переживания улетучились, и даже нервозность осталась в прошлом, догорела в очищающем закатном пламени.       Миг — и солнца уже не было видно на небе, но в глазах двоих людей ещё тлели четыре уголька настоящей огненной страсти.        — Я ТЕБЯ ЛЮ…       Слова Хоуппи прервал крик Алекса.        — И Я-А-А!       Слова звучали, пока в своей маленькой вечности они летели до диких земель.       Хотя, кто знает, может, слова любимых звучат даже после встречи с землёй, начиная новое падение с головокружительной высоты…       Только вырываются они не из горла, а источник их уже — не головной мозг…