Украв изящество у кошки

Они шагают по главной улице дистрикта: девушка, живо что-то рассказывая собеседнику, и парень, внимающий ее словам. Солнце задорно играет в ее светлых волосах, и он отвлекается на яркие блики в пепельных прядях. - И тогда, Мейсили... - смеясь продолжает Лилиан вдруг хмурит брови и, чуть тряхнув головой, спрашивает. - Ты меня слушаешь? Дасти? Его взгляд бежит навстречу ее глазам, и он неуверенно кивает. Вытирает потные ладони о брюки и чуть приподнимает уголки губ. Улыбка выходит кривоватой, но искренней, и Лилиан продолжает свой рассказ с не меньшим энтузиазмом. Парень разрывается между желанием впитывать в себя черты ее лица и пробовать высокий голос на вкус кончиком языка. Тембр у Роуз настолько воодушевленный, что кажется, в нем сквозит само солнце. На ней сегодня бирюзовое платье, а волосы струятся по плечам, изредка попадая в глаза, путаясь в порывах ветра. Мелларк находит ее очень красивой, парню нравится, как широко она улыбается и смешно морщит нос, рассказывая о том, чем увлечена. За этими мыслями он пропускает все ее повествование и витрину магазина с одеждой. - Я купила ту юбку здесь, - указывает Роуз пальцем на бледно-голубое здание, а Дастин растерянно поджимает губы, опасаясь, что денег ему все-таки не хватит. Конечно, он занял у Андерси приличную сумму, но и ее может быть мало - цены в этой лавке просто заоблачные. Поговаривают, что семья мэра и аптекаря - единственные в Двенадцатом, кто может позволить себе покупать там вещи. "Угораздило же тебя влюбиться в дочь самого богатого человека в дистрикта," - изредка шутит Льюис. Конечно, у него в этом смысле проблем намного меньше: Андерси нравится сестра Мейсили Доннер, Илинн, из семьи среднего достатка. Хрупкая, невысокая, но с такими понимающими глазами, словно она прожила сотни лет. Избранница Льюиса - истинное воплощение мудрости, а Роуз, скорее, женственности. Пекарю трудно описать ее всего одним сухим словом. - Ладно, пойдем поскорее,-Дастин небрежно передергивает плечами. - Мне еще нужно успеть приготовить новую партию хлеба на сегодня. Лилиан кивает, поднимаясь по ступеням. Ветер щекочет Дасти щеки, пока он спешит за ней. - Так ты помогаешь матери в пекарне? - спрашивает она, проходя внутрь. - Я никогда не видела тебя за прилавком. - Я пеку на кухне, предпочитаю не показываться перед покупателями. - Отчего же? - тон заинтересованный, что никак не сочетается с ее взглядом перепрыгивающим с одной вешалки на другую. У парня дыхание перехватывает, то ли от того, как она была бы прекрасна в каждой из этих вещей, то ли от их цены. "Такие магазины явно не по карману нашей семье,"- еще раз мысленно констатирует он. - Мы с матерью всегда распределяем обязанности. Один печет, другой - продает. За прилавком стоять все-таки легче, чем таскать связки дров, чтобы растопить печь. Я стараюсь взять работу потруднее на себя,- подводит Мелларк итог. С ней его слова дышат откровенностью, он не хочет от нее скрывать такие мелочи, но пока всё же осторожничает. Отвечает на вопросы, но лишнего не рассказывает. Она понимающе чуть наклоняет голову и покусывает губу. Дастин торопится сменить тему, пока Лилиан, заприметив ту самую коралловую юбку, спешит к стеллажу у противоположной стены. - А ты, наоборот, обычно у прилавка, да? Видел тебя пару раз. - Не припомню, чтобы ты приходил в аптеку, - Роуз смотрит исподлобья, наклонившись над вешалками, выискивая нужный размер. - А твоя мама изредка к нам заходит. Я смешивала для нее чайные сборы пару раз. - Да, она страдает бессонницей, -соглашается он. - Довольно давно. "С тех пор, как ушел отец." - мысленно добавляет он. Лилиан, наконец, снимает вешалку с нужной юбкой. Чуть переминается с ноги на ногу и протягивает однокласснику ценник. Дастин берет его в руки, приглядывается к цифрам в ярком свете из широкого окна. Этих денег хватило бы, чтобы кормить все торговые семьи хлебом целый месяц. Разочарование от стоимости покупки смешивается с удовлетворением от того, что собранных средств ему всё же хватило. - Не слишком дорого для тебя? - осведомляется Роуз, забирая вешалку из его шершавых ладоней. Вопрос отнюдь не звучит высокомерно или самодовольно, слова пугливы от смущения, что она испытывает. - Вовсе нет, - врет он. Лилиан облегченно выдыхает и потирает бледный лоб тонкими пальцами. Кожа у нее мраморная, матовая. Дасти замечает, что его собственные руки резко контрастируют с благородной бледностью ее запястий. Подростки идут к прилавку, Роуз выкладывает юбку, а Мелларк достает смятые купюры для оплаты. Хозяйка недоверчиво смотрит на пекарского сына- откуда у мальчишки взяться таким деньгам? Она едва ли злобно не прыснула, когда этот парень входил в ее лавку вместе с пышущей дороговизной Лилиан. Женщина крепко сжимает губы- они теперь совсем не заметны на лице- и принимает деньги. Заворачивает юбку в цветастый бумажный пакет и протягивает Роуз. Та благодарит ее с вымученной улыбкой, все еще чувствуя себя неловко от того, что Дасти пришлось на нее так потратиться. Конечно, она понимает, что для его семьи это огромные деньги. Мелларк отдает пакет в руки своей подруге, открывает перед ней дверь. Они оказываются на широкой торговой улочке, ветер щиплет Дасти за шею и щеки, нежно поглаживает Лилиан по плечам своими гладкими пальцами. Девушка чуть жмурится. - Надеюсь, что теперь я прощен за свою неуклюжесть,- улыбается он, одергивая футболку. Лилиан смущенно кивает. - Могу проводить тебя до дома, раз уж нам все равно по пути, - закидывает удочку парень, ожидая положительного ответа. - Я не против. Они бредут к аптеке той же дорогой, что и пришли. Лилиан рассказывает очередную забавную историю о сестрах Доннер. Они едва ли не ее лучшие подруги, хотя трудно определить, к кому больше привязана сама девушка, когда ее дружелюбие льется потоком в разговоре буквально с каждым городским жителем. Дети торговцев не слишком уж жалуют выходцев из Шлака, но Лилиан относится к ним с неким пониманием. Говорит, что жить впроголодь не легко, к тому же, они не виноваты, что родились в семьях бедняков. Казалось бы, мудрые слова, но действиями она их не подкрепляет: старается не сталкиваться с попрошайками, хотя иногда и может помочь монетой или едой. В тайне от отца, конечно. Сам аптекарь на дух шахтеров не переносит. Хоть в чем-то они с Дасти похожи. Уже через несколько минут, они на месте. Дастин прощается с Лилиан, а она вновь благодарит его за новую юбку. Хотя он и так знает, не будь ее мать так строга с тем, что касается вещей дочери, ему бы не посчастливилось провести полдня в ее компании, хотя эта "покупка" и обошлась ему не так уж дешево. - До встречи в школе,- бормочет Роуз и быстро чмокает его в щеку, скрываясь за спасительными дверьми. Удивленное таким поворотом событий, сердце Дасти, прежде спешащее галопом, вдруг спотыкается, замирает в неверии. И вновь продолжает свою гонку, надеясь на скорую встречу. "Мы могли быть друзьями,- думает он,- хотя бы друзьями."

***

Тесто все еще липнет к его рукам, и парень добавляет немного муки. Сегодня он мнет, раскатывает и печет его, как заведенный. Думает о Лилиан, даже не стараясь выбросить ее из головы. Будущее вызывает в его грудной клетке странное болезненное предвкушение- есть вероятность триумфа и полного краха. - Ты сегодня поздно, - заглядывает мать на кухню. Темные волосы собраны в косу за спиной, но две густые пряди всё же липнут к впалым щекам мокрым от пота. Платье на ней выглажено, на ногах светлые туфли без намека на угольную пыль. Она красивая. Всегда такой была, даже несмотря на усталые глаза и паутинку морщинок на лбу. Парень часто думал о том, почему его отец выбрал его маму. Было ли это настоящей любовью, которая после умерла так же внезапно, как и началась? Сальная мысль пачкает все остальные: отцу просто понравилось ее лицо. Любимых женщин не бросают. - Я пытался купить себе новые кроссовки, - лукавит он, отправляя очередную порцию хлеба в печь. - Но так и не нашел ничего подходящего. Мать присаживается на краешек стула, укладывая руки на стол. - Льюис заходил сегодня. - В пекарню или за мной? - Дастин вытирает лоб белесой от муки ладонью. - И то и другое. - Хорошо, я поговорю с ним завтра, - теперь уже руки его гладят синий фартук. - Как прошел день, мам? Ты не устала? Она качает головой, когда он подсаживается ближе: - Вовсе нет, ты ведь знаешь, что я люблю занять руки делом. Это помогает мне не думать о...- ее голос соскальзывает с проторенной дорожки и уходит в сторону. Замечая, как сын хмурится, она добавляет с тяжелым вздохом, словно поднимает на плечах десять фунтов камней,- Жатве. Осталось всего пара месяцев. Я так нервничаю каждый раз. Мелларк чуть приподнимается и наклоняется надо лбом испещренным морщинами-ниточками, зарубками, которые оставляет на ее лице каждый прожитый год. Целует ее на границе волос сухими губами и укладывает длинную темную косу на плечо, с ужасом замечая первые серебристые отблески в ее волосах. -Не переживай, мам,- тихо откликается он,- Все обойдется. К тому же, мне осталось потерпеть всего два года. Его слова вовсе не утихомиривают бурю в ее душе. - Я надеюсь. Ты ведь даже не брал тессеры в этом году. Все будет хорошо, - бормочет она, поднимаясь со стула. Ступени скрипуче постанывают под ее шагами, а дверь в спальню захлопывается от сквозняка. До закрытия еще около часа, но парень решает дать матери отдохнуть. Она предпочитает горевать и волноваться в одиночку, а он не настаивает на своем обществе. Ей так проще. Дастин убирает со стола, расставляет специи по полкам в кладовке, отстирывает полотенца и тряпки от липкого жидкого теста, приоткрывает окно, уже собираясь запирать пекарню, когда звенит колокольчик над дверью. Мелларк спешит вынести оставшиеся буханки хлеба на прилавок, чтобы завтра наверняка успеть к первому уроку. Последний посетитель открывает дверь нараспашку, словно заходит в собственный дом. Шаги у него тихие, пошаркивающие. Про себя Дасти замечает, что отец отпустил бороду. Лицо стало смуглым, почти черным, потные грязные волосы спутались на голове, а запах, что его окутывает, сопровождает каждого шахтера- то ли пот, то ли сырость шахт смешанная с угрозой смерти. Мелларк младший сжимает кулаки: сбежать или гордо принять вызов, который брошен ему самим приходом этого предателя? В конце концов, парень решает задержаться и взглянуть в глаза человеку, которого он звал "папочкой" несколько лет назад. Навязчивая мысль жужжит у самого уха и жалит его несколько раз подряд: "Сейчас так его зовет любимая дочурка." "Интересно, как быстро он забыл, что у него есть сын?" - ленивые мысли вразвалку ползут по гладкому телу злости, что свернулась кольцами у парня в груди, тормошат ее, заставляют распахнуть глаза и зашипеть. Пекарь пытается утихомирить тварь, подкинув пару грубых слов в змеиную клетку. Мужчина напротив, словно ломаное отражение подростка за прилавком, молчит и бегает взглядом по полкам. Тишина заворачивает отца и сына в плотный бесцветный кокон, когда наконец Дасти делает в этом полотне первый надрез. - Я вас слушаю,- звучит хрипло, низко и немного сердито. Даст сдерживает отчаяние и боль, которые в его груди смешиваются, кипят, угрожая породить совсем новое чувство. Его отец напротив собирается с мыслями, открывает и закрывает рот, его тонкие губы никак не могут произвести на свет очередной звук. Ладони приглаживают сальные пряди на светлой макушке. Жалость пугливой кошкой крадется к сердцу Дасти, но на полпути понимает, что это место уже занято. - Я... Мне нужно...- шахтер заминается, видимо, сам осознав, что сын отнюдь не так спокоен, как кажется,- мне нужно пирожное. Не слишком уж дорогое, но... Вкусное. Даст хмуро кивает, тянется к корзинке со сладостями, выбирает самый яркий-золотые завитки оплетают мятную глазурь- заворачивает его в пакет. Кожа вибрирует под влажным взглядом знакомых глаз. Парень суетится, чтобы отец поскорее ушел с его глаз. Под громкий хруст бумаги в мозгу копошатся мысли о том, что он скорее всего покупает сладости дочери на день рождения; заявившись сюда, не стыдясь своего прихода, смотрит в глаза сыну, которого бросил много лет назад. И вдруг ему приходит в голову: Мелларк старший ожидал застать за прилавком бывшую жену, а того и гляди заявлялся сюда не в первой. Злость и осуждение, словно толстая гадюка, ползут выше по горлу, сдавливают шею, пока Дасти ставит пакет на прилавок. Мелларк старший протягивает деньги в морщинистой грязной ладони, но парень хмуро качает головой. - Положите на прилавок и убирайтесь. Глаза отца рассеянно бегает по комнате, он пытается выдавить из себя хоть слово, но хлопок ладонью по дереву оглушает совесть мужчины, вынуждает ее свернуться в комок и отступить. - Я сказал, прочь!- в светлых глазах бурлит ярость. Подростка сдерживает лишь печальная женщина на втором этаже, которая на полу у кровати, сложив руки, безмолвно молится Богу, которого нет. Большинство давно забыли об этих сказках предков, но некоторые все еще больны верой в высшее существо над их головами. Оно и понятно: удобно передать ответственность за свою жизнь в чужие руки, даже если они и не могут ничего удержать. "Если бы Бог был, - думал Дасти, - Люди бы не умирали от голода, их бы не пороли на главной площади, старость не высасывала бы красоту из лиц, пережевав ее и выплюнув на свет отвратительным сморщенным комком... Дети бы никогда не знали, каково расти без отца." Мужчина с угольной пылью в сердце и на щеках берет в руки пакет и спешит уйти восвояси. Дастин запирает дверь, а деньги небрежно закидывает в кассу. Лестница протяжно скрипит под его тяжелыми шагами, парень перешагивает через ступеньку- спешит поскорее оказаться в своей комнате. Буханки хлеба можно разложить и завтра. Ночь застает его в постели, перебирает светлые пряди в свете луны, что запуталась в ветвях яблони на заднем дворе, пока парень давится горькими слезами, то ли от того, что отец заявился сам, то ли от того, что даже не попытался оправдаться, прежде чем сбежать.