Медведь и Волчица

      Пока он добрался до Солитьюда, совсем стемнело. Эдвару не нравился этот город в последнее время. Его светлые улицы пугали Довакина больше, чем бедные районы Рифтена или тесные проулки Виндхельма. Хотел бы он поклясться себе, что после той свадьбы он больше никогда не увидит этих стен. Но на все воля богов, а он уже третьи сутки нормально не ел, и это сводило его с ума.       Три дня назад… Ох, пришлось идти, избегая дорог. Он уже успел засветиться в Драконьем мосту и наплести местным байки про дракона, охоту с Эриком и лисьи шкуры. Но вот зачем было снова возвращаться сюда? Дурак, дурак! Надо было идти в Вайтран, дракон уже наверняка все обдумал и готов был покориться. Однако он почему-то пришел сюда, в город цареубийц и королевы-волчицы. Хотя в этом была частично и его вина — он здесь и освободитель, и захватчик. Тьма проникла в Солитьюд.       И все же, зачем он здесь? Сложно сказать, просто преступник и место преступления.       Эдвар зашел в «Смеющуюся крысу» в надежде, что уже устал достаточно, чтобы выспаться. Однако только он открыл дверь, как что-то в душе оборвалось. Человек в имперской форме стоял к нему спиной и разговаривал с Корпулом. Это был не простой имперский солдат, настолько насыщено-красный цвет носят только императорские телохранители. Эдвар ушел до того, как его заметили, и быстрым шагом направился прочь. Нет, они не могли знать наверняка. В Скайриме много нордов его роста со шрамом на лице. Да и как им знать, что именно норд, а не бретонец, например? Да и кто будет подозревать Довакина? Особенно когда он не закончил спасать мир.       Сердце в груди колотилось. Может, стоит пойти в храм и помолиться. Стать на колени перед алтарем Кинарет. О, милосердная матушка, даровавшая дыхание нескончаемой зимы мне и Коронованному Бурей… Нет, это не молитва, но какая разница? Может, это их Кинарет нужны записанные молитвы, но его Кин поймет его и так. И простит ему все: и что впустил Тьму в Солитьюд, и что склонился перед ней и выполнял ее приказы. Кин простит своего сына, сбившегося с пути и загубившего свою душу. Его просто обманули. Кто же знал, в чем на самом деле величайшая иллюзия жизни.       Эдвар хотел уж действительно свернуть в храм, но вдруг понял, что ему вновь придется идти мимо того проклятого балкона. Нет, это было бы невыносимо, да и бессмысленно. Боги в оскверненном храме его не услышат, боги его не простят.       — Система — в твоем безумии! — это был голос местного сумасшедшего.       Бедный эльф, безумие совсем затуманило его разум. Ходит по улице со своей костью, плачет над ней. Пусть бы смиловалась над ним Кин, хотя он ее, наверное, и не признает.       Нужно было просто выспаться. В таверну возвращаться нельзя, но здесь неподалеку был пустой дом. Сойдет. Нужно было просто тихо прошмыгнуть к двери в подвал — замок там давно сломан — и спокойно проспаться там. А уж наутро думать было бы гораздо легче.       Только он нашел себе хоть одну утешительную мысль, как со стороны крипты вышел еще один имперский агент. Недолго думая, Эдвар шмыгнул за приоткрытую решетку башни. Только спустя мгновение он понял, как ошибся, ведь только сильнее загонял себя в угол. Зачем? Разве что, потому что преступник и место преступления.       Выйдя на стену, он внезапно заметил знакомую женскую фигуру. Был ли это блеклый свет лун, либо же она действительно побледнела с момента их последней встречи — сложно было сказать, но Эдвара удивило не это. Впервые он видел ее настолько холодной и сосредоточенной, будто бы скорбь, наконец, сошла с ее лица. Элисиф заметила его до того, как он успел улизнуть.       — Ты? — Леди была удивлена даже сильнее, чем он. Однако если ее лицо в момент просветлело, Довакин был напуган.       — Миледи, — дыхание, кажется, сбилось, — я вам помешал?       — Совсем нет, вот только что с драконом?       — Мертв, — Эдвар прикусил язык, как только понял, что сказал глупость, — будет. Наш пленный пока что не хочет говорить.       — Так мир все же не погибнет?       — Посмотрим.       — Тогда лучше подумать, как жить после, — сказала она тихо, будто бы не хотела, чтобы Эдвар слушал. Но он услышал все.       Она жестом пригласила его пройтись с ней, и он не нашел себе повода отказаться. Быть может, так будет даже безопаснее. Или наоборот — опаснее в разы. Зависит от того, с какой стороны смотреть.       — Не ожидал меня здесь видеть?       — Да и Вы меня, похоже, не ждали.       — Справедливо, — Элисиф улыбнулась. — Хорошо, что хотя бы ты здесь. В последние дни в этом городе даже вздохнуть спокойно нельзя.       — Все из-за этих имперских ищеек? Да, понимаю. Их тут с самой свадьбы полно, но толку от них никакого не будет, сколько бы они не называли себя лучшими шпионами Империи.       — Ты ведь уже слышал, что произошло?       Слышал. Приходилось слышать еще задолго до того, как.       — На счет Императора? — в горле пересохло. — Да, мы знаем.       — Мы?       Эдвар не успел ответить. Краем глаза он заметил приближающуюся фигуру и молча прижался к стене, пытаясь скрыться в тени. Элисиф смотрела на него с непониманием, но что он мог сказать? Она лишь нахмурилась. Поняла ли? Конечно же, ведь кого еще императорские телохранители могут искать сейчас, когда императора уже нет. Жестом она приказала ему оставаться на месте, и его сердце в какой-то момент ушло в пятки. Он готов был к бою (пусть он и устал, но меч был при нем), но Элисиф? Ее бы он никогда не подумал обидеть, но объяснять… Как объяснять ей, самому воплощению невиновности? Она вышла на свет, навстречу агентам.       — Вам что-нибудь нужно?       — Миледи, — удивленный голос имперца звучал достаточно молодо, — это в рамках расследования.       — Вы уже несколько дней подряд прочесываете каждый уголок, и до сих пор ничего не нашли. Дайте мне хотя бы немного побыть здесь одной.       — Просто скажите, не видели ли вы никого?       — Только вас и стражу. А теперь, пожалуйста, уходите.       Еще несколько фраз в ответ, Эдвар больше ничего не разобрал. И они действительно ушли? Все же не зря у них выколотый глаз на гербе. Незрячие в корень, что с них взять. Элисиф вернулась на прежнее место, но не спешила поворачиваться к нему, а лишь долго смотрела куда-то вдаль. Он не решался двигаться с места.       — Эдвар, — впервые обращается к нему по имени, — скажи мне, это правда?       Он молчал, не в силах подобрать правильных слов. Леди вдруг совсем похолодела, стала более серьезной, более измученной, но одновременно с тем… злой? Нет, что удивительно, он никак не мог сказать, что она злилась. Будто бы все было слишком ожидаемо.       — Можешь не отвечать. На самом деле, мне еще со свадьбы казалось, что что-то не так. Ты ведь и тогда тоже?       Кто-то почему-то решил, что та свадьба будет первым шагом на пути к миру в Скайриме. Некоторые просто думают, что все проблемы можно решить свадьбами. Однако не сложилось. Стрела прервала речь невесты, ее бездыханное тело упало на руки жениху. Возможно, не худший исход.       — Не совсем, но я… — Эдвар запнулся, — соучаствовал.       Ему хотелось сбежать, но он понимал, что вопрос теперь не только в нем. Если их заметят, Элисиф тоже придется отвечать. А уж тогда разве что боги помогут.       — Почему вы меня не выдали?       — По той же причине, по которой ты меня не убиваешь. Мы ведь слишком важны для этой истории, верно? — она горько улыбнулась. — В отличие от Императора.       — Не думайте, что я этого хотел.       Хотя это можно было понять не совсем как правду. Убийства Элисиф он искренне не хотел, но вот Тит Мид все же в какой-то мере заслуживал этого. Просто потому, что родился не тем человеком. Да, это может звучать несправедливо, но единственная причина, по которой Империя стояла так долго — верность Акатоша своей любовнице. Если уж Император не драконьей крови, зачем оставлять дракона на гербе? Сменили бы герб, имели бы больше прав на жизнь.       — Ты ведь из людей Ульфрика… Брат Бури, верно? — но она вдруг снова улыбнулась и перебила саму себя: — убийца, пьяница, Брат Бури — именно таким и должен был быть истинный герой Скайрима.       — На этот раз вы не совсем правы. Я не выбирал сторону.       — Сторона выбрала тебя. Мне казалось, на переговорах твои взгляды были предельно ясными.       — Как знать? Быть может, я пришел в Солитьюд как раз для того, чтобы присягнуть на верность Туллию.       — Не смей, — ответила Элисиф удивительно строго.       Воцарилась тишина. Он ясно видел, что она колеблется, будто бы подбирает правильные слова.       — Тогда ты оставишь Скайрим обезглавленным.       Она остановилась и опустила глаза. Обезглавленный — сильное слово. Это таким он мог оказаться, если бы дракон немного запоздал, или таким бы был Ульфрик, если бы Алдуин не прилетал вообще. В конце концов, это оказалось судьбой Рогвира. Элисиф все еще молчала. Быть может, тоже вспомнила о Рогвире? Да, он открыл ворота убийце ее мужа, но Эдвар почему-то был свято уверен, что она не хотела его смерти.       — В самом деле, я могу тебя понять. Я ведь когда-то тоже была в него… Ну, ты ведь слышал его голос. Он многих сводил с ума своими речами, да и сейчас сводит. Почему-то его хочется слушать, — она тихо вздохнула и добавила, словно опомнившись: — сколько бы яда не было в его словах.       Огни города потухали один за другим, лун почти не было видно за тучами, все погружалось во тьму. Элисиф взяла его под руку, и они продолжили свой путь по стене.       — Знаешь, что забавно? Я ведь могла выйти за него. Отец не исключал такой возможности, но кто же знал, что сам король попросит моей руки? Хотя, быть может, был бы не худший исход.       — Вы думаете?       — Я, по крайней мере, не была бы вдовой. Ульфрика очень непросто убить, как оказалось. Да и сейчас он скорее выигрывает. Вспомнить хотя бы про Зубчатую корону. Рикке говорила, что они забрали ее просто из-под нашего носа.       Да, об этом он тоже знал, хотя и едва понимал смысл в обладании именно этой короной. Ладно, раньше драконьи кости были редкостью, но сейчас он бы и сам без проблем мог сделать что-то подобное. Пока он думал о том, скольких драконов пришлось бы убить, чтобы сделать одну Зубчатую корону, они прошли мимо стен последних домов.       — Мы вышли к дворцу, — вдруг сказал он.       — А ведь действительно, — Элисиф едва сдерживала насмешку, но учитывая непроглядную тьму вокруг, Эдвара можно было понять. — Так будет безопаснее, выход они наверняка стерегут.       — Что на счет вас? Разве никому ваше отсутствие не покажется подозрительным.       Элисиф снова опустила взгляд, будто бы стыдилась себя.       — По правде говоря, в этом нет ничего необычного. Я очень плохо сплю в последнее время, и иногда от прогулок перед сном становится лучше.       — Не спите?       — Да, — он чувствовал, что она не знала, стоило ли ему это говорить. — Не могу перестать думать обо всем том, что произошло. Особенно об этой проклятой свадьбе, и о той ночи, когда Ульфрик… ты понимаешь. Самое странное, я порой забываю, но совсем не те вещи, которые хотелось бы забыть. Ты знаешь, я уже совсем не помню… Торуга.       Эдвар посмотрел на нее удивленно. Кажется, все, что он когда-либо думал об этой женщине, начинало рушиться.       — Я вроде бы помню, что он мне говорил, но не его голос. И лицо с каждым днем становится все более и более размытым.       — Вы можете сказать, какие у него были глаза?       — Зеленые, — неуверенно сказала она. — Но это, в конце концов, не важно, особенно сейчас.       Окна Синего дворца выходили прямо на них, и Эдвар в какой-то момент заволновался, но потом заметил, что все крыло было абсолютно темным, будто бы там не горело ни единой свечи.       — А сейчас о том, что важно, — Элисиф продолжила, — могу ли я тебя о кое-чем попросить? Передай Ульфрику сообщение. Я знаю, что они готовятся напасть на Вайтран, едва только станет известно, что Алдуин повержен. Конечно же, никто не узнает об этом раньше тебя, но я все же надеюсь, что ты не будешь медлить. Оставьте Балгруфа и его семью в живых. Я знаю, он будет рваться в бой из последних сил, но все же позволь ему сбежать в Солитьюд. Он еще может быть полезен Скайриму. Взамен я… Что ж, об этом рано говорить, но если Ульфрик подойдет к стенам Солитьюда, я сдам город: отзову городскую стражу и признаю его королем, лишь бы его люди не трогали мирных жителей. Не нужно никаких писем или именных топоров. Если Балгруф выедет из Вайтрана живым, я пойму, что Ульфрик согласен.       — Ульфрик все еще может проиграть.       — Посмотрим.       Они доходят до края стены и до последнего окна на этаже. «Упасть отсюда, и тело будут искать месяцами, прежде чем кто-то найдет» — промелькнуло у него в голове, но он поспешил отогнать мысль. Элисиф приказала разобрать раму, но Эдвару все же не хватило мастерства сделать все тихо: стекло треснуло.       — Не волнуйся, это крыло Пелагия. Даже прислуга заходит сюда раз в месяц, потому вряд ли кто-нибудь заметит.       Выбив одну из секций, Довакин все же нашел способ открыть окно, и уже готов был запрыгнуть внутрь.       — Жди там и старайся не шуметь. Если не открою тебе дверь до рассвета, выйдешь так же, как и зашел.       — Можете не спешить.       Она уже собиралась уходить, но Эдвар решился спросить напоследок:       — Если позволите, у меня один вопрос. Вы ведь говорили, что могли в свое время выйти за Ульфрика. Был бы у вас тогда выбор, кого бы вы взяли в мужья?       — Того, чья смерть не начинала бы войн, — ответила она, не задумавшись.       Он лишь кивнул в ответ, и она ушла, воплощение величайшей иллюзии жизни. Эдвар спрыгнул на пол и аккуратно закрыл окно за собой, пытаясь больше не шуметь. Ночь была темной, но рассвет рано или поздно должен был наступить.