Медведь и Волчица

      Подъем на Высокий Хротгар был спокойным, что даже удивляло Ульфрика. В его детстве тут часто встречались волки, а иногда и кое-что похуже. Сейчас же он не видел и следа животных. Только один раз где-то у подножья в кустах прошмыгнула снежная лиса, а так — только тишина и вой ветра. Ульфрику это не нравилось, такая атмосфера навевала горечь и воспоминания о старых временах, а от них никогда никому не было пользы.       Он и сам не заметил, как сильно оторвался от Галмара и Довакина, которые шли следом. Нет, спешить действительно не стоит.       — Скоро зима, — Эдвар всю дорогу выглядел очень растерянно.       — Для того, чтобы зима наступила, она должна сначала закончиться.       — И это верно, — Эдвар пожал плечами. — Хотя и не совсем привычно.       — Так ты действительно норд, который никогда до этого не был в Скайриме? — спросил Ульфрик, но больше с любопытством, чем с удивлением.       — Никогда. Я пару раз бывал в Бруме, мы жили у Серебряной дороги. По правде говоря, я никогда не стремился стать путешественником. Каждый раз, как кто-то из моей семьи уходил на юг, они не возвращались.       Великая война? Он говорит о Великой войне? Ведь почему же еще они не могли вернуться? Самому Ульфрику вспоминать о ней было не слишком приятно. Он тогда и сам был всего лишь мальчиком, который полжизни просидел в горах. В этой войне не было ничего хорошего, и даже победы ее отдавали поражениями.       — Но после того, как мать умерла, я решил, что все же лучше уйти куда-нибудь на север.       — Север ждал тебя, как видишь.       — Я заметил, спасибо, — Эдвар вздохнул.       Тишина. Кажется, в драконьем языке такого слова нет. Или его просто ему не учили? Или он забыл? В конце концов, прошло тридцать лет. За это время все можно забыть.       Он заметил следы на снегу. Еще совсем свежие, не заметенные ветром. Они путались между собой, порой их дорожка терялась, но нельзя было не заметить продавленные военным шагом следы кожаных имперских сапог. Туллий? Скорее всего, но тут слишком много похожих следов. Была договоренность, что охраны никто не берет. Империя никаких обещаний сдержать не может? Ульфрик сжал кулаки.       — Они, похоже, были здесь совсем недавно, — Галмар тоже заметил.       Буревестник покачал головой:       — Верно, не будем спешить.       Возражений нет, действительно. Перемирие ведь еще не подписано, если они столкнутся по дороге, все еще будут иметь право друг друга перебить.       — Следов слишком много, — Галмар не переставал следить, его старая нордская привычка. — Кто там еще кроме Туллия?       — Ну, — Эдвар будто бы пытался всех вспомнить. — Балгруф должен там быть.       — Балгруф? Ему еще есть дело до чего-то за пределами своего владения?       — По правде говоря, эти переговоры — его идея, — Эдвар пожал плечами.       Ульфрик остановился и посмотрел на Довакина удивленно, подняв одну бровь.       — Я ведь надеюсь, мы зашли достаточно далеко, чтобы не разворачиваться.       — Мы и не собирались, — Ульфрик поравнялся с остальными, и они продолжили подъем. — А что насчет Элисиф?       — Я лично передал ей новость о переговорах. Она должна прийти.       Громкий вздох. Где-то в глубине души ему казалось, что она не станет подниматься на семь тысяч шагов. Это не характерно для нее. В обычные времена она бы не стала, вот только они сейчас далеко не обычные.       — И все равно должен быть еще кто-то, — Галмар не унимался, еще не услышал того, что хотел услышать.       — У генерала есть советница, правая рука, Легат… как же там ее? Рикке, кажется.       — Рикке? Ты уверен? — Галмар удивлен. С чего бы?       Ульфрик знал его давно. Прямолинейность и твердость всегда были основой его сущности, но сейчас что-то было не так. Каждое слово Галмара было пропитано неуверенностью, будто бы он в один момент рассыпался в пыль, а в следующий — снова становился нерушимой скалой. Нет, это было непривычно, неправильно, неприродно.       — Ты знал ее, Галмар?       — Да как сказать, старые раны, — Галмар ухмыльнулся, Буревестник заметил это краем глаза. — Хотя тут, наверное, нечему удивляться. Она всегда была очень… такой.       — О, можешь и не продолжать. Все с тобой понятно и ясно, — перебил Эдвар насмешливо. Наверное, к лучшему. — Болезнь, которую все знают.       — Неужто ты никогда этим не страдал?       — Страдал, но потом получил топором по лицу.       Драконорожденный засмеялся, и горы подхватили его смех. Эхо звенело искаженным гулом, заглушая рев спящих снежных чудовищ.       — Тише, это ведь Глотка мира. Эдвар закашлялся и замолчал. Тишина едва заметно зазвенела в ушах Ульфрика. Сейчас не стоит смеяться, их легко могут услышать и понять неправильно.       Казалось, они идут уже целую вечность, но на деле пройдена едва половина пути. И даже это время Ульфрик искренне хотел растянуть. Он уже чувствовал на себе презрительный взгляд Арнгейра. Эх, временные пески бесконечности.* Жаль, нужные слова забылись.       В драконьем языке много слов для вечности. Когда-то Ульфрик знал многие из них, но совсем не понимал разницы. Теперь, возможно, у него хватило бы мудрости, чтобы хотя бы увидеть смысл в их количестве. Однако теперь он помнил только одну вечность, которая так крепко застряла в его имени, – Уль. И что-то подсказывало ему, что это не была абсолютная безвременность во всей своей красе, скорее затянутая тягомотина, которой не видно конца. Бесконечная пора, которая когда-то все же должна закончиться. Его вечность смертна.       — Ступени когда-нибудь закончатся?       — Их тут семь тысяч, семь тысяч первой уже не будет.       — Действительно ровно семь тысяч? — спросил Эдвар. — Кто-нибудь считал?       О боги, он точно как восьмилетний мальчик, который впервые зашел так далеко от дома. А правда семь тысяч? А правда ровно семь тысяч? Это, наверное, очень много. А это точно больше двадцати?       — Мог бы и сам, если сомневаешься.       — Я сбился после двадцати, — Эдвар пожал плечами и немного ускорил шаг.       Чем выше они поднимались, тем сильнее становился ветер. Интересно, каково вдове Торуга было идти сюда. Дыхание отбирает, а ведь каково ей с таким хрупким телом. Нет, в самом деле, ей не хватит сил прийти.       Ульфрик поднял голову. Они были уже совсем близко, ему даже казалось, что он как никогда четко видит недоступную ему вершину. Глотка мира. Говорят, когда-то здесь зародилось человечество. И здесь же спустя века его закалил драконий огонь, и оно доказало свою значимость. Кузня мира, к сожалению, оказалась не сравнима с Небесной: ее жар давным-давно остыл. Удивительно, что Седобородые вообще смогли отвести глаза от неба и посмотреть на их окровавленную родину.       Сквозь шум ветра послышался рев:       — Что такое? — Галмар только учуял неладное, а уже держал свою секиру наготове.       — Все в порядке, — Довакин был беспечен, как и всегда. — Если бы я не был уверен, что здесь безопасно, не стал бы сюда звать самых важных людей страны.       Порой Эдвар казался Ульфрику слишком наивным для Драконорожденного. Даже самые важные речи он умудрялся говорить с насмешкой, будто бы в них никогда и не было ничего серьезного. Скольких драконов он уже убил? А ведь все равно втайне надеется, что стороны можно примирить, это видно по одному его взгляду. Мальчик, всего лишь мальчик.       И вот, перед ними показалась каменная башня Высокого Хротгара. Оставалось всего несколько шагов, и они войдут в его холодные тихие стены. Ульфрику тяжело было это осознавать, но в какой-то момент ему очень хотелось верить, что действительно придется идти вечность, чтобы никогда не достичь этого места. Но глаза не обманывали его: несколько десятков оставшихся ступеней, темный силуэт храма и Коронованный Бурей, обративший взгляд вниз.       Перед тем, как толкнуть тяжелые двери, Ульфрик невольно остановился. Вдруг он действительно заметил, что дышать становится тяжелее. Эти двери сейчас открывались перед ним такими же, какими и захлопывались за ним тридцать лет назад. Эти стены помнили и голос Вульфхарта, и шаги Талоса, и его собственное предательство. Но разве это что-то значит? Высокий Хротгар стоял здесь тысячи лет, и еще столько же простоит, а эти мимолетные визиты не стоят даже песка с этого камня. Но были ли это всего лишь пустые мысли, чтобы скрыть страх нерешимости? Ни Довакин, ни Галмар даже не заметили его остановки. Это был какой-то миг, но в глазах Ульфрика он тянулся недопустимо долго – Уль.       Двери тяжело скрипнули. Элисиф была первой, на ком он невольно остановил взгляд. Ей хватило силы прийти, но это все же только половина пути. Она стояла у стены и смотрела куда-то в сторону, не замечая его. Несосредоточенная, взволнованная. По ее лицу, наверное, можно было читать. «Империя — единственная цитадель справедливости», или как? Однако этот момент вдруг улетучился — она заметила его. Уста еще не успевали скривиться в проклятии, но даже Ульфрик не мог не заметить смену в ее лице, будто бы что-то внутри оборвалось. Не ухмыляйся, дурак, и не смотри ей в глаза. Сейчас есть более важные дела.       Арнгейр спокойно поприветствовал их и рукой указал на нужный проход. Ведет себя так, будто бы видит впервые, но это, наверное, еще хуже. Ульфрик все равно видел в каждом его жесте немой укор, даже спиной чувствовал его прожигающий орлиный взгляд. Нет, это действительно невыносимо.       Но Ульфрик сохранял самообладание и гордость. В конце концов, он не собирался терять лицо ни перед Седобородыми, ни перед Драконорожденным, ни перед Империей, как бы низко она не упала в его глазах. Каждое принятое решение должно быть твердым, каждое сказанное слово… Тут он заметил до боли знакомую фигуру. Он невольно сжал кулаки и стиснул зубы, что-то внутри оборвалось.       — Нет, ты оскорбляешь нас, призвав ее на эти переговоры, — присутствие Эленвен на переговорах задело его за живое. Туллий наверняка делал это намеренно, с уверенностью в том, что это выведет Ульфрика из себя.       Балгруф закатывает глаза. Дипломатично, как всегда? Да, особенно с имперской стороны. Хотя, возможно, какие бы насмешки он в эти слова не вкладывал, он частично прав. Дипломатия ведь именно об этом, о словах…       — Я имею полное право здесь присутствовать, — Эленвен, конечно же, не собиралась отступать. — Мне нужно убедиться, что принятые вами решения не противоречат Конкордату Белого Золота.       — Она входит в имперскую делегацию, — присоединился к ней Туллий. — Не тебе решать, кого я приведу на совет.       «Не тебе»… Но ведь и не Туллию, верно? Можно было бы и поспорить на эту тему, времени достаточно, никто ведь не говорил, что нужно решить все за один день. К счастью, Эдвар как раз зашел в зал вместе с Элисиф и Арнгейром.       — О, госпожа Эленвен, мы снова встретились, — его лицо просто сияло, чего никак нельзя было сказать об Эленвен. — Что же вы могли здесь забыть?       — Вот именно, что ей нечего здесь делать! — Галмар вскрикнул со всей присущей ему страстной злобой.       — Я представляю на этом совете Альдмерский Доминион, отношения с которым сейчас жизненно важны для Империи, — наверно, невозможно было еще больше пропитать ядом эту простую фразу.       — Пожалуйста, — Арнгейр, наконец, вмешался, — так мы никогда ни о чем не договорился. Послушаем, что скажет Довакин.       — О, я уже практически все сказал, — Эдвар ухмыльнулся. — Мне кажется, это очень нечестно, что представителей других стран не позвали на этот совет. В конце концов, где бы мы были без Аргонии и Хаммерфелла? Думаю, будет справедливо, если госпожа Эленвен спустится, чтобы привести сюда хотя бы аргонианского посла. Надеюсь, вы успеете вернуться до того, как мы закончим.       О, она была просто в ярости. Сложно было поверить, что такие простые слова могли вывести альтмерку из себя. «Дипломатично, как всегда», — это сейчас собирался сказать Балгруф? Хотя абсолютное большинство в этом зале в душе были искренне благодарны Довакину, ведь никто не хотел лишнюю пару талморских ушей за этим столом. Просто не им решать, верно?       — Хорошо, Ульфрик, наслаждайся своей жалкой победой. Талморцы будут вести дела с любым правителем Скайрима. Мы не хотим вмешиваться в вашу гражданскую войну.       Ну да, конечно. Она прошла весь этот путь, просто чтобы полюбоваться видом на Скайрим и прекрасной древненордской архитектурой, кто бы сомневался. Эленвен покинула зал переговоров.       — Ха! Скайрим никогда не склонится перед талморцами. В отличие от твоих имперских дружков.       — Тебе повезло, что я уважаю Седобородых, Галмар! — крикнула женщина в имперской форме, уже положив правую руку на рукоять меча.       — Легат, мы представляем здесь Императора.       — Простите, генерал.       Очевидно, это и была та самая Рикке. Ульфрик посмотрел на Галмара, но ни его слова, ни голос, ни выражение лица — ничего не напоминало то состояние, когда Эдвар впервые упомянул ее имя. Да и в ее взгляде сейчас не было ничего, кроме презрения. Ульфрик мог вздохнуть с облегчением: наверное, он просто ошибся, и верности Галмара никто никогда не угрожал.       — Теперь, когда мы все собрались, прошу занять свои места.       Ульфрик сел по правую руку от Довакина. На самом деле, еще никогда он не чувствовал себя настолько окруженным врагами. Туллий сейчас готов был прожечь его взглядом. То, как бесцеремонно выгнали Эленвен, явно задело его. Но на что он еще надеялся? Если ему так уж хотелось возиться с ней, мог бы взять ее в жены. Балгруф… Если честно, Ульфрику очень жаль было видеть его по ту сторону баррикад. Настоящий норд, потомок Олафа Одноглазого, ярл земли, которая еще ясно помнит традиции Истграмора, был против свободы Скайрима. Конечно, он сомневался, но с каждым новым днем Балгруф только яснее понимал, что как бы он не говорил о своем нейтралитете, он уже давно выбрал сторону, и это был выбор не на пользу Ульфрика. Кто же виноват? Виноват будет проигравший.       Дельфина сидела справа от него. Наверное, Клинки были единственными в этом зале, кого действительно волновали драконы. Хотя и в этом нельзя было быть уверенным, ведь даже самые верные идеям люди рано или поздно начинают во все примешивать личное. Вот хотя бы Арнгейр. Он пытался вести себя, будто бы никогда раньше не видел Ульфрика, но все же раз за разом смотрел на него как на блудного сына, который не спешил возвращаться домой.       Довакин неуверенно поглядывал со стороны в сторону. В эту бесконечную штормовую пору он все еще пытался маневрировать между скалами. Однако правда была в том, что рано или поздно ему придется пристать к берегу. Мальчик, который, тем не менее, оказался не таким дураком, каким хотел казаться. Рикке наклоняется к нему, чтобы что-то сказать. На ее счет Ульфрик все еще беспокоился больше всего. Конечно, у Галмара было плохо развито чувство меры, и сотня других недостатков, которые могли серьезно помешать, но он был главной опорой Буревестника, по крайней мере, в этой комнате. Возможно, он действительно ошибался, но сложно делать выводы, когда ничего не знаешь и понимаешь еще меньше.       Элисиф сидела, положив руки на колени и виновато склонив голову, точно как сирота из рифтенского приюта. Интересно, она и на троне сидит также? Власть не была ей к лицу, но все же она могла бы быть хорошей королевой — это зависело от короля. Она вдруг подняла голову, и Ульфрик быстро перевел взгляд на Туллия. Не смотри, дурак.       — Но сначала мне нужно кое-что сказать, — говорил он. — Я согласился принять участие, только чтобы избавиться от драконов. Больше нам не о чем говорить, если только Империя не готова отказаться от попыток подчинить себе свободный народ Скайрима. Мы здесь чтобы установить временное перемирие и помочь Довакину бороться с Драконом. Не более того. Я считаю, что уже сам факт переговоров с Империей — это уже широкий жест.       — Ты пришел, чтобы упражняться в риторике или перейдем к делу? — Туллий скрестил руки на груди.       — Да, к делу, — Ульфрик сделал риторическую паузу и продолжил: — Нам нужен Маркарт, это наша цена за перемирие.       — Так вот зачем ты здесь, Ульфрик? Ты смеешь оскорблять Седобородых, пытаясь использовать совет в своих целях?       Элисиф была в ярости. Она превратилась из беззащитной сироты в волевую женщину так быстро, что Ульфрик почти что потерял дар речи.       — Ярл Элисиф, оставьте это мне.       — Генерал, это возмутительно! Вы не можете принять его требования! Я думала, мы собрались, чтобы обсудить перемирие.       — Элисиф! Я сказал, оставьте это мне.       И она действительно замолкает. Надолго ли? Сложно поверить, что это все, на что у нее хватило сил.       — Ульфрик, ты действительно считаешь, что сможешь получить за столом переговоров все, чего не смог добыть на поле брани?       — Вряд ли Ульфрик ожидал, что получит что-то просто так, — Арнгейр поспешил заступиться до того, как Буревестник успеет ответить. Спасибо, папа, но я уже научился говорить. — Что Империя хочет взамен?       — Генерал, — Элисиф поднимает голову в последний раз, — вы просто собираетесь отдать Маркарт этому… предателю!       — Вот так Империя благодарит нас за верность! — Балгруф присоединился к ней.       — Хватит! Хочу прояснить одну вещь: этот совет собирал не я, и лично я считаю, что это пустая трата времени. Но я, по крайней мере, буду вести переговоры честно. Я хочу знать, во что Маркарт оценивает Довакин.       Эдвар рассеянно оглянулся по сторонам, будто бы совсем не ожидал, что его будут спрашивать. Несколько секунд он молчал, очевидно, пытаясь собраться с мыслями.       — Рифтен кажется равной заменой, — добавил генерал тише, пытаясь подтолкнуть Довакина в нужном направлении.       — Я бы согласился, но сначала я хотел бы знать, кого вы собираетесь поставить ярлом.       — Очевидно же, — Туллий запнулся на полуслове, но, оглянувшись на Балгруфа и Элисиф, продолжил: — это не зависит только от моего решения, но самым влиятельным союзником Империи в Рифте является Мавен Черный Вереск.       — Вы серьезно собираетесь доверить власть ей? — голос Эдвара вдруг стал уверенней. — Это все равно что отдать город просто в руки Гильдии воров!       Элисиф наклонилась к генералу и сказала что-то. Невозможно было понять, что именно, — шепот развеялся по залу, будто бы никем не услышанный. Туллий продолжил, не обращая ни на что внимания:       — Смысл этих переговоров не в назначении ярлов.       — Я понимаю, генерал. Однако мой окончательный ответ — Данстар.       Это явно не то, чего Туллий ожидал, не так ли? Он снова скрестил руки и посмотрел в глаза Ульфрику, будто бы пытаясь выжечь их.       — Я глубоко разочарован в тебе, Довакин. Я принял твое приглашение, полагаясь на твое доброе имя. Но, кажется, ты стоишь за Ульфрика. Теперь я вижу, что это вообще не переговоры. Я знаю тебя, Ульфрик, и если я отдам тебе Маркарт, ты выставишь новые требования. Ты не сможешь одолеть Империю, и сам знаешь это. Скоро ты снова окажешься на плахе, и никакой дракон тебя не спасет.       Если бы в этой комнате не было никого, кроме них двоих, Ульфрик бы, наверное, рассмеялся бы ему в лицо. Сколько раз он был в руках Империи, и сколько раз ему удавалось сбежать? Они огласили его военным преступником после Маркартского инцидента, но не прошло и нескольких месяцев, как он стал Ярлом Истмарка. Верховный король погиб от его руки, и они созвали лучших офицеров Легиона, чтобы одолеть его, мелкого мятежника. И что с того? Единственный раз, когда они действительно поймали его, вмешалось само провидение — дракон, которого они так старательно рисуют на своих гербах.       — Как всегда, красивые слова Империи ничего не стоят!       — Довольно!       Тот старик, который все это время сидел возле Арнгейра, вдруг вскочил со своего места и начал ходить со стороны в сторону, говоря о чем-то невнятном. Он явно не был Седобородым, потому Ульфрик решил, что его, должно быть, привела Дельфина.       — Неужели вы настолько слепы, что не видите настоящей опасности? Судьба этой земли висит на волоске! Вы не видите? Не понимаете, что на самом деле означает возвращение драконов? Алдуин вернулся! Пожиратель мира!       Только Ульфрик услышал имя Алдуина, что-то в его сердце екнуло. Он слышал это имя, читал когда-то. Но ведь как он мог вернуться, если он был повержен много веков назад, на этом самом месте? И этот старик хочет сказать, что тот самый черный дракон… Нет, это было чем-то невозможным. Тем не менее, легенды во многом оказались правдивы.       — Не знаю, что там с концом света, но ситуация с драконами действительно выходит из-под контроля. Вернемся к делам насущным. Мы не можем отдать Маркарт на этих условиях.       — Шоровы кости, да когда же это закончится? — Галмар ударил кулаком по столу.       — Мы хотим получить возмещение за резню у Картвастена.       Ульфрик посмотрел на Довакина. Он выглядел все так же неуверенно, не мог долго смотреть другим в глаза, упоминание Картвастена ничего не изменило — он только немного свел брови. Скорее всего, он ничего про это не слышал. Был ли он когда-нибудь в Картвастене? Даже если так, местные едва ли могли что-то рассказать.       — Вы перебили людей, за которых якобы сражаетесь! Истинные сыны Скайрима никогда бы такого не сделали.       — Проклятая имперская ложь! — Галмар поднялся со своего места.       Это уже могло быть опасно. Галмар никогда не был из тех нордов, у которых был талант к переговорам и речам, да и к тому же с его вспыльчивостью, от него можно было ждать чего угодно. Ульфрик положил руку ему на плечо, пытаясь посадить его на место.       — Мои люди никогда бы не пошли на такое, даже в ответ на ваши преступления у…       — Это наша родина, Туллий, — Буревестник поспешил перебить Галмара. — Вся кровь, пролитая в этой войне, на твоей совести.       — Ну, Довакин, что скажешь?       Эдвар, казалось бы, ни в чем уже не был уверен. Скорее всего, он согласится на условия Туллия, чтобы тот окончательно не принял его за Брата Бури, но вопрос в другом — что он будет думать на самом деле?       — Ульфрик должен заплатить.       — Хорошо сказано. Хоть раз вы за свои преступления поплатитесь. Это самый честный договор, который мы можем заключить.       — Думаю, мы договорились, — сказал Арнгейр с облегчением. Он явно с самого начала ждал только момента, когда все закончится.       Борри передал ему пергамент. Они действительно собираются заставлять их что-нибудь подписывать? Будто бы это будет более надёжной гарантией, чем драконы. Арнгейр несколько раз пробежался глазами по условиям и, наконец, начал читать:       — Ярл Ульфрик, Генерал Туллий, сейчас мы достигли следующего согласия. Предел полностью переходит под контроль Братьев Бури, ярла Игмунда заменит Тонгвор Серебряная Кровь. В то же время войска Ульфрика должны покинуть Белый Берег и передать его Империи, ярла Скальда заменит Брина Мерилис. Ульфрик выплачивает имперцам компенсацию за Картвастен.       — Сыны Скайрима держат свое слово, пока имперцы держат свое, — наверное, это единственное, что следовало сказать Ульфрику, но он добавил: — но что же скажет Леди Элисиф?       — Мне нечего сказать этому убийце, — она отвернулась и скрестила руки на груди.       Не удивительно, что она не стала ничего говорить, но ведь тогда можно было и не приходить вообще. В последующем ее разговоре с генералом Туллием не было ничего важного, это были обычные извинения, прописанные имперцами еще много лет назад: — «Спасибо, что принимаете решения за нас». — «Спасибо, что сохраняете нам верность».       Да, их действительно попросили поставить подписи. Две со стороны Империи, две со стороны Ульфрика, и одно пустое место для Довакина. Элисиф действительно дала Туллию подписаться первым — сначала его по-имперски ровные буквы, потом ее взволнованный мелкий почерк, будто бы насильно зажатый в углу. Недолго думая, Ульфрик поступил также, и первая подпись с их стороны принадлежала Галмару, а уже за ним он поставил и свою — рваную, напоминающую драконьи руны. Единственное, что удивило его, - то, как писал Довакин. Его почерк казался совсем детским, и он, кое-как выскребавши свое имя, даже не оставил подписи.       — Пойдем, Галмар. У нас много забот.       И забот действительно было много, ведь впереди был долгий спуск вниз.       Как бы они не пытались разминуться, пойти быстрее или медленнее, они все равно шли бок о бок: слева Имперская делегация, справа Ульфрик с Галмаром, и Довакин, лавирующий между ними. Порой их шаги сливались в едином марше, но это уже не беспокоило Ульфрика. С каждым шагом, что он отдалялся от Высокого Хротгара, ему становилось только легче, ведь он твердо понимал: больше никогда ему не придется возвращаться. Хотя много лет назад восемнадцатилетний юноша, едва познавший силу, тоже уходил отсюда с той же мыслью…       А после первая война, первая кровь, и имперские штандарты с драконами. Странно, но ему хочется помнить их золотыми, хотя на самом деле они почти всегда были черными. Но почему? Если речь идет действительно об Акатоше. Черный дракон — не золотой, теперь это ясно всем. Если бы им не хватало золота на все знамена, могли бы красить желтой краской, но нет. Красный фон еще понятен — драконий огонь. Хотя ведь и он не красный. Он более светлый, менее кровавый, более…       Ульфрик повернул голову вправо. Элисиф шла немного впереди, они уже почти сравнялись, но она опустила голову, явно не желая его видеть. В какой-то момент она, словно почувствовав взгляд на себе, ненароком обернулась, но в следующий же миг снова спрятала лицо за прядями рыжих волос. Погодите, а ведь точно. Яркий, как волосы Элисиф. Как же он раньше об этом не подумал? Яркий, как волосы вдовы Торуга.       Молодая сирота на троне с волосами цвета драконьего огня. А ведь в этом что-то есть. Пусть как бы она к этому относилась, власть обрушилась на ее плечи. Именно в этом и был ключ все это время — власть. Алессия, освященная Акатошем, Талос, пробивающий путь голосом. Даже безъязыкие Септимы до последнего держались Драконьих огней, ведь в них была вся сила их власти.       Лицо Ульфрика просветлело. Он уже буквально чувствовал его вкус на языке, но заповедное слово не спешило себя назвать.       — Вы это слышите? — Балгруф внезапно остановился. — Будто бы какой-то рев.       — Мы проходили здесь всего несколько часов назад, — Туллий остановился дальше всего от остальных, — и здесь не было никого.       Они хотели было продолжать путь, но вдруг рев повторился где-то совсем близко. Не прошло и секунды, как со скалы на тропу соскочил огромный ледяной тролль.       — Вот ведь… — Галмар был как никогда точен и красноречив.       Но не успел он даже взять секиру в руки, как тролль уже отбросил в сторону взятого врасплох Довакина. Элисиф отступила, и невольно сама же загнала себя в угол. Времени на раздумья не было, в какие-то доли секунды Ульфрик успел стать между ней и троллем.       — Йол!       И вдруг холодный горный воздух зажегся от его дыхания, загорелся всеми красками, казалось, ярче самого солнца. Тварь издала истошный вопль и попятилась назад, крепко закрыв три своих черных глаза и не видя, как близко она подошла к краю. К счастью, Эдвару как раз хватило времени, чтобы встать и снова взять свой меч в руки. Одним сильным ударом ему удалось сбросить тролля вниз.       — Пресвятая Кин, я был уверен, что путь чист, — вскрикнул Эдвар, смотря чудищу вслед. — Нам еще повезло, что он был ранен.       В глазах Элисиф ничего, кроме страха. Ничего другого ожидать не стоило. А ведь они голубые, Ульфрик не замечал этого раньше: не было возможности рассмотреть. Балгруф демонстративно возвратил меч в ножны и сделал шаг в их сторону. Ульфрику не оставалось ничего, кроме как уйти, все равно вкус драконьего слова ненадолго сделал его немым.       Галмар будто бы забыл тоску за прошлым, которую так сильно навевают эти места, и снова смотрел на Ульфрика с тем же детским восхищением, как когда услышал его голос впервые. Остальные были просто удивлены, да и сам Ульфрик едва верил в произошедшее, просто не показывал этого.       Снова воцарилась тишина, и они продолжили путь. Ульфрик в последний раз оглянулся, пытаясь поймать единственный влюбленный взгляд, который мог изменить ход войны. По крайней мере, ему очень хотелось надеяться.       Все равно им спускаться еще целую вечность.